Комиссия Горького и охрана памятников

Одной из самых первоочередных задач, которая стала заботить художников почти с первых же послефевральских дней, явилась охрана памятников искусства и старины.

«<…> После свержения самодержавия, — вспоминал П. Нерадовский, — в Петрограде и его окрестностях, в Петергофе, в Ораниенбауме {74} и других местах участились случаи порчи или разрушения памятников искусства. Такие разрушения имели место в общественных местах — в казенных зданиях, в садах, парках — и в частных домах и квартирах.

Подвергались порче или уничтожению памятники искусства, статуи, картины и другие художественные предметы. Слухи и сведения о гибели того или иного произведения поступали почти ежедневно. Это вызывало тревожное настроение у художников, у деятелей искусства, среди интеллигенции и передовой части рабочих»[cciii].

4 марта М. Горький на своей квартире, находившейся на Кронверкском проспекте, созывает совещание представителей различных родов искусства. Здесь собрались художники А. Бенуа, И. Билибин, М. Добужинский, Г. Нарбут, П. Нерадовский, К. Петров-Водкин, Н. Рерих, В. Шухаев, А. Яковлев; архитекторы Н. Лансере, И. Фомин, В. Щуко; артисты И. Ершов, Ф. Шаляпин; критик С. Маковский — всего более пятидесяти человек.

Выступавшие на этом совещании А. Бенуа, М. Горький, С. Маковский говорили о необходимости принять срочные меры для охраны дворцов, {75} принадлежащих царскому дому, брошенных хозяевами и представляющих собой художественную ценность, о мерах, которые следует срочно принять для охраны памятников искусства и старины[cciv].

Участники совещания вспоминали взволнованное выступление М. Горького, который говорил «о памятниках искусства и возможности их гибели, как можно говорить только о самом дорогом, любимом, близком»[ccv].

С докладом выступал Александр Бенуа, сказавший о том, что памятники искусства — «это народное искусство, это наше добро, и нужно сделать все, от нас зависящее, чтобы народ это осознал и чтоб он вошел во владение тем, что ему принадлежит по праву… Самая идея народности всякого искусства, всего того, во что люди из народа вкладывали свои идеалы красоты… — вот эта идея должна сейчас выявиться и ожить с особенной силой»[ccvi]. Бенуа призывал художников принять участие в этом важнейшем деле сохранения памятников искусства и старины. «Время не терпит», — говорил он. Для осуществления защиты и охраны художественных ценностей Бенуа выдвинул идею создания министерства искусств вместо существовавшего {76} ранее царского министерства двора. Он говорил о том, что нужны новые формы художественной жизни в стране, после того, как бюрократическая машина царского управления «развалилась»[ccvii].

Результат совещания был реален. Оно избрало «Комиссию по делам искусств». В нее вошли: А. Бенуа, М. Горький, М. Добужинский, К. Петров-Водкин, Н. Рерих, И. Фомин, Ф. Шаляпин. Комиссии было поручено вести переговоры с Временным правительством по всем вопросам, связанным с охраной памятников искусства и старины.

На следующий день эта депутация беседовала, как сообщали газеты, с министрами Временного правительства и членом Государственной думы Н. Львовым, временно исполнявшим обязанности комиссара по делам, касающимся искусства. «Временное правительство вполне согласилось с необходимостью принять меры к охране художественных ценностей и образовало комиссариат для охраны художественных ценностей в составе члена Гос. думы П. Неклюдова, Ф. Шаляпина, М. Горького, А. Бенуа, К. Петрова-Водкина, М. Добужинского, Н. Рериха, И. Фомина. В художественных кругах возник вопрос об образовании вместо министерства императорского двора министерства изящных искусств»[ccviii].

О том, какую программу собиралась осуществить «Комиссия Горького» (как ее стали вскоре называть), явствует из двух писем, направленных ею одновременно 6 марта 1917 года.

Одно из них было адресовано в Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, и в нем говорилось: «Комиссия, по делам искусств <…> единогласно постановила предложить свои силы в распоряжение Совета рабочих и солдатских депутатов для разработки вопросов об охране памятников старины, проектирования новых памятников, составления проекта положения об органе, ведающем делами изящных искусств, устройстве народных празднеств, театров, разработке проекта гимна свободы и т. п.»[ccix].

{77} Другое письмо аналогичного содержания было адресовано Временному правительству (в этом письме предложение о проектировании новых памятников имело уточненную тему «борцам за свободу»[ccx]).

Оба документа отразили реально существовавшую в то время политическую ситуацию двоевластия (длившуюся с 27 февраля по 4 июля), когда наряду с Временным правительством существовал, как уже упоминалось, Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов («Можно прямо сказать, — признавался военный министр А. И. Гучков, — что Временное правительство существует, пока это допускается Советом рабочих и солдатских депутатов»[ccxi]). Вот почему не только Временному правительству, но и Совету как органу революционного народа были адресованы письма «Комиссии Горького».

Уже на следующий день М. Горький выступал на заседании Совета рабочих и солдатских депутатов, где говорил о своем желании и желании ряда художников заниматься просветительской работой среди рабочего населения. «Я уполномочен группой художников, — говорил {78} он, — устроить ряд революционных праздников, как например, праздник 1 мая, устроить театр, картины для удовольствия народа <…> Будет приятно, если весь мир увидит, как культурен русский пролетариат»[ccxii].

«Время слов прошло. Наступило время дела», — сказал М. Горький. В своем выступлении он сообщил Совету также мнение художников о том, что предполагаемые похороны жертв революции следует проводить не на Дворцовой площади, как задумано было первоначально, а на Марсовом поле, «где раздались первые выстрелы русской революции»[ccxiii].

И еще днем позже газета «Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов», а также газета «Речь» (в которой постоянно сотрудничал А. Бенуа) публикуют по инициативе М. Горького «Воззвание о сохранении произведений искусства», которое было подписано Советом рабочих и солдатских депутатов. В нем говорилось: «Граждане! Старые хозяева ушли. После них осталось огромное наследство. Теперь оно принадлежит всему народу. Берегите это наследство, берегите эти дворцы. Они станут дворцами всенародного искусства. Берегите картины, статуи, здания — это воплощение духовной силы вашей и предков ваших. Искусство — это то прекрасное, что талантливые люди умели создать даже под гнетом деспотизма. Не трогайте ни одного камня, охраняйте памятники, здания, старые вещи, документы. Все это ваша история, ваша гордость»[ccxiv]. 12 марта М. Горький с удовлетворением отмечал, что «“Воззвание” теперь расклеивается по улицам»[ccxv].

В результате проявленной инициативы «Комиссия Горького» была узаконена и при Исполнительном комитете Совета рабочих и солдатских депутатов, где она получила название «Комиссия по вопросам искусства», и при Временном правительстве, где она именовалась «Особое совещание по делам искусств», — там курировал ее непосредственно комиссар над бывшим министерством двора и уделов. «Обсуждение и выработка мероприятий по охране художественных богатств»[ccxvi] — эти вопросы, которыми сразу же стала заниматься «Комиссия Горького», были отнюдь не простыми: полемика об отношении к названной «Комиссии» началась почти с первых же дней нового режима, обнаруживая достаточно категорические, но разные точки зрения среди деятелей русской культуры.

Одна из таких, довольно распространенных точек зрения заключалась в том, что вместе со свержением самодержавия следовало подвергнуть свержению и памятники царского времени. Подобные взгляды выражал, например, литератор А. Амфитеатров. В статье «Идол самодержавия» он писал: «Возникла в Петрограде комиссия по охране памятников. А не нужна ли для равновесия комиссия для разрушения некоторых памятников?» И указывал, в частности, на памятник Николаю I {80} работы скульптора П. Клодта: «Наиболее возмутительным памятником голштиноготорпской династии, который надо непременно убрать от глаз народных, и чем скорее, тем лучше, является монумент Николая I на Исаакиевской площади <…> Обратите его в расплавленный металл, который надобен сейчас для военных целей, либо сдайте его в музейные чучела для любопытных, но — не надо быть ему! Уберите <…>»[ccxvii].

Эти же идеи уничтожения памятников царям А. Амфитеатров пропагандировал в руководимом им сатирическом еженедельнике «Бич». На страницах журнала помещались карикатуры, высмеивающие людей, занимавшихся охраной памятников русским царям. Авторы журнала требовали удаления с площадей Петрограда монументов, изображавших Петра I, Екатерину II, Николая I, Александра III. Подписи под рисунками карикатур прозрачно намекали на то, что охраной названных монументов занимаются люди, которые якобы ожидают восстановления в стране монархии[ccxviii].

Подобная точка зрения вызвала активный протест со стороны Александра Бенуа, писавшего в статье «Чудеса и благоразумие»: «В наших {81} руках колоссальное наследство. Его не пожег, не уничтожил “серый люд”, владевший в первые дни улицей и оказавшийся фактическим обладателем всего общественного имущества. Но ныне надлежит выработать, как дальше быть с этим общим имуществом, и надлежит принять меры, чтобы те злодеяния, от которых воздержался “серый люд улицы”, не свершила бы “чистая публика кабинетов и гостиных” <…> И от этих людей следует оградить художественные памятники, которые могут еще послужить и нам и которые вдобавок мы обязаны завещать будущим поколениям»[ccxix]. Беспокойство Бенуа о судьбе не только памятников, но и всего культурного наследия были весьма обоснованным. В ту пору, когда А. Амфитеатров выступал с идеями уничтожения памятников царям, почти одновременно в печати появились высказывания о ненужности сбережения культуры прошлого вообще.

Так, критик В. Дмитриев предлагал не цепляться за обломки былого, не выискивать вдохновения в оставшемся наследии, где его не было, а была лишь «серая убогая томительность отечественного творчества». «Не беречь и хранить, — скорей является сейчас обязанностью лучших представителей русской культуры, а давать, не накапливать, а растрачивать уже накопленное», — писал он, и призывал: «Ускорим нашим отрицанием и разрушением появление нового искусства»[ccxx].

Не менее категорично по этому поводу высказывался литератор Ф. Сологуб: «Я не представляю вообще, что нужно охранять музейные предметы. Я думаю, что их не надо охранять, а следует выносить на улицу, чтобы все видели, потому что статуя, которая будет разрушаться на улице под дождем сто лет, произведет большее впечатление, чем та статуя, которая пролежит тысячу лет в музее <…> Предметы искусства никакой охраны не требуют <…>». И далее он говорил: «Люди, которые хотят охранять произведения искусства, думают: вот на улицах Петрограда бушевала толпа, от которой надо защищать {82} <…> Этот народ может повредить. Конечно, и может повредить. И я бы на месте этого народа стал портить и уничтожать предметы искусства, потому что их захватили богатые люди. Единственная защита искусства состоит в том, чтобы отдать их народу, толпе <…>»[ccxxi]. От художника лишь необходимо «пойти с толпой по городу, рассказать ей, что хорошего в этом изваянии, в идолах, стоящих на той или другой площади, в том, что находится в музеях <…>»[ccxxii].

Вскоре после выступления Ф. Сологуба (уже тогда один из его коллег заметил: «Без охраны искусство может умереть»[ccxxiii]) возникла попытка создать «комиссию по уничтожению памятников для того, чтобы новые не ставить на задворках»[ccxxiv].

Отвечая сторонникам подобных точек зрения, А. Бенуа публикует еще одну статью «О памятниках», посвященную охране художественно-исторических ценностей, в которой писал: «Не так-то просто родить шедевр. Мало для этого высоких лозунгов, нужна еще сложившаяся культура, нужно накопление опыта, нужна проверка, нужны традиции. И начинать с того нового, что уничтожать все старое — это так же необдуманно и прямо глупо, как не выстроив нового дома, поджигать старый <…>.

Будем копить искусство, а не тратить. Этот вид бережливости приличествует демократии. Тратить мы успеем всегда, когда накопим так много, что художественная красота станет в России явлением обыденным. Впрочем, и тогда можно быть уверенным, что обыденным не станут ни оба Петра — Фальконе и Растрелли, ни Александровский столп, ни статуя Трубецкого, ни шедевр Клодта, ни даже Екатерина II Микешина»[ccxxv]!

О необходимости охраны памятников в частности и искусства прошлого вообще высказывались и другие современники[ccxxvi], утверждавшие: «надо охранять все произведения искусства»[ccxxvii].

Осуществлением этой идеи начала заниматься с первых дней своего существования «Комиссия Горького», {83} которая стремилась принять конкретные меры для охраны памятников искусства и старины.

Ввиду того, что у петроградцев наибольшее опасение за сохранность вызывали безнадзорные загородные дворцы, туда с осмотром и обследованием их художественного состояния выезжают В. Аргутинский-Долгоруков, А. Бенуа, Н. Лансере, Г. Лукомский, К. Петров-Водкин и другие. Кроме того, в Тверь и Киев для осмотра местных дворцов были командированы Г. Лукомский и Г. Нарбут.

Результаты поездки оказались небесполезными.

Из Петергофского дворца была удалена занявшая его помещение охрана, в ораниенбаумских дворцах, где был попорчен и расхищен ряд художественных произведений, решено было «составить опись наиболее ценного, часть вещей запереть, часть увезти в одно из государственных учреждений»[ccxxviii] и т. д.

Заботясь о сохранности зданий, имеющих художественное значение, «Комиссия» решила разместить на них плакаты с текстом — «Это здание принадлежит народу. Оберегайте его»[ccxxix] — и составила обращение к народной милиции, в котором указывалось на необходимость беречь старинные здания и «всякие на них украшения»[ccxxx].

Задумана была громадная работа («прием» городских и загородных дворцов) по приведению в порядок всего художественного наследства.

«Комиссия Горького» проявляла заботу и о музеях. Она изыскивала место для музея старого Петербурга, ходатайствовала о сохранении гранильных фабрик и музеев, при них состоящих, принимала меры для увеличения экспозиционной площади музея Александра III (ныне Государственный Русский музей) и для охраны музея Общества поощрения художеств.

«Комиссией» были также подготовлены различного рода предложения государству о приобретении наиболее ценных частных художественных коллекций, об устройстве их на временное хранение, о передаче их музеям.

Действия «Комиссии Горького» по охране памятников искусства и старины пользовались известностью. Ей писали из Одессы (о необходимости защиты «предметов искусства») и из Кисловодска (о желательности сохранения портретов Боровиковского и Кипренского), а также из некоторых других провинциальных музеев[ccxxxi].

Важно отметить другое. Охрана памятников являлась только частью осуществляемой «Комиссией» деятельности. Не случайно «для нового устроительства всех отраслей искусства в России» Особое совещание привлекало 85 деятелей науки и искусства, для участия в новых 8 комиссиях: Музейной и охранения памятников; Строительной; Торжеств; Празднеств и распространения искусства в народе; Государственных заводов и издательств; Музыкальной; Театральной; Художественного образования и законодательной[ccxxxii].

{84} «Комиссия» принимает участие в выборе мест погребения жертв революции в Петрограде (на Марсовом поле, а не на Дворцовой площади, как первоначально предполагалось) и в Царском Селе, и в организации декоративного убранства первомайского праздника[ccxxxiii].

Кроме того, было опубликовано обращение к населению сообщать в «Комиссию» о всех новых проектах или начатых работах по их осуществлению[ccxxxiv]. «Ввиду заявлений от разных городов признано желательным, чтобы архитекторы принялись за составление проектов будущих музеев, народных домов, памятников и возможно широко опубликовали свои проекты»[ccxxxv].

Члены «Комиссии» обсуждают вопросы, связанные с судьбами Академии художеств, предполагая реорганизовать ее на новых началах[ccxxxvi]; вносят предложение об изготовлении новых марок, кредитных билетов, ходатайствуют о реставрации Нарвских ворот, пострадавших при пожаре и изменении надписи на Московских воротах, говорящей о подавлении польского восстания, и т. д.

Все эти отнюдь не полные, но основные сведения дают представление о размахе деятельности «Комиссии Горького», о многообразии ее начинаний. Пожалуй, невозможно назвать другую организацию, которая с первых же дней нового строя начала бы столь государственно проявлять заботу о самых различных сторонах общественной жизни искусства.

Усилия, предпринятые группой петроградских художников во главе с М. Горьким и А. Бенуа, получили известность и дальнейшее распространение.

Вскоре и в Москве была образована специальная комиссия (во главе ее были И. Грабарь, Р. Клейн, А. Ланговой), начавшая осмотр кремлевских дворцов, соборов, бывших царских апартаментов и находившихся в них художественных произведений[ccxxxvii], а затем уже на заседании городской думы группа известных мастеров изобразительного искусства (А. Васнецов, И. Грабарь, С. Ноаковский, В. Поленов и некоторые {85} другие лица) была избрана в Комиссию по охране кремлевских дворцов[ccxxxviii].

Таковы были самые первые шаги, предпринятые художниками Петрограда и Москвы для охраны памятников искусства и старины.