Поэтические средства изображения инстанции читателя в литературно-критических статьях В.Г. Белинского 1834-1836 гг.

Имплицитные средства изображения читателя

белинский читатель критика

Жанр и композиция

В данной главе мы рассматриваем языковые средства, с помощью которых образ фиктивного читателя (адресата нарратора) формируется в статьях В.Г. Белинского. Для исследования мы взяли семь литературно-критические статей Белинского за 1834-1836 гг., опубликованных в журнале Н.И. Надеждина «Телескоп» и в приложении к этому журналу «Молва». Всего в этих изданиях представлено девять крупных работ критика, но одна из них представляет собой разбор театральной игры («И мое мнение об игре г. Каратыгина»), а вторая - философского сочинения («Опыт системы нравственной философии»), что позволило нам не включать их в наше исследование. Также в сферу нашего исследования не вошли малые формы литературно-критических работ Белинского - рецензии и заметки, поскольку они принадлежат к другим жанрам, а объект нашего исследования - литературно-критическая статья.

Перед тем, как перейти к подробному исследованию инстанции читателя, необходимо охарактеризовать некоторые жанровые особенности литературно-критической статьи, важные для нашей дальнейшей работы. Как публицистическое произведение литературно-художественная статья относится к области массовой коммуникации - она обращена не к одному читателю, а к обширной аудитории. Участники коммуникации здесь разделены во времени и пространстве. Автор журнальной статьи не видит своих читателей, он с ними даже не знаком. Еще важно отметить, что он выступает не только от своего лица, но и от лица издания, в котором статья публикуется и, зачастую, для которого она и написана.

Важнейшими жанрообразующими признаками являются предмет изображения, способ изображения и его цель. Предмет изображения в литературно-критических статьях В.Г. Белинского - русская литература, свои взгляды на этот предмет критик излагает с помощью методов аналитического доказательства, а также экспрессивного выражения. Как мы видим из предыдущей главы, целью своей критической деятельности В.Г. Белинский считает поиски истины, а также воспитание эстетического чувства прекрасного у читателей и установление в обществе правильных понятий об изящном.

Итак, наше исследование охватывает такие статьи В.Г. Белинского, как: «Литературные мечтания» (1834 г.), «О русской повести и повестях г. Гоголя» (1835 г.), «О стихотворениях г. Баратынского» (1835 г.), «Стихотворения Владимира Бенедиктова» (1835 г.), «Стихотворения Кольцова» (1835 г.), «Ничто о ничем, или Отчет г. Издателю «Телескопа» за последние полугодие (1835) русской литературы» (1836 г.), «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя» (1836 г.). Из них шесть были напечатаны в «Телескопе», и только самая первая («Литературные мечтания») вышла на страницах газеты «Молва». Для правильной характеристики композиции этих статей важно отметить, что статьи «О стихотворениях г. Баратынского», «Стихотворения Владимира Бенедиктова», «Стихотворения Кольцова» умещались каждая в одном номере, а остальные четыре, более объемные, выходили на страницах нескольких номеров: статьи «О русской повести и повестях г. Гоголя» и «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя» растянулись на два номера, «Ничто о ничем» - на четыре, а «Литературные мечтания» - на десять. Теперь коротко рассмотрим каждую из исследуемых статей.

«Литературные мечтания (Элегия в прозе)» является первой серьезной статьей Белинского, с которой и началась его слава литературного критика. В ней получили выражение взгляды начинающего критика на литературу, философию, эстетику, и в ней уже хорошо просматривается его яркий публицистический стиль. Тот факт, что эта статья создавалась и публиковалась по частям, оказал большое влияние на ее стиль и композицию. «Литературные мечтания» представляют собой литературно-критический обзор русской литературы со времен Петра I до современных Белинскому 30-х гг. XIX в. - «от Ломоносова до Кукольника». Он подчинен одной идее - доказать, что в России «сейчас нет литературы». Однако непосредственно сам обзор начинается только с пятой главы. В первых четырех Белинский излагает свои философские и эстетические позиции, озвучивает основную мысль статьи, полемизирует по ее поводу с «воображаемым читателем» и комментирует будущий обзор. По сути, именно в этих первых четырех главах ярче всего проявляется направленность статьи на воздействие на читателя. Помимо глав, в статье с пятой главы можно выделить периоды, на которые Белинский делит русскую литературу: Ломоносовский, Карамзинский, Пушкинский, Народный и Смирдинский (иронически охарактеризованная Белинским по имени издателя «Библиотеки для чтения» современная ему литература). Описание каждого периода снабжено вступлением и заключением, с традиционными для них эксплицитными обращениями к читателю.

Границы глав и периодов обычно не совпадают. Там, где новая глава описывает период, не закончившийся в прошлой главе, Белинский, зачастую, не адресует читателю никакого вступления, а просто продолжает обзор, начиная его, например, словом «итак». Там, где границы совпадают, обращение к читателю обусловливается сразу двумя факторами - окончанием главы с одной стороны и окончанием периода - с другой. В седьмой главе, после того, как Ломоносовский период со всеми необходимыми выводами был закончен в шестой, Белинский опять к нему возвращается и этот возвращение наполнено экспрессивными обращениями к читателю. Возможно, это связано с тем, что после выхода номера, в котором была напечатана шестая глава, некоторые ее читатели возмущались, почему в ней разобраны не все знаменитые деятели того времени. Этот принцип зависимости эксплицитных обращений к читателю от глав характерен и для остальных трех статей, для которых потребовалось больше одного номера. Такие обращения обозначают собой коммуникативные границы произведения, так называемую рамку текста. С их помощью автор подготавливает читателя к началу разговора и к его завершению.

В статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» в первой главе после короткого вступления критик пишет о связи эпох и литературных направлений, а также о родах литературы и подводит читателя к тому, что герой его времени - повесть, затем коротко обозревает русских писателей, работающих с этим жанром, и в заключение делает обобщение. Эта часть текста тяготеет к философскому размышлению, здесь апелляции к читателю не часты. Вторая глава начинается с краткого введения к читателю, она характеризуется обилием обращений и большей степенью публицистичности. В ней Белинский настаивает на том, что истинное творчество - бессознательное, и утверждает свободу творчества от лица творящего при зависимости от него, а также размышляет о народности. Как иллюстрацию ко всем этим мыслям он разбирает повести Гоголя, и в этом разборе активно апеллирует к чувствам и эмоциям читателя, что будет показано ниже. Завершает статью критик обращением к читателю.

Статья «Ничто о ничем» начинается с диалога с издателем «Телескопа» Н.И. Надеждиным, образ которого в большинстве случаев является фиктивным читателем этой статьи. В первой главе критик доказывает Надеждину, что в русской литературе обозревать сейчас нечего, но говорит о том, что, как человек зависимый, он принужден писать обозрение. Во второй главе начинается обозрение русских журналов, которое с некоторыми отступлениями продолжается в следующих трех главах. Каждая из этих глав обладает своеобразным вступлением и заключением, обращенными к читателю.

Статья «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя» построена как полемика с С.П. Шевыревым, ведущим критиком этого журнала. Она начинается с размышления о том, что такое критика. Белинский различает критику немецкую и критику французскую, говорит о назначении критики в России. Вторая глава здесь никаким отдельным вступлением не выделена, а просто продолжает рассуждение, не законченное в первой. Завершается статья размышлением о странном и опасном положении критика.

Три статьи о стихах («О стихотворениях г. Баратынского», «Стихотворения Владимира Бенедиктова», «Стихотворения Кольцова») похожи по композиции, поэтому можно сказать о них обобщенно. В начале каждой из них идет пространное рассуждение, отражающее взгляды критика на тот или иной вопрос: в статье «О стихотворениях г. Баратынского» Белинский размышляет об отличие поэзии первобытных и поэзии новых народов, в «Стихотворениях Владимира Бенедиктова» - о критике и необходимости истинного чувства в поэзии, в «Стихотворениях Кольцова» - о природе гениальности. Затем идет разбор стихов поэта с выборкой и обыгрыванием примеров, причем все три поэта сравниваются с А.С. Пушкиным. Три статьи о стихах характеризуются обилием риторических вопросов и восклицаний.

Как отмечала В. Березина, композиция статей Белинского достаточно свободная - он не сковывает повествование строгими рамками, а свободно переключается из одного плана в другой (например, из исторического - в современный), возвращается к забытому ранее, что позволяет имитировать живой разговор, беседу и делает повествование более динамичным и легким для восприятия [Березина, 1991. С. 41].

Заглавия и эпиграфы

Ориентированность статьи на читателя может просматриваться уже в заглавии. Из заглавий интересующих нас статей Белинского интересными с точки зрения информации, передаваемой читателю, оказываются только названия статей «Литературные мечтания» (с подзаголовком - «Элегия в прозе», который намекает читателю на то, что содержание статьи будет носить печальный характер) и «Ничто о ни чем, или Отчет г. Издателю «Телескопа» за последнее полугодие (1835) русской литературы» (где одновременно отражены жанровое своеобразие публикации, ее первейший адресат и отношение Белинского к разбираемым произведениям и передаваемой информации). В остальных заглавиях озвучивается только название автора или издания, о котором пойдет речь.

Имплицитное изображение читателя осуществляется также с помощью эпиграфов. Из семи статей исследуемого периода эпиграфами обладают две - «Литературные мечтания» и «Стихотворения Владимира Бенедиктова». В «Литературных мечтаниях» каждая из десяти глав снабжена одним или двумя эпиграфами. Вспомним композицию этой статьи (деление ее с одной стороны - на главы, а с другой - на периоды) и, в частности, то, что из-за такого двойного деления не каждая глава обладает необходимым для публицистического текста вступлением. А эпиграфы идут к каждой главе и часто берут на себя функцию этого отсутствующего во главе вступления. Одни из них сообщают читателю о том, какую эмоциональную реакцию вызовет у него содержание главы. К этому типу относится строчки из «Горя от ума» Грибоедова, идущие в качестве первого из двух эпиграфов к первой главе: «Я правду о тебе порасскажу такую, Что хуже всякой лжи. Вот, брат, рекомендую: Как этаких людей учтивее зовут?» [C. 47]. В первой главе «Литературных мечтаний» выдвигается тезис «У нас нет литературы». А в эпиграфе автор предупреждает читателя, что информация, которую он почерпнет из этой главы, будет для него не самой приятной. Одновременно такой эпиграф призван заинтриговать адресата, чтобы тот, заинтересовавшись, начал читать статью. Примерно об этом же говорит эпиграф ко второй главе: «Pas de grâce! (Пощады нет!) Гюго. Марион де Лорм» [C. 49]. Здесь, у читателя, уже расстроенного содержанием первой главы, отнимается надежда, что в дальнейшем автор как-то оправдает русскую литературу. Похожее значение и у эпиграфа к седьмой главе, в качестве которого выступает известное выражение Сократа: «Amicus Plato, sed magis amica veritas» (Платон мне друг, но еще больший мне друг - истина (лат) [C. 78].

Другие эпиграфы намекают на содержание главы. Во втором эпиграфе к первой главе дан диалог из книги О. Сенковского «Фантастические путешествия барона Брамбеуса»: «Есть ли у Вас хорошие книги? - Нет, но у нас есть великие писатели. - Так, по крайней мере, у вас есть словесность? - Напротив, у нас есть только книжная торговля» [C. 47]. Вместе с эмоциональной характеристикой, данной в первом эпиграфе, читателю, таким образом, дается примерное понятие того, о чем буде идти речь. А в эпиграфе к шестой главе, где без вступления начинается обозрение литературы эпохи Екатерины Второй, стоят строки из стихотворения Жуковского «Русская слава»: «Была пора: Екатеринин век, в нем ожила всей древней Руси слава» …» [C. 71].

Эпиграфы третьего типа комментируют для читателя ход повествования. В литературных мечтаниях» такой эпиграф стоит в пятой главе (с которой, собственно, и начинается обзор): «Вперед, вперед, моя исторья!» (Из «Евгения Онегина») [C. 66], а также в последних двух главах: «Берег! Берег!.» Истертое выражение» (к девятой); «Еще одно последнее сказанье - И летопись окончена моя!» Пушкин (к последней десятой главе из «Бориса Годунова» А.С. Пушкина). К статье «Стихотворения Владимира Бенедиктова» Белинский дает в качестве эпиграфа цитату из стихотворения Пушкина «Разговор книгопродавца с поэтом»: «Обманчивей и снов надежды./ Что слава? Шепот ли чтеца?/ Гоненье ль низкого невежды? Иль восхищение глупца?». Этот эпиграф намекает на содержание статьи, в которой Белинский в пух и прах разносит творчество модного и прославленного поэта, которым тогда все восхищались и которого записывали уже в живые классики [C. 659].

Таким образом, посредством эпиграфов осуществляется имплицитное обращение автора к воображаемому читателю, с их помощью он передает эмоции, намекает на содержание главы, а также комментирует ход повествования. Б.Ф. Егоров в книге «Литературно-критическая деятельность Белинского» отмечает, что эпиграфы как бы сопричастны общей тенденции молодого Белинского к романтической «беллетризации» критической статьи, «Недаром подавляющее большинство эпиграфов - литературные и даже стихотворные тексты», - пишет он [Егоров, 1982. С. 46].