Классификация выбранного материала

Материал, который предоставляет в наше распоряжение эта литература так огромен, что будь эта книга в десять раз объемнее, она не смогла бы его вместить. Из-за недостатка места не включены многие темы и разработки, хотя они важны и интересны. Так как надо было делать выбор, я решил сконцентрироваться на главном направлении буддийской традиции. Основная масса выбранного материала извлечена из произведений школы старой мудрости, в частности из "Пути чистоты" Буддхагхоши, работы несомненного авторитета. Может быть, это несправедливо по отношению к более поздним разработкам, которые часто существенно уклоняются от первоначального импульса. Из очень значительной тантры[27] мы нашли возможным включить только экстракт (гл.III, п.3) Бхакти-школы[28] Амиды[29] с ее визуализациями Будд и райских мест, где они царствуют, представлены не более чем короткой заметкой (гл.I, п.4). И школа Чань[30] не упомянута вообще, хотя она развивала новую очаровательную систему медитации, основанную на коанах[31], и защищала буддийскую традицию в типичном для буддизма стиле, а именно посредством отрицания ее.

Выбранный материал распределен в той же последовательности, в какой располагаются кардинальные добродетели, это - вера, сила, внимательность, сосредоточение и мудрость. Силе, однако, не отведена специальная глава, потому что энергия не является принадлежностью отдельного субъекта.

Глава I.

Вера - обязательная отправная точка всех видов духовной жизни. Что это такое? В интеллектуальном смысле она - доверяющее согласие с доктриной, которая не подтверждается тотчас же посредством доступного, ясного, основанного на фактах доказательства. С точки зрения волеизьявления она подразумевает решительный и смелый акт воли, в эмоциональном отношении - это состояние безмятежности и ясности. Буддийская традиция знает три основных объекта веры - Будду, Дхарму и Сангху. В двух из моих подборок (гл.I, п. 1а и гл.I, п.2) речь идет о Будде. В первой он рассматривается как личность, достигшая полного просветления, тогда как вторая описывает его поведение перед вступлением в состояние нирваны, когда он имеет качества Бодхисаттвы[32] и является примером для подражания. Дхарма - отнюдь не учение о просветленной личности, а принцип конечной реальности, а также средство и цель спасения. Сангха - это не совокупность всех буддийских верующих и не община монахов. Строго говоря, она включает только святых (арья) в хинаяне и Бодхисаттв в махаяне.

В размышлениях о трех драгоценностях вера подчиняется внимательности, и они представляются довольно трезвыми и сдержанными и не содержат большого эмоционального пыла. Это путь тхеравадинов. Махаяна по возможности отступает от этой сдержанности и вдобавок способствует тому, что можно назвать культом и благочестием. В отношении вышесказанного я удовольствовался только одной выдержкой (гл.1, п.З), но я прилагаю (гл.1, п.4) заметку о таком аспекте буддизма, который не представлен в выбранном материале.

Глава П.

Следующая добродетель - внимательность. Она занимает центральное место в буддизме, ей придается гораздо большее значение, чем в других религиозных или философских дисциплинах. "Владыка декларировал внимательность, полезную повсеместно. На каком основании? Разум поистине находит прибежище во внимательности, которая ограждает его. Без внимательности разум невозможно ни защитить, ни проконтролировать". Или, как мы читаем в начале "Сатипаттханасутты", "четыре способа применения внимательности - это одно и единственное средство, с помощью которого существа становятся чистыми, которое наносит поражение печали и ламентации, приводит к прекращению страдания и уныния, дает возможность правильно понять метод реализации нирваны". Что же представляет собой эта "внимательность"? Подобно сосредоточению, она дает покой, подобно мудрости она способствует развитию интуиции, но, по сравнению с обоими случаями, в меньшей степени. Рассмотрение в деталях всех бесчисленных упражнений, целью которых является достижение внимательности, увело бы нас слишком далеко. Пожалуй, все они по-разному выражают стремление защитить зарождающийся в глубине нас и заглушаемый покой, который в начале занятий не представляется чем-то очень значительным. Вокруг области. покоя, как бы проводится черта, и внимание удерживает "правонарушителей" в их границах. Кроме того, с помощью этих упражнений проявляются забота и осторожное отношение к зарождающейся интуиции. Это в значительной степени касается проблемы "ego". Отвлекающие силы имеют власть и действуют как враги нашего покоя, если "ego" идентифицирует себя с тем, что происходит на поверхности разума, проявляя к этому искреннее сочувствие. В этом случае возникает иллюзия, что эта активность "производится мною", "меня" касается и образуется сфера "моего" существования, в которой живет "Я". Внимательность начинает рассеивать эти иллюзии.

В гл.II, п.1 и п.2 мы вначале рассматриваем довольно элементарное внимание, направляемое на тело и разум. В результате внимания к положению тела (гл.II, п. 1а) монах устанавливает позу уравновешенности (гл.II, п.2). Внимательный человек более хорошо информирован относительно собственного ментального состояния, и его способность к интроспекции весьма развита. Его интерес к собственному разуму не делает его непременно эгоцентричным, пока он помнит, что имеет дело с подъемом и спадом имперсональных процессов (гл.II, п.1b). В особый класс входят упражнения на внимание к дыханию. Йогическое дыхание имеет первостепенное значение для достижения покоя. Некоторые из его дополнительных эффектов тщательно разрабатываются хатха-йогой, например телесная релаксация и контроль над психическими процессами тела. Эти аспекты хатха-йоги привлекают массовое воображение. Буддийская традиция проявляет сдержанность в этом плане. В более возвышенных и духовно развитых формах йоги целью является ментальное успокоение. Буддизм превышает уровень йогической пранаямы[33], она служит ему отправной точкой для медитацион ного размышления о подлинной реальности вещей, посредством которого усваиваются фундаментальные истины. Я показал здесь только начальные стадии, до "доступа". Дальнейшие этапы можно найти у Буддхагхоши или у Сангхаракши.

В гл.II, п.3-5 представлено все то, что предназначено для борьбы с привязанностью к чувственному миру. Этим предписаниям надо следовать, они мало нуждаются в том, чтобы о них говорили.

Глава II, п.3. Вред от чувственных желаний с большим красноречием описывается во многих местах буддийских сочинений. Фрагмент, выбранный из "Буддхачариты"[34] является более систематичным, чем большинство других. Он содержит свыше 46 строф, я удовольствовался тем, что привел только сравнения, все без исключения взятые из сутр.

Глава II, п.4. Медитация, объектом которой является смерть, приводится почти полностью, потому что о ней говорится, что она одна из самых благотворных для всех и во все времена. Буддист мог бы согласиться с Платоном, когда тот утверждает, что "те, кто занимаются только одним - умиранием и смертью, являются подлинными приверженцами познания" ("Федон"). Немногие мысли действительно столь же полезны, как это медитационное вспоминание о смерти, неизбежном результате управляемой страстями и невежеством жизни.

Глава II, п.5.

Щепетильный и благовоспитанный человек может высказать пожелание, чтобы я сократил или вообще исключил выдержки об отвращении к телу, и к мертвому, и к живому. Эта медитация, тем не менее, является поистине сущностью доктрины. Эту поглощенность внимания смертью, разложением и грязью часто называют "патологичной", а мы предпочитаем говорить о счастье и созидании. Верно то, что эта медитация полезна только для темпераментов определенного типа, в то время как для других она опасна и вредна. И было бы заблуждением думать, что ее нужно практиковать все время. Она - часть великой жизни и уравновешена другими интересами. Но для большинства буддистов характерна фундаментальная уверенность в том, что тело - отвратительная вещь и унизительно иметь его. Пока мы любим тело так сильно, как мы это обычно чувствуем, оно представляется видимым и существующим; страсти, которые оно порождает, должны быть выжжены, беспокойство, которое с ним связано, должно быть смело преодолено.

Практикование этих упражнений полезно и в том отношении, что в результате мы выходим из состояния призрачного счастья, в котором хотим жить. Красоту универсума может созерцать только тот, кто уничтожил в себе зло, кто оставил позади обусловленные друг другом страх и привязанность. Правда, по мере продвижения в этих упражнениях всегда существует опасность, что чувство "отвлечения" от тела, все более и более овладевая практикующим, вызовет появление негативной оборонительной позиции по отношению к жизни.

Некоторые из фрагментов в гл.II, п.5, а также в гл.II, п.3а могут быть неприятны современному читателю не только по той причине, что он духовно не пробужден, но также вследствие того, что они намекают на некоторый изъян в монашеской жизни. Они кажутся проявлением жестокости, почти негуманными, слишком аскетичными, им как будто недостает обычной радостности и уравновешенности, которые характерны для буддийских доктрин. В них проявляются некоторая узость и напряжение, связанные с отсутствием чувства юмора, столь характерного для всех выдающихся людей, и я опасаюсь, что седой аскет может оказаться просто скучным человеком. Но, тем не менее, возможно, что это состояние является временным и предшествующим по отношению к его дальнейшей трансформации в свободную и блистательную бабочку, и мы не должны слишком грубо оценивать его.

Глава II, п.6.

Отстраняющееся от чувств внимание одновременно обращается к Нирване. Нирвана, о которой невозможно помыслить, рассматривается в данном случае в аспекте Покоя. Она на этом совсем раннем этапе духовного развития выступает как привлекательная цель, достойная того, чтобы к ней стремиться.

На более высоком плане мудрости Нирвана определяется по отношению к миру и описывается рядом последовательных отрицаний. О ней нельзя сказать, что она такое, можно только провести различие между ней и вещами мира. Что-то позитивное, если можно так выразиться, есть в этом, но медитация, как правило, уклоняется от поощрения интеллектуальных дискуссий относительно того, что переступает пределы интеллекта со всеми его категориями и способами выражения.

Я не смогу сказать, что в следующей главе о трансе я действительно адекватно рассмотрел вопрос об этом глубоком и обширном предмете, который совершенно далек от забот нынешнего дня. Первая выдержка (гл.Ш, п.1) подчеркивает эту отдаленность, без понимания которой невозможно дальнейшее продвижение. Но что касается самого психологического механизма транса, детального анализа изменений, постепенно происходящих в разуме, и конкретных советов, как это делается, то источники содержат мало информации по этому аспекту. Возможно, тайна, известная 2000 лет тому назад, была утеряна со временем. Может быть, причиной этому служит то, что знающие авторитеты не верили в возможность экспликации ментальных состояний, которые можно обнаружить только в переживании, но никак не в описании. В замечательных комментариях Нагарджуны[35] к "Праджняпарамите"[36] мы читаем; что дхьяна[37] - это результат трех процессов, т. е. 1) уничтожения желаний по отношению к пяти чувственным объектам, 2) устранения пяти препятствий и 3) появления пяти факторов дхьяны. Разделы гл.II.п.Зс и гл.II,п.2Ь касаются двух первых достаточно интеллигибельных процессов, и мы можем представить, что: "как солнце и луна перестают светить, если они скрыты пятью вещами - дымом, облаками, пылью, туманом или рукой Раху, - так мысль человека, если она закрыта пятью препятствиями, бесполезна и для себя, и для других". И есть третий пункт, который представляет непреодолимые трудности, и я в гл.III,п.1b пошёл на компромисс, поместив наудачу несколько выдержек из Буддхагхоши.

Раздел гл.III, п.2, посвященный нашему отношению к другим существам, излагаемый с полной определенностью, по своей теме являет контраст к предыдущему. В гл.III,п.3 мы переходим к одной из тантрических практик, для реализации которой и достижению определенного эффекта требуется посвящение гуру. Старые школы буддизма рассматривали психические силы в качестве побочных продуктов транса и придавали им мало значения. Медитация транса, прорывая интеллектуальную "корку", открывает разум для оккультных космических сил, наплыв которых приводит к появлению сверхъестественных способностей. В тантре эти силы персонифицированы в виде большого количества божеств. Садхана на богиню Тару[38] была выбрана в качестве наиболее подробно описанной.

Следующая тема - мудрость. Материал, посвященный мудрости, ввиду его сложности, был традиционно распределен в сответствии со следующей классификацией: 5 скандх, 12 звеньев взаимозависимого происхождения и четыре священные истины. Многочисленные медитации прежде всего предназначены для реализации хорошей осведомленности о скандхах. Ученик должен научиться узнавать их всюду. В приведенном примере описывается ситуация, как Сангха-ракша иллюстрирует одновременное функционирование пяти скандх в связи с одним единственным объектом: когда человек находит ожерелье на улице, то его зрение - это "форма", его удовольствие от находки - это "чувство", операция, посредством которой он узнает найденное, ожерелье - это "восприятие", желание взять его - "импульс", и умеющее различить знание - это "сознание". В обширном материале, касающемся мудрости, рассматривались свойства скандх, их подразделения, взаимоотношения и всегда в аспекте отсутствия личности, самости и т. п. Обсуждение вопроса о пяти скандхах тесно смыкается с рассмотрением звеньев и истин. "Если он задумается, что же является причиной этих скандх, он обнаружит, что они следствие невежественности". Менее очевидно, что внимательное осознание чувства тождественно истине о страдании, и т. п.

В этой книге приведены различные классификации. Без одухотворяющего воздействия живого учителя медитации на скандхи выглядят, пожалуй, сухими и неинтересными. В начале гл.IV, п.1 дается изложение четырех священных истин, о которых Будда впервые возвестил в своей проповеди в Бенаресе, провозгласив, что он открыл подлинную сущность действительности. Традиционная формула легко преобразуется в серию медитаций. Мы в данном случае передали суть того, что говорит Буддхагхоша о первой истине о страдании. Что касается трех других, то мы отсылаем читателя к "Висуддхимагге".

Глава IV, п.1b.

Шестнадцать аспектов четырех истин, очень высоко оцениваемых в более поздней традиции, включены в качестве примера довольно продвинутой формы медитации, предназначенной только для святых. Четыре истины никоим образом не являются простейшей формулой буддизма, непосредственно усваиваемой средним образованным человеком, как это пытаются внушить некоторые из европейских книг. Первоначально они трактовались как тезисы, излагающие представления о сущности мира и о возможности освобождения от него. Со временем они стали истолковываться как факты жизни, а именно: факт того, что есть страдание, что оно порождается, что оно прекращается и что есть путь, ведущий к прекращению его. Каждый из этих четырех факторов далее рассматривается с четырех различных точек зрения. Результирующий перечень из 16 пунктов неодинаково разрабатывался внутри отдельных школ (приблизительно 2 век до н. э.), вызывая разногласия между ними, перечни тхеравадинов и сарвастивадинов[39] не были тождественны. В данном случае я привожу трактовку школы сарвастивадинов не потому, что я считаю ее более древней или более авторитетной, а в связи с тем, что разработки сарвастивадинов более подробны. Фундаментальным принципом всех медитаций, реализующих мудрость, является противоположность между обусловленными и необусловленными дхармами. Первая ступень создает условия для детального обзора дхарм (гл.IV, п.2-3), следующая предполагает уход из мира обусловленных вещей (гл.IV, п.4), а последняя позволяет совершить поворот к необусловленному, пустоте или Нирване. Что касается первой ступени, то я привожу описание некоторых наиболее простых упражнений, за которыми следует краткое изложение представления о 12 звеньях цепи причинности (гл.IV, п.3с). Формула взаимозависимого происхождения, глубокая и нелегкая для понимания, предлагает объяснение того факта, что мы являемся "невольниками" кармы[40], страдающими и пребывающими в миру. Это, вероятно, не вызовет интереса ни у тех, кто не знает о власти кармы, ни у тех, кто воспринимает ее в качестве обычного факта существования, а не как повод для размышления. Буддисты считали эту формулу высшей интуицией Будды. Она была постоянным объектом медитации, и, кроме того, о ее непреходящем значении постоянно напоминало находящееся в монастырях "колесо жизни" (сансарамандала). Хотя, по мнению Буддхагхоши, "этот закон глубок и направляет вглубь", тем не менее, он вполне последователен и не представляется непреодолимым препятствием (гл.IV, п.4). Описание восьми ступеней, ведущих ученика к отказу от всех обусловленных вещей в пользу необусловленного, всегда поражало меня тем, с каким выверенным мастерством и силой на каждом его слове поставлена печать истины. Эти медитации непосредственно ведут к духовному, новому рождению святости, и за ними следуют две ступени, которые я не включил (т. е. "Адаптация", "Усвоение" и "Путь знания").

Глава IV, п.5.

После отказа от всех обусловленных вещей "присущим святому человеку состоянием" становится "пустота". Светски образованных людей может удивлять, что кроется за неисчерпаемой многосторонностью интереса к этому субъекту пустоты. В данном случае это неправомерно. В "Mahabodhi Journal" я привел описание 33 различных видов "пустоты". Выдержка, которую я счел нужным привести здесь, я надеюсь, Побудит читателя к дальнейшим изысканиям в этом загадочно привлекательном море проблем.

Несколько замечаний относительно моего перевода я не мог не поместить здесь. Я имел намерение передать суть как можно более точно, избегая двух пороков: оказаться или решительно непонятным, или отвратительно неуклюжим. Результат не всегда соответствует идиоматике английского языка. Фактически сам текст читается как перевод. Это на самом деле не должно удивлять, потому что так оно и есть. Работы по медитации - это технические трактаты, Их читают не ради удовольствия, а в качестве инструкции. Основной задачей переводчика является скрупулезная передача их содержания. Часто он не волен выбирать, а точно следует их синтаксису. Буддийские переводчики прошлого в Китае, Тибете и Японии разрабатывали свой собственный стиль, часто не соответствующий нормам языка светских работ. Если в те времена священные тексты переводились в свете нового отношения к языку, я не вижу причины отступать от обычаев моих предшественников. "Неуклюжая серьезность", которой были обременены буддийские переводчики, в меньшей степени обязана недостатку литературного мастерства, чем невзирающему ни на что требованию точности.

В интересах большей читабельности я все же часто сокращал Буддхагхошу, исключил тяжеловесные этимологии, словесные повторы, не относящиеся к делу вопросы и многословие. Некоторые фрагменты, пожалуй, слишком пространные на современный вкус, были изложены более кратко. Пришлось сделать много незначительных стилистических корректировок, конечно, не затрагивая смысла оригинала. И строфа переводилась прозой там, где пали явно плох. Некоторые темы, ввиду их незначительности, были опущены. И все же остался осадок в виде трудных терминов и фраз. Особенно запутанными являются некоторые из идей, касающихся таких предметов, как медицина и естественные науки. В подлиннике они предстают как нечто само собой разумеющееся, не требующее пояснений. Приведу один пример. Слово "черви" на стр. 00 невозможно истолковать в терминах общераспространенных сведений о субчеловеческих обитателях нашего тела. Вирусы ли это, или микробы, или какие-то другие, мифологические паразиты? Я не склонен прибегать к разъяснению по поводу каждого затруднения такого рода, иначе книга обрастет слоем пустой породы из пространных примечаний. Основные контуры содержания книги обрисованы достаточно ясно, а детали выяснятся из дальнейшего.