В которой Токе снова не спится, и что из этого получается

 

Историй у костра тем вечером никто не рассказывал. Усталые люди разбрелись по своим фургонам и легли спать. Залез под овчины и Токе, но сказанное Майкен у костра не давало ему сомкнуть глаз. В голове его возникали один прекраснее другого планы их совместного будущего, и больше всего парню сейчас хотелось быть рядом с ней. От этих мыслей он так ворочался в своих шкурах, что под конец разбудил как всегда безмятежно спящего Кая.

– Чтоб тебя прибрала буря! Дашь ты людям спать или нет?!

– Слушай, Кай! Надо поговорить, – начал Токе свистящим шепотом.

– А до завтра это не может подождать? – хмуро поинтересовался сосед.

Немного подумав, жертва бессонницы согласился:

– Может.

– Вот завтра и поговорим, – Кай повернулся на другой бок и натянул на голову овчину, закрывая уши.

Токе вздохнул и попытался какое‑то время лежать спокойно, глядя на крупные звезды над головой и стараясь найти знакомые созвездия. Но мысли его неслись галопом совсем в другом направлении, и наконец, боясь снова разбудить спящего, он встал, накинул на плечи теплую бурку и пошел по лагерю. Он брел без какой‑либо цели, но, немного поблуждав, ноги сами привели его к возку Танжрина. Кузнец спал, как и они с Каем, снаружи, завернувшись в шкуры у колеса кибитки. Теплое место в возке он уступил женщинам.

Осторожно приблизившись к задернутому пологу, Токе замер, прислушиваясь. Он пытался различить в тишине сонное дыхание Майкен. Внезапно что‑то будто мелькнуло справа, на самой границе его зрения, и снова тут же исчезло за корпусом кибитки.

«Неужели еще кто‑то бродит по лагерю по ночам?» – удивленно подумал парень. Бесшумно обойдя спящего Танжрина, он заглянул за угол повозки и увидел тонкий силуэт, наполовину скрытый тенью другой кибитки. Это была, несомненно, женская фигура, закутанная в плащ, в лунном свете как будто испускавший голубоватое сияние. Фигура слегка повернула голову – под капюшоном блеснуло золото – и поманила его рукой. «Майкен! – догадался Токе. – Это шитье на ее шапочке блестит». Стараясь не шуметь, он устремился за голубым плащом.

Девушка шла вперед, прячась в тени возов, пока их линия не оборвалась. Обернувшись к преследователю, она снова поманила его рукой и пошла дальше, в пустыню. Шаги ее были так легки, что казалось, будто она плывет над землей. «Там же охрана!» – мелькнуло в голове Токе. Но он доверился Майкен и, стараясь не шуметь, следовал за ней. Вскоре они добрались до часового. Закутанная в шкуры фигура сидела неподвижно, опершись на копье. До Токе донесся богатырский храп, по которому он опознал Карыма. «Ох и достанется же ему от Урмана, если воевода узнает, что охранный заснул на посту! Но нам сейчас это очень на руку», – думал парень, проскальзывая вслед за девушкой мимо спящего.

Голубой плащ, почти неразличимый в свечении песков, отражавших лунный свет, вел его дальше и дальше в пустыню, пока все признаки лагеря совсем не исчезли из виду. «Можно было бы тут и остановиться», – подумал Токе и ускорил шаги, чтобы нагнать любимую. Но, будто бы почувствовав его порыв спиной, девушка тоже ускорила движение, легко скользя над песком. Парень не мог ее догнать, хотя он почти бежал.

– Майкен! Подожди! Давай здесь остановимся, нас никто не увидит! – позвал он, запыхавшись.

Голубая тень замерла. Токе, смеясь, подбежал к ней и обнял… Но в его руках оказался только холодный туман. «Майкен! – позвал он, оглядываясь по сторонам, – Майкен?»

Случившееся совершенно сбило парня с толку. Могло ли то, что он видел, быть миражом, иллюзией, о которой рассказывали бывалые караванщики? Или он просто спит и видит сон? Токе яростно ущипнул себя за руку и зашипел от боли сквозь сжатые зубы. Нет, это не сон! Девушка была здесь на самом деле, только он глупо потерял ее в темноте. А что, если она сама заблудилась в песках и теперь не может найти ни его, ни дороги обратно к каравану? Он должен немедленно отыскать ее!

«Майкен! Где ты? Майкен!» – снова и снова звал незадачливый влюбленный, кругами бродя вокруг того места, где он видел закутанный в плащ силуэт последний раз. Вдруг голубоватое сияние, чуть сильнее свечения кремнистого песка, мелькнуло немного дальше и правее. Токе бросился на свет, выкрикивая имя любимой. Сияние усиливалось, разрасталось, уже затмевая луну. И вдруг парень увидел то, что заставило его остановиться как вкопанного. Тонкая женская фигура теперь стояла прямо перед ним. Несуществующий ветер развевал полы ее плаща, открывая богато расшитые золотом и серебром синие одежды. А за ее спиной возвышался, упираясь тонкими шпилями в звездные небеса, сияющий голубой город, будто бы изваянный целиком из гигантского сапфира.

Врата в городской стене были распахнуты. Стоявшие на входе нарядные герольды в табарах всех оттенков синего подняли к губам серебряные трубы, и из них полилась такая чудесная хрустальная музыка, какой горец из Подхватов никогда в своей жизни не слыхивал. Девушка протянула к нему длинные тонкие руки:

– Иди сюда, Токе! Я так долго тебя ждала! – произнес голос Майкен.

Капюшон упал с ее головы, и парень увидел прекрасное родное лицо в обрамлении густых кудрей, которые теперь почему‑то тоже были голубыми. Вместо знакомой шапочки в них поблескивала тонкая золотая корона.

– Иди же, Токе! Ты станешь моим королем, и мы будем вместе править миром! – звала его Майкен.

Он медленно сделал шаг вперед. Пение серебряных труб взметнулось торжественным гимном, губы красавицы тронула победная улыбка.

– Ты мой, Токе! О, я всегда знала, что ты принадлежишь мне. Я так ждала тебя, так ждала… – Ее прекрасный голос звучал в ушах мучительной музыкой, рядом с которой искусство герольдов казалось таким же несовершенным, как уже почти позабытое треньканье Арконовой лютни. Токе сделал еще один шаг вперед и вытянул руки, чтобы коснуться протянутых ему навстречу голубоватых пальцев Майкен.

В это мгновение неведомая сила грубо схватила его за шиворот, подняла в воздух и бросила на то, что оказалось конской спиной. Высокая лука седла больно врезалась под ребра, и у влюбленного перехватило дух. Он попробовал сопротивляться, но стальные пальцы сдавили его шею где‑то за левым ухом, и чувствительность во всем теле вдруг пропала вместе с голосом.

Конь шел галопом, и Токе, брошенного на него поперек лицом вниз, немилосердно трясло. Из этой унизительной позиции он мог, однако, разглядеть, что сапфировое сияние неведомого города быстро меркло, отдаляясь. «Майкен!» – хотел позвать он, но язык не слушался. Одинокая женская фигура еще была видна под крепостной стеной, но с ней теперь происходила разительная перемена.

Внезапно она начала расти, поднимаясь головой до самых высоких городских шпилей. Руки ее вытягивались вслед за беглецами, голубая кожа на них свисала лохмотьями, обнажая кости; на фалангах пальцев выросли хищные когти. В лице чудовища не было более никакого сходства с Майкен. Это вообще уже не было лицом: на Токе смотрела оскаленная маска смерти, череп в короне и с развевающимися на невидимом ветру прядями жидких седых волос. Парень хотел зажмуриться, но он не мог ни закрыть глаза, ни отвернуть голову. Прекрасная хрустальная музыка оборвалась, и прикидывавшийся Майкен демон завыл вслед беглецу голосом бури:

– Ты мой, Токе! Тыыы мооой!..

Страшные загнутые когти разорвали воздух в нескольких дюймах над спиной лошади и покоящейся на ней задницей Токе. К счастью, они не причинили никакого вреда всаднику, от которого пассажиру был виден только высокий сапог на шнуровке. Скакун дико заржал и рванулся вперед, как ветер. Сапог засветил Токе по многострадальному носу, и в голове его, из которой безумная скачка вытрясла все мысли, вспыхнула первая разумная: «Айран!» Разочарованно взвыв, страшный призрак, а с ним и сапфировый город, рассеялись голубым дымом.

 

Горе‑любовник почти потерял сознание, когда айран замедлил ход, а затем остановился. Сильные руки сняли его с лошади и положили на землю. Токе надеялся, что мягко: он все еще ничего не чувствовал. Знакомые ночные глаза Кая склонились над ним:

– Не бойся, чувствительность сейчас вернется. Прости, мне пришлось это сделать, чтобы ты лежал смирно. Ты уже можешь говорить?

Токе попробовал выдавить из себя какой‑то звук, и, к собственному удивлению, у него получилось:

– Сволочь ты!

– Вот спасибо на добром слове! В следующий раз брошу тебя на растерзание демонам, выкручивайся сам, как знаешь. – Но в голосе Кая не было злости. Он приблизил к губам Токе фляжку с водой и влил в его сухие губы несколько глотков. Парень закашлялся и спросил:

– Что… что это было?

– Слыхал о «следах дьявола»?

– Так это был… один из них?

– Ага.

– Но ведь Урман всегда обводил караван стороной!

– Обводил, – кивнул Кай. – Только вчера, когда суховей разгулялся, в пустыне дальше своего носа было не видно. Думаю, мы сбились немного с пути.

– Но ведь она… оно… Демон этот за мной прямо в караван пришел, Майкен обернулся! И по имени меня звал! Откуда он знал, как меня зовут? И про Майкен? Я о таком раньше никогда не слышал!

– Я тоже не слышал, – задумчиво повторил Кай. – И про Майкен я ничего не знаю. Не расскажешь поподробнее?

При воспоминании о своей безумной погоне за призраком и его обещаниях, кровь бросилась Токе в лицо, и он прикусил язык:

– Знаешь, кажется, я могу уже немного пошевелить пальцами.

– Хорошо. Теперь дело быстро пойдет.

– А что ты такое со мной сделал?

– Говорю же, успокоил, чтоб ты не рыпался, – уклонился от ответа Кай.

– А где мы?

– Недалеко от лагеря, за постами.

– А как… как ты меня нашел?

– Не мог заснуть после того, как ты меня разбудил. Ты ведь хотел поговорить. Я подумал, что это важно; принялся тебя искать. В лагере тебя не было, часовые на западных постах спали. Я пошел по твоим следам.

– По следам? И ты их вот так, в темноте, видел? – недоверчиво воззрился на спасителя Токе.

– Думаешь, опять вру? – усмехнулся Кай. – А это на что? – Он указал на свои глаза, отражавшие призрачное мерцание песков и оттого казавшиеся молочно‑голубыми. – Да я ночью вижу как днем.

– Ага… Слушай, когда вернемся в лагерь, ты никому про это не рассказывай, ладно?

– Про что? – не понял сразу Кай.

– Ну, про «след дьявола», про демона…

– Разве Урмана не надо предупредить?

– Так мы завтра все равно снимемся с места, и путь наш совсем в другой стороне… Прошу тебя! Понимаешь, я не хочу, чтобы она узнала…

– …Каким ты был дураком, – закончил за него товарищ.

– Ну да, – сознался Токе.

– Ладно, так и быть. Только сначала нам надо вернуться.

– Ты о чем?

– О чем? Часовые‑то проснулись. Как мы им объясним, зачем мы за посты ночью шастали, да еще верхом?

– Ээ… а ты не можешь что‑нибудь придумать?

– Я? А я думал, это ты у нас на выдумки горазд. И вообще, не люблю врать.

«Нарочно издевается», – подумал Токе. Он попытался напрячь мозги, но, хоть их только что основательно перетрясло, в голову ничего умного не приходило. Зато ему наконец удалось пошевелить пальцами в сапогах.

– Кажется, я уже чувствую ноги! – обрадованно воскликнул он.

– Попробуй‑ка встать.

Токе перевернулся на четвереньки и, пошатываясь, выпрямился, держась за Кая. Он попробовал сделать шаг, но тут же снова рухнул на песок. Ноги ходили под ним, как будто обрели свою собственную волю и приказаниям хозяина подчиняться не желали.

– Пьяного сыграть сможешь?

– Чего? – Токе выпучился на товарища, уверенный, что слух изменил ему так же как ноги.

– Вот что, – деловито начал Кай. – Ты выпил. Поссорился с девчонкой, ну и… с кем не бывает. Забрел за ограждения – Карым‑то спал. Свалился в песках и заснул. Проснулся от холода и теперь возвращаешься в лагерь.

– Я же не пью! – растерялся Токе. – Отец мне не велел, и я…

– Какая разница! Ты заварил кашу, тебе и расхлебывать. Пьяных‑то небось видел? – Парень утвердительно кивнул. – Ну вот! Главное, шуметь побольше, можешь и кулаками помахать… Отвлеки их внимание, мы с Гренкой и проскочим.

– Да мне никто не поверит, – усомнился Токе. – От меня ведь даже не пахнет…

– А это на что? – Кай слазил за пазуху и извлек оттуда маленькую плоскую фляжку, в которой что‑то подозрительно булькало.

– Не буду я! – воспротивился горец. – Отец узнает – убьет!

– Ладно, папенькин сынок, – прищурился Кай. – Тогда пойдем, расскажешь Урману, как ты с нечистью обнимался.

– Ничего я не обнимался!

Спаситель только молча приподнял белую бровь. Загнанный в тупик Токе со вздохом протянул руку:

– Будь по‑твоему. Давай, что у тебя там…

Он понюхал откупоренную Каем фляжку и скривился – ну и вонь! Но делать было нечего. Запрокинув голову, он сделал основательный глоток и тут же закашлялся: внутренности обожгло, будто он выпил расплавленное олово.

– Тише‑тише! Выхлестывать все разом уговора не было. Это же архи – молочная водка!

– Смерти моей хочешь? – прохрипел Токе, вытирая катящиеся из глаз слезы.

– Стоило париться, – хмыкнул Кай. – Давай иди! И помни: побольше шума!

С этими словами он вскочил на Гренку и исчез в темноте. Жертве демона ничего не оставалось, как подняться на ноги и поплестись в направлении лагеря. Ноги по‑прежнему слушались плохо, и со стороны его походка, вероятно, здорово напоминала движения пьяного. Когда впереди замаячили темные силуэты кибиток, Токе, помня наставления Кая, дурным голосом принялся выводить песню:

 

Красотки Кэт милее нет!

Веселая подружка,

Послушай звон моих монет,

Налей бродяге кружку!

Лицо раскрашено пером,

Бледней я, чем пергамент,

Но что тебе за дело в том,

Коль муженек твой занят?

 

От лагеря послышались голоса, и возле певца мгновенно возникло сразу двое охранных.

– Гляньте‑ка, да это Токе!

– Эй, что ты тут делаешь, парень? Ты что, пришел из пустыни?

– Да от него разит… Нажрался как свинья!

– С чего бы это?

Не отвечая, Токе продолжал орать свою песню, отталкивая руки пытавшихся поддержать его часовых, падая и снова поднимаясь, цепляясь без разбору за все окружающее. Их возня привлекла людей с соседних постов, и вот уже возле нарушителя спокойствия собралась маленькая кучка народу, с живым участием обсуждавшая его состояние. На все вопросы Токе только икал, дико вращал глазами и орал что‑то про Кэт, надеясь, что именно так и ведут себя в стельку пьяные подростки.

Наконец из темноты выступил Урман:

– Что здесь за базар?

– Да вот, Урман‑батырь, парнишка Эсгеров, Токе, пришел со стороны песков в дупло пьяный, на ногах едва стоит.

– Пьяный, говорите?

– Спиртярой от него разит, Урман. Где он только раздобыл?

– Может, он с девчонкой своей не поладил, ну, с Майкен? – предположил кто‑то из собравшихся.

– Во‑во, не дала она ему! – грубо заржал другой голос, но тут же осекся под тяжелым взглядом воеводы. Токе был рад, что его крепко держали под руки, а не то его комедия имела бы трагический для весельчака финал.

Урман шагнул к виновнику «базара», крепко взял за подбородок и заглянул прямо в глаза. От ужаса разоблачения перед беднягой все поплыло, но Урман, очевидно удовлетворенный увиденным, уже отпустил его.

– От парня‑то и вправду разит. Но меня вот что интересует: если он пришел из пустыни, то как он прошел мимо постов?

Охранные переглядывались друг с другом, но ответить на вопрос Урмана никто не мог.

– Метик! Гурам! Отведите мальчишку к кибиткам его отца. Остальные – по местам, живо! Я лично проверю посты!

Для убедительности Токе еще побрыкался и поорал, но под конец дал себя урезонить и под белы руки отволочить к возкам Эсгера. К его радости, Кай уже был там. Накрывшись овчиной, он притворялся невинно спящим. Охранные свалили ношу на овчины рядом с ним, и Токе тут же изобразил молодецкий храп.

– Вот и хорошо. Выспись, как следует, сынок! – похлопал его по плечу Гурам.

– Нет, все‑таки я хотел бы знать, где парень раздобыл выпивку? – донеслись до Токе слова Метика. Шаги охранных удалились, и все стихло.

– Ну, как я справился? – ткнул он Кая в бок.

– Ты был великолепен! Тебе стоит чаще пить. – Глаза соседа смеялись.

– Иди ты… Тебя никто не заметил?

– Ни единая душа. Давай спать, скоро рассвет.

– Как ты думаешь, Урман расскажет завтра отцу?

– Нашел о чем беспокоиться! Его только что нежить пустынная чуть с потрохами не слопала, а он о целости своего зада трясется!

– Это ты говоришь, потому что отца моего в гневе не видел. Ата как разойдется, так похуже нежити будет! – Токе беспокойно поворочался и наконец сказал: – Слушай, Кай. А я ведь как следует тебя и не поблагодарил. Если б не ты… Я бы, верно, и бури не пережил, а уж там, в «следе дьявола», точно бы сгинул. Я твой должник.

– О чем ты говоришь? – голос товарища звучал устало. – Я ведь твою воду пью, мы путь разделили – помнишь? Ничего ты мне не должен.

– И все равно… – Токе не нашелся что сказать и закончил просто: – Спасибо тебе.

Остаток ночи он спал безмятежно, без сновидений. Парень не знал, что Кай до рассвета не сомкнул глаз.

 

ГЛАВА 7,