События послефевральского времени и искусство

Перемены, произошедшие в стране после свержения самодержавия, отразились не только в возникновении новых форм общественной жизни художников, но и в самом творчестве многих из них. Особенно заметно это проявилось в области журнальной (и частично газетной) графики, где начиная с марта в работах художников-карикатуристов стала господствовать новая тема.

После падения царизма периодическая пресса Петрограда и Москвы испуганно замерла, сделала небольшую паузу и… вслед за этим начала неудержимо и восторженно приветствовать новый режим.

Московский журнал «Будильник» решительно переименовывает себя в «Свободный Будильник»[cclxxvi]. Петроградский еженедельник «Новый Сатирикон» помещает на обложке лозунг «Да здравствует республика!» и выпускает приложение к журналу под названием «Эшафот», на страницах которого на разные лады варьировалась тема «Мы свободны».

Все журналы выражают безмерную радость и ликование по поводу свершившегося. И здесь в первых рядах оказываются карикатуристы. Политической карикатурой, обличающей царский строй и самого Николая, заполняются и деловые газеты и развлекательные журналы. Отделы сатиры возникают в ряде изданий, где ранее их не было.

{102} Более того. Первое время после Февраля наблюдается стремление к созданию разного рода сатирических журналов.

Некоторые из таких журналов своими названиями указывали на то, что они являются продолжением тех изданий, которые были запрещены и закрыты царским правительством в период революции 1905 – 1907 годов. Таковы были петроградские журналы «Заноза», «Пулемет», «Крамольник». Причем два последних журнала возглавлял получивший известность еще в годы первой русской революции журналист Н. Шебуев.

Возникает в Петрограде и Москве ряд сатирических изданий, таких как «Республиканец», «Барабан», «Без лишних слов», «Красный журнал». Большинство из них были недолговечными и вскоре прекратили свое существование. Затевалось издание сатирического журнала «Тачка» при газете «Новая жизнь»[cclxxvii]. Название, как рассказывают, было придумано В. Маяковским. Смысл его заключался в образе тачки, в которой рабочие вывозили с заводского двора прихлебателей-директоров[cclxxviii]. В художественном отделе предполагалось сотрудничество Н. Альтмана, Александра Бенуа, В. Лебедева, В. Маяковского, К. Петрова-Водкина.

В связи с тем, что в 1917 году периодическая пресса преобладала в Петрограде, где было сосредоточено и подавляющее большинство сатирических журналов (в Москве, например, чуть ли не единственным таким изданием являлся «Будильник») и где работало большое число первоклассных графиков, то именно в столице художники и задавали тон развернувшейся кампании «бесцензурной» политической карикатуры.

В марте карикатуры главным образом были посвящены свержению самодержавия, изгнанию царя, аресту министров, разоблачению Г. Распутина и последних представителей династии Романовых.

О создании одной из самых первых карикатур на Николая II сохранились воспоминания журналиста С. Раецкого: «4 марта было опубликовано отречение, 5 марта в “Утре России” появилась наделавшая много шума корреспонденция со ст. Дно, где <…> приводилась ставшая исторической фраза царя: “Я так люблю цветы!” На другой же день мы условились с Д. Орловым (художником Д. Моором. — В. Л.), что он даст карикатуру, построив ее на этой фразе. Д. Орлов нарисовал два варианта… Решено было печатать второй вариант, сделанный по собственному оригинальному замыслу художника, — “Архивная достопримечательность”.

8 марта эта карикатура, размером в три колонки, была напечатана в “Утре России”»[cclxxix].

Карикатура оказалась очень остроумной. Она изображала три «архивных» предмета: царь-пушку, царь-колокол и царя Николая II. Рисунок сопровождался текстом: «Не стреляет, не звонит, не царствует».

{103} По воспоминаниям этого же сотрудника газеты, карикатура появилась тогда, когда «прошло только четыре дня после отречения, шла еще борьба со стороны октябристов и либералов за сохранение трона за Михаилом. Вековой гипноз царской неприкосновенности для печати был так еще велик <…>»[cclxxx]. Рисунок Д. Моора произвел на современников ошеломляющее впечатление, в редакцию поступали десятки писем с упреками в «нелояльности к падшему царю».

Аналогичные темы в самых разных вариациях воплощались и в других карикатурах, выполненных как Д. Моором («Последняя подпись» — «Будильник», 7 марта, № 10; «Гражданин, возьмите и корону, она больше не нужна России» — «Будильник», 18 марта, № 11 – 12[cclxxxi]), так и В. Дени («Псков 8 марта 1917 года» — «Бич», 1917, 12 марта, № 10 – 11; «Вот как царствовал Николай Романов» — «Солнце России», 1917, 8 марта, № 8), а также другими художниками.

Среди рисунков того времени обращают особое внимание те, которые высмеивали или критиковали не только конкретное событие, но и пороки бывшего социального строя России.

Одним из наиболее ярких примеров такой карикатуры может служить «Конец древа Романовых», исполненная А. Радаковым («Новый Сатирикон», 1917, май, № 16). Рисунок изображал генеалогическое древо Романовых, рушащееся под тяжестью повешенных. К этой же группе карикатур можно отнести и рисунок анонимного автора, посвященный Николаю II — «Клаусу II Голштин-Готорпскому», чьи «важнейшие» этапы царствования здесь же были автором названы: «Ходынка, Порт-Артур, Цусима, 9 января и др. По собственному признанию, “любит цветочки”, хотя вместо цветочков любил срывать головы своих “верноподданных”» («Новый Сатирикон», 1917, № 12).

Однако чаще всего карикатуристы откликались на злободневное событие, шаржируя участников этого события и не давая ему оценку с политической точки зрения. Таких {104} рисунков было сделано множество, назовем лишь некоторые из них, помещенные в одном из крупнейших сатирических журналов «Новый Сатирикон»: «Последняя подпись» (Д. Моор), «Разгрузка Петрограда началась» (Ре‑ми), шарж на Распутина (Мисс) и ряд других, исполненных А. Яковлевым, А. Юнгером. Наряду с сатирическими рисунками те же темы получают воплощение в так называемых «народных картинках в красках», появившихся в 1917 году в петроградском издательстве «Парус». Инициатором этого издания был М. Горький. Вместе с художником и издателем З. Гржебиным, получившим известность в 1905 – 1907 годах, он предпринял попытку возродить на современной основе традиции народного лубка.

Правда, из этой затеи почти ничего не получилось, главным образом из-за того, что не было бумаги. Удалось издать лишь несколько лубков.

С марта по август 1917 года появляются цветные ярко раскрашенные картинки — «лубки» В. Маяковского («Царствование Николая последнего», «Кого солдат защищал раньше и вот кого он защищает теперь», «Забывчивый Николай»), А. Радакова («Пирамида классов»), {105} В. Лебедева («Вот как на Руси растекалась водка» — стихи к этому рисунку были написаны В. Маяковским) и других.

Содержание этих рисунков было серьезнее и глубже большинства газетно-журнальных карикатур того времени. Почти в каждом из них можно усмотреть попытку создать не только смешной рисунок на злободневную тему, но и осознать значение совершившихся перемен.

Решение подобной задачи нетрудно усмотреть, например, в работе А. Радакова «Пирамида классов», в известной мере заимствовавшей сюжет и композицию рисунка, созданного в годы первой русской революции и воспроизведенного в 1905 – 1906 годах большевистским издательством «Вперед». Рисунок Радакова изображал пирамиду, состоящую из нескольких этажей эксплуатируемых царским правительством классов. Рабочие, естественно, занимали самый нижний «этаж». Вершиной пирамиды являлась небольшая фигурка царя, мантия которого и заключала в себе указанные этажи. Надпись на рисунке была также красноречивой: «Мы за вас молимся, мы вас судим, мы вас охраняем, а вы работайте!». Так наглядно была художником представлена {106} схема самодержавного строя.

Не менее выразителен был рисунок В. Маяковского «Забывчивый Николай». Надпись к лубку не оставляла сомнений о точке зрения автора: «Уж сгною, скручу их уж я, думал царь, раздавши ружья. Да забыл он между прочим, что солдат рожден рабочим».

Рисунок С. Судейкина был посвящен уже свершившимся после Февраля переменам. Художник изобразил Николая II в виде огородного чучела, мимо которого шли рабочие с красными знаменами. На знаменах было написано: «Равенство», «Братство», «Земля», «Воля»[cclxxxii]. Эта работа очень характерна для настроений первого месяца Февральской буржуазно-демократической революции, когда многие современники, воодушевленные свержением царя, готовы были повторить слова поэта Красного (К. М. Антипова), сказанные им в одном из мартовских номеров «Нового Сатирикона»: И пусть с семнадцатого года В веках царят из рода в род Ее Величество Свобода, Его Величество Народ![cclxxxiii] Наряду с сатирическими рисунками в это же время художники создают ряд станковых произведений, в которых также находят отражение перемены, произошедшие в стране.

Таковы, например, работы Б. Кустодиева «27 февраля 1917 года» (ГТГ), И. Репина «В зале заседаний Совета рабочих депутатов 18 марта 1917 года» (ГТГ), А. Остроумовой-Лебедевой — «Похороны жертв революции 23 марта 1917 года» (ГТГ) и «Демонстрация 18 апреля 1917 года» (ГРМ). Исполненные с натуры или на основе конкретных наблюдений, эти произведения показывали участие народных масс в событиях времени.

Тогда же некоторыми художниками (П. Бучкиным, А. Вахрамеевым, И. Владимировым, В. Сварогом) были созданы серии станковых рисунков очеркового характера, в которых запечатлелись события революции и жизнь улицы в первые послефевральские дни.

Одну из таких обширных серий рисунков[cclxxxiv] непосредственно с натуры выполнил И. Владимиров. «Во время моей милицейской службы, — вспоминал он впоследствии, — я всегда имел с собой альбомчик и свободно зарисовывал все, что живо интересовало меня. Придя домой, я дополнял по своему впечатлению неясные штрихи в зарисовках и даже иногда закрашивал их акварелью и таким образом собрал богатейший материал для будущих картин, отображающих сцены и эпизоды революционной борьбы»[cclxxxv].

Так возникают рисунки «Арест представителей старого правительства 1 марта 1917 года», «Снятие с вывески двуглавого орла», «Февральские дни на рабочей окраине», «Вооруженный отряд на улицах Петрограда», «Переименование броневика “Святослав” в [броневик] “РСДРП”», «Митинг в казарме» и другие, которые являются до сих пор летописью живой напряженной жизни {107} революционно настроенного народа. Некоторые из этих рисунков были тогда же воспроизведены в периодической прессе.

Так, например, цикл из шести рисунков И. Владимирова «Государственный переворот в изображении художника» был опубликован в московском журнале «Искры», правда, с безопасной припиской, сделанной редакцией «на всякий случай», о том, что репродуцируемые работы выполнены художником по заказу английского журнала «The Graphic»[cclxxxvi].

Еще один цикл (из четырех рисунков) «В дни революции», исполненный В. Сварогом, поместил петроградский журнал «Нива»[cclxxxvii]. Там же несколько позже были опубликованы рисунки на эту тему П. Бучкина[cclxxxviii]. Кроме того, отдельные рисунки В. Сварога появлялись на страницах «Огонька»[cclxxxix].

Не обладая большими художественными достоинствами, эта репортажная графика имеет и по сию пору определенную историческую ценность: она документально запечатлела хронику жизни Петрограда тех волнующих дней.

Наряду с публикацией новых работ тогда же в периодической прессе время от времени репродуцировались {108} художественные произведения, созданные в предшествующие годы, но посвященные революционным темам. В газете «Раннее утро», в журнале «Огонек» и ряде других изданий были опубликованы воспроизведения картин И. Репина «Манифестация», В. Маковского «Вечеринка», А. Моравова «Декабристы в Чите».

Новую жизнь обретают некоторые политические карикатуры, созданные в период революции 1905 – 1907 годов и завоевавшие своей антиправительственной направленностью широкую популярность. Б. Анисфельд, И. Билибин, З. Гржебин, М. Добужинский, Б. Кустодиев, Е. Лансере, С. Чехонин предоставляют возможность издательству «Шиповник» воспроизвести их работы в подготавливаемом к изданию I томе «Календаря русской революции».

Во всех этих действиях нетрудно усмотреть стремление художников принять участие в свершавшихся событиях и средствами искусства выразить к ним свое отношение. Однако преувеличивать понимание художниками обстановки в стране не следует. Вскоре — не успеет окончиться март — у многих из них энтузиазм примет совсем иное направление, и рисунки будут воплощать иное содержание.

Это сказалось прежде всего на отношении подавляющего большинства художественной интеллигенции к войне. Вовлеченные в политические события после Февральской революции, но обманутые «революционно-оборонческими» лозунгами Временного правительства, призывавшего «стать грудью на защиту отечества от врага» и помочь «славным союзникам», художники уже в марте примут участие в кампании, начатой правительством за продолжение империалистической войны[ccxc]. Главной темой работ многих мастеров искусства с этого времени станет «война до победного конца».

В какой-то мере подобные настроения отражала, например, карикатура Д. Моора, помещенная 14 марта в «Московском листке». Она изображала германского императора Вильгельма, стоящего около крепостной стены и прислушивающегося к тому, что делалось за ней. Надпись гласила: «Вильгельм: Какое спокойствие! Почему они не кричат: долой войну!»

Вновь, как и прежде, страницы журналов заполняются милитаристскими рисунками, изображающими «зверства германцев», а многие из художников, еще недавно приветствовавшие свержение царского режима, будут рисовать плакаты «Займа свободы», в котором Временное правительство трансформировало печальный своей известностью «Заем победы», выпущенный накануне февральских дней.

27 марта Временное правительство поместило в газетах призыв к «Займу свободы», в котором говорилось: «Сильный враг глубоко вторгся в наши пределы, грозит сломить нас и вернуть страну к старому, ныне мертвому строю. Только напряжение всех наших сил {109} может дать нам желанную победу»[ccxci].

А 2 апреля в журнале «Искры» появляется чрезвычайно характерный для этого времени рисунок А. Мартынова «Тыл победил династию, фронт победит врага».

Призывам к продолжению войны внимают многие художники, архитекторы, критики, коллекционеры, издатели, участвовавшие в организации ряда конкурсов для создания плакатов, посвященных «Займу свободы».

В Петрограде жюри такого конкурса (в его составе были М. Горький, Александр Бенуа, З. Гржебин, И. Фомин, В. Щуко, В. Аргутинский-Долгоруков и другие[ccxcii]) рассмотрело эскизы плакатов, представленные 16 художниками, и признало наиболее выразительными в решении поставленной задачи работы П. Бучкина[ccxciii] и Б. Кустодиева. Плакат Бучкина изображал юного солдата, держащего знамя, на котором было написано «Война до победы», на плакате Кустодиева был нарисован бородатый солдат-крестьянин с винтовкой, стоящий на возвышении и окруженный толпой со знаменами[ccxciv].

В Москве жюри под председательством К. Коровина (в него входили А. Мильман, И. Машков и другие) премировало плакаты {110} П. Кузнецова, В. Кубова, А. Кравченко, А. Моравова, Г. Пашкова, А. Филиппова[ccxcv]. Но эти работы также были малоинтересны, с вялыми лозунгами и в своем большинстве являлись перепевами прежних националистических стилизаций (как, например, Георгий Победоносец у Г. Пашкова[ccxcvi]).

Премированные плакаты были экспонированы на «Выставке плакатов “Займа свободы”» в Училище живописи, ваяния и зодчества[ccxcvii] с 10 по 13 апреля 1917 года. Пять дней спустя, 18 апреля Временное правительство в «ноте Милюкова» впервые открыто заявило о решимости продолжать войну «до победного конца».

Справедливости ради следует указать, что, участвуя в создании плакатов, посвященных «Займу свободы», и тем самым поддерживая Временное правительство в решимости продолжать империалистическую войну, некоторые художники, как, например, А. Бенуа, догадывались, что успех займа «есть не более как прутик, которым ни в малейшей степени не удастся поддержать рушащееся <…> здание старого мира»[ccxcviii]. Понимание этого, естественно, никак не могло повлиять на ход милитаристской кампании, в которую и художники тоже были ввергнуты.

В весенние месяцы 1917 года периодическая пресса вновь, как в самом начале года, была переполнена рисунками, пропагандирующими войну (на рисунке А. Максимова, например, был изображен солдат, писавший штыком слова: «Дайте солдатам возможность отстоять свою свободу»[ccxcix], а на рисунке В. Лебедева — солдат с ружьем, к которому протянуты многочисленные руки, подающие ему патроны[ccc]), и иллюстрирующими ее «рисунками с фронтов» («Шпионство германцев под видом братания» И. Владимирова[ccci], «Настроение в армии в изображении художника» А. Мартынова[cccii] и др.).

О том, в какой мере многие представители художественной интеллигенции были «загипнотизированы» лозунгом Временного правительства «Война до победного конца», может служить и опыт создания новых знаков почтовой оплаты, проект которых по конкурсу разрабатывался художниками в апреле-мае 1917 года.

Сюжеты рисунков являлись характерными для «переживаемого момента».

И. Билибин тогда представил на конкурс рисунки «Витязь со щитом», «Витязь с мечом»; С. Чехонин — «Ангел, вдохновляющий воинов на ратный подвиг», и т. д.[ccciii].

И хотя эти работы не были изданы в предоктябрьскую пору[ccciv], сам факт, думается, является весьма четким показателем милитаристских настроений.

Определенная общественно-политическая неразборчивость, которую нередко в то время проявляли художники в плакатах, газетно-журнальных работах, показала, что многие мастера искусства, как и интеллигенция других профессий, «в {112} большинстве своем <…> не обладали ни ясным мировоззрением, ни знанием путей и средств коренного обновления страны. Часть их следовала политическому курсу либеральной буржуазии, часть же отдавала свои эсерам и меньшевикам»[cccv].

Это же демонстрировали впоследствии и другие работы художников, когда, например, они осенью принимали участие в создании плакатов, посвященных предвыборной кампании в Учредительное собрание.

Среди появившихся плакатов немало было таких, которые были созданы на средства буржуазных и мелкобуржуазных партий, старавшихся «подреставрировать» идею созыва «всенародного парламента», где должны были мирно сосуществовать представители пролетариата и буржуазии. Эта идея с каждым месяцем становилась все менее популярной.

В своих плакатах кадеты, меньшевики, эсеры не скупились на обещания. «Только кадеты дадут народу землю и волю» — возвещал один из плакатов. Ту же тему — «земля и воля народу» — варьировали на плакатах и эсеры.

Другими плакатами названные партии апеллировали к «национальному» чувству избирателей. Таковы были, например, плакаты кадетов, на которых изображались и русский витязь, поражающий чудовище — анархию, и женщина в кокошнике — Россия, указывающая на номер избирательного списка[cccvi], и т. д.

В указанной кампании, как известно, участвовала и партия большевиков, которая постоянно разоблачала «конституционные иллюзии» сторонников созыва Учредительного собрания. На плакате большевиков были изображены представители революционного народа с красным флагом[cccvii].