Глава 3. Поминальный цикл обрядов марийцев Республики Башкортостан

Поминальный цикл обрядов марийцев Башкортостана включает в себя поминки по покойнику в течение первого года после смерти, а также общеродовые поминки, которые проводились вне зависимости или в рамках различных календарных праздников – Кугече, Семык и т.д.

Частные поминки

Как уже отмечалось, первые поминки по покойнику устраивались на могиле сразу после погребения, затем поминальная трапеза проходила в доме покойного. В течение года после смерти человека проводили частные поминки. Марийцы Башкортостана отмечают третий, седьмой, сороковой дни после похорон человека, иногда после смерти, и годовщину[848]. Вероятно, в прошлом поминки отсчитывали со дня смерти, так как имеются сведения, что восточные марийцы в XVIII-XIX веках хоронили людей в самый день смерти[849]. Крещеные марийцы отмечают также девятый и двадцатый день после смерти. В эти же дни устраивают поминки и крещеные марийцы луговой группы[850].

Краевед А. Степанов писал о верованиях луговых марийцев относительно поминальных дней: в течение первых трех дней после смерти душа «находится» в кругу близких родственников. Затем душа «прощалась» с шестью родами, входящими в группу «му:ндыр родо» (дальние родственники), посвящая каждому роду один день. После проведения семидневных поминок душа прощалась с остальными родами, входящими в племя, посвящая каждому роду один день. Затем она вновь возвращалась в свой род, где устраивалась прощальная трапеза на сороковой день[851].

Некоторые исследователи считают исконно марийскими поминки на третий день и в годовщину смерти человека, так как в народе существует представление о том, что «душа умершего в течение трех дней находится в доме покойника, а затем в течение года находится где-то поблизости»[852]. Поминки через семь и сорок дней могли возникнуть под влиянием монотеистических религий. У многих народов Урало-Поволжья третий, седьмой и сороковой день после смерти человека отмечается определенным образом: эти даты отражают этапы в отделении души от «мира живых» и включения ее в «мир мертвых».

3.1.1. Поминки в течение первой недели после похорон

На следующий день после похорон до восхода солнца три или пять человек отправлялись на кладбище, чтобы «поприветствовать» умершего и зажечь салам сорта (сәләм – татарское приветствие, сорта – марий. свеча). Согласно поверью душа умершего человека до восхода солнца ждет прихода родственников и три дня качается на шелковых качелях из лент и нитей, что были уложены в гроб или вывешены на деревце на могиле[853]. Если родственники не успевали до восхода солнца, то душа со слезами «падала» с качелей[854]. В первую очередь на кладбище обходили по кругу могилу, оставшимся после похорон березовым веником трижды проводили по ней и произносили «Саламетлан толна!» [855]. Произносимая фраза не поддается дословному переводу и может означать «Пришли поприветствовать!»или «С приветом пришли!». Затем зажигали одну или три свечи в честь умершего человека, хозяина загробного мира и его помощника, и на поминальном столике предлагали им угощения: блины, хлеб, водку и т.д[856].

Такие действия совершали в первый день после похорон в Калтасинском, Краснокамском и Янаульском районе[857]. В Бирском, Балтачевском, Дюртюлинском и в большей части Мишкинского района ритуал повторяют три дня после похорон[858]. Трижды после похорон посещает могилу и уральская группа восточных марийцев[859]. Имеются также региональные различия. К примеру, в нескольких деревнях Бирского района на кладбище лишь возжигают свечи, при этом воздерживаются от кормления души умершего и «загробных» духов[860]. Напротив, в Шаранском районе три дня до восхода солнца на кладбище приносят угощение, а свечи зажигают только дома по возвращению[861]. Возможно, в традиции «приветствовать» покойника рано утром в течение трех дней прослеживаются «отголоски очень древнего обычая, когда после похорон могилу охраняли несколько дней»[862].

На следующий день после похорон существует традиция осматривать могилу, чтобы выяснить какие изменения произошли за ночь. На этот случай бытовали различные приметы. Если на деревцах, которые были установлены на могиле, обломлены ветви, то ожидали нового покойника[863]. Если на могиле были следы, или она оказывалась разрыта, то, следовательно, покойник был вувером и смог выбраться из могилы[864].

На третий день отмечают поминки – кумыт или кумытшо. Если в этот день могилу посещали до восхода солнца, то во время возжигания свеч обращались к хозяину загробного мира с просьбой отпустить душу умершего на поминки, а затем просили душу покойного пожаловать вечером на праздник. Если же «за приветом» на могилу ходили в первый день после похорон, то в третий день отправлялись на кладбище после обеда. Для этой цели снаряжали лошадь, на подводу укладывали подушку, на которой, по представлениям марийцев, должна расположиться душа[865]. На кладбище также зажигали три свечи, обращались с просьбами к хозяевам загробного мира, три раза обходили могилу по солнечному кругу, трижды проводили березовым веником по ней. После данных действий отправлялись домой как будто вместе с душой покойного.

На современном этапе в некоторых деревнях на третий и седьмой день на кладбище не ходят. Душу умершего приглашают во время выпечки блинов, при этом произносят: «Киямат тӧра, Киямат саус, отпустите душу (имярек) на его поминки!»[866]. В иных случаях обращались к духу огня – тул водыж гоч. В печной огонь бросали муку или кусочек хлеба и произносили: «Дух огня, приведи покойника и всех его умерших родственников на поминки!»[867] или «Дух огня! Дым у тебя длинный, языки пламени острые, доведи до нас умершего (имярек)!»[868]. Огонь выступает каналом связи с иным миром, а мука или хлеб как сакральный вид пищи является жертвой духу огня при обращении к нему[869].

В доме с утра топили баню и приглашали на поминки тех, кто обмывал покойника, шугар руалше и самых близких родственников [870]. По одним представлениям на поминки третьего и седьмого дня приглашают соответственно три или семь человек[871], по другим – три или семь семей (три или семь домов[872]). После полудня, иногда вечером душу умершего приглашали в баню. С собой брали чистые вещи покойного, специально для него готовили таз с водой и ковш. В бане парили палати, как будто парят душу умершего со словами шужо [873]. Затем приступали к угощению души, для чего в передней части дома, до матицы располагали столик для свеч и поминальных приношений[874]. Здесь же на веревке развешивали вещи покойного. По поверью после похорон душа усопшего за матицу пройти не может, так как ее «держат вожжи Киямат тӧра»[875].

Гости и близкие родственники приходили на поминки с гостинцами (блины, выпечка, алкоголь) и свечами. В первую очередь гость приветствовал усопшего (дотрагивался до вещей покойного), зажигал свечу в его честь[876]. Затем отламывали кусочки пищи и бросали их в специальный лоток или решето с зерном; отливали напитки (спиртное, чай, квас) в отдельную баночку для покойного. «Сперва угощали едой, приготовленной хозяевами, потом и своими блинами»[877]. К обязательным поминальным блюдам марийцев РБ относятся суп с крупой, блины, яйца, рыба, квас, в прошлом – домашнее пиво. Яйца и блины широко представлены в похоронно-поминальных обрядах марийцев. В этнографической литературе высказывались мнения, что яйцо символизирует возобновление жизни и воскрешение, а блины имеют отношение к солярному кругу, который, в свою очередь, символ жизненной силы. Таким образом, использование яиц и блинов «обусловлено идеей возрождения души на том свете»[878]. Также предпочтения в выборе блюд во время подготовки поминального стола определялись вкусами покойного: старались приготовить то, что он любил. «Относительно способа, каким образом воспринимают невидимые души умерших предлагаемые им угощения, марийцы говорят: пушыжым налыт, т.е. берут пар. А про самые кушания и напитки говорят, что они теряют после этого свой вкус»[879].

Согласно марийским верованиям в поминальные дни необходимо «выпускать» кровь[880], поэтому на третий и седьмой день совершали заклание курицы, из которой затем готовили суп. На поминальном столе не присутствует мясо свиньи и козы. Информанты поясняют, что мясо этих животных «не доходит» до «того» света, так как они в ином мире не водятся. Однако запрет на употребление свинины, скорее всего, связан с мусульманским влиянием соседних народов. На третий и седьмой день после смерти курицу закалывали также закамские удмурты[881].

Каждый человек должен был встать из-за стола сытым, чтобы покойник также испытал удовлетворение от пищи[882]. Исходя из указанных выше предписаний, можно отметить, что одной из целей поминальной трапезы было удовлетворение потребностей покойника, так как согласно представлениям марийцев после смерти душа в течение определенного срока сохраняла способность чувствовать, в том числе голод.

Во время поминок вспоминали умершего человека, пели грустные песни, дотрагиваясь до вещей покойного (только так до него «доходила» песня). Иногда на третий день пели три песни, на седьмой – семь песен[883]. В некоторых деревнях Балтачевского, Калтасинского и Шаранского районов до сороковинпесни не поют[884].

Время проведения поминок не имеет жесткой привязки, но можно отметить, что прибельские марийцы чаще проводят их во второй половине дня, ближе к вечеру, а икско-сюньские – в обеденное время. В тех случаях, когда на поминки третьего и седьмого дня приглашали до восхода солнца, душу умершего и гостей из иного мира провожали в три-четыре часа дня, желательно до захода солнца[885]. Если же основная часть поминок проходила после полудня, то «гостей» провожали в вечернее время после захода солнца[886]. Однако имеются сведения о том, что душу умершего оставляли «ночевать» дома, и лишь поутру провожали[887].

Пищу, которую предлагали покойному, выносили за ворота и выбрасывали на северную сторону или вниз по течению ближайшей реки, как и во время похорон[888]. В литературе XIX века имеются упоминания, что эту пищу выносили во двор собакам. При этом «черемисы примечают, что если собаки, хватая брошенную им пищу, грызутся, то это почитается за хороший знак, что покойники на том свете имеют житье свое со всем довольством. В противном случае черемисы остаются не довольными и грустными, полагая, что покойники их находятся в скудном состоянии…»[889]. Аналогичное поверье характерно закамским удмуртам[890]. Таким образом, по поведению собак судили о взаимоотношении умерших на том свете. Образ собаки как существа, соединяющего наш мир с загробным, характерен не только марийцам, но и многим народам Евразии[891].

Не менее любопытная традиция зафиксирована В.М. Васильевым в начале XX века у восточных марийцев без точного указания места. Пищу, предложенную душе покойника, вскармливали овечке, которую планировали заколоть на поминках нылле (сороковины).Овечку при этом поглаживали и говорили: «Вот, дочь моя Кунавий, за своим ягненком сама смотри, корми, пои»[892]. Записи В.М. Васильева подтверждаются нашими полевыми материалами: в некоторых деревнях Дюртюлинского и Краснокамского района пищу, которую откладывали и отливали умершему в течение сорока дней, выносят во двор и по кусочку или по ложечке от каждого блюда выливают в западную сторону, затем большую часть вскармливают овечке[893].

Вместе с пищей за ворота выносят и вещи покойника, в некоторых случаях их накидывают на себя один или несколько человек, а затем оттряхивают, после чего поминки продолжаются еще некоторое время[894]. Затем гости расходятся, но с поминального стола пищу в качестве гостинцев не раздают[895]. В наиболее полном варианте поминальные праздники отмечаются в Мишкинском, Бирском, Балтачевском, Дюртюлинском районах. В Калтасинском, Краснокамском и Янаульском районе можно наблюдать упрощение поминальных обрядов: на третий и седьмой день на кладбище не ходят, вещи умершего в доме не вывешивают. Ограничиваются тем, что после обеда дома зажигают свечи, подготавливают баню для души покойного и всех желающих, иногда режут курицу[896]. Поминальная трапеза проводится в узком семейном кругу, без приглашения гостей.

Поминки шымытшэ (седьмой день)отмечались также, как и поминки кумытшо. На них был представлен более широкий круг участников похорон, приглашали и тех, кто копал могилу[897]. До семи дней после похорон в доме покойного не стирали и не мыли полы, опасаясь, что грязная вода попадет в глаза покойнику[898]. На седьмой день, перед тем, как отправиться на кладбище, в доме проводили влажную уборку: мыли полы, стены, окна. Душу умершего «привозили» с кладбища, зажигали свечи, душу «приглашали» в баню, затем «угощали». В прошлом для поминок шымытшэ специально готовили семь сдобных хлебцов, замешанных на масле, яйцах и кислом молоке. Подготавливали семь свечей: первые три свечи предназначались Киямат тӧра, Киямат суасу и умершему, оставшиеся – ранее умершим родственникам[899]. Вечером, когда догорали свечи, пища также выливалась за ворота.

В прошлом у марийцев Башкортостана существовала традиция: те, кто выливал пищу, возвращались затем в дом, и происходил такой диалог между вошедшими и присутствующими: «Что же просил передать покойник перед уходом?». – «Живите дружно, друг другу не делайте зла, бог вас не будет обижать»[900]. Схожий диалог в прошлом бытовал и на поминках шымытшэ луговых марийцев[901]. Так провожающие покойника родственники выступают медиаторами между миром живых и миром мертвых. На современном этапе аналогичный диалог у восточных марийцев встречается лишь на поминках нылле, о чем будет сказано далее.

Нами замечены региональные отличия в проведении поминок кумытшо и шымытшэ. Шаранские марийцы, которые относятся к икско-сюньской группе, эти поминки проводят в первой половине дня, душу умершего приглашают до восхода солнца. Как отмечалось выше, прибельские марийцы проводят их во второй половине дня, ближе к вечеру. Можно предположить, что архаический характер поминок лучше сохранился у последней группы, так как обряды, связанные со смертью, имеют отношение к темному времени суток. Аналогичные представления существуют у закамских удмуртов[902].

Шаранские марийцы на поминки третьего и седьмого дня не топят баню[903], в отличие от прибельской группы. Они полагают, что все участники похорон не должны лить воду на каменку до трех (иногда семи) дней [904], чтобы «не обжечь» покойника. На данных поминках также закалывают курицу, причем на поминки шымытшэ режут птицу, отмеченную в день похорон. Куриное мясо делится между присутствующими. Кости откладываются в отдельную посуду. Если потеряется хоть одна косточка, то полагают, что угощение «не дойдет» до умершего[905].

На седьмой день после смерти человека уральская группа восточных марийцев Пермской области совершала следующие действия: после поминальной трапезы участники поминок выходили во двор, разжигали костер и водили хоровод вокруг костра и поминальных угощений. Во время движения посолонь под пение поминальных песен одежда умершего («почкымо жвата» – сменная одежда), которую приготовили для данных поминок, передавалась из рук в руки. Каждый человек немного тряс одежду и передавал ее следующему. Так одежда должна была трижды обойти по кругу костер. После этого ее подвешивали на наружнюю сторону хозяйственной постройки (баня, хлев) на западную или северную сторону, а пищу выливали[906].

В конце XIX века С.К. Кузнецов о представлениях луговых марийцев относительно семидневного срока писал: «В течение семи дней душа эта обозревает семь миров, в которых она когда-то существовала, а потом наступает для нее хождение по мытарствам, оканчивающееся для нее в сороковой день генеральным испытанием, при помощи прохождения по тонкой веревке над пропастью, на дне которой кипит наполненный серою котел»[907]. Очевидно, здесь имеет место влияние индоиранской мифологии на финно-угорскую[908].

Крещеные марийцы Краснокамского района на современном этапе могут отмечать как третий, седьмой дни по языческой традиции, так и третий, девятый день после смерти человека по христианскому обычаю. В последнем случае третий день часто совпадает с похоронами. Во время поминок православные марийцы зажигают свечи возле икон, читают специальные молитвы, затем приступают к трапезе. Как уже отмечалось, на православных поминках не должно быть спиртных напитков. На современном этапе есть семьи, которые строго придерживаются христианских традиций, но чаще всего встречается наложение друг на друга языческих и православных обычаев. Могут проводить третий, седьмой и девятый дни или третий, седьмой и двадцатый (полусорочины)[909]. В рукописи Челпакова, хранящейся в Научном архиве Финно-угорского общества, указывается, что марийцы проводят поминки в третий, седьмой и девятый день[910]. Вероятно, в данном случае речь идет именно о крещенных марийцах, так как Челпаков (Челноков) был священником в храме Св. Николая в с. Березовка Бирского уезда (ныне с. Николо-Березовка Краснокамского района Башкортостан)[911].

Таким образом, в течение первой недели после смерти (похорон) близкие родственники продолжали активно «заботится» о душе покойного, чтобы она «не беспокоилась», и ей было максимально комфортно. Происходило поэтапное отделение души от мира живых. В течение трех дней душа «прощалась» с домом и семьей, и поэтому на поминки третьего дня приглашались только близкие родственники. Через неделю она «прощалась» с более широким кругом людей – с друзьями и соседями (теми, кто копал могилу) соответственно, и круг приглашаемых был шире.

3.1.2. Поминки нылле и обряд вӱредыш

Поминки нылле кече (сороковой день) в поминальной обрядности марийцев как луговых, так и восточных считаются главными после смерти человека, так как согласно поверью после этого дня душа окончательно отправляется в загробный мир[912]. Считается, что до сороковин душа умершего находится дома, либо сохраняет тесную связь с ним, поэтому в данный промежуток времени в доме покойного соблюдали определенные правила. Один[913] или три[914] раза в день душе покойного предлагали пищу на специальном столике. В банные дни приглашали принять участие в омовении, при этом для него выделяли отдельный таз с водой и ковш[915]. До сорокового дня нельзя было танцевать, полагали, что топчут грудь покойному. Если же возникала необходимость, то под ноги бросали монеты и, наступая на них, танцевали[916]. Как указывалось выше, в некоторых деревнях запрещено было петь[917]. В отдельных населенных пунктах близким родственникам нельзя было лить воду на каменку. Если все же парились в бане, то прибегали к следующим действиям: выплескивали воду на улицу и просили прощения у покойника. Считалось, что после этих действий душа умершего «не обожжется»[918]. Также существовал запрет на использование каких-либо вещей покойника, верили, что душа умершего еще в доме, и это могло ему не понравиться[919].

Проведение поминок на сороковой день считается обязательным. Согласно марийскому поверью одежда, которую надели на покойника во время похорон, временная и будет на нем до сорокового дня, после этого он наденет одежду, которую ему вывесят на поминках нылле. Если опоздать с данными поминками, то покойник будет ходить на «том» свете раздетым, поэтому часто сороковины предпочитали провести на один-два дня раньше срока. Кроме того, поминки, как и похороны, не проводили в среду и пятницу: если указанная дата выпадала на эти дни недели, то отмечали также на день раньше[920]. Вероятно, в данной традиции заложен более глубокий смысл: одежда соответствует определенному положению души умершего. До сорокового дня, как было указано, душа была привязана к дому и другим памятным для нее местам, после данного срока она утрачивала эту связь и должна была отправиться в «мир иной». Задачей родственников было обеспечение благополучного перехода души, поэтому, если опоздать с проведением поминок, то душа оказывалась между мирами и могла начать беспокоить родственников. Однако среди информантов приходилось встречать и противоположное мнение, что с поминками нылле лучше опоздать на день, нежели проводить раньше срока, так как ранее сорокового дня душу покойника не отпустит хозяин загробного мира[921].

Поминки нылле проводились в течение двух дней: с тридцать девятого на сороковой день или с сорокового на сорок первый. Начинались они во второй половине дня, заканчивались на следующий день до обеда. Луговые марийцы отмечают поминки нылле, начиная с вечерних сумерек и до утренней зари[922]. В прошлом восточные марийцы проводили поминки также после захода солнца[923]. На сороковины приглашали всех, кто был на похоронах: до восхода солнца ходили по деревне, стучали палкой в ворота или окно, во двор не входили[924].

С утра в назначенный день в доме покойного готовились к приему гостей. Некоторые виды работ распределялись заранее. Специально назначались люди для заклания барана, для выпечки сорока блинов (хлебцов), для подготовки бани[925]. Блины должна была готовить женщина младше покойника по возрасту. Ее выбирали до похорон, и она готовила блины, как на похоронах, так и на всех индивидуальных поминках по данному покойнику, поэтому, как правило, женщину выбирали из той же деревни, что и покойник[926]. В некоторых населенных пунктах ее именуют ончылно шогышо [927]. Название «ончылно шогышо» встречается в марийском свадебном обряде, так именуют подругу невесты, которая оказывает помощь последней во время собирания на девичник и на самом девичнике. Исходя из функций ончылно шогышо, Л.В. Ямурзина интерпретировала ее название как «впереди стоящая»[928]. Вероятно, на поминках данное название начали применять к женщине, которая выпекает блины, по аналогии со свадебным ритуалом. Ончылно шогышо во время свадьбы выступает от лица невесты, замещая последнюю. На определенном этапе поминального обряда ончылно шогышо также выступает от лица покойника, а именно во время исполнения специального танца, о чем будет сказано далее.

В обеденное или послеобеденное время нечетное количество человек отправлялось на кладбище за душой покойного (в начале XX века – до восхода солнца[929]). Экипаж украшался лентами и колокольчиками, по пути под звуки гармони пели песни[930]. В начале XX века перед тем, как войти на кладбище, его трижды обходили вокруг пешком[931]. У ворот кладбища спрашивали разрешения войти и сообщали о цели визита: «Можно ли войти на кладбище? Отпустите Лекандра на его праздник – поминки!»[932]. В Калтасинском районе поминальную процессию возглавляет пожилой человек, который постоянно звенит в колокольчик, чтобы отпугнуть злых духов[933]. На могилу укладывали подушку, затем по могиле трижды проводили березовым веником, чтоб дорога умершего была чистой. На поминальном столике, установленном возле могилы, зажигают три свечи, обращаются к Киямат тӧра и Киямат саусу, чтоб они отпустили умершего на праздник, и «угощают» их со словами шужо. На могилу отливают немного медовухи (водки), крошат блины, хлеб, сыр и т.д[934]. В другой варианте угощение раскладывают на столике, приглашая душу умершего к трапезе. После этого могилу обходят по солнечному кругу и произносят: «Лекандр, отправляйся с нами на твой праздник!»[935]. После этих слов можно было также посетить могилы других родственников и пригласить их на праздник умерших – колышо пайрем [936]. Отмечая особенности проведения данного этапа обряда у луговых марийцев, В.М. Васильев писал, что они не ходят вокруг могилы на кладбище и веточками могилу не подметают[937].

Подушку, на которой якобы расположилась душа покойного, укладывают на телегу и отправляются домой. Когда на подводу приглашают присаживаться душу покойного, то его гостям (души покойных родственников) говорят: «Все приходите!», при этом поясняют, что если все души сядут на подводу, то лошади будет тяжело[938]. «Домашние выходят встречать во двор привезенного гостя-покойника. Обращаясь к незримо присутствующему покойнику, кто-либо из старших говорит ласковым тоном: …На сороковины свои приехал, зайди в комнату, зайди!»[939]. Подушку вносят в дом и укладывают на стул возле поминального столика.

Как в начале XX, так и в начале XXI века душу покойного сразу «приглашают» в баню. Женщины «сопровождали» душу покойницы, мужчины – покойника[940]. С собой брали чистые вещи умершего, специально для него готовили таз с водой и ковшом, несколько раз «парили» палати, как будто парят покойника.

После омовения в доме зажигались свечи, и приступали к угощению души усопшего и гостей из иного мира, которые пришли вместе с ним[941]. В прошлом у восточных марийцев поминальная трапеза начиналась после захода солнца[942], на современном этапе это просто вечернее вермя. У луговых марийцев в прошлом существовало специальное лицо сорта пуэдышэ – букв. раздаватель свечей, т.е. тот, кто следил за свечами, а также раздавал свечи новым гостям[943]. У марийцев Башкортостана также назначают для этой цели специального человека. «Угощение» покойного проводилось так же, как и на предыдущих поминках. Над поминальным столиком развешивали вещи умершего. Женщины исполняли поминальные песни, дотрагивались до этих вещей, тем самым доводя песню до души[944]. Каждое новое блюдо за поминальным столом сначала отламывалось или отливалось для умершего в специальную посуду на его столике со словами шужо, и лишь затем этой пищей угощались живые родственники. Каждый участник поминок должен был быть сытым.

Во время вечерних сумерек, иногда на закате солнца, один[945] или несколько[946] человек надевали вещи покойного, и участники поминок выходили на улицу. За воротами пищу укладывали на землю или на маленький столик и трижды обходили ее по солнечному кругу, затем пищу со свечами, которые возжигали в честь покойников, выбрасывали через дорогу или в сторону запада/севера. В начале XX века посуду от поминальной пищи разбивали, «оставляют лишь одну или две посудины до утра для последнего поминовения»[947]. На современном этапе иногда посуду разбивают, но чаще всего ее оставляют на крыльце для проветривания до утра[948]. Человек в одежде покойного изображал, что собирается уходить. Участники действия задерживали его со словами: «Ты сегодня не уйдешь! Твои гости только уйдут!»[949]. Если одежду покойного одели несколько человек, то произносили: «Не отпустим! Не уходите!»[950]. В тех случаях, когда одежду умершего не одевали, ее трижды вытряхивали и обращались к душе: «Ты сегодня дома будешь ночевать! Идем домой!»[951]. Так душу умершего как бы возвращали домой, а гостей из «иного» мира провожали. Когда участники поминок возвращались в дом, те, кто оставался в нем, спрашивали: «Что сказал покойник? Какая жизнь ожидается впереди? Будет ли хороший урожай?». На все вопросы провожающие давали положительные ответы[952]. Данный диалог демонстрирует особое отношение марийцев к душам умерших, а именно глубокую веру в их способность влиять на жизнь и благополучие семьи и рода в целом.

Описанный фрагмент поминального праздника становится более понятен, если обратиться к описанию поминок нылле начала XX века у луговых и восточных марийцев прибельской группы. В различных источниках и этнографической литературе упоминается лицо, заменявшее покойника на этих поминках, вургем чийыше (букв. вургем – «одежда», чийыше – «одетый») [953]. Его перед смертью назначал сам покойник либо выбирали его близкие, если усопший не успел этого сделать. Для детей такое лицо не назначали. У луговых марийцев, когда догорают свечи, вургем чийыше надевал одежду покойника и обращался к родным со словами: «Теперь я пришел на последний свой праздник, далее этого у меня праздника нет!»[954]. У прибельских марийцев данное лицо входило в дом около полуночи[955]. Его усаживают за стол, родственники, супруг\супруга обращаются к нему по имени, дети называют отцом\матерью. Каждый из присутствующих угощает заместителя, затем он исполнял песни и «последний» танец покойного. «Последний» танец вургем чийыше исполнял наоборот, т.е. «он должен был танцевать, пятясь назад»[956]. Заместитель покойного высказывал пожелания близким родственникам: здоровья, богатого урожая, хорошего приплода скота, пчел; желали им жить дружно, работать усердно. После завершения поминок вургем чийыше провожали на кладбище или до конца деревни. Здесь его угощали выпивкой и едой, которую взяли с собой из дома. После этого заместитель снимал одежду, вытряхивал ее, прощался с умершим и возвращался в дом покойного, иногда «окольными» путями[957].У восточных, как и луговых марийцев провожали заместителя на кладбище уже под утро, но некоторые группы луговых марийцев завершали поминки ночью[958].

Обрядовое замещение покойника на поминках в прошлом бытовало у мордвы Уфимской губернии (XIX в.)[959]. На современном этапе этот обычай сохраняется у луговых марийцев северо-востока Республики Марий Эл[960]. В Башкортостане традиция назначать заместителя покойника на поминках встречается изредка в Краснокамском и Калтасинском районах. Обычай сохраняется в отдельных населенных пунктах, таких, как село Никольское Краснокамского района, либо у отдельных групп родственных семей, например, в деревнях Кельтей и Кокуш Калтасинского района[961].

Нашими полевыми материалами зафиксировано единичное описание современного обряда замещения покойника в с. Никольское Краснокамского района. После того, как поминальную пищу вылили за ворота, участники поминок переодевали специально назначенное лицо в вещи покойника. Заместитель входил в дом, и его усаживали за стол. Он обращался к жене и детям покойника как к своим собственным, высказывал добрые пожелания, рассказывал о том, как его приняли на том свете. Также у него спрашивали о том, какой ожидается урожай и приплод скота на будущий год. После застолья заместитель покойного танцевал. Затем его провожали за ворота: сделав несколько шагов в сторону кладбища, заместитель снимал одежду, оттряхивал ее и возвращался в дом[962]. Как видно из описания, обряд существенно не изменился.

У большей части марийского населения Башкирии прослеживаются отголоски обрядового замещения покойного: обычно роль вургем чийыше исполняют один или несколько человек, которых заранее для этой цели не выбирают. В Краснокамском, Калтасинском, Дюртюлинском, Янаульском районах люди, которые накинули или надели одежду умершего во время «проводов» покойника, по возвращению домой танцуют и исполняют песни[963]. В некоторых случаях одежду лишь держат в руках и приглашают душу покойного танцевать и веселиться вместе с участниками поминок[964]. В Мишкинском районе вещи покойного надевают или накидывают во второй день, перед тем, как «проводить» душу умершего на кладбище. В некоторых деревнях этого района основная роль во время танцев принадлежит трем лицам. Ончылно шогышо берет в руки полотенце и блюдо с блинами, которые она испекла. Тот, кто закалывал овечку, также берет в руки полотенце и блюдо с мясом. Третий участник должен держать ковш с домашним квасом (или пивом), ныне чаще можно встретить водку. Участники действия также накидывали вещи покойника, выходили в центр комнаты и исполняли танец. Это и есть «последний» танец покойного, описанный в начале XX века. После исполнения танца любой желающий мог накидывать вещи и танцевать с ними, при этом полагали, что покойник «веселится» и «танцует» вместе со всеми гостями[965].

В первый день поминок, после «проводов» гостей из «иного» мира душу умершего располагали на ночлег – подушку или одежду покойника укладывали на то место, где наступила смерть либо где предпочитал спать покойный. В некоторых деревнях Балтачевского, Бирского, Дюртюлинского и Мишкинского районов душу умершего спать не укладывали, а водили в гости к близким родственникам. Из одного дома в другой переносили вещи, свечу в баночке, символизировавшие душу покойного, либо подушку, на которой якобы располагалась душа. В каждом доме зажигали три свечи, предлагали угощение покойному. Необходимо было посетить не менее трех домов, но могло быть и больше[966]. В некоторых случаях праздник длился до утра[967]. Вероятно, данная традиция еще один отголосок древнего обычая отмечать поминки в ночное время суток.

На следующее утро вновь накрывали на стол, к десяти часам в доме собирались гости. Вновь зажигались свечи в честь хозяина загробного мира, его помощника, умершего и всех покойных родственников. Если ночью душа покойного «не гостила» у родственников, то могли отправиться туда сразу после утренней трапезы в доме покойного[968]. После полудня пища выливалась за ворота, посуду разбивали, а душу умершего провожали на кладбище[969]. В некоторых деревнях полагают, что душу «принимают» на кладбище до двенадцати часов, поэтому отправлялись туда пораньше[970]. Один или несколько человек оставались в одежде покойного, на кладбище они снимали вещи и оттряхивали их[971]. Возле могилы зажигали три свечи, на поминальном столике предлагали угощение Киямат тӧра, Киямат саусу и душе покойного. На могиле могли также оставить ведро и ковш, которыми обмывали покойника, если их не оставили во время похорон[972]. Затем могилу трижды обходили по кругу и обращались: «Держите умершего всегда здесь, не отправляйте его в деревню. Пускай приходит к нам только в Семык и Кугече!»[973], затем возвращались в дом покойного. Встречается и такой вариант: участники проводов объезжают кладбище три раза и возвращаются[974].

У луговых марийцев сороковины завершаются на следующий день, около четырех часов утра. Уже в первой четверти XX века душу покойного на кладбище не провожали. Ограничивались лишь тем, что выбрасывали остатки поминальной пищи во дворе и провожали замещающее лицо до околицы, где он прощался от имени покойного и уходил. Сделав несколько шагов по направлению к кладбищу, вургем чийыше снимал одежду покойного и прощался с ним, либо возвращался в дом умершего огородами и там переодевался[975]. Поминки с участием заместителя умершего в прошлом бытовали у мордвы, удмуртов[976], на современном этапе характерны коми[977].

Одежду покойного после сороковин раздают близким родственникам и соседям[978]. Считается, что ее надо износить в течение года. Вещи, которые вывешивали на поминках, также могут раздать, чтобы их носили до годовщины. В данном случае полагают, что эти вещи как будто бы носит покойник. К годовщине их выстирывают и затем вновь ими пользуются на поминках. В начале XX века вещи покойника отдавали вургем чийыше [979]. Детские вещи не раздавали, их либо сжигали, либо закапывали на могиле в сороковины или в годовщину[980].

С поминками нылле тесно связан обряд заклания овцы или барана, именуемый вӱредыш (от марий. вӱр – кровь)[981]. Чаще всего марийцы Башкортостана вне зависимости от пола покойника закалывают овечку. Согласно поверью баран на том свете будет бодать покойного, либо может потеряться, когда наступит брачный период[982]. Однако в отдельных населенных пунктах при выборе животного пол покойника все же учитывается.

В большей части Мишкинского района заклание овечки происходит до восхода солнца на второй день поминок, в Калтасинском и Дюртюлинском районе – в первый день, до поездки на кладбище. Человека для совершения ритуала назначал перед смертью умирающий либо его выбирали родственники. Непременным условием для кандидата являлись теплые, дружеские отношения с покойным. Шаранские марийцы поручают заклание овечки шугар руалше [983].

Место для совершения обряда выбиралось чистое, «там, где не ходят люди», иногда за огородом. Во время заклания кровь животного собирали в специальную посуду. В некоторых случаях выкапывали неглубокую яму для того, чтобы кровь стекала туда, затем яму закрывали. Животное резали исключительно ножом. Топор использовать было нельзя, так как запрещалось ломать кости животного[984]. По поверью барашек возродиться на «том» свете и будет принадлежать покойнику, поэтому, начиная с похорон, его не стригли, откармливали, чтоб он был упитаннее, а во время заклания и разделки кости не ломали, чтоб животное возродилось п