Волшебник с улицы тэннел-парк

 

Два эпизода — сначала.

Первые числа сентября 1916 года. Петроград. Моховая, 33. Тенишевское училище. Первый урок литературы после летних каникул (VIII класс, второй этаж, окна во двор, на третьей парте у стены юноша В. Набоков). На кафедре — учитель литературы В. В. Гиппиус:

 

Историю русской литературы следует признать совершенно неизученной, но это имеет и свою хорошую сторону: к этому живому явлению мы имеем возможность, друзья мои, живо же и отнестись, потому что оно еще не проанализировано, те литературные факты, с которыми нам предстоит познакомиться, имеют для нас животрепещущий интерес, потому что предметом нашего изучения станут те писатели, которые создали русскую литературу как европейскую обусловили ее всемирное значение, вступив на литературную арену сразу после Пушкина и Гоголя…

 

30 мая 1990 года. Ленинград. Площадь Труда. В актовом зале Дворца профсоюзов (бывшего дворца Великой Княгини Ксении Александровны) — юбилейный вечер, посвященный 90-летию Владимира Набокова. Присутствуют Брайан Бойд, Н. И. Артеменко-Толстая, Стивен Пакер, Эллендея Проффер, Иван Толстой, В. П. Старк, В. А. Соловьев, С. Давыдов, Юджин О'Конноли, М. Мейлах, Дон Бартон Джонсон (глава всемирного набоковедения, сочетающий талант серьезного, изысканного и точного исследователя с превосходным посюсторонним чувством юмора) и многие-многие другие ученые и гости города, приехавшие на этот праздник. В зале, как говорится, яблоку негде упасть.

Ведет вечер А. А. Долинин. В конце вечера Александр Алексеевич обращается к некоторым зарубежным ученым с вопросом: «Почему Набоков, что в нем для Вас?» Многие восприняли этот вопрос слишком серьезно и пустились, что называется, в историю с биографией. Последним вышел Дон Бартон Джонсон и сказал коротко и шутливо:

 

— Я воспринял этот вопрос как лично ко мне обращенный: с какой радости я, уже старый и довольно неглупый человек, потратил столько лет на занятия Набоковым? Что меня в нем так сильно интересует? Для начала я мог бы вам сказать, что меня не  интересует, но это не так важно. Я знаю только, что многие люди читают книги в поисках ответа на вопрос, что есть жизнь, — и не находят ответа. Так вот, Набоков, наряду с Пушкиным и Гоголем, — один из тех писателей, которые в своих книгах дают ответ на этот вопрос. И потому Набокова надо читать и изучать всем. Но больше всего меня интересуют в Набокове узоры, гармония, игра, связь между игрой и искусством: ведь легче отвечать на малые вопросы, чем на вопросы великие. Возможно, я слишком фриволен и мой ответ недостаточно серьезен… Тогда — простите…

 

И, разведя руками, широко улыбнулся в зал. Вот с того момента мне лично стало просто необходимо прочитать все, что написано этим строго-веселым пожилым американским ученым о Набокове. И познакомиться с ним лично.

Так и случилось. И такое счастье,  что Дон одарил меня своей дружбой и доверием во все последующие годы и десятилетия…

 

Итак! Самый конец ноября 1999-го года. Всем известный городок Санта-Барбара, где живут на самой окраине мой старший друг и коллега, Дональд Бартон Джонсон, профессор тамошнего университета и его жена, американская поэтесса Шейла Голдберг Джонсон. Поезд мой подошел к перрону. Пара минут, тьма расступилась и невдалеке возникла идущая прямо на меня чуть прихрамывающая знакомая фигура Дона в огромной белой мексиканской шляпе с татуированными крыльями, высоченной тульей-трубой и с кожаными тесёмочками. Он подал мне руку, потом влез в будку, набрал номер, сообщил Шейле, что все в порядке.

Через час мы сидели в гостиной у камина втроем, пили виски со льдом, заедая яблочным пирогом, испеченным Шейлой. И до глубокой ночи, вытянув ноги, укутанные в какие-то мексиканские малахаи, разговаривали о нашем любимом Набокове: читали на память русские стихи, перемывали косточки своим коллегам-набоковедам. То есть, подобно героям одного известного романа Пушкина, «так занимались они делом». Меня поселили в кабинет профессора — приземистый коттедж в десяти-пятнадцати шагах от самого жилища (по извилистой тропе), который был до отказа «набит Набоковым» — распиханные по всем углам разноязыкие собрания сочинений Набокова, отдельные издания его романов, повестей и стихов и многое другое — этакий громадный конволют или «NABOKOVIAN».

То есть, всякий раз, возвращаясь на ночлег из Главного Дома, снабженный заботливыми хозяевами сильным фонарем (боясь вспугнуть и испугаться спящих на горе хищных койотов), я, едва ступив на порог кабинета профессора, буквально (лихорадочно) набрасывался на весь этот NABOKOVIAN, листая, перелистывая, делая тут же выписки: многое было здесь мне внове…

Читать — не перечитать, смотреть — не пересмотреть. Хотите, верьте, хотите — нет, но подчас к утру мне казалось, что сам Набоков в твидовом пиджаке и в пенсне на носу что-то там шепчет и бормочет за моей спиной под стрекот «неумолкаемых» цитат и калифорнийских светляков. Рядом с этими книгами, полками, шкафами, картинками, портретами, иллюстрациями — собранными Доном, в этой в чужеватой калифорнийской ночной тишине, под стрекот цикад, рядом, совсем вблизи, как двойник (или — соглядатай) возникал его, Набокова, волшебный полнозначный образ.

 

Дональд Бартон Джонсон (род. в 1933 г.), литературовед и славист, почетный профессор Калифорнийского университета, автор целого ряда книг по истории русской литературы, занимает особое место в истории набоковедения. И не только потому, что как исследователь творчества Набокова он стоит в одном ряду с такими корифеями, как Брайан Бойд, Альфред Аппель, Стивен Паркер и Александр Долинин, но еще и потому, что долгие годы, пока позволяли силы и здоровье, Джонсон был неофициальным «генералом» мирового набоковедения — в 1993 году он создал всемирную электронную конференцию «NABOKV-L», ставшую — и остающуюся — главным форумом, где беседуют, спорят, открывают новое набоковеды. Джонсон направлял дискуссию, выступал миротворцем, когда накалялись страсти, а главное — постоянно поддерживал в этом мировом сообществе желание все глубже, все пристальнее, все объективнее вглядываться в тексты Набокова.

Загадки, которые загадал Набоков в своих книгах, будут разгадывать долго — и полностью, наверное, не смогут разгадать никогда. Поверхностным чтением тут не отделаешься, но даже самый вдумчивый читатель никогда не уловит всех оттенков смысла: не только потому, что все тексты пронизаны внутренними связями и перекрестными ссылками, но еще и потому, что подкладкой для них является огромный трехъязычный интеллектуальный багаж их автора. И поэтому не только ученому, но и любому любознательному читателю не обойтись без помощи таких книг, как «Миры и антимиры Владимира Набокова».

Книга Джонсона — итог его многолетних литературоведческих исследований, а также результат подробного и критического знакомства с работами других исследователей. Такой научный труд может оказаться и скучным, и громоздким. Но прослеживать в обратном порядке ходы шахматных партий, разгадывать анаграммы и расплетать хитрые переплетения фамильных дерев — все это захватывающе интересные занятия, и Джонсон умеет вовлечь своего читателя в эту игру. Эта книга — не сухое научное исследование, а виртуозная вариация на тему набоковских схем и узоров: давайте всмотримся. Давайте распутаем. Давайте поймем.

Но чтобы понять набоковские узоры, нужно подняться до того же уровня — если не таланта, то как минимум проницательности и интеллекта. И Дон Бартон Джонсон с блеском справляется с этой задачей.

Сейчас Набокова в России, слава Богу, издают и читают. Его монументальная биография, написанная Брайаном Бойдом, выдержала два издания. А вот с основными исследовательскими работами, посвященными величайшему русскому писателю XX века, дело обстоит хуже. До русскоязычного читателя они практически не доходят. И есть нечто очень справедливое в том, что одной из первых в этом списке будет стоять главная книга Дона Бартона Джонсона.

 

Но вернемся в 1916 год, в «тенишевку» на тот первый урок истории литературы. Владимир Васильевич продолжает свою мысль:

 

Методы изучения литературы разнообразны, и чем более философски образован исследователь, тем глубже он воспринимает творческий процесс и факты. И тут следует обратить внимание на один из главных терминов, в котором таится разгадка закона развития литературы, во всяком случае, литературы русской. Это интуиция, то есть выражение живых ощущений.

 

Как точно и пророчески звучат эти простые напутствия школьного учителя двум будущим американским славистам, профессорам Владимиру Набокову и Дональду Бартону Джонсону (воистину, вот они «странные» сближенья) — теперь, в году нынешнем…

Остается добавить несколько слов о том, как доныне складывалась судьба классического исследования Д. Б. Джонсона о Набокове в нашем городе. Мне известны всего два экземпляра английского издания. Первый, который был мне подарен самим Доном в те юбилейные дни в Ленинграде (для перевода на русский вместе с переводом книги Брайана Бойда «Владимир Набоков. Русские годы»), я, толком не зная по-английски, передарил в нашу библиотеку русского зарубежья и славистики имени князя Голицына, что на набережной Фонтанки. Там она оказалась она нужнее; второй — зачитанный до дыр и почти без обложки — имеется в Публичке…

На днях своими глазами видел. Завидная судьба, мечта каждого автора.

 

Евгений Белодубровский

 

«В высоком искусстве и чистой науке деталь — это всё», — писал Владимир Набоков. Его писательский дар и состоит в умении с математической точностью складывать из деталей сложные узоры, лабиринты и целые миры. Понять геометрию и оценить всю красоту «Приглашения на казнь», «Бледного пламени», «Ады» и других романов Набокова можно лишь прибегнув к помощи проницательного и эрудированного проводника. Таким проводником служит книга Дональда Бартона Джонсона.

 

Д. Б. Джонсон — почетный профессор Калифорнийского университета, дважды президент Всемирного Набоковского общества, создатель международного интернет-форума набоковедов, ученый, чье имя стоит в ряду крупнейших специалистов по творчеству Владимира Набокова. Его главный труд, содержащий ключи ко многим головоломкам набоковских книг, на русском языке публикуется впервые.

 

Комментарии

 

1

 

Репродукцию картины ван Эйка можно найти в: Janson H. W. History of Art. Englewood Cliffs, NJ, 1967, 290–292.

 

2

 

Замечание Набокова о том, что писатель — это художник — не случайное. Набоков однажды сказал: «Думаю, я родился художником… и до четырнадцати лет… все полагали, что я в свое время стану художником» (СА 2, 574). Произведения Набокова часто украшают живописные эффекты и аллюзии; возможно, это наиболее заметно в романе «Ада» и его многочисленных «живых картинах», как их назвал Альфред Аппель-младший (Appel, Alfred. Ada Described. // Triquarterly, 17 (Зима 1970), 161). Среди многих учителей рисования юного Набокова самым выдающимся был М. В. Добужинский, дань которому писатель отдает как в автобиографии «Память, говори», так и в стихотворении «Ut pictura poesis» (1926), вызывающее в памяти виды Петербурга кисти этого художника. Стихи, Ann Arbor, 1979, 101.

 

3

 

Field, Andrew. Nabokov: His Life in Part. New York, 1977, 87.

 

4

 

Наиболее сжато эта тема сформулирована в предисловии В. Е. Набоковой к посмертному изданию сборника русских стихов ее мужа «Стихи».

 

5

 

Статья «Неоплатонизм», Encyclopedia Britannica, изд. 1959 года, том XVI, 216.

 

6

 

Эти философские школы нашли свое русское воплощение в основном в произведениях философа-мистика и поэта Владимира Соловьева (1852–1900), оказавшего сильное влияние на Александра Блока, Андрея Белого и других поэтов русского символизма. Краткий обзор его работ см в: Mirsky D. S. A History of Russian Literature, ed. Frances J. Whitfeld. New York, 1958, 362–368.

 

7

 

The Nabokov–Wilson Letters: Correspondence between Vladimir Nabokov and Edmund Wilson 1940–1971, edited, annotated and with an introductory essay by Simon Karlinsky. New York, 1979, 220. Связи Набокова с гностицизмом на примере романа «Приглашение на казнь» подробно рассматриваются в: Давыдов, Сергей. Тексты-матрёшки Владимира Набокова. Мюнхен, 1982, 100–182.

 

8

 

Исследование по поводу Набокова и русского символизма см. в моей статье: Johnson D. Bely and Nabokov: A Comparative Overview. // Russian Literature, IX, 2,IX, 2, 379–402.

 

9

 

Connolly, Julian. The Function of Literary Allusion in Nabokov's Despair.  // Slavic and East European Journal, #26, 3 (Осень 1982), 302–313.

 

10

 

Владислав Ходасевич. О Сирине: TriQuarterly #17 (1970), 100. Полный русский текст, который впервые появился в парижском эмигрантском журнале «Возрождение» в феврале 1937 года, был перепечатан под названием «О Сирине» в книге «Литературные статьи и воспоминания» (Нью-Йорк, 1954). Сходные наблюдения предлагает В. Вейдле в его рецензии на роман «Отчаяние», где он замечает: «Тема творчества Сирина — само творчество». (Круг, 1 (1936), 185). Профессор Глеб Струве (1934) и критик П. М. Бицилли (1936) также признавали увлеченность Набокова темой искусства. Их мнения можно найти в: Nabokov: The Critical Heritage / Ed. Norman Page. London, 1982, 48 и 58.

 

11

 

Field, Andrew. Nabokov: His Life in Art. Boston, 1967, 102.

 

12

 

The Random House Dictionary of the English Language / Ed. Jess Stein. New York, 1966.

 

13

 

Впервые упоминается Джоном Локком в его работе «Опыт о человеческом разуме», часть 3, глава 4, абзац 11.

 

14

 

Jacobson, Roman and Waugh, Linda. The Sound Shape of Language. Bloomington, 1979, 197. В этой книге содержится обзор взаимосвязей между синестезией и языковой структурой, 189–194. См. также: Johnson, D. Barton. The Role of Synesthesia in Jacobson's Theory of Language. // Essays to Honor Edward Stankiewicz. Ed. D. S. Worth and K. Naylor. Los Angeles, 1982.

 

15

 

Подробнее о музыкальной хроместезии Скрябина и Римского-Корсакова см. в: Сабанеев Леонид. Скрябин. Москва, 1923, 169–183.

 

16

 

Jacobson, Roman. Kindersprache, Aphasia und allgemeine Lautgesatze // Selected Writings, I. 'S-Gravenhage, 1962, 387–388.

 

17

 

Самое раннее подтвержденное свидетельство синестезии — медицинская диссертация доктора Г. Т. Закса, написанная по-латыни в Эрлангене в 1812 году. Sachs G. T. Historia Naturalis Duorum Leucaethopium Auctoris Ipsius et Sororis eius (История двух альбиносов: самого автора и его сестры), цитируется в: Mahling, Friedrich. Das Problem der «Audition colorée» // Archiv für die gesamte Psychologie. #57 (1926), 165–301.

 

18

 

Engstrom A. E. Synesthesia // Princeton Encyclopedia of Poetry and Poetics. Ed. Alex Preminger. Princeton, 1965.

 

19

 

Nordau, Max. Degeneration. New York, 1985, 142 (Нордау, Макс. Вырождение. Пер. Р. И. Сементковского. M., 1995, 105).

 

20

 

Brown, Roger. Words and Things. Glencoe, 1958, 154. Эта точка зрения также высказывается Стивеном Аллманом (Ulimann, Stephen. The Principles of Semantics. 2nd ed. Oxford, 1957, 268). Аллманн — один из немногих ученых, которые широко изучали литературную синестезию. См. в особенности раздел «Panchronistic Tendencies in Synaesthesia», 268–288. Единственное другое крупное исследование на эту тему: O'Malley, Glenn. Literary Synaesthesia // Journal of Aesthetics and Art Criticism. #15 (1957), 391–411.

 

21

 

История и взаимосвязь трех версий в высшей степени стилизованной биографии Набокова отличаются сложностью. Большинство глав были изначально написаны в виде маленьких рассказов для журнала «Нью-Йоркер» в конце сороковых и начале пятидесятых годов. Эти главы и несколько других, опубликованных в других изданиях, были переработаны и опубликованы в виде книги под названием «Conclusive Evidence» («Убедительное доказательство») (Нью-Йорк, 1951). Расширенная и переработанная русская версия была опубликована под названием «Другие берега» (Нью-Йорк, 1954). Наконец, значительно переработанная и увеличенная английская версия была опубликована в 1966 году как «Память, говори: возвращение к автобиографии» («Speak, Memory: An Autobiography Revisited»). Каждый последующий вариант в определенной степени расширял рассказ об алфавитной хроместезии Набокова. Цитируется «Память, говори» 1966 года, если не оговорено специально.

 

22

 

Жена и сын Набокова также наделены алфавитной хроместезией, хотя их соответствия цветов и букв отличаются друг от друга и от соответствий Набокова.

 

23

 

Английские соответствия перечисляются в «Память, говори» (СА 5, 338–339); русские соответствия — в «Других берегах» (СР 5, 157–158).

 

24

 

Poems and Problems, 158–159. Цитируемое ниже стихотворение «Voluptates Tactionum» находится на с. 166.

 

25

 

Здесь мы говорим только об узкой разновидности синестезии, известной как алфавитная хроместезия. Кроме того, Набоковым довольно часто используются синестетические метафоры более общего характера. Примеры можно найти в: Bodenstein, Jürgen aus Königsberg. The Excitement of Verbal Adventure: A Study of Vladimir Nabokov's English Prose. Heidelberg, 1977, 226–229 и соответствующее приложение. Цитата о происхождении псевдонима «Сирин» взята из книги Эндрю Филда (Field, Andrew. Nabokov: His Life in Part. New York, 1977, 149).

 

26

 

Рассказ Набокова сопровождается такими фразами, как «Спешу закончить список [соответствий букв и цветов], пока меня не перебили» и «исповедь синэстета назовут претенциозной и скучной…» (СА 5, 339).

 

27

 

По правилам русской орфографии гласная буква «ы» не употребляется в начальной позиции.

 

28

 

Словосочетание «Buchstaben von Feuer» написано по-немецки как в русском оригинале, так и в английском переводе. Очевидно, оно взято из раннего стихотворения Генриха Гейне «Валтасар»; имеется в виду библейская «надпись на стене». Гейне, как Набоков, часто использовал в своем творчестве синестетические метафоры. Этой информацией автор обязан профессору Харри Штайнхауэру.

 

29

 

Цветные карандаши фигурируют в необыкновенном случае синестезии, описанном в романе «Ада». Среди пациентов, направленных к доктору Вану Вину, есть некий Спенсер Мальдун, слепорожденный, который случайно натыкается на коробку с цветными карандашами, «одно воспоминание о которых… понуждает память переходить на язык радуг…». Мальдун открывает коробку и перебирает карандаши. Исследователь в больнице замечает, что «брови слепца слегка приподнялись на красном, чуть выше на оранжевом и еще выше на истошном желтом, а на остатке призматического спектра мало-помалу пошли вниз…» (СА 4, 451). Во время последующих тестов пациент сообщает, что, прикасаясь к карандашам, он чувствует разные степени «саднения» в пальцах, и это позволяет ему установить цвета.

 

30

 

Набоков пользуется указателем в «Память, говори» как приемом для раскрытия завуалированных текстовых ссылок и для указания на тематические единства. В качестве примера скажем, что указатель автобиографии идентифицирует присутствие в тексте жены Набокова, хотя она нигде не называется по имени. Сложные тематические цепочки устанавливаются перекрестными ссылками, такими как та, что приводится здесь в связи с «мотивом радуги». Сходная тематическая цепочка связана с «мотивом бабочки». Набоков отмечает роль указателя в своем предисловии, которое заканчивается следующим катреном: «Through the window of that index / Climbs a rose / And sometimes a gentle wind ex  / Ponto  blows». Аллюзия на ex Ponto  — одна из самых сложных и значимых для Набокова. Эти слова взяты из заглавия «Epistulae ex Ponto» («Послания с Черного моря») Овидия. Овидий провел последние годы жизни на берегах Черного моря после того, как был изгнан императором Августом. Тема «поэт в ссылке» снова звучит в начале XIX века, когда Александр I высылает к Черному морю А. С. Пушкина. Девятнадцатилетний поэт Владимир Набоков покидает Россию Черным морем: в послереволюционные годы семья некоторое время жила в добровольном изгнании в Крыму. Пушкинская тема наполняет многие произведения Набокова, также как Овидий был частым предметом аллюзии для Пушкина. См. Clarence Brown. Nabokov's Pushkin and Nabokov's Nabokov // Nabokov: The Man and his Work / Ed. L. S. Dembo. Milwaukee, 1967.

 

31

 

Сходным образом у русских детей есть мнемоническое предложение — «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Начальная буква каждого из этих слов соответствует семи цветам спектра: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый.

 

32

 

Специально придуманное слово VIBGYOR (Roy G. Biv, прочитанное наоборот) встречается в «Аде», где гидрофонический телефон передает сообщение с помощью «vibrational vibgyors (prismatic pulsations)» — «визжащих фисжоков (радужных пульсаций)», (СА 4, 86).

 

33

 

Оба определения взяты из словаря Вебстера: Webster's Third New International Dictionary (Springfield, 1961).

 

34

 

Написанный по-русски «Постскриптум к русскому изданию „Лолиты“» можно найти в английском переводе Эрла П. Сэмсона (Earl P. Samson) в сборнике: Nabokov's Fifth Arc: Nabokov and Others on His Life's Work / Ed. J. E. Rivers and Charles Nicol. Austin, 1982, 188–194.

 

35

 

Лурия А. Р. Маленькая книжка о большой памяти: ум мнемо- ниста. Москва, 1968. Более или менее похожий случай описывается Джеральдом С. Блюмом (Blum, Jerald S. A Model of the Mind. New York, 1961), который рассказывает о синестете, который тоже обладал эйдетической памятью. Недавний обзор психологической литературы по синестезии можно найти в статье Лоренса Маркса (Marks, Lawrence Е. On Colored Hearing Synesthesia: Cross Modal Translations of Sensory Dimensions. // Psychological Bulletin, #82, 3 (1975), 303–337).

 

36

 

«Память, говори» содержит еще один пример цифрового иконизма: «Я родился в апреле 1899 года, и, естественно, в первой трети, скажем, года 1903-го был, грубо говоря, трехлетним; однако в августе того же года острое „3“, открывшееся мне… следовало отнести к возрасту века, не к моему, за мною же значилось „4“, прямоугольное, упругое, точно резиновая подушка» (СА 5, 320).

 

37

 

Роман «Приглашение на казнь» был написан в 1934 году и впервые опубликован в виде книги в Париже в 1938 году. После коммерческого успеха «Лолиты» «Приглашение на казнь» стал первым из не переведенных на тот момент романов Набокова, который вышел по-английски (Нью-Йорк, 1959).

 

38

 

Это впервые было отмечено Эндрю Филдом в его новаторском исследовании «Набоков: его жизнь в искусстве» (Field, Andrew. Nabokov: His Life in Art. Boston, 1967, 188).

 

39

 

На зеркальное отражение букв «П» и «Ц» похожа спаренная оппозиция в романе «Ада» — инициалы главных героев Вана (Van) и Ады (Ada). Стилизованная монограмма Ады — это эффектный иконический образ, намекающий на Вана в Аде (СА 4, 53).

 

40

 

Я обязан этим выражением работе Фредерика Джеймсона: Frederick Jameson. The Prison-House of Language: A Critical Account of Structuralism and Russian Formalism. Princeton, 1972. Джеймсон, в свою очередь, взял это выражение у Ницше, которого он цитирует в своем эпиграфе: «Нам придется перестать мыслить, если мы отказываемся делать это в темнице языка; так как мы не можем достичь большего, чем сомнение, которое заставляет нас спросить, действительно ли является пределом тот предел, который мы видим». Роман Набокова можно весьма плодотворно рассматривать как исследование этого утверждения.

 

41

 

Набоковский перевод на английский слова «рогатка» как «catapult» — это, вероятно, возвращение к его англо-русскому детству. Слово «catapult» — обычное британское соответствие американскому «slingshot».

 

42

 

В английском, но не в русском тексте, это важное предложение выделено курсивом.

 

43

 

Английский текст отличается от русского: начальное единственное «там» в русском расширяется в трехъязычную тройку «there, tam, là-bas» в английском тексте, а многочисленные последующие «there» выделены курсивом. Как мы уже показали и опять покажем в данном случае, требования перевода привели к потере некоторых алфавитных икон и ослабили, и в других смыслах тоже, силу противопоставления «тут/там», имеющего важнейшее значение для романа. Очевидно, Набоков пытался компенсировать это ослабление с помощью повторов и выделения курсивом в английском тексте.

 

44

 

Набоков использует звуковой символизм «У» и в других своих произведениях. Особенно яркий пример можно найти в написанной в 1930 году повести «Соглядатай»: «…и тогда несдобровать отдельному индивидууму, с его двумя бедными „у“, безнадежно аукающимися в чащобе экономических причин…» (СР 3, 57). Андрей Белый использует звук «у» в качестве одного из мотивов в своем романе «Петербург». Контрастное исследование иконического и фонетического символизма Белого и Набокова можно найти в моей работе: Johnson D. Belyj and Nabokov: A Comparative Overview. // Russian Literature, IX (1981), 388–393.

 

45

 

Этот резонанс усиливается другим намеренным употреблением церковнославянского выражения в другом месте книги. В своем тюремном дневнике Цинциннат говорит о своем постепенном низведении до неуменьшаемого ядра, которое говорит «я есмь» (СР 4, 98). «Есмь», используемое здесь, — церковнославянская глагольная форма.

 

46

 

См., например, СР 4, 100 и 180, а также заключительный абзац.

 

47

 

Употребление эквивалентных греческих букв в английском переводе для передачи некоторых алфавитных икон не может передать один важный аспект смысла оригинала. Буквы церковнославянского алфавита вызывают в уме русских читателей (по крайней мере, читателей поколения Набокова) одну четкую ассоциацию — с церковным языком и, как следствие, с духовной трансцендентностью. Хотя Новый Завет и был написан по-гречески, греческие буквы не вызывают таких же ассоциаций у английских читателей.

 

48

 

Типологическое исследование использования Набоковым алфавитных символов можно найти в: Barton Johnson D. Nabokov as Man-of-Letters: The Alphabetic Motif in his Work. // Modern Fiction Studies, #25, 3, 397–412.

 

49

 

Более подробно эта тема разрабатывается в: Barton Johnson D. A Guide to Vladimir Nabokov's Putevoditel' po Berlinu.  // Slavic and East European Journal, #23, 3, 353–361.

 

50

 

См., например, телевизионное интервью, данное Роберту Хьюзу в сентябре 1965 года для образовательной программы 13-го канала Нью-Йорка. Оно доступно под названием «Interview: The Novel (Vladimir Nabokov)». Замечания по поводу игр отсутствуют в печатной версии в сборнике «Strong Opinions», 51–61.

 

51

 

Одна из глав автобиографии «Память, говори» посвящена сочинению шахматных задач ради развлечения (СА 5, 565–570); некоторые из опубликованных задач были включены в сборник «Poems and Problems». Набоков также отмечает, что среди различных источников дохода в годы его жизни в Берлине его любимым был доход от составления первых русских кроссвордов для эмигрантской газеты «Руль» (СА 5, 561). Крестословицы, слово, предложенное Набоковым для своих творений, не прижилось, хотя кроссворды по-прежнему популярны как среди эмигрантов, так и среди жителей России.

 

52

 

«Флавита» (анаграмма русского слова «алфавит»), согласно мемуаристу Вану Вину, — это старая русская игра, снова ставшая популярной под названием «Скрэбл». Набоковская «Флавита» отличается от современной русской версии «Скрэбл» только незначительными деталями. Букв в ней немного больше, и цвета квадратиков игрового поля другие. Счет, однако, ведется точно так же, и Адин рекордный счет в 383 очка за русское слово «ТОРФЯНУЮ» (в верхнем левом углу доски) совершенно верен (СА 4, 219).

 

53

 

Ван вспоминает, что он выиграл «проходивший в Чусе матч, разгромив уроженца Минска Пата Рицианского (чемпиона Андерхилла и Уилсона, Северная Каролина)» (СА 4, 215). Очевидно, это аллюзия на «патрицианского» Эдмунда Уилсона, на чье знание русского языка есть намек на следующей странице, где при описании русских словарей упоминается «маленький, но шкодливый Эдмундсон». Примечание Набокова в издании «Пингвин» частично объясняет эту аллюзию, но не идентифицирует старого друга и оппонента Набокова. Похожий намек на Уилсона имеется в «Память, говори» в сцене, описывающей страдальческое выражение лица «всемирно знаменитого гроссмейстера Вильгельма Эдмундсона, когда он, давая в минском кафе сеанс одновременной игры, нелепо зевнул и подставил свою ладью местному любителю, педиатру Шаху, который в итоге и победил» (СА 5, 428) — «the world famous grandmaster Wilhelm Edmundson when, during a simultaneous display in a Minsk cafe, he lost his rook, by an absurd oversight, to the local amateur and p edi atrician  [курсив мой —ДБД ] Dr. Schach, who eventually won» (132). Повторяющийся Минск (Minsk), буквы которого, похоже, были извлечены из имени Ed m u n d К. W i l s on, — еще один намек на знание Уилсоном русского языка. Минск — столица Белоруссии, где говорят на белорусском языке, родственном русскому. Многие русские считают, что белорусский язык — это просто искаженный русский. В «Аде» издания «Пингвин» «Underbill» идентифицируется как обратный перевод имени Подгорец (под — under и горец — hill). Предположительно, это намек на литературного критика Нормана Подгореца (Norman Podhoretz).

 

54

 

«Мотив дивана» встречается также на с. 48, 113–120, 206, 217 и 359.

 

55

 

Исследование роли орхидей в романе «Ада» можно найти в главе 5, «Ada or Orchids» книги Бобби Энн Мейсон: Mason, Bobbie Ann. Nabokov's Garden: A Guide to Ada. Ann Arbor, 1974, 72–92.

 

56

 

Похожим цветочным тропом пользуется и сумасшедшая Аква, которая говорит своему доктору: «Да, знаю, вы пришли полюбоваться на мои половые цветы, на мой родовой дендрон, волосистый альпийский розан, так он у нее, в альбоме…» (СА 4, 34) — «I know you want to examine my pudendron, the Hairy Alpine rose in her  album…» (25).

 

57

 

Набоков также нашел случай употребить это слово (употребительное в английском языке XVII–XVIII века) в «Лолите». Вот что говорит Гумберт о своей первой жене: «Although I told myself I was looking merely for a soothing presence, a glorified pot-au-feu,  an animated merkin, what really attracted me to Valeria was the imitation she gave of a little girl» (27). «Хоть я говорил себе, что мне всего лишь нужно сублимированное pot-au-feu и живые ножны, однако то, что мне нравилось в Валерии, это была ее имперсонация маленькой девочки» (СА 2, 36).

 

58

 

Хотя это описание подается мемуаристом Ваном как часть их разговора, вымышленным издателем Рональдом Оранжером предполагается, что оно может иметь «эпистолярный источник» — а именно написанное чуть раньше письмо Люсетты к Вану с признанием в любви. См. с. 352 и 360.

 

59

 

«Infernal fires» — двуязычная аллюзия на Аду, так как русское адъективное производное от ее имени означает «infernal». Другая двуязычная игра слов оказывается в Адином любимом словечке- восклицании «Pah!» (в английском оригинале — с. 38, 196, 247 и 526; в русском переводе — СА 4, с. 46, 191 и 504; в одном из случаев это восклицание при переводе заменено на другое), которое употребляет и Люсетта во время разговора с Ваном, чтобы быть похожей на Аду. «Pah» — набоковская транслитерация русского слова «пах».

 

60

 

Бо́льшая часть разговора ведется по-русски, хотя Ван воспроизводит его по-английски (СА 4, 366). От русского слова «скула» (pommette) переход к «скелетикам» более очевиден.

 

61

 

Glans Вана снова появляется в конце этой сцены. См. с. 374.

 

62

 

Оба слова — и «крест», и уменьшительная форма «крестик» используются на протяжении всей сцены. Первый означает, как говорит Ван, «четыре уголька, горящих по концам рыжего крыжа». Уменьшительное слово, похоже, относится только к нижнему угольку. В «Лолите» встречается еще одно неточное анаграмматическое перемещение на тему КРЕСТИКа через немецкое Kitzler — «клитор». Гумберт пытается выследить Куильти и Ло с помощью регистрационных записей в мотелях и находит зашифрованные подсказки. Гумберт издевается над их прозрачностью, говоря «any good Freudian, with a German name and some interest in religious prostitution, should recognize at a glance [! —ДБД ], the implication of Dr. Kitzler, Eryx, Miss.» (252) «всякий хороший фрейдист, с немецкой фамилией и некоторым знанием в области религиозной проституции, поймет немедленно намек в „Др. Китцлер, Эрикс, Мисс“» (СА 2, 308). Как замечает Карл Проффер в своей книге «Ключи к „Лолите“» (Bloomington, 1968), не только «Kitzler» означает «клитор», но и гора Эрикс на Сицилии была местом, где стоял храм, посвященный Венере, жрицы которого были проститутками (14).

 

63

 

«Pour cogner une fraise» (псевдофранцузское выражение, якобы означающее «придумать фразу») — еще один двуязычный каламбур, как сообщают нам примечания к «Аде» издания «Пингвин». По-французски это означает «раздавить ягоду клубники», а именно, рыжеволосую Люсетту. Английское «fraise» намекает на Адино нижнее оперение.

 

64

 

Хотя ассоциация последовательности букв «ЕМВ» с Люсеттой очевидна, нельзя сказать, что очевиден и смысл этой ассоциации. Может быть, здесь важно то, что в буквенной хроместезии Набокова M и В имеют оттенки красного, то есть одного из цветов Люсетты (СА 5, 339). См., однако, ответ Набокова на вопрос об инцесте в «Аде» как теме, имеющей нравственное значение: «Actually, I don't give a damn for incest one way or another. I merely like the „bl“ sound in siblings, bloom, blue, bliss, sable». Strong Opinions, 122–123. «Инцест меня ни с какого боку не интересует. Мне просто нравится звук „бл“ в словах близнецы, блаженство, обладание, блуд» (СА 4, 594).

 

65

 

Лоуден (Lowden) — это помесь Роберта Лоуэлла (Robert Lowell) и У. X. Одена (W. H. Auden), чьи переложения стихов русских поэтов были для Набокова источником раздражения. Malhereux (несчастный) автор — это Андре Мальро (André Malraux), a имя Помпье произведено от французского слова «пожарный» (pompier), хотя в данном случае оно означает «тривиальный» или «затасканный». Роман Мальро «Условия человеческого существования» («La Condition Humaine») — один из bêtes noires  Набокова. Более детальную критику можно найти в переписке Набокова и Уилсона: The Nabokov — Wilson Letters. Ed. Simon Karlinsky. New York, 1979, 175–178.

 

66

 

Чуть позже в разговоре с Ваном Ада говорит о Люсетте: «мы можем спокойно ébats  y нее на глазах (с намеренным, торжествующим хулиганством, за которое немало хвалили и мою прозу, произнося первую гласную à la Russe)» (СА 4, 382). Такое произношение дает в результате главную русскую непристойность.

 

67

 

Partridge, Eric. A Dictionary of Slang and Unconventional English. New York, 1967.

 

68

 

«Мотив губ» более полно развивается в главе 17 первой части, которая посвящена «поцелуйной поре» Вана и Ады. В этой главе берет свое начало и «мотив словарей», который снова вводится в начале главы, посвященной игре в «Скрэбл» (глава 36 первой части).

 

69

 

Набоков воспользовался сходным анаграмматическим приемом, чтобы вставить свое имя в похожую сцену в романе «Прозрачные вещи», где имеется игра слов с сексуальным контекстом, хотя и в гораздо более скромном масштабе. Редактор Хью Персон вычитывает гранки нового романа господина R. В той сцене, гранки которой он вычитывает, мать и дочь ласкают своего любовника на опасном уступе скалы. Редактора Хью приводят в недоумение некоторые слова: «what did „rimiform“ suggest and how did a „balanic plum“ look» — «к чему, собственно, клонится „промежек“, и что это за „бурные баланы“». Оксфордский словарь английского языка сообщает нам, что первое слово означает «имеющий продольную борозду, щель», а второе слово определяется словарем Вебстер-III как «относящийся к головке пениса или клитора». Оно происходит от греческого «balanites» — «имеющий форму желудя». Некто Омир ван Балдиков (Владимир Набоков) также удостаивает своим присутствием эту сцену (СА 5, 71–72).

 

70

 

Мое рассмотрение игры слов в этих двух главах (глава 36, часть 1 и глава 5, часть 2) в значительной мере ограничивается выражаемым на лексическом уровне сексуальным мотивом, который вводится с помощью игры в «Скрэбл». Есть многочисленные другие области аллюзий и игры слов, которые я затронул только чуть-чуть или совсем не затронул. В моем анализе набоковских анаграмм анатомических сексуальных терминов я рассматривал различные словесные игры как отдельные случаи, связанные друг с другом только своим сексуальным значением. Я хотел бы высказать еще одно предположение. Может быть, многие ключевые слова соотнесены друг с другом на формальном, а не