Греческие гиппокампы и трехногие кони нартовского эпоса осетин

Изображения коней с человеческими головами и крыльями из рыб VII–VI вв. до н.э. (кург. Мельгуновский, Келермесский), гиппокампов IV–11I вв. до н.э. (кург. Карагодеуашх, Александропольский), I–II вв. н.э. (Садовый, Высочино VII погр.28, Танаис, погр.108) из Северного Причерноморья, несущие на себе печать урартского и греко-римского влияния, и раннего средневековья из Рекома в Северной Осетии, сопоставляются с трехногими (хромыми) конями (Кузнецов, 1980; Пчелина, 1986; Яценко, 1992). Такое решение, в отличие от других (Алборов (рукопись); Чочиев, 1985), вполне оправдано, а образ эпических коней сложился в рамках законов фольклора (Ляпушкин, 1970). О связи трехногих коней с водным (ктоническим) миром свидетельствуют материалы самого эпоса. У абхазо-адыгов для подобных коней сложилась иная описательная система (Лапатинский, 1891; Ардзинба, 1989). В одном сказании коню подвешивают колокольчики "Царя кораблей", который представляется вариантом Хуандон-алдара – эпического отражения боспорских царей.

По осетинскому эпосу, в царстве Хуандон-алдара обитали олень-рыбы, образ которых, с учетом семантической близости образов оленя и коня, мог сложиться под влиянием образа "хуннского дракона", известного по материалам Сибири, Придонья и Прикубанья. У балкаро-карачаевцев трехногий (хромой) морской конь Гемуда описывается имеющим рыбий хвост, глаза и жабры. Видимо, такая "натуралистическая" характеристика является тюркским вкладом в заимствованный от ассимилированных алан образ. Вообще, образ подобных коней в северокавказских нартиадах представляется происходящим из аланской культуры, У адыгов конь Тотреша был объезжен в Алунии, что почти совпадает с "аллон" - эпическим именем алан (Аутлев, 1992) и созвучно названию Алуандрии – Алании армянских источников (Тревер,1959; Артамонов, 1962). У кабардинцев известен трехногий конь, но его родина находится между Каспием и Аралом, напоминая об истории Яньцай-Аланья.

Вряд ли образ эпических коней сложился у алан в I–II вв. н.э. в Придонье (Яценко, 1992). О связи со Средней Азией свидетельствуют материалы Александропольского кургана (Алексеев, 1993). Считается, что Китай заимствовал всаднические традиции от хуннов, а те - от скифов и юэчжей (Laufer, 1914; McGovern, 1939). В китайских легендах небесный конь превращается в белого дракона. В реальной жизни кони выше восьми чи назывались драконами (Юань Кэ, 1987), а узда лошадей императорского выезда - "уздой для дракона" (Малявин, 1989). Возможно, изображение драконов с лошадиными головами на подвесках из Тилля-тепе связано с отмеченной традицией. Наибольшей популярностью в Китае пользовались рослые ферганские кони (Кюнер,1961), на которых сарматы и аланы появились на Боспоре (Цалкин,1960; Шургая,1983). О близости образов коня и змея у алан писал Низами Гянджеви ("Искандер-наме"). Маррко Поло ("Путешествие...") описал монгольский праздник с явлением белого трехного коня, что соотносится с праздником Уастырджи у осетин. Судя по отсутствию в искусстве древнего Востока образов, подобных мельгуновскому, образы волшебных коней имели древние корни в скифской культуре.

Примечательно, что активные действия трехногого коня Уастырджи наблюдаются только в сказании о склепе Дзерассы, которое сопоставляется со скифской легендой о происхождении Таргитая (Абаев,1982). Образы Дзерассы и коня позволяют, на мой

взгляд, усматривать в сказании и мотив инцеста в его зооморфном варианте, реконструируемый по скифскому миру (Раевский, 1977). Действие в склепе напоминает о воспроизведении в рамках скифских курганов мифологической модели мира (Полидович,1994; Саенко,1994) и о появлении монументальных погребальных сооружений, носящих признаки ритуальных посещений (Курочки, 1993). Особо отметим проводимую параллель между курганами Бесшатыра и курганом №3 в Уш-Тобе (Григорьев, 1871; Исмаилов,1990) и сведениями Элиана о предбрачных схватках сакских мужчин и женщин в подземельях. Мотив посещения погребения конем имеет широкое распространение в мировом фольклоре и отражает древние обряды, связанные с культом предков (Пропп, 1946; Баранникова, 1978). Культовые характеристики курганов позволяют отметить, что конь был как погребальным, так и психотомпным животным, переносившим шаманов в иной мир. Такой восьминогий конь известен у бурят, японцев, индийских муриа и германцев, а трехногий конь – у якутов (Элиаде,1987). "Нехватка" ног может заменяться и их избытком, как демонстрирует балкаро-карачаевский Дулдур. Отмечается сохранение осетинским эпосом имени ирано-скифского вождя прародителя Хошанга в имени гиганта, скачущего на двенадцатиногом коне, а изображения многоногих коней фиксируется на серебряном кубке из Добруджи (Ельницкий,1977).

Родившаяся в склепе эпическая Сатана соотносится со скифским первопредком Таргитаем, и мы, представляется, имеем возможность выяснить дату ее рождения, В прошлом осетины трехногим конем Уастырджи называли созвездие Ориона (Потанин, 1899), которое 22 декабря принимает горизонтальное положение, словно "падает", что ассоциируется со спуском эпического коня с неба в склеп. Таким образом, рождение героини приходится на ночь с 22 на 23 декабря, что согласуется с предполагаемым днем рождения скифского первоцаря Колаксая (Раевский, 1977). Интересно, что с Орионом мифы связывают первопредков армян Хайка и монголов Худехей-мергена. Предлагаемая трактовка напоминает об астрономической основе сцен терзания, столь популярных у скифов (Кузьмина, 1977; 1987) и связанных с царским культом и праздником нового года, но предполагает не столь категоричное утверждение о забвении этой основы.

В Северном Причерноморье гиппокампы изображались и в популярных сценах привоза нереидами оружия Ахиллу (анапский саркофаг III в.до н.э.), что интересно на фоне сопоставления образов нартовского Сослана и Ахилла (Thordarson,1972) и трактовки изображений сцен из биографии Ахилла на скифских горитах (Раевский, 1980),

И.И. Гущина, Д.В. Журавлев