Кельтское королевство Шотландии

 

Брюса принято считать центральной фигурой в процессе борьбы за независимость средневековой Шотландии. Однако намерения Брюса простирались гораздо дальше – он замыслил нечто более радикальное и амбициозное, чем просто избавление от английского господства. Брюс мечтал – не больше и не меньше – о реставрации уникального Кельтского королевства со всеми кельтскими институтами власти и государства, предполагавшими даже человеческие жертвоприношения.

В средневековых Ирландии и Уэльсе даже в те времена, когда там еще не установили свою власть пришедшие из Англии норманны, не существовало централизованного государства. Обе страны раздирали междоусобные войны многочисленных местных князьков, или вождей кланов. В «начале позднего средневековья» Шотландия была «единственным кельтским государством с полностью сформировавшимися и независимыми политическими институтами».

Во времена Римской империи преобладающим населением Шотландии были пикты, которые продолжали играть важную роль в истории страны вплоть до середины девятого века. Однако в конце пятого столетия на западное побережье Шотландии стали прибывать переселенцы из Ирландии, по большей части из Ольстера. Они основали королевство, получившее название Далриада. Одним из древних опорных пунктов этого королевства был Дунадд, расположенный всего в трех милях от Килмартина. На протяжении 350 лет королевство Далриада на западе страны и пикты, занимавшие всю остальную территорию, с переменным успехом боролись за власть, на некоторое время приобретая доминирующее влияние, а затем снова уступая его. Часто эта борьба принимала насильственные формы, но так было не всегда. Соперничество распространялось также на культурную и династическую сферу, а в определенные периоды отмечался высокий уровень межнациональных браков. Тем не менее, к 843 году Далриада одержала окончательную победу. Нельзя сказать, что пикты потерпели военное поражение – они просто ассимилировались. Культура и язык пиктов полностью, хотя и постепенно, исчезли, и Шотландия под эгидой короля Далриады Кеннета МакАльпина превратилась в единое Кельтское королевство.

Примерно в 850 году в Сконе Кеннет был провозглашен королем всей Шотландии. Внутренние распри, интриги и ссоры – подобные тем, что увековечил Шекспир в своем «Макбете» – не прекратились, но в 1124 году во времена потомка Кеннета МакАльпина короля Давида I окончательно сформировалось феодальное королевство Шотландия. Это произошло через четверть века после того, как крестоносцы основали на Святой Земле Иерусалимское королевство.

Норманны впервые вторглись в Шотландию во времена Вильгельма Руфуса, сына Вильгельма Завоевателя, но до эпохи короля Давида I не предпринимали широкомасштабных или успешных набегов. Сам Давид был чистокровным кельтом, сыном кельтского короля Малькольма III. Тем не менее в период его правления в страну было допущено большое количество норманнских и фламандских рыцарей. Появились в стране и монахи, преимущественно цистерцианцы. Однако Шотландия продолжала оставаться полностью кельтским королевством. Имеются свидетельства того, что кельтское мышление – как языческое, так и христианское – продолжало существовать здесь достаточно долго. Среди уникальных институтов, основанных Давидом, была должность «королевского стюарда», которая впоследствии превратилась в «стюарта». Именно с этой должности берет свое начало королевская династия Стюартов. Стюард был своего рода наследным управляющим королевского двора или канцлером двора. Подобная должность существовала во Франции при династии Меровингов тремя столетиями раньше и называлась «управляющий дворцом». В конечном итоге «управляющие» сменили Меровингов и основали династию Каролингов. Аналогичным образом в Шотландии Стюарты (правда, мирным путем) пришли на смену династии короля Давида. Первый королевский стюард Уолтер Фиц‑Алан происходил из кельтской Бретани и был сыном Алана Фиц‑Флалда. Вполне возможно, что среди предков Алана был Шотландский тан Банко из Лохабера, фигурирующий в пьесе Шекспира.

В свите короля Давида был норманнский рыцарь Роберт де Брюс. Давид пожаловал ему во владение долину Аннан, которая считалась стратегически важной дорогой из Карлайла в Шотландию. Кроме того, Брюс был другом английского короля Генриха I и владел обширными землями в Йоркшире. Считается, что семья Брюса происходит из окрестностей современного Брикса, расположенного к югу от Шербура. Однако в последнее время выдвигалось предположение о фламандских корнях Брюса – якобы он вел свое происхождение от Роберта из Брюгге, известного кастеллана этого города, жившего за три четверти века до этого. Роберт исчез из города Брюгге в 1053 году, именно в тот год, когда Матильда Фландрская вышла замуж за герцога Нормандии Вильгельма. Роберт вполне мог сопровождать Матильду во Францию, а потом, тринадцать лет спустя, вместе с ее мужем участвовать во вторжении в Англию.

Несмотря на то, что в эпоху короля Давида Роберт де Брюс вел свое происхождение от норманнов, его прадед женился на прабабке Давида, племяннице кельтских королей Малькольма IV и Уильяма I. Таким образом, Роберт Брюс, впоследствии сыгравший важную роль в истории Шотландии, мог смело утверждать, что принадлежит к древнему роду кельтских королей и является прямым потомком правителя Далриады Кеннета МакАльпина. Брак дочери Роберта Брюса и Уолтера Стюарда, или Стюарта, положил начало королевской династии Стюартов.

До конца тринадцатого века в шотландском обществе кельтский элемент занимал доминирующее положение. Так, например, самыми влиятельными вельможами королевства были тринадцать графов, или танов, которые вели свою родословную и титулы от древнего королевства Далриада. Самым могущественным из них был граф Файф, и ему принадлежало наследственное право усаживать нового правителя Шотландии на трон во время церемонии коронации. Сама коронация по традиции проводилась в Сконе, в двух милях от Перта вверх по течению реки Тей, а трон для церемонии был построен на камне Сконы, который якобы был привезен на это место Кеннетом МакАльпином в 850 году.

Скона считалась священным или почти священным местом еще в докельтские времена, когда здесь жили пикты. Центральный точкой Сконы был «холм веры», или, как его сейчас называют, Мут‑Хилл. Здесь во время ритуала, корни которого уходят в незапамятные времена, нового монарха сажали на камень и вручали ему символы королевской власти, в число которых входили, по всей видимости, скипетр и мантия. Таким образом, король венчался со своими землями, с народом, которым ему предстояло править, и с самой богиней земли, часто изображавшейся в облике животного. В ирландском варианте этого ритуала в жертву приносили кобылу; затем ее варили, и новый король окунался в эту воду, ел мясо жертвенного животного и пил получившийся бульон. Считалось, что таким образом обеспечивается плодородие земли и плодовитость людского рода.

К двенадцатому веку под влиянием крестовых походов этот архаичный принцип – ответственность монарха за плодородие земли – соединился с эзотерическими иудаистско‑христианскими обычаями, в результате чего возник целый свод поэтических произведений, который теперь ПОЛУЧИЛ название романов о Граале. Эти романы, как мы убедимся позднее, имели непосредственное отношение к Шотландии.

Коронация Александра III в 1249 году была типичным шотландским ритуалом, который сохранился в Шотландии спустя много времени после своего исчезновения в других местах. Когда Александра посадили на трон в Сконе, престарелый бард из горной Шотландии на гэльском языке торжественно прочитал генеалогию нового монарха, удостоверив его происхождение из древней Далриады от «первого шотландца». Александра – что вполне уместно для шотландского правителя – всегда сопровождал арфист. Когда король путешествовал, его появлению предшествовало, как того требовала традиция для главы клана, появление семи женщин, которые воспевали его славу и знатность. Вне всякого сомнения, поначалу эта церемония казалась величественной, но быстро должна была стать слишком шумной и затянутой.

Неудивительно, что в такой обстановке власть церкви была минимальной. В девятом веке Шотландия часто становилась убежищем для спасшихся раскольников из Кельтской церкви Ирландии. С одной из таких групп в Шотландию пришла система монастырей, но она никогда не стала такой же влиятельной, как за морем, в Ирландии. В двенадцатом веке, несмотря на приход цистерцианцев, Римско‑католическая церковь практически исчезла из страны. В Лотмане, к примеру, после 950 года не было образовано ни одной новой епархии. В Стратклайде за это время тоже не прибавилось ни одной общины.

Тем не менее Кельтскому королевству Шотландии, которое достигло расцвета при Александре III, было суждено умереть вместе с ним. В марте 1286 года в одну из грозовых ночей король, возвращавшийся с заседания совета в Эдинбурге, каким‑то образом отделился от своей свиты, а утром был найден со сломанной шеей. Его смерть спровоцировала не только серьезный внутренний кризис и яростную схватку за трон, но и стала предлогом невиданного до сей поры вмешательства Англии в дела Шотландии.

 

Появление Брюса

 

Александр умер, не оставив после себя сыновей. Его единственная дочь Маргарет была замужем за королем Норвегии, и шотландцы не хотели, чтобы ими правил норвежец. Поэтому было образовано временное правительство, состоящее из шести «хранителей мира»: графа Файфа, которому принадлежало решающее слово, графа Бьюкена, Джеймса Стюарта, Джона Комина, а также архиепископов Глазго и Сент‑Эндруса. Этот совет, представлявший собой нечто вроде регентства, решил возложить корону на дочь Маргарет Норвежской, которую тоже звали Маргарет и которая в то время была еще младенцем. Условились, что по достижении совершеннолетия девочка выйдет замуж за принца Эдуарда, будущего английского короля Эдуарда II. Но в 1290 году по пути из Норвегии домой юная Маргарет умерла, и вопрос о наследнике шотландского престола окончательно запутался. На трон претендовали более дюжины кандидатов, включая Джона Баллиола и деда Роберта Брюса, известного под именем Соперник. Опасность гражданской войны была настолько велика, что епископ Сент‑Эндруса пригласил в качестве арбитра короля Англии Эдуарда I. Таким образом, норманнский королевский дом Англии получил право вмешиваться в дела Кельтского королевства Шотландии.

Эдуард не терял времени даром и использовал этот мандат в своих интересах. Встретившись в 1291 году с претендентами на шотландский престол, он заявил о своем намерении самому стать сюзереном Шотландии. Несмотря на протесты, шотландских лордов угрозами и лестью заставили хотя бы частично признать статус английского короля, который тот себе самозванно присвоил. Вырвав это признание, Эдуард решил дело в пользу Джона Баллиол а, претензии которого были признаны законными. Баллиола короновали в Сконе. Эдуард тут же забыл о своих обещаниях уважать независимость Шотландии, потребовав унизительной покорности и преданности от человека, которого он посадил на трон. В 1294 году претензии английского короля вынудили шотландцев к восстанию. Баллиол заключил союз с Францией и в 1296 году отрекся от своей клятвы верности Эдуарду. Но было уже поздно – армия Эдуарда разорила Бервик и вторглась в Шотландию. Шотландцы потерпели поражение; оставшийся в живых Баллиол был подвергнут публичному унижению и отправлен в ссылку.

Покорив Шотландию, Эдуард повел планомерное наступление на любые остатки, как политические, так и религиозные, древнего Кельтского королевства. Особое внимание было уделено камню Сконы, самому старому священному талисману кельтов. По распоряжению Эдуарда надпись на камне была стерта, а сам камень перевезли из Сконы в Лондон. Большая печать Шотландии была разбита, а королевские архивы конфискованы. В данном случае Эдуард считал самого себя защитником веры – настоящим христианским королем, заботящимся о распространении власти Рима. Чтобы поддерживать этот образ, полезно было подчеркивать языческие аспекты старого Кельтского королевства, которое изображалось не только еретическим, по Даже языческим и сатанинским. Распространяя слухи о колдовстве и некромании, Эдуард получал возможность морального и теологического обоснования своего крестового похода с целью аннексии Шотландии.

Подавив сопротивление по всей стране, Эдуард передал бразды правления в руки своего ставленника, графа Уоррена. Уоррен с пренебрежением и надменностью относился к своей роли, и спустя год, в 1297 году, убийством шерифа Ланарка Уильям Уоллес подал сигнал к началу всеобщего восстания против англичан. Затем, объединившись с Уильямом Дугласом, Уоллес совершил нападение на проанглийски настроенный суд в Сконе. Восстание Уоллеса координировалось с другими подобными выступлениями, во главе которых стояли епископ Глазго и Джеймс Стюарт.

Именно на фоне этих бурных событий появилась фигура Роберта Брюса, который возглавил восстание на юге страны. Брюс уже был графом Карриком, владея одним из самых больших кельтских поместий в стране, в которое входил почти весь западный регион, известный как Голуэй. Его последователи и вассалы контролировали обширные пространства в Ольстере, включая весь Северный Антрим, часть территории, которая теперь называется графством Лондондерри, а также остров Ратлин. Собственные владения Брюса, помимо Каррика, включали третью часть земель в Хантингдоне, Гэрлохе и Данди. Как мы уже знаем, в жилах Брюса текла королевская кровь: его прадед женился на женщине, которая вела свою родословную от Давида I.

К концу 1297 года Уоллес употребил все свое влияние, чтобы архиепископом Сент‑Эндруса – самого влиятельного епископата в Шотландии – был избран настоятель собора в Глазго Уильям Ламбертон.

Ламбертон был известен как пламенный патриот, и шотландцы надеялись, что утверждение его в этой должности поможет их борьбе за независимость. Епископ, не мешкая, отправился в Рим, чтобы его избрание было утверждено папой, и по поручению своих братьев по оружию повез обращение к папскому престолу. Тем временем один из могущественных шотландских графов – возможно, сам Брюс – посвятил Уоллеса в рыцари, а в 1298 году он был избран «хранителем Шотландского королевства».

Однако весной этого же года ширившееся восстание стало причиной еще одного крупномасштабного вторжения англичан.

19 и 20 июля английская армия, состоявшая из 2000 всадников и 12 000 пеших воинов, разбила лагерь во владениях тамплиеров на территории, которой владел храм Листона (в настоящее время это территория аэропорта Эдинбурга). Войско Эдуарда было усилено отрядом тамплиеров, в состав которого входили – что достаточно примечательно – два высших прелата ордена, магистр Англии и прецептор Шотландии. В это время орден Храма еще не подвергался преследованиям, и у тамплиеров не было никаких причин для опасений. Но даже в этих обстоятельствах связи тамплиеров с английским королем были крайне нерегулярными – аномалия, которой историки так и не нашли удовлетворительного объяснения. Во все времена тамплиерам категорически запрещалось принимать участие в мирских войнах, и особенно против христианских монархов. Единственной целью их существования объявлялось участие в особого рода конфликтах, крестовых походах, которые скрупулезно определялись как военные акции против неверных. Шотландцев вряд ли можно было отнести к неверным, а Шотландия находилась под защитой папы. И действительно, епископ Ламбертон только что лично получил подтверждение своего избрания от папы Бонифация VIII. Единственное объяснение вмешательства тамплиеров в этот конфликт выглядит следующим образом: языческие и древние кельтские традиции среди восставших были распространены настолько широко, что это служило оправданием «маленького крестового похода».

Как бы то ни было, но 22 июля 1298 года в битве при Фолкерке шотландцы потерпели жестокое поражение. Потери англичан выглядели ничтожными. С английской стороны были убиты только двое военачальников. Ими оказались высшие прелаты тамплиеров.

После поражения при Фолкерке Уоллес был вынужден сложить с себя полномочия «хранителя», но восстание продолжалось. Осенью 1298 года восставшие предложили Джону Комину и Роберту Брюсу стать регентами страны, чтобы вместе продолжить борьбу. Однако вскоре Комин и Брюс поссорились, и возникшие между ними трения не только препятствовали совместным действиям против англичан, но и едва не стоили Брюсу жизни. В 1299 году, когда епископ Ламбертон вернулся из Рима, он стал третьим регентом, выступая в качестве арбитра в спорах между своими товарищами. На самом деле Ламбертон симпатизировал Брюсу и вскоре сам поссорился с Комином. Брюс, которому надоели эти разногласия, отказался от должности регента, временно оставил Шотландию в руках Ламбертона и Комина, а сам начал укреплять свои позиции другим путем. Этот путь включал в себя два важных династических союза.

В начале 90‑х годов Брюс женился на дочери графа Мара Изабелле, а его сестра Кристина вышла замуж за брата Изабеллы, который унаследовал графский титул. В этом браке у Брюса родилась дочь Марджори, которая в 1315 году выйдет замуж за Уолтера, сына Джеймса Стюарта. Но в 1302 году Изабелла де Map умерла, и Брюс с завидным хладнокровием и расчетливостью совершил маневр, который привел к его временному союзу с англичанами. Он женился на Элизабет де Бург, дочери графа Ольстера, который был верным сторонником английского короля. Еще со времен Далриады между Ольстером и Карриком, родным графством Брюса, существовали тесные культурные и политические связи. Это заметно и сегодня – по той частоте, с которой префикс «Каррик» встречается в географических названиях Северной Ирландии. Женившись на дочери графа Ольстера, Брюс получил возможность освежить старые связи между своими владениями в Шотландии и ирландскими землями, которыми владели бывшие хозяева Каррика. Теперь он мог получать существенную поддержку – как финансами, так и людьми – с противоположного берега Ирландского моря.

Имея союзников в Ольстере, можно было сохранять важный морской путь для доставки продовольствия и оружия.

Тем временем восстание продолжалось без него. В 1303 году в сражении при Рослине Комин разбил небольшую армию англичан. Успех этот, однако, был временным, потому что в 1305 году Эдуард вновь вторгся в Англию, вынудив Комина признать свое поражение и принести клятву верности английской короне. В 1305 году пленением Уоллеса делу шотландской независимости был нанесен еще один удар. С жестокостью, чрезмерной даже для средневековья, Уоллес был буквально изничтожен. Его протащили за лошадью четыре мили от Вестминстера до Смитфилда, кастрировали, повесили, еще живому вспороли живот, а затем обезглавили. Тело Уоллеса было разрублено на четыре части, которые выставили на обозрение в разных местах.

 

Убийство Джона Комина

 

Уоллес был мертв, а Комин находился под железной пятой англичан. Однако в марте 1304 года, за год до пленения Уоллеса, умер отец Брюса, и Роберт стал прямым претендентом на шотландский престол. Через три месяца, в июне 1304 года, он заключил тайное соглашение с епископом Ламбертоном. Содержание этого соглашения так и осталось неизвестным, но, по словам Барроу, одного из биографов Брюса, «в нем содержались туманные рассуждения о «соперниках» и «опасностях». Теперь принято считать, что соглашение включало в себя план создания независимой Кельтской Шотландии, монархом которой при поддержке Ламбертона станет Брюс. Однако, прежде чем претворять этот план в жизнь, требовалось что‑то сделать с Джоном Комином.

Семья Комина, к которой принадлежали лорды графств Бьюкен и Монтейт, была старинной и по влиянию и знатности могла соперничать с семьей Брюса. Сам Джон Комин являлся главой старшей ветви дома и носил множество титулов, в том числе лорда Лохабера, Баденоха и Тайндейла. Несмотря на все ссоры с Брюсом и Ламбертоном, его патриотизм до сих пор никогда не ставился под сомнение. Но после капитуляции перед английским королем Эдуардом в 1304 году он превратился в объект нападок, и репутация его пошатнулась.

Последовавшие события ставят историков в тупик: многое не нашло объяснения еще в те времена, а многое умышленно замалчивалось. Достоверно известно лишь следующее. 10 февраля 1306 года в францисканской церкви в Дамфризе Брюс собственноручно убил соперника. Комин получил удар кинжалом прямо перед алтарем и был брошен умирать на каменном полу церкви. Как свидетельствуют некоторые источники, он умер не сразу, а был перенесен в безопасное место монахами, которые собирались перевязать его рану. Услышав об этом, Брюс вернулся в церковь, притащил Комина назад к алтарю и здесь же добил его. Когда дядя Комина попытался вмешаться, его остановил зять Брюса Кристофер Сетон.

Описание этого события, которое дал через шестьдесят девять лет Джон Барбер, единственный видный хроникер того времени и первый биограф Брюса, отличается странной расплывчатостью – странной, потому что обычно Барбер утомляет своими подробностями, точно указывая имена, даты и цифры. Рассказ о самом убийстве занимает достаточно много места, но практически ничего не говорится о его причинах. Барбер осторожно предполагает, что Брюс и Комин заключили союз против англичан, но Комин искал предлога разорвать его. Выдвигаются предположения, что встреча в церкви была случайной, а убийство не готовилось заранее, а явилось результатом вспышки ярости, последовавшей в ответ на обвинения в предательстве. Однако Барбер сам признает, что существуют и другие объяснения, хотя старательно избегает приводить их. Современные историки подтверждают, что все могло быть не так просто, но предлагаемые ими версии вряд ли можно считать удовлетворительными. Некоторые особенности убийства Комина невозможно объяснить просто нарушением договора или давней антипатией между ним и Брюсом.

Во‑первых, существуют убедительные свидетельства, что убийство Комина не стало результатом неконтролируемой вспышки гнева. Наоборот, оно было тщательно продумано и, возможно, отрепетировано. Похоже, Комина намеренно заманили в церковь. Более того, он был вынужден взять с собой свиту из воинов, которые – за исключением его дяди – стояли рядом и не вмешивались.

Невозможно не обратить внимания на то, где произошло убийство. Несмотря ни на что, церковь считалась святым местом, обладающим правом убежища. Было строжайше запрещено проливать кровь в церкви, и этот запрет уважался большинством влиятельных людей той эпохи. Даже в тех редких случаях, когда убийства совершались в церкви – например, Томаса Бекета – обычно обходилось без кровопролития. То, что Брюс использовал такое «грязное» оружие, как кинжал, вновь притащил Комина к алтарю после того, как его унесли монахи, и не испытывал при этом ни сожаления, ни раскаяния, свидетельствует не просто о потере самообладания. Это был недвусмысленный и явный вызов не только англичанам, на верность которым присягнул Комин, но и Риму. Убийство Комина свидетельствовало не только об отказе подчиниться Эдуарду, но и об отказе подчиниться папе. Более того, оно несло в себе все признаки ритуального убийства – почти церемониальное умерщвление одного претендента на трон другим в святом месте в соответствии с древними языческими традициями. В те времена символический характер поступка Брюса был ясен абсолютно всем, причем мощь этого символизма затмевала сам поступок.

Реакция папы была предсказуемой: Брюса без долгих рассуждений отлучили от церкви, и это отлучение действовало более десяти лет. Однако – и это очень важно – папская булла не произвела никакого впечатления на шотландское духовенство. Ламбертон не проронил ни слова осуждения по поводу деяний своего приятеля и союзника. Никакой реакции не последовало и от епископа Глазго Уишарта, второй по значению епархии в стране, на территории которой и произошло убийство. Как бы то ни было, а оба прелата, похоже, одобряли поведение Брюса – и заранее предполагали его. Как указывает в своей работе Барроу: «Вполне логично предположить, что Уишарт заранее знал, когда будет нанесен удар».

После смерти Комина Брюс немедленно предъявил свои права на престол. Ламбертон поддержал его. Его примеру последовал Уишарт. Избавившись от соперника, Брюс поспешно направился в Глазго, где у него состоялись переговоры с Уишартом. А когда Брюс начал новую военную кампанию против англичан, оба епископа, проявив вопиющее безразличие к Риму, объявили ее истинным крестовым походом.

Получив благословение духовенства, Брюс продолжил захват замков, господствовавших над заливом Ферт‑оф‑Клайд, защищая таким образом маршруты снабжения своих войск из Ольстера и островов на западе. Как по сигналу, епископ извлек на свет божий спрятанные королевские одежды и знамя с гербом древнего королевского дома кельтов. Тем временем Ламбертон, который должен был находиться в Бервике вместе с английским консулом, направленным для управления Шотландией, исчез из поля зрения. Через шесть недель после смерти Комина он появился в Сконе, короновал Брюса, отслужил мессу в честь нового монарха, признал себя его вассалом и произнес клятву верности. Историки сходятся во мнении, что независимо от обстоятельств смерти Комина церемония в Сконе была подготовлена заранее.

На самом деле имели место две совершенно отдельные коронации. Первая, подробности которой почти не сохранились, была более или менее традиционной и проходила 25 марта 1306 года в церкви аббатства в Сконе. Церемонию вел Ламбертон в сопровождении Уишарта, епископа Мори Мюррея, аббатов Сконы, графов Леннокса, Монтейта, Этола и, возможно, Мара.

Вторая коронация была проведена через два дня, и в соответствии с древней кельтской традицией Брюса посадили на трон Сконы. По традиции на трон его должен был посадить самый знатный пэр страны граф Файф – на протяжении нескольких столетий эта семья выполняла эту почетную обязанность на церемонии коронации шотландских правителей. Но в это время граф Файф едва достиг совершеннолетия и находился в полном подчинении у Эдуарда Английского. Поэтому роль мальчика была поручена его сестре Изабелле, жене одного из кузенов Комина графа Бьюкена, которая для этой церемонии специально приехала из своих владений на севере Англии.

В прошлом историки рассматривали возвышение Брюса и его борьбу за независимость Шотландии исключительно с точки зрения политики, а не культуры. Поэтому кельтские аспекты в большинстве своем игнорировались, и Брюса считали типичным норманнским монархом той эпохи. «И только относительно недавно был признан вклад «кельтской» Шотландии в эту борьбу». Теперь же становится очевидным, что этот вклад являлся решающим. Брюс был типично кельтским лидером, стремящимся возродить древнее Кельтское королевство, и поэтому его кампания была не только политической, но также культурной и этнической. Так, например, когда в 1307 году Эдуард лежал на смертном одре, сторонники Брюса распространяли слухи о сбывшемся пророчестве Мерлина. В соответствии с этим предсказанием после смерти Эдуарда кельтские народы объединятся, завоюют независимость, создадут собственное королевство (предположительно на обоих берегах Ирландского моря) и будут жить в мире.

Но подобные пророчества были явно преждевременными. Англия и Рим без промедления отреагировали на коронацию Брюса. Если Англия видела в восстановлении кельтской монархии политическую угрозу, то для Рима опасность была еще более серьезной – возвращение Шотландии в лоно старой и, возможно, еретической кельтской церкви или, что еще хуже, к дохристианскому язычеству. Настораживало безразличие шотландцев к отлучению Брюса от церкви. С таким же безразличием были восприняты и последующие грозные послания папы.

Труднее было не заметить реакцию Англии. К этому времени Брюс получил значительную поддержку. Помимо наиболее влиятельных шотландских графов, в верности Брюсу присягнули такие могущественные семьи, как Фрэзеры, Хеи, Кэмпбеллы, Монтгомери, Линдсей и Сетоны, многие из которых сыграют важную роль в истории. Однако этой поддержки оказалось недостаточно, чтобы победить английскую армию на поле боя. На рассвете 19 июня 1306 года в битве при Метвене Эдуард атаковал шотландцев и наголову разбил их. Были захвачены в плен и казнены граф Этол, Саймон Фрэзер, Нейл Брюс, Кристофер Сетон и его брат Джон. Не избежали печальной участи и женщины из лагеря Брюса. Графиня Изабелла Бьюкен, принимавшая участие в коронации Брюса, была посажена в клетку, которую подвесили на внешнюю стену замка Бервик, где она провела около 4 лет, до 1310 года. Сестру Брюса Мэри заточили в такую же клетку в замке Роксбург. Она была освобождена только в 1314 году. Двенадцатилетнюю дочь Брюса Марджори ждала третья клетка в лондонском Тауэре, но за нее вступились влиятельные люди, и девочку отправили в монастырь. По свидетельству многих историков, маниакальная мстительность короля Эдуарда с наибольшей жестокостью проявлялась в обращении с пленными женщинами. Однако здесь следует помнить об уникальной роли женщин в кельтском обществе – они считались жрицами, прорицательницами, хранительницами и продолжательницами королевского рода. В глазах Эдуарда женщины из окружения Брюса были больше похожи на ведьм из «Макбета», чем на норманнских дам.

Армия Брюса была разбита и рассеяна, а он сам бежал, скрываясь сначала в горах Пертшира, а затем в Аргайлле. Из Аргайлла он направился в Кинтайр и далее морем на остров Ратлин у побережья Ольстера. Известно, что здесь он провел часть зимы 1306‑1307 года, но другие его передвижения или действия до февраля 1307 года так и остались тайной. Вполне логично предположить, что, находясь в своих владениях в Ольстере, Брюс часть времени потратил на укрепление связей между Ольстером и Карриком и пытался заручиться поддержкой в Ирландии. Вероятно, ему удалось привлечь на свою сторону ирландцев, потому что впоследствии он появился в сопровождении нескольких ирландских дворян и их приближенных

В феврале 1307 года Брюс вернулся в Каррик со значительными силами и возобновил военные действия против англичан. Вопреки пророчеству смерть Эдуарда в июле того же года не стала сигналом к прекращению вражды. Война в Шотландии не утихала на протяжении следующих семи лет – этот промежуток времени в точности совпадает с периодом преследований тамплиеров в Англии и континентальной Европе – и лишь изредка прерывалась короткими паузами. В 1309 году на заседании парламента в Сент‑Эндрусе Брюс был официально провозглашен «королем шотландцев». С этого времени он стал настоящим правителем всей Шотландии и был признан в качестве такового как своим народом, так и правителями других государств, за исключением папы, который отлучил его от церкви, и короля Англии Эдуарда II. Последний был полон решимости – как и его отец – поставить шотландцев на колени и присоединить их королевство к своим владениям.

Зимой 13Ю‑1311 года Эдуард предпринял новый поход. Учтя опыт Метвена, Брюс не стал давать противнику генерального сражения. Сил у Эдуарда было явно больше. Особенно не хватало шотландцам рыцарей, то есть тяжелой кавалерии, чья массированная атака в критический момент могла сломить самое яростное сопротивление врага. Поэтому Брюс избрал тактику булавочных уколов, набегов, совершаемых легкой кавалерией. Именно такую тактику применяли сарацины на Святой Земле. Кроме того, большие надежды Брюс возлагал на своих опытных лучников.

Тем временем шотландцы начали оказывать англичанам все более упорное сопротивление, демонстрируя жесткую дисциплину и возросшее воинское искусство. Более того, к январю 1310 года они стали получать оружие и провиант из Ирландии. Эти поставки были настолько значительны, что Эдуарду пришлось издать гневный указ:

 

«Король предписывает канцлеру и казначею Ирландии объявить во всех городах и портах., что под страхом жестокого наказания запрещается всякая поставка провианта, лошадей, оружия и других товаров мятежникам в Шотландии, которая, как он узнал, осуществляется ирландскими купцами».

 

Однако озадаченные историки указывали на тот факт, что оружейная промышленность в Ирландии была развита не лучше шотландской. Оружие и доспехи могли попасть в Ирландию только из континентальной Европы.

Вполне возможно, что возросшая боеспособность шотландской армии явилась естественным следствием длительного конфликта, когда воины имели возможность приобрести боевой опыт. Но нельзя исключить и того, что шотландцев обучали и тренировали беглые тамплиеры – в ту эпоху это была самая дисциплинированная и профессиональная армия Европы, которая могла принести с собой из Святой Земли тактику сарацин, взятую на вооружение Брюсом. Что касается оружия, которое поступало из Европы в Ирландию, а оттуда в Шотландию, то трудно себе вообразить более подходящего канала поставок, чем орден Храма. Когда английские власти в конце концов пришли с обыском во владения тамплиеров в Ирландии, там не осталось практически никакого оружия.