Женщина глазами женщин: 30 Хиллари Клинтон

 

Сенсационная, хоть и с минимальным отрывом, победа Хиллари Клинтон на праймериз в Нью‑Гемпшире над Бараком Обамой, а теперь вот в Неваде (за счет женских голосов) многими наблюдателями объясняется не политическим, а физиологическим фактором: после предыдущего поражения в Айове Хиллари «пустила слезу» и вочеловечилась – явилась телезрителям представительницей слабого пола, а не Снежной королевой. Даже я, который психологически не очень расположен к бывшей первой леди, расчувствовался, но уже когда зазвучали победные ньюгемпширские фанфары, усомнился: искренние ли это слезы? Не очень корректный вопрос навскидку: была ли Хиллари натуральной, когда расчувствовалась, или это постарались ее имиджмейкеры и политтехнологи? Ведь она сама не раз признавалась в том, что пошла в мать: обе – сухоглазые. Тем более, в жизни Хиллари были куда более крутые моменты, чем поражение в Айове: когда разразился скандал с Моникой или когда дочь Челси бросила колледж. Да и в ее юридической практике в Арканзасе есть темные моменты, ей приходилось выкручиваться, но держалась она круто, сухо, по‑мужски. Сердце, может, и не каменное, но воля железная, глаза сухие, не из плакс. Пусть не притворяется.

Ломлюсь в открытые ворота. Еженедельник «Ньюсуик» опубликовал сопоставительную статью: Хиллари Клинтон как нашего гипотетического президента – с английской королевой Елизаветой, но не Второй, а Первой, опираясь на фильм, где ее сыграла Кейт Бланшетт. Два портрета один против другого: реальная Хиллари и вымышленная, фикшнальная Елизавета. Обе – ледяшки и больше похожи на роботов, чем на женщин. Здесь про таких говорят «bionic women». Статья начиналась с фразы, которая не потребует перевода: «Queens are meant to be looked at, not touched». Вот именно: как будто Хиллари Клинтон принадлежала к секте неприкасаемых. Гордая, самоуверенная, не зная сомнений, она выступала перед избирателями, а не общалась с ними. То есть вела себя точь‑в‑точь как королева. Но мы, черт побери, живем не в королевстве, а в демократии, и наш президент должен быть не над нами, а вровень с нами. Первым среди равных: primus inter pares. Это самая грубая ошибка Хиллари Клинтон и создателей ее имиджа. И вот накануне праймерис в Нью‑Гемпшире, перед неминуемым вроде бы поражением, Хиллари появилась в кафе – и на телеэкранах – усталой, в нервном раздрызге, в слезах, на грани истерики. Этот эмоциональный фактор, полагаю, и повлиял на избирателей в Нью‑Гемпшире, разжалобил их: новый, более человеческий образ частично опроверг прежний, сложившийся. Другой вопрос: нужен ли нам такой расхристанный президент, как что – в слезы? И без того многие избиратели задаются вопросом: справится ли женщина с ролью главнокомандующего?

А как относятся к Хиллари женщины? Такой гендерный подход не покажется лишним в политическом контексте, который все чаще зашкаливает в психологию, а то и в психоанализ, тем более именно женщины обеспечивают пока ей победы. Среди многих книг о Хиллари успела выйти уже и такая: «Тридцать взглядов на Хиллари». На обложке тридцать ее фотографий, а внутри – тридцать эссе о ней. Единственное общее у последних – все написаны женщинами. Во всем остальном – разноречие. Одни авторши (Кати Ройфе, Эми Уилентз) считают Хиллари высшим воплощением феминистских мечтаний: женщина‑президент! Другие феминистки ястребиного уклона, наоборот, не могут простить ей, что она не ушла от мужа после скандала с сосалкой Моникой, предав тем самым святые идеалы феминизма и поддавшись господствующему в обществе сексизму. Редко кто из авторов этого сборника обращается к политическим взглядам Хиллари Клинтон или к ее часто противоречивым голосованиям в Сенате, зато скрупулезному рассмотрению подвергнуты черты ее характера, привычки, предпочтения, вплоть до едовых: ее диете посвящена статья кулинарного специалиста Мими Шератон (Хиллари любит острую еду). Еще один автор – Сюзан Орлеан – всерьез гадает, к какому типу принадлежит Хиллари Клинтон: кошачьему (cat person) или собачьему (dog person), – и в зависимости от этого предлагает декодировать ее личность.

Смешно, да? Не совсем. Как автор (и соавтор, с Еленой Клепиковой) нескольких романных биографий – Андропова, Горбачева, Ельцина, Жириновского, Довлатова, Бродского, – я придаю психологии первостепенное значение, разного рода мелочи включая: любая блоха не плоха. Так же поступают детективисты и психоаналитики. Тем более когда это относится к будущему главе единственной супердержавы. Психологические черты нашего будущего президента не менее важны, чем его политические взгляды. Последние могут меняться в зависимости от обстоятельств, в то время как первые являются постоянной доминантой. И женский взгляд на Хиллари Клинтон оправдан инстинктивным чутьем авторов к существу своего пола. Недаром многие авторы рассматривают Хиллари по‑родственному и сравнивают с сестрой, матерью и даже бабушкой, как это делает в своем эссе Катрин Харрисон (не забудем, что Хиллари уже 60 лет). И этот психологический подход к кандидату в президенты аналогичен тому, который зачастую демонстрируют избиратели, игнорируя идеи кандидатов, а те часто не так уж сильно отличаются друг от друга, но сосредотачиваясь на биографии, психологии, харизме, карме, мантре и проч. Тем более это относится к Хиллари, которая, если станет президентом, займет свое место в семиотическом ряду великих блондинок нашего времени (Мэрилин, Мадонна, принцесса Ди). Кстати, не совсем случайно становление ее образа сопровождалось изменением имени: Хиллари Родом – Хиллари Родом Клинтон – Хиллари Клинтон – просто Хиллари.

Понятно, в этом «женском» сборнике статьи разного уровня – от анекдотических до исследовательских, от статистических до футурологических. Одни авторы относятся к Хиллари с симпатией, другие не скрывают своей антипатии к ней. Например, романистка Лионел Шрайвер считает Хиллари Клинтон антифеминисткой и предсказывает, что бывшая первая леди, попав снова в Белый дом, но уже в новом качестве, будет номинальным, «титульным» президентом, а фактическим главой государства, пусть и закулисным, – ее муж. Такое предположение о «командном» и даже более президентствовании высказывается не только в означенном сборнике: не станет ли Билл Клинтон серым кардиналом при Хиллари Клинтон и не является ли его активное участие в предвыборной кампании жены его собственной замаскированной попыткой в обход американской конституции тайно проникнуть в Белый дом в третий раз? А кем еще он мог быть там? Первым лордом? Первым джентльменом? Первым мужем? Принцем Филипом, на манер мужа королевы Елизаветы Второй? Или рокировка типа кремлевской: Медведев в президенты, Путин в премьеры? Как жаль, что у нас тут, в Америке, нет поста премьер‑министра…

Ввиду гипотетичности этих предположений с ними одинаково трудно как спорить, так и соглашаться. Однако та же Лионел Шрайвер, когда от футурологии обращается к настоящему, довольно тонко дает ответ на риторический вопрос: что заставило Хиллари Клинтон претендовать на пост президента? Вопрос, который не стоит по отношению к мужским кандидатам, но только к Хиллари Клинтон. Случайное стечение обстоятельств, удачливость и хороший или дурной (в зависимости от того, как посмотреть) вкус мужчин – причины, по которым Хиллари ринулась в президентскую гонку На месте Лионел Шрайвер я бы этими причинами не ограничился. Безусловно, Хиллари Клинтон – человек самостоятельный и расчетливый, но огромную роль в ее решении выдвинуть свою кандидатуру сыграли ее либеральные спонсоры: те, кто ставит на нее, как на фаворитку Я не хочу быть понятым неверно: Хиллари – не марионетка, а ее спонсоры и имиджмейкеры – не кукловоды. Но получить еще одного Клинтона в Белом доме для них важно. За семь лет от Буша‑младшего они подустали, утомились, хотят другого. Другой и будет, вовсе не обязательно Хиллари Клинтон, хотя шанс у нее есть.

Поэтому опуская панегирические статьи об «очаровательной женщине», как называет Хиллари Сюзан Чивер (дочь покойного писателя Джона Чивера), упомяну те исследования, в которых, исходя из прошлого кандидатки в президенты, оцениваются ее шансы на будущее. Сюзан Леман считает Хиллари «продуктом корпоративной легальной культуры». В самом деле, кандидатка в президенты отбарабанила полтора десятилетия в Rose Law Firm в Литтл Рокк в Арканзасе. И этот опыт, по мнению автора, склоняет Хиллари избегать риска (именно потому она и не сунулась в президентскую гонку 2004 года, когда в ней участвовал действующий президент) и выслушивать все стороны конфликта – качества, необходимые для главы государства. Можно было бы напомнить, что не все было у Хиллари так уж гладко в этой фирме, дело дошло до суда, но, как говорится, не пойман – не вор: выкрутилась.

Одно из самых негативных эссе в этом сборнике принадлежит перу (прошу прощения за этот анахронизм в компьютерную эру) известной писательницы Норы Эфрон, которая еще в 2006 году объявила себя принципиальной противницей Хиллари Клинтон. Она обвиняет Хиллари в цинизме и неразборчивости в средствах при достижении цели, что та готова пойти на что угодно, только чтобы выиграть, но никогда не рискнет, если не будет стопроцентной уверенности в победе. Что ж, если это в самом деле так, то можно было бы предсказать, кто будет нашим следующим президентом. Однако даже не склонная к риску Хиллари Клинтон может ошибаться. И ошибиться – на этот раз.

Рассмотренная с разных сторон панегиристами и оппонентами Хиллари Клинтон предстает разнообразно и даже, я бы сказал, всесторонне. Вплоть до ее самодовольной улыбки и лошадиного ржанья – пока она не «прослезилась» в Нью‑Гемпшире. И множество других «мелочей», которые вовсе не мелочи, включая спекулятивные ссылки Хиллари на недостаток опыта у Барака Обамы. Если это относится к его сенатскому стажу, то да, на чуток меньше, чем у Хиллари, но бери намек шире: восемь лет в Белом доме в качестве первой леди. Но первая леди – это статус, а не должность, Хиллари не участвовала ни в расширенных заседаниях правительства, ни тем более в узком кругу Совета безопасности, когда решались ключевые для страны вопросы. Избирателю подсовывается очевидный фалынак – постоянного чиновного, правительственного опыта в Белом доме у Хиллари не было. А когда случался, то провальный: несостоявшаяся здравоохранительная программа, вызвавший скандал поцелуй жены Арафата. Так что для высокомерия и самоуверенности у Хиллари Клинтон нет никаких оснований.

 

2016 ПО ВТОРОМУ КРУГУ. Теперь она без устали ссылается на этот свой четырехлетний опыт работы топ‑дипломатом в администрации Обамы. Однако похвастать большими успехами на дипломатическом поприще она вряд ли может, зато провалы – налицо. Суперстар – да, но не супердипломат, каковыми были генерал Маршалл (ну да, «план Маршалла»), Даллес, Киссинджер: рядом не стояла. Те, кто поет ей теперь осанну, упоминают ее рекордные путевые показатели: из четырех лет службы госсекретарем она чуть ли не год провела в самолетах, налетав миллион миль, а это все равно что облететь земной шар 40 раз! Прямо‑таки лягушка‑путешественница, а не госсекретарь. Однако те, кто, наоборот, хулят ее, указывают в своих диатрибах, что достигнуть чего‑либо госсекретарь никак не может в небе, а только на земле, спустившись с трапа. Так вот, на земле сплошные фиаско, ответственность за которые она должна нести вместе с президентом Обамой. Одна только бездумная поддержка обамовской администрацией арабских весен привела в итоге к политическому хаосу, гражданским войнам, разгосударствованию на Ближнем Востоке и к проблеме беженцев, которые хлынули в Европу, подобно водам библейского Потопа. Не говоря уже о Бенгази, за убийство американцев в котором Хиллари Клинтон несет личную ответственность. Если честно, удивляюсь, что она ссылается на этот свой дипломатический опыт, который весь ей в минус.

 

Вот что еще забавно. Хоть кандидатка в президенты представлена в широком психологическом ракурсе, со многими подробностями, кой‑чего в этой книге все‑таки не хватает. Или этого недостает в самой Хиллари Клинтон? Характер есть, ум есть, воля есть, а чего‑то не хватает. Я вспомнил одну историю, которой хочу закончить эту статью. Когда будущий шотландский писатель Стивенсон был маленьким мальчиком, он как‑то сказал: «Мама, я нарисовал человека. Душу тоже рисовать?»

 

Гуттаперчевый старик

 

Пару миль в сторону – и Джон Маккейн не смог бы баллотироваться в президенты: он родился на чужбине, в Панаме, но, слава богу, на американской военно‑морской базе в зоне

Панамского канала, а это значит – на территории США. Его отец, тоже Джон, дослужился до адмиральского чина, а когда его сын, пилотом во Вьетнаме, был сбит противником, катапультировался и со сломанными руками и коленом упал без сознания в озеро, откуда был выловлен вьетконговцами и взят в плен, его отец был назначен командующим войсками США во Вьетнаме. Что не помешало Маккейну‑младшему провести пять с половиной лет в лагере, который американцы иронически называли «Ханойский Хилтон», где подвергался пыткам и даже пытался наложить на себя руки. Моя невестка калифорнийского разлива, которой Маккейн в принципе нравится, несмотря на ее демократические симпатии, опасается, однако, что «вьетнамский синдром» повредит ему на посту главнокомандующего и он может пойти на ненужный риск в случае кризиса.

Вьетнамский опыт (включая плен), который должен бы вроде быть во славу Джона Маккейна, играет двоякую роль и служит поводом для вброса в американские СМИ компры: мол, молодой пилот загубил во Вьетнаме пять самолетов, выдал военные секреты в обмен на медицинское обслуживание, получил непомерное и незаслуженное число военных наград и вот уже сколько лет спекулирует вьетнамским прошлым. Антимаккейновские диатрибы исходят как раз от тех, кто по идее должны были его поддерживать: организации вьетнамских ветеранов. Те самые, которые три года назад развернули кампанию против другого вьетнамского ветерана, друга Джона Маккейна, Джона Керри, тогдашнего кандидата от демократов на пост президента, и внесли весомый вклад в победу Джорджа Буша. Еще на семь лет назад, в 2000 году, аналогичная грязная кампания была развернута против Маккейна, когда его соперником внутри Республиканской партии был Буш‑младший, ее застрельщиком был главный стратег нынешнего президента Карл Роув. Маккейн был тогда сломлен и выбыл из борьбы. Второй раз этот фокус вряд ли пройдет, хотя не ограничиваясь Вьетнамом, «доброжелатели» Маккейна приписывают сенатору от штата Аризона внебрачную дочь от чернокожей. На самом деле это удочеренная им сирота из Бангладеш.

 

2016 ДОНАЛЬД ТРАМП О ДЖОНЕ МАККЕЙНЕ: «Какой Джон Маккейн герой войны? Он считается героем, потому что был в плену. Я предпочитаю мужиков, которых в плен не брали».

 

Кампания настолько грязная и циничная, что вызывает обратный эффект, и даже те, кто не больно симпатизируют идеологически или психологически Джону Маккейну, готовы встать на его защиту от клеветы и инсинуаций. От этой кампании Маккейн, похоже, больше выигрывает, чем проигрывает. Политическая судьба у него вообще крученая‑верченая. Вплоть до нынешней президентской кампании, когда он всего пару месяцев назад был на грани вылета и даже друзья советовали ему снять свою кандидатуру из‑за недостатка средств, но вдруг этот underdog политически воскрес, как птица феникс, и стал выигрывать праймериз за праймериз. И это несмотря на разноголосицу среди республиканцев относительно его кандидатуры.

Многим из них он кажется недостаточно правым, мормон Митт Ромни, другой республиканский кандидат, назвал его мнимым консерватором, отступником от традиционных ценностей Великой старой партии и припомнил его альянс с демократами по иммиграционному вопросу и по ужесточению финансового законодательства. Джон Маккейн и в самом деле расходится в мнениях по ряду вопросов со своими однопартийцами. Другое дело, что в партии слонов, как и партии ослов, нет идеологического единства, и если не инакомыслие, то разномыслие в известных пределах допустимо и не карается изгнанием из партийных рядов. К примеру, Маккейн за запрещение пыток в американских тюрьмах. Не одобряет он также конституционный запрет на однополые браки, выступает за государственное финансирование программы по исследованию стволовых клеток и заодно с демократами в вопросе о глобальном потеплении планеты. Однако во внешней политике он самый что ни есть «ястреб»: всегда выступал за войну в Ираке до победного конца и за увеличение там американского военного присутствия. Сторонник развития противоракетной обороны, смертной казни, противник абортов и против ограничения прав на владение оружием. Резкий критик Путина, в глазах которого Маккейн увидел три буквы – КГБ, в то время как Хиллари Клинтон не увидела в тех же глазах души. Но это уже относится к области метафор, а не к политике. Критикуя Путина за наступление на демократию и права человека, Джон Маккейн всячески поддерживает «молодые демократии» в Грузии и Украине.

Изначально кандидатуру Маккейна поддержал независимый сенатор из Коннектикута Джозеф Либерман, который в бытность свою демократом часто – особенно по вопросам обороны и иностранной политики – объединялся с республиканцами. С тех пор он и вовсе отбился от обоих стад в Сенате. Не в такой мере, конечно, но Маккейн тоже достаточно непоследователен, то есть независим, чтобы внутрипартийные верхи и низы сомневались в его истинном консерватизме. Он ловко лавирует в Сенате, сближаясь то с республиканцами, то – до опасного предела – с демократами (к примеру, вместе с ними голосовал против предложенного Бушем сокращения налогов). В этом, наверно, причина – помимо личных отношений, – почему, по слухам, три года назад Джон Керри предлагал Джону Маккейну баллотироваться с ним на пару в качестве кандидата в вице‑президенты, но нарвался на отказ: Маккейн номинально остался верен своей партии. А теперь выбывший из предвыборной гонки Руди Джулиани, который и вовсе чужд идеологическим крайностям республиканцев, призвал своих сторонников голосовать за Маккейна, надеясь – опять‑таки по слухам, – что взамен ему будет предложено баллотироваться с ним вместе в вице‑президенты. Джулиани и Маккейн обменялись комплиментами: Джулиани назвал Маккейна американским героем и самым квалифицированным кандидатом на пост следующего верховного главнокомандующего США, а Маккейн, в свою очередь, объявил Джулиани выдающимся американским лидером.

А что, парочка хоть куда! Почему нет?

Вслед за Джулиани кандидатуру Маккейна поддержал калифорнийский губернатор Арнольд Шварценеггер. Похоже, сюрпризов в республиканской гонке нам ждать уже не приходится.

Как раз центризм, независимость, самостоятельность (в том числе от партийных догм) и привлекает к Маккейну прессу и избирателей. Даже либеральная «Нью‑Йорк тайме», оговорив в первом же предложении свои несогласия с республиканцами в целом (главная ставка газеты – демократка Хиллари Клинтон), отобрала для поддержки единственного президентского кандидата от Республиканской партии Джона Маккейна. Иначе и быть не могло: среди чужих он – свой. Свой среди чужих, чужой среди своих – испытанная эта формула к нему приложима. От старого Мака исходит какая‑то надежность, даже в его немного старомодных обращениях к избирателям «Мои друзья» есть что‑то доброжелательное и доверительное, пусть и нафталинное. Его победы на первичных выборах говорят сами за себя. На отца нации он не похож, но за дедушку сойдет. Он идет по дорожке, проторенной Рональдом Рейганом, но у того был голливудский опыт охмурения масс; у Маккейна его нет. Но на безрыбье и рак рыба: сравнение с другими республиканскими кандидатами он выигрывает.

Среди недостатков Маккейна главный – возраст: семьдесят один год. А к инаугурации в январе ему и вовсе будет семьдесят два. Так поздно в Белый дом не приходил еще никто. Но и кандидаты‑демократы не без изъянов: среди американских президентов не было прежде ни женщин, ни мулатов. Трудно сказать, какой недостаток перевесит для избирателей: преклонный возраст, цвет кожи или гендерный признак? Конечно, прежде всего они будут думать о лозунгах и идеях кандидатов в президенты, но не в последнюю очередь и об указанных вроде бы маргинальных качествах. Выбор не так чтобы велик: старик, мулат и женщина. Есть о чем поразмыслить. Существенное различие в том, что цвет кожи и пол с годами не меняются, в то время как годы берут свое. Каким президентом будет этот почтенный старец? Выдержит ли два президентских срока, да и один под силу ли ему? Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Тем более в таком возрасте.

Само собой, если Маккейн станет президентом, то не таким идеологическим, как его предшественник, более свободным от партийных догм, тем более от правого крыла партии. Однако под вопросом не идеология, а физиология: пенсионный возраст старого, честного, добропорядочного Мака. У него четыре внука, есть чем занять досуг, если избиратели предпочтут ему демократа.

Сознаю, что некоторым читателям мои рассуждения могут показаться циничными. Мне возразят, что мы живем в Америке, где жизнь человека с помощью медицины и фармацевтики можно растянуть, как гуттаперчу. Кто спорит? Но гуттаперчевый старик не то же самое, что гуттаперчевый мальчик.

До чего ответственное дело выбирать президента США, а по сути – президента земного шара. Как раз Маккейна я понять могу – он берет политический реванш за потерянные годы, помню, как несправедливо и обидно он был вышиблен из седла негативной кампанией Карла Роува в 2000 году. Но и избирателя понять можно – и нужно: он должен учитывать не только политические взгляды кандидата, но и его психологические мотивы, тем более если он руководствуется (частично) реваншистскими, то есть эгоистическими, причинами, выставляя свою кандидатуру. Как ни странно это прозвучит, Джон Маккейн – из породы неудачников: от вьетнамского плена до инсинуаций против него восьмилетней давности. Не говоря уже о почтенном возрасте, который ему в минус как кандидату и как потенциальному президенту, зато в плюс любому из демократов, если воспользоваться этим объективным преимуществом тактично, не оскорбляя чувств пожилых избирателей. Джону Маккейну можно только посочувствовать, тем более что нет его вины в том, что он вышел из возраста, когда становятся президентами. Но нет правил без исключений, а исключения, как известно, доказывают правила.

Будет ли таким исключением Джон Маккейн?

 

Циклы американской политики. Бебибумеры & милленниалы

 

Казалось бы, демократам радоваться нечему. В Белом доме восьмой год засели республиканцы, а в рядах демократов раздор и междоусобицы накануне выборов. Однако есть и благие для них вести. Правда, по принципу «чем хуже, тем лучше». Судя по последнему опросу общественного мнения, проведенному «Нью‑Йорк тайме» и Си‑би‑эс, 81 процент американцев убеждены, что страна свернула на неверный путь, и еще 79 процентов полагают, что жизнь стала хуже, чем пять лет назад. Отдадим должное Бараку Обаме, политический инстинкт которого не подвел, и он сделал лозунгом своей президентской кампании одного слово – «перемены» (change). Поразительно, однако, что это слово стало вскоре мантрой и двух его соперников – сенаторов Хиллари Клинтон и Джона Маккейна. Стоит ли упрекать их за плагиат, хотя первым водрузил это слово на все свои знамена и плакаты Барак Обама? Просто его соперники – вслед за ним – ощутили недовольство американского народа текущей политикой, настрой электората к коренным переменам.

Согласно теории Морли Винограда и Майкла Хейса, каждые сорок лет в США происходит «перестройка», которая ведет к фундаментальным сдвигам в политических приоритетах и коалициях избирателей. Последний раз это случилось ровно сорок лет назад, в 1968 году, и следующее сорокалетие прошло под мощным воздействием бебибумеров (или просто «бумеров»), которые внесли в жизнь идеализм, романтизм, гиперболизированный интерес к сексу и свободе сексуальных отношений, что привело общественную жизнь к тупику и определило индифферентность этого громко о себе заявившего поколения к политике и политическим институтам. Отсюда низкий процент избирателей на общенациональных выборах, чем не преминули воспользоваться республиканцы: с 1968 года они победили на семи из десяти президентских выборах.

По контрасту и в подтверждение своей «циклической» теории авторы приводят более давние, «исторические» примеры политических сдвигов в американском обществе: 1860 и 1932 годы, когда президентами соответственно были избраны Авраам Линкольн и Франклин Рузвельт – при избирательном подъеме и повышенном общественном интересе к политике и политическим институтам.

И хотя многие республиканские стратеги, типа Карла Роува, который дважды привел к победе Буша‑младшего, считают, что сдвиг в сознании избирателей произошел 11 сентября и подтвердил на многие годы вперед гегемонию республиканцев, наши авторы – Морли Виноград и Майкл Хейс – полагают, что исламский гипертеррористический акт одинаково способствует избирательной активности как республиканских, так и демократических слоев населения, но демократы нового поколения будут значительно активнее поколения бебибумеров, на смену которого они идут. Что же это за новое поколение, с выходом которого на политическую сцену, полагают авторы циклической теории, наступит светлая эра демократов? Отметим, что оба автора сами – демократы.

Имя этого нового поколения известно с конца прошлого столетия (точнее будет сказать в связи с этим именем – тысячелетия), когда два других автора Уильям Стросс и Нил Хау в книгах «Поколения» и «Подъем тысячелетников» обозначили их как «милленниалы» (от millennium – тысячелетие, почему я и назвал их весьма условно «тысячелетниками»). Между бебибумерами и милленниалами было еще промежуточное, как здесь говорят, сендвичное поколение «Gen X», но именно ввиду его промежуточности, краткости и немногочисленности на нем не стоит особо задерживаться. В то время как милленниалы – это те, кто родился на рубеже тысячелетий, между 1982 и 2000 годами. Такой вот диапазон, с далекой перспективой, позволяющей авторам циклической теории заглядывать не только в ретро, но и в футуро. Хотя, конечно, предсказать наверняка, как будут голосовать, когда придет их пора, нынешние пятилетние, вряд ли возможно со стопроцентной уверенностью. Однако ретроспективно циклическая теория американской политической истории выглядит достаточно убедительно, тем более авторы опираются на пять такого рода революционных сдвигов за двести лет американской истории, причем каждый сдвиг был вызван критическими событиями (при упомянутых Линкольне и Рузвельте – Гражданской войной и Великой депрессией), но всегда ли в будущем обязательно происходит то же, что происходило в прошлом? Теория может опережать практику – так же, как практика может опровергнуть теорию. Что заставит милленниалов голосовать именно за демократов?

Современным толчком для поколенческой, циклической смены является, по мнению Морли Винограда и Майкла Хейса, вовсе не 11 сентября, а развитие коммуникационных технологий, прежде всего Интернета. Сходит со сцены пожилое поколение американцев, которые статистически не являются пользователями Интернета, да и равнодушные

в большинстве своем к политике бебибумеры входят в пенсионный возраст. В то время как милленниалы (по крайней мере, старшие из них) благодаря воспитанию и самовоспитанию имеют тенденцию к политической независимости, к самостоятельному, индивидуальному выбору, к отказу от традиционных ценностей. Недаром, кстати, большинство молодых избирателей‑демократов голосуют за Барака Обаму, который угадал это стремление нового поколения к переменам и сдвигам. Недавно по ящику я видел репортаж из чикагской штаб‑квартиры Барака Обамы – сплошь молодые интеллектуалы во главе с руководителем его кампании Дэвидом Аксельродом, бывшим корреспондентом «Чикаго трибюн». Бросалось в глаза почти полное отсутствие негров и женщин – тут уж не до политкорректности! Вплоть до обратного влияния молодых на своих родаков, которое выразилось даже в известном анекдоте:

Tell your mama:

«Vote for Obama!»

Само собой, милленниалы теснее связаны с Интернетом, чем предыдущие поколения – бебибумеры и промежуточное Gen X. Причем, демократы быстрее осваивают и используют новую технологию, чем республиканцы, которые по определению более консервативны. Зато милленниалы более политизированы и полагаются на Интернет, включая мнение своих друзей и ровесников, выражаемое через электронную почту. На смену аполитичной индивидуальной морали бебибумеров приходит мультилатеральная тенденция милленниалов, склонных к принятию быстрых и обговоренных решений. Объединенное Интернетом, это поколение наименее обеспокоено к любым ограничениям гражданских прав либо вторжением в частную жизнь, которое может случиться при борьбе с терроризмом. Прежние острые социальные проблемы теряют свою эффективность, а идеологические разногласия уступают место успешному поверхбарьерному, надпартийному активизму. Большинство объединяется, вовлеченное в политический процесс, отрицая за меньшинством право устраняться от политики, как это происходило у бебибумеров.

Конечно, некоторые из предсказаний авторов этой теории – затухание споров вокруг дарвинизма или решение вопроса об иммиграции – выдают желаемое за действительное. Если это и произойдет, то не так скоро, как авторам хотелось бы. Не только отдельные предсказания, но и вся их футурологическая схема о смене политических приоритетов при смене поколений и неизбежном приходе к власти демократов и их сорокалетием, пусть и с небольшими перерывами, руководстве страной может быть опровергнута политическими или военными катаклизмами типа акта гипертерроризма 11 сентября. Чего Морли Виноград и Майкл Хейс не учитывают, так это роли случайностей в ходе мировой (в том числе американской) истории. Да и что такое закономерность, как не цепочка случайностей? Тогда любая футурология – не более чем гадание на кофейной гуще либо центурии Нострадамуса.

Однако в данном случае футуро железно укреплено на историческом каркасе американской истории, которая в самом деле подтверждает эту смену поколенческих циклов протяженностью в сорок лет, плюс‑минус. Или это обращенная в прошлое утомленность демократов от республиканского правления? И хотя как раз республиканцы уже выбрали своего кандидата в будущие президенты, а демократы продолжают борьбу не на жизнь, а на смерть между собой, но объединительная, надбарьерная программа Барака Обамы могла бы быть поддержана поколением милленниалов. Само собой, старшими из них. Но авторы этой теории глядят далеко вперед, а потому учитывают и пятилеток, многих из которых уже не оторвать от компьютеров, а потому через пару десятков лет они должны будут мыслить аналогично своим старшим братьям и голосовать за демократов.

Вот такой поколенческий, а значит, и политический сдвиг предсказывают наши нострадамусы в своей футурокниге «Переворот милленниалов». Эта увлекательная книга примыкает к жанру научной фантастики. С другой стороны, ее исторические примеры подкрепляют предсказания авторов. Но есть еще третья сторона: с точки зрения демократов, это в высшей степени оптимистическая книга. Она предсказывает им победу на сорок лет вперед. Что подтверждается даже фотографией авторов‑авгуров, которые лыбятся на ней, нисколько не сомневаясь в том, что коли прошлое подтверждает их теорию, то и будущее подтвердит ее.

Вопрос на затравку: достаточно ли у нынешних демократов причин для радостей?

 

2016 – О том же конфликте спустя восемь лет.

Нечто подобное происходит и в этом високосном году с той только разницей, что на этот раз во главе милленниалов встал не сравнительно молодой кандидат, а септогенарий, которому через полгода стукнет три четверти века. Лично я нахожу в этом возрастном парадоксе некоторое утешение – значит, не все еще для меня потеряно, а я слегка помоложе Берни Сандерса. И вот что еще любопытно: никто из его нынешних соперников не посмеет пенять ему почтенным возрастом, коли все они из племени геронтократов: Дональду Трампу скоро будет семьдесят, а Хиллари Клинтон – шестьдесят девять. Еще один феномен президентской кампании 2016 года. Не последний. Вот, наконец, проклюнулось хорошее русское слово для этих милленниалов‑тысячелетников. Ну конечно же сменовеховцы – вот кто они!

Статистики и поллстеры тщательно просчитывают электорат по стратам – этническим, религиозным, идеологическим, гендерным, возрастным и проч. А мне вот почему‑то кажется, что важнее сколько процентов среди избирателей тех, кто голосует в этом году впервые. Не от этого ли будет во многом зависеть исход выборов?