Глава 1: Что мы имеем (или что имеет нас)?

Положение дел

 

Когда я размышляю с позиции гражданина над тем, почему всё в нашей современной жизни устроено так, а не иначе, то не могу найти ответы. Аграрная наука совершенствуется много десятилетий, тем не менее вопрос обеспечения пищей населения земли решен как-то однобоко. В некоторых регионах существует проблема голода, но даже там, где еда в изобилии, большинству людей требуется работать большую часть жизни для того, чтобы обеспечить пропитание себе и своей семье. Для того, чтобы решить вопрос жилья и питания, в мегаполисе тратится 9 часов рабочего времени (8 + 1 час обеда, который сложно отделить от работы и назвать полноценным досугом), +2 часа на то, чтобы добраться до работы и обратно. И так каждые 5 дней из 7. Всё остальное: отдых, развлечения, обучение, саморазвитие, остаётся заметками на полях — время на эти задачи тратится по остаточному принципу. Развитие техники, а также применение извлечённых из недр энергоносителей увеличивают потенциал человека в сотни и тысячи раз, однако, вместо освобождения, мы стали рабами устройств, которые требуют регулярного обслуживания, ремонта и совершенствования.

 

Мы приобрели колоссальные возможности: удалось даже осуществить полёт в космос, но как меркнут эти достижения по сравнению с тем, что большинству людей приходится заниматься большую часть жизни нелюбимым делом в окружении посторонних людей. Были ли мы когда-либо дальше от удовлетворения своих потребностей, чем сегодня? Снова приглашу в свидетели Жан Ледлофф:

 

Бросалось в глаза отсутствие слова «работа» в языке екуана. У них было слово тарабахо, означающее отношения с не-индейцами, о которых, если не брать нас, они знали почти что понаслышке. Тарабахо — это исковерканное испанское слово трабахо («работа»), и значит оно абсолютно то же, что понимали под ним конкистадоры и их последователи. Меня поразило, что это было единственное слово испанского происхождения, которое я услышала в их языке. Казалось, что представление екуана о работе было совершенно отлично от нашего. У них были слова, обозначающие любые занятия, но не было общего термина. Они не делали различия между работой и другими занятиями.

…

Оба племени с готовностью работали за привозные безделушки или выменивали их, но ни за что не поступались своими взглядами, традициями или образом жизни. Немногочисленные владельцы ружей и электрических фонариков периодически нуждались в порохе, дроби, капсюлях и батарейках, но ради обладания этими предметами они не соглашались на неинтересную для них работу и не работали, если им становилось скучно.

 

Ещё более удручающей кажется ситуация с воспитанием детей. Здоровая самка животного инстинктивно знает, что делать с детёнышем, чтобы он окреп, вырос и стал полноценной особью. Однако современные родители утратили связь поколений, утонули в тоннах коммерческой лжи, льющейся с экранов, страниц журналов или радио-программ и готовы передать ответственность за своих детей на кого-попало: медсестру из поликлиники, воспитателя в детском саду, школьного учителя. С младенчества туго спелёнуты, с затычкой во рту ("соской"), учимся тому, как стать удобными для родителей, учителей… работодателей. Даже родители, стремящиеся дать ребёнку самое лучшее и не жалеющие времени на то, чтобы разобраться во всём, порой сталкиваются с непреодолимыми трудностями. В частности, об этом пишет канадский психолог Гордон Ньюфелд. В своей книге "Не упускайте своих детей" он рассказывает о теории привязанности и обстоятельствах, которые способствуют гармоничному развитию ребёнка. Одной из концептуальных основ его теории является так называемая "деревня привязанностей" — естественное окружение ребёнка, состоящая из небезразличных для него людей, знакомых с детства. Это должны быть как родственники: братья, сёстры, дедушки и бабушки, тёти и дяди, так и люди, живущие по соседству. Так как такой структуры больше нет, и на смену ей пришла так называемая "нуклеарная" семья (семья, состоящая из двух супругов и их детей), то необходимо создавать или симулировать её искусственно.

 

Эрзац-семья

 

Современная модель семьи являет собой такое плачевное явление, что даже её ярые защитники подчас не находят аргументов. Статистика весьма красноречива: в 2014 в РФ году на 1000 браков приходилось 806 разводов. Правда, эти цифры не иллюстрируют главного — продолжительности существования отдельной семьи. В Италии, где самая высокая продолжительность брака, он длится 18 лет. Это максимум, в других странах — меньше, но в целом показатель подозрительно совпадает со сроком, достаточным для того, чтобы поставить на ноги ребёнка.

Вот и вырисовывается простая истина: "долго и счастливо" из сказок — это либо 2-3 года, если детей не появилось, либо, стиснув зубы, 12-14 лет, пока дети подрастут. Причём даже появившиеся ипотечные кредиты на 30 лет, на которые столь активно подписываются молодые семьи, а также государственные субсидии и общественное мнение — ничто из этого не способно существенно подвинуть выше означенную статистику. Что это может значить? Такая модель семьи с ритмами, встроенными в нашу природу, не согласуется! Определённые потребности не "закрывает" или "закрывает" не полностью, частично, временно. Тогда возникает другой вопрос: зачем такая модель семьи вообще нужна? зачем её столь активно насаждает государство и церковь? Есть одна гипотеза, но я поделюсь ей чуть позже.

Город

 

Такая структура, как город, оказалась наиболее востребованной в момент развёртывания относительно крупных производств. Необходимо было обеспечивать мануфактуры рабочей силой. При этом крепкие крестьяне не стремились переселяться, находя "удобство" жизни в городе весьма сомнительным. Впрочем, история — не моя стихия, поэтому перейдём к тому, что из себя представляет город сегодня. Крупный город, как магнит, привлекает всё больше и больше людей, ищущих комфортных условий проживания и высокой зарплаты. В результате от перенаселённости страдают все: как прежние жители, так и вновь приехавшие. Автомобильные пробки — это реалии не только мегаполисов, но уже и более-менее крупных районных центров. Город сжигает ресурсы чрезвычайно нерационально, потому что при таких количествах людей о рациональности думать и не приходится. Личной ответственности также становится всё меньше и меньше, так как каждый отдельный человек не осознаёт того, что происходит вокруг него — на то, чтобы думать и размышлять, зачастую просто не остаётся времени. Узкая профессиональная специализация и обилие сложных вещей повсюду — человек может годами работать над своим небольшим вкладом в какой-то проект, не понимая, при этом, какие последствия повлечёт за собой его внедрение. Если возникают конфликты с совестью — их легко можно преодолеть, варьируя размер оклада.

 

Нужно отметить, что сама жизнь в перенаселённом городе достаточно травматична для психики. Мы адаптированы к тому, чтобы видеть, различать и запоминать определённое количество лиц, воспринимать знакомых и незнакомых людей, различать их эмоции на основании мимических движений. Этому не нужно обучаться, на это способен даже ребёнок. Однако сегодня мы каждый день встречаем столько людей, сколько человек в "деревне архетипов" встречал за всю свою жизнь. Это рождает колоссальный дискомфорт, защитной реакцией на который является переход в трансовое состояние. Большинство людей, движущихся в общественном транспорте, находятся в трансе, со всеми признаками, которые описаны в специальной литературе. Мы можем адаптироваться к ситуации, используя защитные механизмы психики, однако мозг, как и весь организм, начинает работать в режиме выживания, а не в режиме развития и творчества.

 

Социальная сфера находится в чудовищном состоянии: несмотря на перенаселение возникает проблема одиночества. Люди перестают строить глубокие, эмоционально насыщенные отношения. Родственные связи настолько ослабели, что любые материальные или финансовые претензии способны разорвать эти узы. Контакт между поколениями разрушен: старики больше не могут поделиться мудростью, их опыт оказывается ненужным, неприменимым. Те функции, которые раньше выполняла община, "род", "неделённая семья", сегодня узурпирует государство. От колыбели до могилы государство неустанно следит за каждым (регистрация рождения, свадьбы, смерти) и готово принять в распростертые объятия в любой момент (ясли, детский сад, школа, ВУЗ, служба в армии, работа на гос.предприятиях, дом престарелых). Так происходит не случайно, ведь государству нужны люди, не отягощенные интересами семьи, готовые выполнять приказы и жертвовать всем.

 

С другой стороны, такая позиция расслабляет людей. Если раньше оставить престарелого родственника без попечения означало обречь его на голодную смерть, то теперь можно рассчитывать на то, что государство возьмет на себя бремя нерадивого отпрыска.

 

Коснёмся другого архетипа — "дом". Сейчас это слово обозначает лишь строение, но уже не наполнено гаммой переживаний и чувством привязанности. Жилища можно менять, как костюмы. Для семьи, арендующей жильё, смена места жительства каждый год-два становится чем-то обыденным. При этом в таких семьях растут дети, с момента рождения лишенные "отчего дома". Даже приобретённая квартира не ощущается своей, ведь это лишь бетонная коробочка большого бетонного ящика, находящаяся на чужой земле.

 

Утрачена связь с первоосновами: землёй, домом, родственниками, построение межличностных отношений также происходит на платформе взаимной эксплуатации, о каком удовлетворении потребностей может идти речь? Даже за частичное, искаженное удовольствие приходится весьма дорого заплатить. [1]

Новые возможности

 

Множество новых вещей, которых не было ещё каких-то 50-100 лет назад, вошли в нашу жизнь так прочно, что сложно представить себе существование без них. Что нам противопоставит человек из деревни архетипов? У нас же есть социальные сети, самолёты, возможность пользоваться видео-трансляциями для того, чтобы общаться в реальном времени с людьми со всего света. Но возникает закономерный вопрос: возникли ли новые потребности у человека, или новые возможности служат удовлетворению тех же потребностей, что существовали и в деревне архетипов? Рассмотрим подробнее, к примеру, какие возможности даёт интернет. Можно связаться и поддерживать связь между людьми, разделенными значительным расстоянием. Объяснить это преимущество человеку прошлого было бы затруднительно: близкие ему люди, то есть люди из той же общины, находятся рядом, на расстоянии нескольких минут ходьбы. Кто покидает общину? Изгои? Так с ними и общаться незачем. Странники? Одни уходят — другие приходят, рассказывают новости, если язык понятен. Всё идёт своим чередом. Чтобы появилась потребность в связи на расстоянии, сначала нужно дать людям возможность "разбежаться" достаточно далеко (изобрести транспорт), а затем навязать это решение как необходимость ("езжай в город, там институт, там зарпалата больше"). То есть наши современные гениальные изобретения решают лишь те проблемы, которые мы сами для себя выдумали и обеспечили.

 

С социальными сетями вообще конфуз выходит. Дело в том, что между людьми в общине контакт возникает гораздо более глубокий, и знают они друг о друге больше, чем хотят продемонстрировать вовне. А главная задача социальных сетей — меряться статусом, вообще не стояла в той самой деревне. По крайней мере, пока не придумали наследование и частную собственность. Историки утверждают, что это произошло значительно позже образования родовых общин.

 

Есть ещё развлекательная функция: можно посмотреть кино, послушать музыку. С искусством ситуация выглядит двояко. Первые музыкальные инструменты появились многим позже остальных орудий труда, а музыка, как факт, появилась ещё до расселения человека по разным континентам планеты. Причём творчество соседа или близкого родственника скорее всего отражало какую-то грань жизни общины, поэтому не меньше затрагивало струны души слушателей, чем современные произведения. Что же до книг и фильмов, то в деревне архетипов эта часть жизни была представлена рассказыванием историй. Можно предположить, что талантливый рассказчик ценился в поселении не меньше, чем удачливый охотник или сноровистый земледелец. С другой стороны, сегодня на фильмы и литературу ложится дополнительная нагрузка, ведь современный человек вынужден бежать из реальности в мир, где существует багаж эмоций, которых так не хватает, и которые так желанны. Влача свой несчастный брак ради детей, мать семейства упивается любовными романами. Опостылевший ей супруг упивается детективом с обилием интимных сцен, который помогает не только разнообразить виртуальную сексуальную жизнь, но и, через насилие, которым наполнен сюжет, выплеснуть свою нереализованную агрессию. Ну и конечно неиссякаемой популярностью пользуются произведения, позволяющие серым массам хотя бы ненадолго оказаться в шкуре богатых и знаменитых. Хорошо, на этом пример с интернетом можно сворачивать. Он оказался неудачным? На досуге советую поразмышлять, чем могли бы обворожить жителя деревни архетипов вы.

 

Почему всё так, а не иначе?

 

Снова зададим вопрос: почему же мы имеем сегодня именно такую систему мироустройства, а не иную? Во-первых, как ни странно, потому, что в каком-то виде она отвечает нашим потребностям. Да, частично, да, в исковерканном и изуродованном виде, но отвечает. Как уже говорилось раньше, потребности — это "рычаги души", дёргая за них, можно вызывать определённые эмоции. Выдвину гипотезу — существующая система призвана "давить на рычаги", но только в определённом формате. Для того, чтобы достигать определённых целей. Чтобы разобраться в этом явлении, выясним, как говаривали на латыни, Cui prodest? то есть "кому выгодно?". В обществе, где правит капитал, у всего есть своя цена. Доступ к реализации потребностей становится услугой, которая продаётся и покупается. Чем более сложная потребность, тем больше потребуется средств. Иначе говоря, её сможет "закрыть" уже не каждый, а один из десятков, сотен, тысяч человек. Зачастую — за счёт этих самых десятков и сотен. Чуть более подробно о том, как игра на естественных человеческих потребностях становится основой множества бизнесов мы поговорим во второй главе