Глава 1. Слишком много мыслей

Любовный роман на новый лад

Пролог

      Сад снова благоухал. Розы цвели почти всеми цветами радуги. Снова птицы кружили над их кустами, снова люди ходили и любовались прекрасной природой. Ходили дети, старушки, женщины и мужчины всех возрастов, и можно было спокойно сесть на лавочку и начать разглядывать их, и, я уверяю вас, вы не увидели бы ни одного похожего человека, похожего силуэтом или одеждой, или ещё чем-нибудь.

     Кто-то и делал так, сидел, наслаждался, разглядывал. Знаете, как это интересно – не торопиться никуда, не бежать, а просто сидеть, просто вдыхать сладкий воздух? Немного сощурив глаза, смотреть на слепящее золотистое солнце и думать, думать, мечтать!.. Быть в окружении алых роз и представлять себя их королевой, жить этими мечтами, с мечтами, фантазиями, а потом, однако, нехотя возвращаться.

     …Именно так и делала сегодня она. Девушка с короткими красными волосами, она сама очень напоминала цветок. Сидела на краешке скамейки, той самой, что была больше всех сокрыта среди цветастых листов. Как-то так получалось, и розы, и другие растения сплелись между собой и спрятали эту скамью, сделав сей уголок самым уютным, самым незаметным и тихим. Здесь можно было не только предаваться мечтам, но и, наверное, спать, но не так, как это делают люди, торопящиеся куда-то, прислонившие голову к спинке сиденья автобуса, без конца просыпаясь и вздрагивая, а спать по-настоящему – сладким спокойным сном, птичье пение и розовые духи погружали в особую атмосферу.

      Можно было бы спать, однако она не спала. Просто сидела, смотрела, как казалось, выглядывала из своего тайного уголка и наблюдала за жизнью, людьми. Она как будто бы была вместе с ними, так само в этом прекрасном саду, и одновременно с тем – одна. Она смотрела куда-то немного в пространство, серо-голубые глаза вглядывались в иные пейзажи, и за иными людьми глядели они сейчас. …Приглядевшись, было не трудно догадаться, что на самом деле она просто думала. Над чем, определённо, другой вопрос.

      На коленях девушки лежал небольшой блокнот, яркий, разрисованный цветами и листьями, почти такими же красивыми и удивительными, как те цветы, что склонялись к ней своими головками. Блокнот переливался небольшими разноцветными стразами, но даже они все, вместе взятые, не могли сравниться с той красотой, которая была здесь, в реальности. И не надо большого ума, чтобы понять это, узреть, ощутить. Надо лишь открыться. Всем сердцем. Надо уметь наблюдать.

      Девушка с красными волосами изредка перебирала страницы, тонкие длинные пальцы касались их, точно клавиш старинного дорогого рояля, или такого же фортепьяно. Между листов мелькали и показывались ветру картинки, небольшие узорчатые надписи, кажется, строчки, наверное, даже стихи. Сейчас она вряд ли призналась бы, что писала их, но раньше писала, да. И также между страниц мелькало одно единственное женское имя. Ева. Так звали её, наверное.

      …Созерцание подходило к концу, она больше не следили за тайными мыслями и людьми и думала сейчас про себя, пыталась осмыслить случившееся. Понимала, что вновь убежала сад, и что это было не самой лучшей идеей. Природа помогает нам прийти в себя, но не решает наших людских ошибок, наших проблем, сомнений. Даёт лишь прийти в себя.

       Что было? Очень много всего, и так сразу она бы ничего не сказала. Пришлось бы наблюдать, ходить за ней, даже бегать, так как порою Ева была слишком быстра и проворна. Красива, пусть и не писаная красавица. Умна, пусть и не гениальна. Эта самая девушка, эта самая Ева, да, она была вполне хороша, но мало кто это видел. Мало кто хотел видеть и кто хотел это знать. Она родилась не в то время, когда бы могла раскрыться, когда таланты её стали бы понятны другим, а её озолотили, прославили, когда самое элементарное желание быть понятой было бы удовлетворено отношением, хотя бы искренней дружбой.

       …Но она родилась в нашем времени и в итоге снова сидела на лавочке, молчала, о чём-то думала. Никто не читал её мыслей. Людям казалось, что дева сама выбрала своё одиночество.

 

      Что же было на самом деле? Снова думала про свою книгу, снова творила миры, которым уже не было счёта. Ангелы, авторы, даже звёзды, всё сплеталось под пером её мысли, но и этого мало кто знал. Ведь, действительно, как можно судить окружающих? Что думать о том или тех, кто всегда весь в себе и молчит? Оттого ли молчит, что не хочет говорить? Вряд ли не мог найти собеседника. Скажу больше, в её время и особенно в её городе, всякий раз подобную картину комментировали лишь однозначно. Считали, что красивая девушка не может не найти понимания, потому что она красивая. А если ещё и умная, то просто цены такой нет. Да только наоборот. Всё наоборот. Совершенно. Так печально принимать этот факт…

       Любовь стала не в моде. Искренность, чувства – ложь. Верность – как сказка, сон. Спали с кем попало, даже мужчины с мужчинами. И это величали любовью, а то, что смешно – так вздор. Время стало такое, осуждающих за людей не считали. Нормальность чушью считали, хотя можно спорить и спорить…

      А каково было быть человеку нормальному, нежному, чувственному? Как найти себя, какое-то понимание и поддержку? Как можно даже просто верить в любовь, если любовь смешали с полом и возложили поверх убитой возвышенности? Как такому?.. Никак. И уж тем более красивому душой, понимающему.

     Ей, действительно, было так лучше, без людей, совсем и всегда одной. Потому что люди встречались, как на подбор, не те, потому что она сама была для них слишком хорошей. Для них, людей, этого времени. Не модно и глупо стало верить в сказку про коня и про принца… И просто в хорошую жизнь.

     Но Ева и не сильно им верила, реальность она увидела очень давно. Хотя она верила в сказки и очень сильно любила. Ещё будучи совсем юной девой, подростком, она увидела то, чего лучше ей было не видеть. Увы, прошлого не исправить. И хотя много лет прошло, и много всего изменилось, и забыла она всё то, в счастье уже больше не верила. Поняла суть людей, осознала заразу этого времени, окрестила её чумой и бежала как можно дальше.

     Вот почему она была одинока, сидела на лавочке среди цветов и ни одна душа не подошла к ней, не спросила, не решила с ней познакомиться. Не нужна она была им. Не нужна и всё, точка. Люди жили своими жизнями. Эгоистично и даже грубо интересовались только собой и своими бытовыми потребностями. Куда им было понять мечты? Мечты о каких-то книгах? О каких-то мирах? Книгах и мечтах в целом? И тем более светлом будущем?!

       Красные, точно огонь, волосы напоминали прекрасные розы, и сама она, повторюсь, так же была девушкой-розой. Источала аромат дорогих фабричных духов, красовалась дорогими нарядами. Или нет, лишь показывала кому-то их. Пыталась хотя бы так привлечь внимание этого мира. Не поддавалась ему, но просто знала приемы. Одевалась по моде, пусть и не так откровенно. Длинная кофта её достигала самого пояса, джинсы не сковывали движения и не обтягивали фигуру, лишь волосы рассыпались, смеялись, играя на лёгком ветру. Красная кофта и красные волосы. Только джинсы, вот, синие.

      Да, можно было легко сказать, что она, действительно, жила в своём мире, своим миром, своими идеями, интересами, тоже не интересовалась другими, показывала своё равнодушие. Да или нет? Всё же нет. Она стала такой не сразу, а ранее много лет положила на алтарь глупой жертвы. Ей не встретился «тот самый друг», «та самая подруга» и просто «тот человек». И поэтому все ушли. Рано или поздно, тихо или устроив напоследок скандал, разошлись они и больше не возвращались. Да только с каждым таким событием грубели душевные раны.

      Иногда Еве казалось, что мир давно съехал с катушек. Его не спасти, но это – одно, а другое – ей также не спасти свою жизнь, она ничего не сможет, не найдёт ни себя, ни счастье, ни того или тех, кто мог бы подарить это ей. Думала, воображала, рыдала, только делала последнее по-настоящему. Иногда, здесь, в этом самом любимом саду, иногда дома, полностью закрывшись подушкой, рыдала, закрывала глаза, не хотела ни дышать, ни думать, ни даже мечтать; всё отошло и исчезло, боль вышла на первый план и заняла его с наслаждением.

      Именно тогда Ева и пыталась уйти в себя, ещё больше зарываясь в выдумки, и клялась, что не вернётся назад, однако каждый раз возвращалась. Видела почти по-настоящему то, как душа её покрывается ранами. И после каждого слова, письма, даже одной единственной фразы, даже мелкого намёка на расставание или непонимание, или боль видела, как есть такой человек (как она), который сидит, точно зверь, в маленькой тёплой квартирке с той только разницей, что добровольно запер себя там. Или нет? В клетку её заперло общество. Оно отчего-то решило, что лучше превратить жизнь в порок.

       …И сгибался человек, рыдала его душа, стояла и она на коленях, уже не моля о пощаде. Какая пощада? Какая любовь?! И раны кровоточили энергией, и разлеталась она по воздуху чуть заметными алыми облачками. И никто не был в силах даже просто унять эту боль, не говоря совершенно о том, чтобы исчезнуть заставить…

 

 

Эпилог

 

     …А к концу лета в жизнь красноволосой девушки уже прочно вошёл человек, встреченный однажды у моря. Они виделись почти каждый день, часто созванивались, писали письма в Сети. Выяснилось много подробностей – интересных ситуаций и обстоятельств. Точно благодаря чьей-то магии, общее у них находилось почти что на каждом шагу. И время шло, а каких-то «серьёзных» минусов Ева в кавалере не замечала. Всё было, наконец, хорошо.

      Всё стало возможно, но только спустя сколько слёз, спустя сколько лет одиночества, мыслей, депрессий! Спустя сколько лет поисков стало, наконец, хорошо? Вру, не хорошо, идеально. «Я хотела найти человека, того мифического «самого-самого», - писала потом в книге Ева, - потому что это моя жизнь и моё право, я имею право хотя бы мечтать об этом, жить так, как хочу. Ведь мне потом с этим жить, с этим человеком и этим выбором. Мне, в том и дело, не вам. И поэтому я хочу идеала. Пусть он не оправдается полностью, такого невозможно найти; но чем большего я буду хотеть, чем выше ставить себе установки, тем большего я добьюсь, даже если получу половину.»

     Как принял это отношение новый знакомый? Будет ложью, если скажу, был польщён. У него также не складывалось ничего в личной жизни. Но он не делал из этого огромной трагедии и не ушёл с головой в работу. Он просто жил, как и все другие обычные люди, жил и мечтал, а попутно радовался солнцу и морю. Он был в курсе всех «похождений» Евы и лишь посмеялся, сказав, что «это была не любовь». Он и она понимали, что любовь пришла только сейчас, у обоих она была первая и настоящая. Про «вечную» рано судить.

     Он так же, сам того не подозревая выполнил и ещё одно важное испытание Евы. Выполнил на все сто, без единой капли обмана и лести. Он оценил её работы и воспринимал девушку, не разделяя её на автора и подругу. Для него два понятия соединились в ней в одно целое, как она и хотела. Это был важный критерий – «понять лучше неё её книги». Именно его, к слову, проваливали почти все предыдущие юноши, интересуясь творчеством лишь на словах или максимум один день – для обмана. Или не интересуясь совсем. Но теперь всё было по-настоящему, и в это почти не верилось.

     Она так долго ждала, так долго мечтала, так долго бредила стать хоть в чём-то такой, как все, что теперь пребывала в растерянности и не знала, что теперь делать дальше. Но вместо того, чтобы долго думать и унывать, снова садилась за творчество и писала – теперь уже о более оптимистичных вещах. А после книг начинался реальная жизнь и реальный мир, как после сна, он врывался всеми своими красками, запахами и ощущениями, и время начинало идти быстрей, а дни – незаметнее, ярче; каждый день был не похож на другой – каждый, как новый рассказ, это кстати идея!

 

      …И снова в её голове роились десятки мыслей. Глаза видели лица, силуэты и крылья, шипы и рога, листья, удивительные цветы и планеты, иные миры и их жителей, они все были живее неё и мира, в котором жила настоящая Ева. Все эти лица и маски менялись, мелькали, приходили и уходили, и опять приходили, и приводили с собою друзей. И так буквально тысячи персонажей жили с ней в рамках её жизни, её серого, а теперь уже яркого мира. Оттеняли то безобразное грустное обстоятельство, по причинам которого люди не понимали Еву и дарили всё то, чего она была лишена или думала, что лишена, что хотела, а теперь дополняли полученное.

     Они были всегда рядом с ней – ночью, при лунном свете, когда хотелось, но не удавалось уснуть, когда она боялась тьмы неизвестности, когда радовалась морю или бежала по ветру, воображая, что сейчас полетит. Когда была одна в четырёх стенах, среди людей или среди деревьев. Когда думала о ком-то, о чём-то и когда не думала ни о чем. Когда маялась каким-либо делом или изнывала от сессии. Когда спала, порой даже так. …И повернётся ли рука написать, что такая она была много лет одинока?

     Еве было доступно то, чего не знали и о чём не мечтали многие, если даже не почти все. Будучи самой обычной девушкой, не уродиной, не красавицей, не дурой и не нобелевским лауреатом, она, однако, владела тем, о чём другие могли только догадываться, а кто-то не имел даже шанса мечтать. Она жила этой самой обычной жизнью, как и все мы, изнывая от мелочных ситуаций, желая большего, лучшего, маясь от одиночества, тишины, но и она же путешествовала одной только силой мысли по дальним странам, да что страны? Галактикам! И видела то, чего не могли видеть люди. О чём никто никогда не знал. Возможно, предполагал только, думал. О чём говорил, что такого не было, нет и не может быть. А перед ней оно было. Оно оживало и было таким же живым, как она.

       И вот скажите только: имела ли она право печалиться?.. Такая она, как она, такая, как наша Ева. Та самая Ева. И это поразительно, но, теперь кажется, что даже имя было подобрано её родителями не просто так, ведь относительно своего творчества, своих идей она была такой же Евой – матерью бесчисленных миров и фантазий, матерью неисчислимых фантазий.

 

PS: А от себя напоследок хочу сказать: люди, даже если вам кажется, что вы никому не интересны и не нужны, и тем более, если так кажется; не верьте своим страхам, не слушайте их и не удивляйтесь тому, что на самом деле есть кто-нибудь, кто следит за каждым вашим движением, шагом, словом и взглядом, и мыслью. Возможно, он как раз читает все ваши стихи и романы и даже пишет романы про вас. Вы просто ещё не знакомы. Но он где-то есть. Он живой. Поверьте, и такое случается.

 

 

Симферополь – Севастополь, сентябрь 2019 – июнь 2020, 403

 

Содержание:

Пролог

Эпилог

Любовный роман на новый лад

Пролог

      Сад снова благоухал. Розы цвели почти всеми цветами радуги. Снова птицы кружили над их кустами, снова люди ходили и любовались прекрасной природой. Ходили дети, старушки, женщины и мужчины всех возрастов, и можно было спокойно сесть на лавочку и начать разглядывать их, и, я уверяю вас, вы не увидели бы ни одного похожего человека, похожего силуэтом или одеждой, или ещё чем-нибудь.

     Кто-то и делал так, сидел, наслаждался, разглядывал. Знаете, как это интересно – не торопиться никуда, не бежать, а просто сидеть, просто вдыхать сладкий воздух? Немного сощурив глаза, смотреть на слепящее золотистое солнце и думать, думать, мечтать!.. Быть в окружении алых роз и представлять себя их королевой, жить этими мечтами, с мечтами, фантазиями, а потом, однако, нехотя возвращаться.

     …Именно так и делала сегодня она. Девушка с короткими красными волосами, она сама очень напоминала цветок. Сидела на краешке скамейки, той самой, что была больше всех сокрыта среди цветастых листов. Как-то так получалось, и розы, и другие растения сплелись между собой и спрятали эту скамью, сделав сей уголок самым уютным, самым незаметным и тихим. Здесь можно было не только предаваться мечтам, но и, наверное, спать, но не так, как это делают люди, торопящиеся куда-то, прислонившие голову к спинке сиденья автобуса, без конца просыпаясь и вздрагивая, а спать по-настоящему – сладким спокойным сном, птичье пение и розовые духи погружали в особую атмосферу.

      Можно было бы спать, однако она не спала. Просто сидела, смотрела, как казалось, выглядывала из своего тайного уголка и наблюдала за жизнью, людьми. Она как будто бы была вместе с ними, так само в этом прекрасном саду, и одновременно с тем – одна. Она смотрела куда-то немного в пространство, серо-голубые глаза вглядывались в иные пейзажи, и за иными людьми глядели они сейчас. …Приглядевшись, было не трудно догадаться, что на самом деле она просто думала. Над чем, определённо, другой вопрос.

      На коленях девушки лежал небольшой блокнот, яркий, разрисованный цветами и листьями, почти такими же красивыми и удивительными, как те цветы, что склонялись к ней своими головками. Блокнот переливался небольшими разноцветными стразами, но даже они все, вместе взятые, не могли сравниться с той красотой, которая была здесь, в реальности. И не надо большого ума, чтобы понять это, узреть, ощутить. Надо лишь открыться. Всем сердцем. Надо уметь наблюдать.

      Девушка с красными волосами изредка перебирала страницы, тонкие длинные пальцы касались их, точно клавиш старинного дорогого рояля, или такого же фортепьяно. Между листов мелькали и показывались ветру картинки, небольшие узорчатые надписи, кажется, строчки, наверное, даже стихи. Сейчас она вряд ли призналась бы, что писала их, но раньше писала, да. И также между страниц мелькало одно единственное женское имя. Ева. Так звали её, наверное.

      …Созерцание подходило к концу, она больше не следили за тайными мыслями и людьми и думала сейчас про себя, пыталась осмыслить случившееся. Понимала, что вновь убежала сад, и что это было не самой лучшей идеей. Природа помогает нам прийти в себя, но не решает наших людских ошибок, наших проблем, сомнений. Даёт лишь прийти в себя.

       Что было? Очень много всего, и так сразу она бы ничего не сказала. Пришлось бы наблюдать, ходить за ней, даже бегать, так как порою Ева была слишком быстра и проворна. Красива, пусть и не писаная красавица. Умна, пусть и не гениальна. Эта самая девушка, эта самая Ева, да, она была вполне хороша, но мало кто это видел. Мало кто хотел видеть и кто хотел это знать. Она родилась не в то время, когда бы могла раскрыться, когда таланты её стали бы понятны другим, а её озолотили, прославили, когда самое элементарное желание быть понятой было бы удовлетворено отношением, хотя бы искренней дружбой.

       …Но она родилась в нашем времени и в итоге снова сидела на лавочке, молчала, о чём-то думала. Никто не читал её мыслей. Людям казалось, что дева сама выбрала своё одиночество.

 

      Что же было на самом деле? Снова думала про свою книгу, снова творила миры, которым уже не было счёта. Ангелы, авторы, даже звёзды, всё сплеталось под пером её мысли, но и этого мало кто знал. Ведь, действительно, как можно судить окружающих? Что думать о том или тех, кто всегда весь в себе и молчит? Оттого ли молчит, что не хочет говорить? Вряд ли не мог найти собеседника. Скажу больше, в её время и особенно в её городе, всякий раз подобную картину комментировали лишь однозначно. Считали, что красивая девушка не может не найти понимания, потому что она красивая. А если ещё и умная, то просто цены такой нет. Да только наоборот. Всё наоборот. Совершенно. Так печально принимать этот факт…

       Любовь стала не в моде. Искренность, чувства – ложь. Верность – как сказка, сон. Спали с кем попало, даже мужчины с мужчинами. И это величали любовью, а то, что смешно – так вздор. Время стало такое, осуждающих за людей не считали. Нормальность чушью считали, хотя можно спорить и спорить…

      А каково было быть человеку нормальному, нежному, чувственному? Как найти себя, какое-то понимание и поддержку? Как можно даже просто верить в любовь, если любовь смешали с полом и возложили поверх убитой возвышенности? Как такому?.. Никак. И уж тем более красивому душой, понимающему.

     Ей, действительно, было так лучше, без людей, совсем и всегда одной. Потому что люди встречались, как на подбор, не те, потому что она сама была для них слишком хорошей. Для них, людей, этого времени. Не модно и глупо стало верить в сказку про коня и про принца… И просто в хорошую жизнь.

     Но Ева и не сильно им верила, реальность она увидела очень давно. Хотя она верила в сказки и очень сильно любила. Ещё будучи совсем юной девой, подростком, она увидела то, чего лучше ей было не видеть. Увы, прошлого не исправить. И хотя много лет прошло, и много всего изменилось, и забыла она всё то, в счастье уже больше не верила. Поняла суть людей, осознала заразу этого времени, окрестила её чумой и бежала как можно дальше.

     Вот почему она была одинока, сидела на лавочке среди цветов и ни одна душа не подошла к ней, не спросила, не решила с ней познакомиться. Не нужна она была им. Не нужна и всё, точка. Люди жили своими жизнями. Эгоистично и даже грубо интересовались только собой и своими бытовыми потребностями. Куда им было понять мечты? Мечты о каких-то книгах? О каких-то мирах? Книгах и мечтах в целом? И тем более светлом будущем?!

       Красные, точно огонь, волосы напоминали прекрасные розы, и сама она, повторюсь, так же была девушкой-розой. Источала аромат дорогих фабричных духов, красовалась дорогими нарядами. Или нет, лишь показывала кому-то их. Пыталась хотя бы так привлечь внимание этого мира. Не поддавалась ему, но просто знала приемы. Одевалась по моде, пусть и не так откровенно. Длинная кофта её достигала самого пояса, джинсы не сковывали движения и не обтягивали фигуру, лишь волосы рассыпались, смеялись, играя на лёгком ветру. Красная кофта и красные волосы. Только джинсы, вот, синие.

      Да, можно было легко сказать, что она, действительно, жила в своём мире, своим миром, своими идеями, интересами, тоже не интересовалась другими, показывала своё равнодушие. Да или нет? Всё же нет. Она стала такой не сразу, а ранее много лет положила на алтарь глупой жертвы. Ей не встретился «тот самый друг», «та самая подруга» и просто «тот человек». И поэтому все ушли. Рано или поздно, тихо или устроив напоследок скандал, разошлись они и больше не возвращались. Да только с каждым таким событием грубели душевные раны.

      Иногда Еве казалось, что мир давно съехал с катушек. Его не спасти, но это – одно, а другое – ей также не спасти свою жизнь, она ничего не сможет, не найдёт ни себя, ни счастье, ни того или тех, кто мог бы подарить это ей. Думала, воображала, рыдала, только делала последнее по-настоящему. Иногда, здесь, в этом самом любимом саду, иногда дома, полностью закрывшись подушкой, рыдала, закрывала глаза, не хотела ни дышать, ни думать, ни даже мечтать; всё отошло и исчезло, боль вышла на первый план и заняла его с наслаждением.

      Именно тогда Ева и пыталась уйти в себя, ещё больше зарываясь в выдумки, и клялась, что не вернётся назад, однако каждый раз возвращалась. Видела почти по-настоящему то, как душа её покрывается ранами. И после каждого слова, письма, даже одной единственной фразы, даже мелкого намёка на расставание или непонимание, или боль видела, как есть такой человек (как она), который сидит, точно зверь, в маленькой тёплой квартирке с той только разницей, что добровольно запер себя там. Или нет? В клетку её заперло общество. Оно отчего-то решило, что лучше превратить жизнь в порок.

       …И сгибался человек, рыдала его душа, стояла и она на коленях, уже не моля о пощаде. Какая пощада? Какая любовь?! И раны кровоточили энергией, и разлеталась она по воздуху чуть заметными алыми облачками. И никто не был в силах даже просто унять эту боль, не говоря совершенно о том, чтобы исчезнуть заставить…

 

 

Глава 1. Слишком много мыслей

 

      Ева сидела на скамейке и не могла больше писать стихи. Мысли определённо не шли. Сюжет в прозе тоже застопорился. Получалось так, что она снова впадала в кризис. Почти год-полтора не могла вернуться в нормальное состояние. Из-за учёбы. Из-за усталости. Из-за любви-нелюбви. Много времени уходило на это всё, а ещё надо было хоть когда-нибудь отдыхать и обдумывать. Ночью, часу в двенадцатом, хотелось только одного – спать, и поэтому она не писала.

      …Сегодня был странный день, хотя, сказать по правде, такими она называла сейчас многие дни, слишком часто что-то случалось безрадостное. Однако сегодня особенно. Потому что она устала. Не физически – это вошло в привычку; душевно истощилась так, что не было больше силы надеяться. Ева окончательно вынесла вердикт себе и расписала в голове будущее этого города, этой страны и планеты. А в общем, её просто предали. Тот человек, с которым встречалась пять лет, стал слишком странным, в итоге обманул, после – предал. Мне кажется, она бы не слишком хотела вдаваться сейчас в подробности и, если бы я подошла, мне бы ничего не сказала. Но слёзы стояли в глазах. И это было заметно – розы не помогали, маскировка только убеждала в реальности таких моих грустных дум.

       Еву предавали не в первый раз и, боюсь, увы, не в последний. По сути, даже не предавали, а показывали, рассказывали своё отношение, а оно всегда, как специально, было не таким, как её. К ней. О ней. О её мирах, её книгах. Словом, в целом о ней. Люди едва знали их, едва знали, что она вообще что-то пишет, не знали, но уже говорили, судили, выносили суждения. А суждения несли с собой мрак и боль, ведь они её все не приветствовали. После прочтения одного из рассказов или самого любимого из романов – результат был всегда один, а коллеги пророчили яркое будущее. И как эти люди могли, не зная ни её, ни её миров, судить их?! Как такое возможно? Так много всего существует: подробностей, тонкостей, откровений, как можно, не зная их, фактически не зная совсем человека, называть его, «видеть», причём только в собственном свете?!

      Но так, вот, они могли. Осуждали. Смеялись. Сходили с ума и завидовали. Говорили плохие вещи в след, о них также часто думали. А сами не знали её. Видели только то, что Ева другим показывала. Имели смелость ставить выше всего своё «мнение». Так практически все и всегда, но мужчины в первую очередь.

 

        …Но вернёмся опять назад. На самом деле в реальности почти ничего не случилось. Тоже, что и всегда. Можно было б даже привыкнуть. Иногда мы не в силах справиться с эмоцией сердца, даже понимая умом, что это всё глупые мелочи. Нет ничего постыдного, если так происходит. Так и произошло. А в ответ придумалась «тактика выживания», о которой ещё не раз расскажу.

     Действительность была для Евы второстепенной, поэтому она и не всегда уделяла ей должное количество внимания, конечно, жила – раз расстраивалась, но чаще всего именно жила она своим миром, своими фантазиями и книгами. Так и сейчас, не желая прокручивать в голове всё грустное, старалась забыться миром, повестью, которую писала последние несколько месяцев.

     Это была очередная её работа. Не первая, не последняя. Возможно, не самая лучшая, но явно не самая худшая, а впрочем, сложно судить. Мысль снова и снова уносилась в тот мир, те события казались более живыми, чем грусть. Общий фон произведения веял, конечно, печалью, и главный герой этой книги также был одинок, но это ничего не меняло. Ева признавалась себе, что подобное всё – совпадение. Что не хотела она намеренно писать снова с себя. А написала. Случайно. Может, отчасти и так. У неё, у других, наверное, так бывает у всех авторов.

 

      «…В Бесконечном Белом мире вновь наступало утро. Ангелы просыпались и снова шли на работу. Кто-то шёл, кто-то летел – не важно; задействованы, как всегда, все. Лишь единицы оставались безучастными, но всей своей душой они думали про работу, они любили её, и поэтому, нельзя сказать, что не делали совсем ничего.

      Для каждого утро начиналось по-разному, но для мира оно было таким, как всегда. Белый горизонт. Белое, белоснежное солнце. Белые лучи. И летящие белые, изредка чёрные крылья… Эта красивая и, даже можно сказать, невероятно завораживая картина, была притягательна, однако, только существам мира людей. Или иного мира. Иного – другого, только не Их собственного, так как была привычна.

     Белые шарики-жизни также плескались в Море. Они плавали там один день, неделю, месяц иль год, или даже годами, дожидаясь своей очереди. Иногда не одну жизнь. И проживали свои печали по кругу до тех пор, пока нужный ангел не находил их. Не исправлял и не давал счастье. Так имела своё место судьба, а она очень много значила для всех в любом мире. Согласны?

     …Ангел, похожий на юношу, снова стремился вдаль. За ним следом летела Его подруга и муза. Кем была Она Ему на самом деле, будет сложно сказать. Со стороны это едва ли понятно. Что-то объединяло Их. При всех внешних различиях имела место быть схожесть. Чернокожий ангел и белый, почти как свет, и один, и другой вершили роль, направленную на благо этого мира.

     Они торопились. Это было видно по трепету крыльев, хотя каждый мог превратиться в один сверкающий луч и полететь, преодолевая и пространство, и время. Могли, не делали так. Почему? Должно быть, просто хотели быть рядом. Видеть друг друга. Держать на видимом расстоянии. Торопиться и лететь изо всех сил, но наслаждаться своей любовью, находить время и для неё… Даже в такой ответственный день, как сегодня.

        А этот день был не просто важным, а очень важным, не показалось. Потому так горело успеть. Прилететь вовремя, а ещё хоть чуть-чуть отдохнуть, начать готовиться к речи. И выступить. Буквально от каждого слова зависла чья-то судьба. Да какого там слова, мысли!

     Нельзя было, нельзя останавливаться!.. А времени почти не осталось…»

 

        Вот так: какие-то придуманные ангелы, какие-то придуманные люди, придуманные события и миры. Ни слова из собственной жизни, ни одного мотива, всё – чистой воды фантазия, пусть иногда обоснованная. Девушка жила теми мирами куда больше, чем своим собственным. Было ли это нормально, или странно, увы, судить не ей. И не вам. Сложно сказать, кому надобно. К слову, она думала о том, будет ли этот эпизод потом в книге или останется только в черновиках. О том, кто он, этот таинственный ангел, муз её или нет. Ведь вполне возможно, что это был и не он. Не её Ориби. Друг его или другой ангел. Или новая версия, основа для нового персонажа.

 

     …Ева помотала головой и как будто тотчас очнулась. Фантазия белоснежных красот растаяла, и в глаза брызнул алый свет. Листья, которые буквально облепили её, заслоняли обзор и прятали. Если какое-то время назад, ей хотелось сбежать ото всех, то сейчас этот порыв прошёл, страсти уже успокоились. Слёзы высохли – и настало новое чувство.

      Это было немного похоже на страх. Наивный и детский страх, что-то вроде боязни наказания или последствий. Она ощутила его всеми фибрами, так само, как чувствовала холодный воздух и ветер, что начинал окутывать плечи и постепенно сжимать холодом горло и руки. Она видела эти листья, начавшие уже раздражать. …И, нет, она не была импульсивна, но иногда, иногда так случалось.

     Ева резко поднялась, вытянулась и встала. Яркий наряд больше не сливался с кустами. Теперь её видели все, и также она всех видела. Последние отголоски фантазий словами мелькнули в мозгу. Но глаза уже зрели реальность и понимали её, она понимала, и всё же была в двух мирах. Незнакомцы, сад, вся эта красивая осенняя природа, холодок, сладкий аромат, тишина. Это было для неё чуждым, а потому и пугающим, новым.

     Девушка встала со скамейки и пошла вдаль по узкой тропинке. Она думала скрыться среди деревьев, но те быстро закончились, им на смену пришли небольшие серые, как печаль, дома. Так незаметно и довольно стремительно Ева оказалась снова в своей квартире и уже там, в спокойствии, сидя на своей кровати, попивая любимый кофе, могла обдумать то, что стряслось. …Она радовалась, что «позор» уже кончен, её больше никто не видит, не слышит. И теперь она, наконец-то, одна. Дома можно вдоволь наплакаться!

      Казалось бы, теперь настало время побыть вместе со своими печалями, осознать их и обдумать дальнейшие действия. Лицо сегодняшнего предателя навязчиво стояло перед глазами, но она снова гнала его прочь. Мысли были иными. Она вновь то летала в каких-то неведомых облаках, то рисовала картины новых миров, точнее последние сами представали пред ней и пытались заставить отвлечься, а Ева была только «за». Реальность давно перестала доставлять радость и удовольствие.

 

       «Темнота постепенно заполоняла пространство всё сильней и сильней. Проход сужался. Руки уже устали. Солнце и клочок неба почти не виднелись, но до конца спуска оставалось ещё далеко… В эту пещеру Лиса планировала опуститься уже давно. Так давно, что едва ли помнила, сколько лет. Как будто ещё с рождения.

      Подружки расхваливали место, затерянное среди шумных и влажных лесов. И отец подогревал интерес, якобы даже когда-то бывал там, говорил так. Многие не понимали, но хватало и этой поддержки. А особенно фотографий и видео, которые были в Сети.

       Девушка приехала сюда издалека, не надеясь сделать открытие, но полная радости, воодушевлённая, уверенная, что запомнил надолго всё, что увидит и найдёт здесь. И в том оказалась права, можно даже сказать, предсказала. Только если бы она знала, если б только могла знать!.. Ничего она не знала, однако. …Верёвка подходила к концу, и в свете фонарных глаз уже начинал вырисовываться очередной камень, а затем дно. Девушка опустилась в пещеру.

       Задрала голову вверх, что-то пробормотала под нос, присвистнула. Лиса была удивлена и очень сильно взволнована. Всё оказалось намного лучше, чем она думала, нет, даже лучше, чем могла себе только представить. Слишком глубокий тоннель, слишком отвесный спуск, слишком громкие шаги среди тишины и мрака!

       Девушка не планировала ничего более, как просто посмотреть это место, а после вернуться назад. Сделать множество фотографий и тем самым осветить вечность своим присутствием. Но так она только думала. Вышло иначе – наоборот.

       Первый зал был совсем небольшим, но и, пожалуй, немаленьким. Он был скорее высоким, а потому очень узким, как свечка. За ним начинались другие тоннели. Несколько продолговатых залов, полных сталагмитов и сталактитов, давно сросшихся в колонны различной формы. А камней так много, что Лисе приходилось пробираться сквозь них, буквально петляя, как между деревьями. Без конца смотреть под ноги, по сторонам, слушать дикую гнетущую тишину и начинать ловить себя на мысли о том, что нет тут ничего такого особенного, наверное, зря тащилась она в эту даль. Бесполезно, глупо, бессмысленно!

         После этой мысли прошло ещё несколько залов. Уставшая девушка опустила рюкзак на пол и села на него отдохнуть. Если бы что-то случилось, бежать бы пришлось много метров. Да и не выбежала бы она, запуталась среди тех камней-деревьев. И осталась бы здесь. Навсегда. Но и этого с ней не случилось.

       Ноги немного гудели. Но в целом было всё хорошо. В термосе оставался горячий чай. Тишина успокаивала. И начинало казалось даже, что здесь тепло. То ли она придышалась, то ли река какая-нибудь поблизости протекала, то ли воздух через щели и дыры долетал и каким-то образом не терял своего солнечного богатства – не ясно почему, но так было. Было почему-то тепло.

       Сделала несколько фото, побродила, позаглядывала в разные дыры, остановилась. Ей определённо стало интересно, почему здесь теплей, чем в других залах. Походила ещё, буквально обошла весь зал и вдруг замерла. Остановилась, как вкопанная, потому что нашла проход, ведущий в ещё один зал. Оттуда мерцал лёгкий огонёк света. И там было ещё теплее, почти как дома.

       Недолго думая, подхватила рюкзак и отправилась тут же в ту сторону. В самом центре каменной комнатки горел, догорал костёр. Красные и рыжие блики плясали по стенам и напоминали таинственные иероглифы. О том, как она