Этика в контексте двойственности Реальности.

Этика есть философская дисциплина, имеющая своим предметом исследование цели, пути, средств и возможностей совершенствования человека, из чего вытекают нормы и правила его конкретного поведения. Всякая этика существенно динамична, ибо она изучает не замкнутые в себе и находящиеся в равновесии статические системы, но длящиеся и постоянно изменяющиеся соотношения между живыми и развивающимися единичными тяготениями человека и всем его целым с так же непрерывно изменяющимися другими людьми и различного рода внешними условиями. Поэтому сущность этики определяется прежде всего идеей пути и восходящего по нему движения. Это восхождение заключается в качественном возрастании существа человека, в повышении его иерархического достоинства. Начальным звеном этой восходящей лестницы является конкретное эмпирическое, где царствует закон механической причинности и где отсутствует всякая личная свобода, там не может быть проблемы выбора, а потому не может существовать и никакой этики.

Чем выше порядок единичного существа, тем более глубинна качественная перспектива его природы, тем больше оно включает в себя различных деятелей и систем возможностей, тем к более разнообразным законам оно сопричисляется. Так как в таком сложном иерархичном существе эмпирическое сознание может занимать различные качественные положения и действовать, соответственно этому, по различным законам, то здесь только и восстаёт проблема оценки различных состояний, выбора между ними, предпочтения одних в пользу других, в согласии с призванными к действию теми или иными императивами. Итак, этика рождается только в иерархически сложном существе в силу закона автономности единичных ступеней иерархической системы. Конечной целью качественного развития индивида является его энтелехия, а потому по отношению к единичному человеку предметом этики оказывается проблема соотношения всех его отдельных качественных эмпирических состояний между собой и по отношению к этой его конечной энтелехии. Наконец, для всего человечества общей синтетической энтелехией служит Высшая Реальность, в силу чего этическая проблема включает в себя качественные соотношения и всех людей между собой, и всех его единичных состояний по отношению к Божеству.

Таким образом, этика в своём всеобщем смысле имеет своим предметом исследование пути качественного восхождения от конкретно-эмпирического к Божеству. Из этого вытекает, что наука этики заложена онтологически в самом законе иерархического строения космоса, что она есть автономная стихия обнаружений Божества в мире и потому предшествует эмпирической деятельности и познанию человека. С другой стороны, раскрытие этической проблемы в сознании человека находится в прямой зависимости от достигнутого им уровня развития и возрастает параллельно дальнейшему его совершенству. Всякое развитие есть, вместе с тем, возрастающее обнаружение этической проблемы, есть возложение на себя всё новых видов ответственности в гармонии с обретёнными новыми видами свободы. Это и выражается законом: свобода и ответственность сопряжены между собой и возрастают параллельно. Непосредственным следствием отсюда ошибочность мыслей о постоянстве, тождестве и неизменности этического канона для всех людей. В противоположность этому эзотеризм утверждает, что этика, в себе единая и тождественная, проявляется различно по отношению к различным людям и достигнутым ими ступенями совершенства; этический канон должен быть соотносителен каждому человеку и его конкретным состояниям и изменяться параллельно с его эволюцией.

С этической точки зрения Высшая Реальность представляется синтетическим средоточием этических ценностей, т.е. определяется как Высшее Благо. Так как мир есть творение Божества и восходящая цепь Его обнаружений, то и этический Его Лик, Высшее Благо, различно проявляется и отражается в единичном бытии и в его соотношениях ему подобными. Так возникает идея о проявлениях добра, единичном благе и иерархии его видов. Человек своими состояниями может соответствовать единичным видам добра, или, напротив, искажать их и даже представлять собой противное. Отсюда возникает учение о добродетелях и пороках. Каждый человек действует и воспринимает себя самого и окружающее согласно своему конкретному состоянию и свойственной ему природе и законам. Он подходит ко всему с относительной точки зрения и воспринимает вещи не такими, каковы они есть в действительности в себе, а такими, как они ему представляются.

В основоположной категории монадности Высшее Благо представляется начальным источником всякого добра в мире, его общим синтетическим хранилищем, средоточием и венцом. Всякое добро исходит из Божества, есть проявление Его Высшей Природы, его ступень восходящей к Нему лестницы. Добро в себе надмирно, оно предшествует рождению всего видимого, внешнего, преходящего, оно живёт в себе особой, чистой и далёкой от всего несовершенного жизнью, оно лишь приходит в мир, как светозарный вестник горнего мира, оно лишь является в этой юдоли неправды и скорби. Высшее Благо трансцендентно миру, оно есть вершина всех бесконечно восходящих иерархий частных видов добра, а потому добро в себе бесконечно далеко от человека, хотя и видимо отовсюду через сонм его отображений. Добро в себе подобно далёкому солнцу, освещающему долгий и трудный путь. 

В устремлении к Высшему Благу человек должен довольствоваться в лучшем случае только Его отблесками, единичными отражениями. Так возникает идея об иерархии частных видов добра. Каждое из них определяет в сознании человека соответствующую добродетель. Добродетель есть обладание частным, единичным видом добра. Каждая добродетель есть единичная ступень вселенской иерархии добра. Проявляясь в конкретных сознаниях, ноуменальное начало добродетели обнаруживается в различной степени совершенства. Чем ниже этическое развитие человека, чем далее отстоит он от идеальной энтелехии, тем в большем карикатурном искажении проявляется в нём добродетель. Здесь действует закон карикатурного искажения, согласно которому отражение реальности на низших ступенях переходит в полярную антитезу. Порок есть карикатурное извращение добродетели. Он не имеет самобытного онтологического обоснования, т.е. не является особой вещью в себе, но возникает к иллюзорному бытию в силу качественного несовершенства воспринимающего добродетель сознания или среды. Отсюда непосредственно вытекает, что добродетели и пороки попарно сопряжены между собой, что всякой добродетели соответствует определённый порок, как её искажение, что сам факт существования какого-нибудь порока тем самым с несомненностью указует на бытие добродетели, из которой он возник, как искажение. 

Каждая добродетель есть замкнутое в себе единичное начало. Достижение одного вида блага необходимо требует не только игнорирования другого, но и прямого пренебрежения им и совершения поступков, противоположных им внушаемым. Но так как всякое частное благо является одновременно и самоцелью, и средством достижения сопряжённых с ним высших звеньев иерархии, то эта проблема в общем виде оказывается неразрешимой. Оба противоположных решения – иезуитский принцип «цель оправдывает средства» и признание необходимости в каждом средстве видеть также и цель, а потому считаться со всяким частным благом как с нерушимой этической ценностью – одинаково приводят к нелепости. В этом именно и обнаруживается относительность всякого конкретного этического канона и его изменяемость в соответствии с качественным достоинством сознания человека и окружающей его среды. Итак – в монадно воспринимающем сознании определение единичных добродетелей как обособленных начал приводит к столкновению их конкретных появлений и к невозможности одновременно следовать их противоречивым, а иногда и прямо исключающим друг друга императивным тяготениям, что и обусловливает относительность и изменяемость всякого конкретного этического канона.

В основоположной категории пластичности Высшее Благо есть глубинная природа Всеединой Реальности. В этическом восприятии пластическая стихия есть разлитая во всем мире Любовь, есть непосредственное откровение Божества, есть Его живая и деятельная Природа, Его действенная Сущность. Слова Кришны: «Бог есть Любовь чистейшая в природе» и Христа: «Бог есть Любовь» - и выражают основную доктрину пластической этики. В монадности Высшее Благо и раскрывающая его Любовь в себе абсолютно надмирны, далеки от всего конечного и конкретного, чужды всему слабому и несовершенному. На всё земное может падать лишь отблеск их вечного света; оно может лишь жаждать его и тянуться к нему, но всегда и при всех условиях этот горний свет далёк и жуток в своей непонятности. Человек предчувствует бытие Горней Любви, но её законы так отличны от всего ему близкого, так грозны в своей неумолимой и непреклонной силе, что он не может не бояться Высшей Любви, ибо она подавляет его и граничит с гневом.

В пластичности Высшее Благо и его Любовь также бесконечно выше и глубже всего конкретного и относительного, всех приходящий явлений; они также надмирны и предшествуя миру, и увенчивая его одновременно. Но, вместе с тем, здесь нет монадной отчуждённости горнего от дольнего; бесконечное и могучее, раскрывая свою надмирную мощь, вливает её во всё частное и единичное, не подавляя, а напротив, бесконечно возвышая его. Первородное мира и обнаруживает, и скрывает свою безграничность одновременно; не подавляя ничего, оно всё вбирает в себя, оно всё пронизывает и исполняет собою, и в этом таинстве не конечное тает в бездонных пучинах Бесконечного, но в самом себе развёртывает недра, не могущие иметь пределов. И именно в этом дивном единении бесконечного с единичным, вечного с преходящим и раскрывается всеединая природа пластической стихии. Будучи источником всяческой силы и безмерных возможностей, она постоянно остаётся близкой и родной всему даже малейшему и слабейшему в мире. Здесь именно малое в великом становится также великим, ибо оставаясь самим собой, оно срастворяется с великим. Именно в пластической стихии Высшее Благо, как разлитая в мире Любовь, будучи силой грозной и бесконечной, ничего не подавляет, но чарует всякое существо, входит в душу каждого человека, как мощная и ласкающая сила Вселенского Материнства. Именно через эту стихию любви человек чувствует и сливается с Богом, именно здесь осуществляется глубочайшая с Ним интимность, именно здесь раскрывающаяся в сердце Любовь есть не только путь к Высшему Богу, но и Сам Бог, рождающийся в человеческом сердце. 

В монадности всякая Любовь, как эротическое единение двух обособленных единичных реальностей, есть нечто существенно конечное. Эмпирически она может расти и развиваться, но для каждого конкретного случая ей искони положен определенный предел, навек не переступаемый. Если эмпирическим развитием конкретная любовь достигла этого предела, то в дальнейшем она должна переменить предмет своей любви, перейдя или на совершенно новый, или восприняв его заново в высшем плане. Но в обоих случаях предмет новой любви уже не тот, что был ранее, а потому всякая монадная любовь, всякое эротическое тяготение индивидуальных эгоцентричных самостей всегда и принципиально конечны.

Пластичность есть стихия абсолютной объективности. Здесь любовное тяготение не связано с огранённой целью, а потому здесь нет и не может быть определённо-положенного и заданного предела. Здесь чистая любовь есть не средство и не путь к цели, но сама цель; здесь в самом акте устремления раскрывается и его закон, и влекущая его сила, и идеал. Пластическая Любовь есть стихия Любви как цели, пути и средства одновременно. Она не служит здесь чему-то ей внешнему, но есть и субъект, и объект одновременно; это есть Любовь в себе, есть действительно чистейшее проявление самодовлеющей реальности Любви, есть само Божество, как учил тысячи лет назад Кришна. И если в монадной Любви человек только воспаряет к Богу, если в ней только вскрывается тоска томящейся в этой юдоли скорби души, если здесь она переживает только попытки и порывы взлёта к Горнему, то в пластической стихии Любви есть действительная и истинная слиянность с её первородной природой и сущностью, есть целокупное сосуществование с Божеством, есть растворение в Нём и внесение Его свободы и раздолья в трепещущую в восторге душу, а потому пластическая любовь бесконечна. Пластическая добродетель, как и монадная, есть часть целого, но здесь выделенность из него и обособленность чужды его существу, она всегда стремится обнять и выразить всё это целое и потому оказывается уже не только частью, а целым в части, да и то лишь в силу несовершенства эмпирического сознания человека, его неспособности подняться до всеобщей полноты.

В монадной категории порок есть карикатурное извращение добродетели. Подобно ей, он есть также обособленная в форме единичная данность, но эта форма является здесь уродливой и саморазрушающей. Порок не есть нечто самобытное, но возникает к квазисамобытному бытию только в силу несовершенства воспринимающего сознания. Аналогично этому, в пластической стихии порок не имеет особых коней и не может быть составляющей абсолютной гармонии Вселенского Блага. Здесь порок появляется лишь благодаря несовершенству воспринимающего, лишь в силу искажения изливающегося на него блага. В монадности порок есть лишь искажённая форма, и он возникает силой несовершенства оформляющих способностей, а потому порок здесь есть болезнь формы. В пластичности порок есть порча самого внутреннего естества человеческого сознания, это есть болезнь сущности, есть её глубинное извращение. Низкий человек или вовсе глух и нем к божественно прекрасным вибрациям, или воспринимая их, может ответствовать лишь хаотичными, негармоничными колебаниями. Как каждому предмету соответствует определённая тень, так и каждая добродетель может исказиться в полярно противоположный ей порок. Все добродетели и пороки попарно сопряжены между собой: нет добродетели, которой бы не мог соответствовать порок, и нет порока, не связанного с известной добродетелью.

Чем более широка и многообразна эмпирическая порочность, чем интенсивнее и ярче эти пороки, тем в будущем этому человеку предстоит достигнуть более высокого этического достоинства. В этом именно и заключается обоснование всего учения о покаянии и искуплении, равно как и объяснение эмпирического факта, что ряд величайших святых в начале свой жизни были глубоко порочными людьми. Путь ко всякой добродетели лежит через порок; чтобы стать добродетельным в каком-либо отношении, необходимо сначала раскрыть в себе сопряжённый с этой добродетелью и полярно противоположный ей порок, чтобы затем преодолеть его в его собственной природе. Пороки и дурные страсти не уничтожаются на пути эволюции, но преображаются и просветляются в едином и тождественном устремлении. Когда несовершенный человек встречается с добродетелью, то в ответ на её вибрации и устремление, в нём возникают прямо противоположные, дисгармоничные волны порока. Великая любовь, чистая и прекрасная, легче всего возбуждает в низменном сознании дикую, непримиримую ненависть. Чем выше эстетическое достоинство человека, чем пламеннее любовь к людям пришедшего в мир пророка, тем более ужасна, низменна и сильна встречавшая его волна ненависти. Как гармоничные волны добродетели возбуждают в низменном сознании хаотичную какофонию, так и лицезрение порока вызывает в чистом существе этически высокого человека вибрации соответствующей ему добродетели. В этом именно и состоит смысл жизни как школы, в этом именно великое воспитательное значение искусства, а в особенности сценической трагедии как наиболее яркого и показательного обнаружения возможных непроглядных бездн падения человека.

Эмпирическое существо человека всегда стремится к тому, что ему соответствует. В монадности он живёт и воспринимает в таком плане космоса, который соответствует его иерархическому достоинству. Всё, что ниже, представляется ему слишком элементарным, избитым и скучным; всё высшее и вовсе не доходит до его сознания, или же представляется диким, нелепым и во всяком случае крайне неприятным. В пластичности эмпирическое сознание человека обычно ограждено от восприятия высших и мощных вибраций неразвитостью воспринимающего аппарата. Если бы этого ограждения не существовало, человек бы неминуемо погиб – и прямо – от интенсивности тонких колебаний своего естества, и косвенно – от пробудившихся хаотических волн пороков и их беспорядочных столкновений. Проводники и воспринимающие способности человека развиваются и раскрываются в строгом соответствии с его общим развитием и принимают извне вибрации только такой силы, которую он в состоянии безболезненно воспринять и усвоить.

Различие природ основоположных категорий обусловливает такое же различие преимущественных проявлений добродетелей в пластичности или в монадности. Монадная категория связана с началом обособленной в себе индивидуальной самости. Поэтому в этой категории все добродетели центрированы на индивидуальном начале и раскрываются в феноменальном параллельно и сопряжённо с эволюцией эмпирической личности. Высокое этическое развитие здесь выражается образом героя. В противоположность этому пластическая стихия чужда всякой огранённости и есть всеединая природа Реальности. Пластические добродетели обнаруживаются лишь в непосредственном имманентном сосуществовании со Всеобщим, что достигается лишь уничижением индивидуальной самости и преодолении привязанности к личному началу. Высокое этическое развитие выражается здесь образом святого. Итак – монадные добродетели антропоцентричны и создаются эволютивным повышением качественного достоинства личного начала, а добродетели пластические непосредственно теоцентричны и обнаруживаются в уничижении самости в стихии целокупного сосуществования с Божеством как Высшим Благом.

Этическая эволюция в монадной категории заключается в постепенном повышении иерархического достоинства, в восприятии, усвоении и утверждении в себе постепенно возрастающих аспективных отблесков Высшего Блага. В пластичности этическая эволюция актуального эмпирического сознания человека состоит не в строительстве нового, не в актуализации искони заданных потенциально индивидуальных качествований и не в привнесении в существо микрокосма реальностей макрокосмических. Эволюция здесь заключается в раскрытии проводников человеческого существа, в развитии способности воспринимать и гармонически ответствовать вибрациям вселенской симфонии Блага и Добра.