Отрочество будущего антрополога

 

Эжен Дюбуа родился в 1858 году на юге Голландии, в сонном городке Эйсден, стоящем на реке Маас. Археологическим изысканиям взрослого Дюбуа на Суматре предшествовало детское увлечение камнями и жизнью дикой природы, которую он наблюдал на берегах этой реки.

Особенно интересовала мальчика известняковая пещера на соседней горе Святого Петра. Пещера эта в течение многих веков служила карьером, откуда брали камень для постройки домов, но тем не менее она оставалась чудесным местом, которое манило окаменелостями, летучими мышами, необычными растениями, непонятными надписями и рисунками. Все фотографии, представленные на этой и следующих страницах, за исключением двух, взяты из архива семьи Дюбуа.

 

 

Снимок 1883 года. Дюбуа ‑ учитель в Амстердаме

Дюбуа оставил преподавание и в течение многих обескураживающе бесплодных месяцев упорно добивался финансовой поддержки для задуманной экспедиции. Но и частные филантропы и бюрократы‑чиновники категорически ему отказывали. В конце концов Дюбуа, чтобы осуществить свою мечту и отправиться на Суматру, вынужден был завербоваться врачом в голландскую армию. После семинедельного путешествия он сошел с голландского почтового парохода в Паданге вместе с женой и дочерью, которая родилась незадолго до их отъезда.

 

 

Пещера на горе Святого Петра привлекала Дюбуа своими окаменелостями

Дюбуа получил назначение в небольшой госпиталь во внутренней части острова и в течение двух лет изучал окружающую местность ‑ солдаты болели не так уж часто и свободного времени у него хватало. Платя проводникам из собственного кармана, он обследовал много известняковых пещер и отложений, но все окаменелости, которые он находил, были для него недостаточно древними.

 

В пещере Святого Петра Дюбуа нашел вот эти загадочные фигуры и символы, вырезанные в известняке в эпоху средневековья

Одна из таких экспедиций едва не стоила ему жизни. Как‑то он забрался в узкую пещеру на склоне холма. Проход был таким тесным, что ему пришлось ползти на животе, держа перед собой свечу. Вдруг он почувствовал резкий неприятный запах и увидел обглоданные кости... Это было тигриное логово! К счастью, сам тигр отсутствовал, однако при попытке ретироваться Дюбуа застрял у самого выхода и не сумел высвободиться. Он закричал, зовя проводников, но они успели куда‑то уйти. Дюбуа уже не сомневался, что вскоре коллекция костей в пещере пополнится его собственными, но тут вернулись проводники и за ноги извлекли его из ловушки.

В 1890 году у него началась малярия, после чего его перевели на Яву, где климат был не таким влажным, и освободили от действительной службы. С этих пор он мог посвящать поискам все свое время. Колониальные власти вдруг заинтересовались его работой и даже предоставили в его распоряжение команду арестантов под надзором двух голландских офицеров. Теперь поиски можно было вести по‑настоящему.

 

Пароход 'Принцесса Амалия', который увез чету Дюбуа на Суматру в октябре 1887 года

Дюбуа обосновался в маленьком городке Тулунгагунг на востоке Явы. Обширный дом, в котором он поселился с семьей, ‑ бывшая резиденция какого‑то правительственного чиновника ‑ стал центром, откуда он руководил раскопками в нескольких местах. Район был на редкость богат всевозможными окаменелостями, и вскоре Дюбуа не только регулярно объезжал места раскопок, но и дома с утра до вечера занимался сортировкой окаменелостей. На передней террасе росли штабеля ящиков, в которых окаменелости, упакованные в сухие листья тикового дерева, ожидали отправки в Голландию (к 1894 году Дюбуа отослал туда 400 ящиков с остатками вымерших животных, среди которых было немало прежде науке неизвестных).

 

 

Дюбуа и его жена Анна. Собираясь в дорогу; Дюбуа отрастил бороду

В северном месте раскопок Дюбуа столкнулся с неожиданными затруднениями. Оказалось, что местные жители издавна занимались поисками окаменелостей, которые продавали китайским купцам в качестве "костей дракона". Истолченные в порошок, они составляли необходимую часть древнего и популярного китайского лекарства от всех болезней (в которое, кроме того, входили когти и усы тигра, помет летучих мышей и носорожий рог). Естественно, что охотникам за "лечебными" окаменелостями не хотелось лишаться столь выгодной статьи дохода, и они отказывались продавать свои находки Дюбуа. Более того, начальник партии скоро обнаружил, что его собственные рабочие тайком похищают окаменелости с раскопа и продают их местным торговцам. Так, прекрасно сохранившийся череп слона, который нашли под вечер, а потому не успели полностью освободить из породы, наутро бесследно исчез. Убедившись, что сам он бессилен, начальник партии в конце концов обратился к колониальным властям, которые запретили на Яве продажу окаменелостей китайским купцам.

 

 

Дюбуа (вверху слева) и его жена (в центре) отправляются в путь

Наиболее многообещающим Дюбуа считал сложенный из четких слоев обрыв над рекой Соло неподалеку от деревушки Тринил. В те месяцы, когда вода в реке спадала, можно было подробно изучать пятнадцатиметровую стену древних речных отложений, перемежающихся пластами вулканического пепла и песчаника. В августе 1891 года рабочие, вооруженные мотыгами, молотками и долотами, начали раскопку этих пластов. Такие методы и инструменты (см. стр. 85 ‑ 93) по позднейшим критериям были очень грубыми и примитивными, но ведь до Дюбуа мало кто пытался вести столь систематические и широкие поиски окаменелостей. Когда верхние слои были сняты, древние кости начали попадаться в изобилии, и уже в сентябре обнаружилась первая окаменелость какого‑то древнего примата ‑ один‑единственный зуб, похожий на зуб человекообразной обезьяны.

Вначале Дюбуа решил, что это зуб мудрости вымершего гигантского шимпанзе. Позже, сравнивая его с коренными зубами других человекообразных обезьян, он заметил своеобразные бороздки на жевательной поверхности, придававшие ему сходство с зубами орангутана. Пока Дюбуа возился с этим зубом, раскопки шли своим чередом. И месяц спустя менее чем в метре от того места, где был найден зуб, и точно в том же слое рабочий обнаружил тяжелый шоколадно‑коричневый "камень", по виду напоминавший черепаший панцирь. Тотчас позвали Дюбуа, и он осторожно извлек находку из земли. Поворачивая ее и так и эдак, он не мог понять, что же это такое, и принялся потихоньку соскребывать каменные наслоения. Освобождаясь от них, "панцирь" приобретал все большее и большее сходство с черепной крышкой. Подробно изучив и эту часть черепа, и зуб, Дюбуа написал в горнорудный бюллетень, периодически помещавший сообщения о его работе: "Сразу стало очевидным, что обе окаменелости принадлежали крупной человекоподобной обезьяне".

 

Вот как выглядели солидные особняки на набережной в Сурабае (Ява), когда туда приехал Дюбуа

Вскоре начался сезон дождей, река вздулась, и раскопки пришлось прекратить до следующего года. Всю зиму Дюбуа изучал череп, но, несмотря на свое превосходное знание анатомии, никак не мог точно определить, кому же он все‑таки принадлежал. Затем раскопки в Триниле возобновились ‑ с того места, где был найден череп. Один за другим обнаруживались сотни скелетов: олени, носороги, стегодоны (древние слоны), свиньи, тигры, гиены, крокодилы... но лишь в августе, через десять месяцев после находки черепа, похожего на череп человекообразной обезьяны, в том же слое на расстоянии около 15 метров от первой была найдена вторая, еще более удивительная окаменелость, принадлежащая примату. Вот она никаких сомнений не вызывала ‑ левая бедренная кость примата, причем примата прямоходящего! Собственно говоря, кость эта почти во всем походила на человеческую, но только была гораздо массивнее. В октябре был найден еще один зуб, совершенно такой же, как первый. А что, если странные зубы, непонятный череп и поразительное бедро ‑ останки одной особи?

 

Владелец кофейной плантации Р. Бойд, сфотографированный со своими слугами и тигренком, часто принимал у себя Дюбуа и его семью

Взятые вместе, эти четыре окаменелости подсказывали образ существа, чей череп представлял собой нечто среднее между обезьяньим и человеческим, однако ноги были уже полностью приспособлены к прямохождению. Именно таким известный биолог Эрнст Генрих Геккель видел предшественника человека. Этому гипотетическому предку человека Геккель дал название Pithecanthropus ‑ питекантроп (обезьяночеловек: от греческих слов pithecos ‑ обезьяна, и anthropos ‑ человек). И вот в 1893 году, через семь лет после того, как Геккель наименовал его, Дюбуа возвестил о находке реального питекантропа. Подчеркивая характерную особенность бедренной кости, он добавил видовое обозначение erectus (прямоходящий). Вблизи того места, где был найден Pithecanthropus erectus ‑ питекантроп прямоходящий, Дюбуа воздвиг памятник ‑ каменный столб с доской из черного мрамора, а в телеграмме, которую он отправил друзьям в Европе, оповещая их о своем открытии, он без колебаний заявил, что нашел дарвиновское "недостающее звено".

Теперь мы знаем, что на самом деле питекантроп прямоходящий не был недостающим звеном. В настоящее время он классифицируется как один из первых людей и относится к виду Homo erectus (человек прямоходящий), экземпляр же, найденный Дюбуа, именуется яванским человеком. Эти кости ‑ одна из замечательнейших находок за всю историю антропологии, и Дюбуа, хотя и классифицировал их неверно, полностью отдавал себе отчет в том, насколько они важны. Когда пароход, на котором он в 1895 году возвращался на родину с женой и детьми, в открытом море застигла буря, он кинулся в трюм и схватил ящик с окаменелостями. "Если что‑нибудь случится, ‑ крикнул он жене, ‑ спасай детей, а мне нужно думать о ящике!"

 

Клад на речном берегу ‑ остатки самого древнего человека

 

 

Карта, составленная по наброску из семейного архива Дюбуа. Крестиками помечены два места на берегу реки Соло, где Дюбуа нашел окаменелости человека прямоходящего, а также показан памятник (слева), воздвигнутый для увековечения этого события

Но еще до того, как Дюбуа вернулся в Европу и продемонстрировал свою драгоценную находку другим ученым, она уже стала предметом ожесточенного спора, который определил всю его дальнейшую жизнь.

 

В этой речной излучине Дюбуа, раскапывая обрыв с обнаженными пластами пород (в центре), на глубине 15 метров нашел кости яванского человека

Его первые телеграммы были встречены с недоверием. Скептики утверждали, что кости эти вовсе не принадлежали одному существу, что Дюбуа ошибся, соединив череп и зубы человекообразной обезьяны с бедром человека, погибшего неподалеку. В 1893 году некий член Нидерландского зоологического общества, высмеивая в газетной статье "мозаичный" метод Дюбуа, задавал вопрос, не приведут ли дальнейшие находки на месте этих яванских раскопок к появлению еще более нелепого существа. Если, например, там обнаружится правое бедро, более похожее на обезьянье, не окажется ли пресловутый питекантроп несколько кривобоким? А если второе бедро тоже будет левым, следует ли считать, что питекантроп расхаживал на двух левых ногах? Ну а если в радиусе 15 метров от первого черепа отыщется второй, более человеческий, будет ли это означать, что у питекантропа были две головы ‑ обезьянообразная и человекоподобная?

 

Бедро, свидетельствующее о прямой осанке

Однако и тщательнейшее исследование самих находок, когда они наконец были доставлены в Европу, не разрешило спора. Вернувшись в Голландию в 1895 году, Дюбуа всего через полтора месяца после приезда уже докладывал о питекантропе Третьему международному зоологическому конгрессу в Лейдене. И тут же вспыхивает великая ссора из‑за того, куда поместить этого яванского "обезьяночеловека" в схеме эволюции. Мнения ученых разделились главным образом по принципу национальной принадлежности: немцы в большинстве сочли питекантропа человекообразной обезьяной с человеческими признаками, англичане увидели в нем человека с обезьяньими чертами, американцы же склонялись к предположению самого Дюбуа, что это какая‑то переходная форма.

 

На другом берегу Дюбуа воздвиг памятник с инициалами питекантропа прямоходящего (как окрестил он существо, которое теперь носит название 'человек прямоходящий'), а также стрелкой с указанием расстояния до места раскопок и датами раскопок

Затем Дюбуа отвез кости в Лондон, где выставил их в лекционном зале Британского зоологического общества. Получив возможность поближе познакомиться с этими окаменелостями, английские ученые еще больше уверились, что питекантроп был первобытным человеком, а не недостающим звеном, на чем настаивал Дюбуа. Сэр Артур Кизс, один из ведущих английских антропологов тех лет, позже описал, как воспринимал Дюбуа то, что говорилось на этом заседании: "Дюбуа выслушивал своих критиков с вежливым нетерпением. Их возражения он приписывал невежеству или личной неприязни, но только не желанию добраться до истины".

 

Внутренняя поверхность черепной крышки человека прямоходящего ‑ важнейшей находки Дюбуа

В поисках сторонников Дюбуа показывал свою находку всем, кто хотел с ней ознакомиться. Многие ученые посещали его в Голландии, и сам Дюбуа разъезжал по разным странам, возя с собой кости в старом чемоданчике. Со временем он проникся прямо‑таки нежностью к окаменелому предку, который стал его постоянным спутником. Эта его привязанность к костям древностью в добрые полмиллиона лет особенно ярко проявилась в Париже, куда он приехал, чтобы показать своего питекантропа французскому антропологу Леонсу Пьеру Мануврие. Они встретились в антропологической лаборатории парижанина и, обсуждая кости, засиделись там почти до полуночи. В конце концов Дюбуа заявил, что хочет есть, и они отправились поужинать в тихий ресторанчик на соседней улице. Дюбуа взял с собой свой чемодан. За столиком они продолжали разговор, пока к ним не подошел официант и не сказал, что ресторан закрывается. Мануврие, как рассказывал он впоследствии, объявил, что проводит Дюбуа до его отеля. Продолжая разговаривать, они перешли через улицу, где, несмотря на поздний час, было еще много экипажей, и пошли дальше. Через несколько кварталов Дюбуа вдруг схватил Мануврие за локоть и крикнул: "Где питекантроп? Он остался в ресторане!"

Дюбуа опрометью бросился назад, чуть не угодил под копыта и ворвался в ресторан, когда хозяин уже хотел запереть дверь. "Где питекантроп?" ‑ выпалил голландец, еле переводя дух. Никто не понял, чего он хочет, однако официант сказал, что нашел какой‑то старый чемоданчик и убрал его под стойку. Дюбуа проскочил мимо него, схватил чемодан и быстро открыл, проверяя, не исчез ли питекантроп. Мануврие посоветовал ему на ночь спрятать питекантропа под подушку.

Дюбуа демонстрировал окаменелости на заседаниях ученых обществ, публиковал подробные описания в научных журналах, но это только подливало масло в огонь. Споры разгорались все больше. К 1928 году существовало 15 различных толкований этих окаменелостей. Некоторые заключения опирались на мельчайшие анатомические детали, другие представляли собой весьма смелые умозрительные построения. Один автор, исходя из странного выступа на бедренной кости, который мог быть следствием болезни, заключил, что питекантропа нужно считать человеком: ведь хромой обезьяне выжить много труднее, чем человеку. За питекантропом же, по его мнению, могли ухаживать родственники!

Много лет Дюбуа отдавал все силы тому, чтобы как можно полнее познакомить ученый мир с питекантропом. Для этого ему пришлось постичь тайны зубоврачебной техники, фотографии и скульптуры. Он хотел получить точные слепки мозга и для этого несколько недель учился работать на бормашине, чтобы тонкими сверлами удалить крохотные частицы камня с внутренней поверхности черепной крышки. Он сконструировал специальный "стереортоскоп" ‑ аппарат, который давал возможность без искажения фотографировать окаменелости под разными углами. А для широкой публики он вылепил фигуру питекантропа в натуральную величину, заставляя сына позировать все летние каникулы. Эта статуя экспонировалась на Всемирной парижской выставке 1900 года, а затем была водворена в Лейденский музей, где находится до сих пор. Сотрудники ласково называют его Питом.

Однако питекантроп по‑прежнему не получал признания. Дюбуа воспринимал это глубоко личным образом. Оскорбленный тем, что остальные ученые не соглашаются с его истолкованием, он в конце концов перестал предоставлять найденные им кости для дальнейшего изучения и превратился в настоящего отшельника. Ходили слухи, что он прячет бесценные кости у себя дома под половицами. Благочестивые же недруги, считавшие теорию эволюции кощунством, утверждали, что Дюбуа наконец‑то раскаялся и искупает свой великий грех ‑ питекантропа. Однако через тридцать с лишним лет Дюбуа смягчился и изменил свое решение никогда больше не принимать ученых посетителей. В 1932 году он пригласил к себе нескольких видных антропологов. Питекантроп, по выражению одного репортера, покинул свое уединение.

Но Дюбуа по‑прежнему расходился во мнениях с ученым миром. До самого конца он стоял на том, что питекантроп и есть недостающее звено, тогда как новое поколение антропологов уже твердо считало его яванским представителем древнейшего человека ‑ Homo erectus.

И в наши дни некоторые вопросы, касающиеся открытия Дюбуа, остаются неразрешенными. Действительно ли это кости одного скелета? По мнению Дюбуа, логичнее было предположить, что они принадлежали одному существу с характерными чертами как человекообразной обезьяны, так и человека, чем утверждать, будто два разных примата ‑ неизвестный вид человекообразной обезьяны и неизвестный вид человека ‑ обитали на Яве в одно и то же время и погибли в Триниле на расстоянии пятнадцати метров друг от друга. Однако ученые все еще спорят об этом. Череп безусловно принадлежал древнему человеку, но один из зубов вполне мог остаться от доисторического орангутана, а бедренная кость, по мнению некоторых специалистов, была найдена в одном из верхних слоев и принадлежала человеку более позднего вида.

Из‑за великого спора, был ли питекантроп человеком, человекообразной обезьяной или недостающим звеном, блистательная детективная работа Дюбуа, которая привела к обнаружению окаменелостей, словно только усугубила тайну происхождения человека вместо того, чтобы прояснить ее. Но пока антропологи спорили по поводу костей яванского человека, а Дюбуа жил отшельником в своем голландском доме, решение спора назревало совсем в другом месте.