Глава 6. Практика йоги сновидений в состоянии бодрствования

Йога сновидений в учениях Падмасамбхавы

Обычно тот, кто практикует технику осознанных сновидений, готовится к ночной практике в состоянии бодрствования — делает контрольные проверки своего состояния, ведёт журнал сновидений, развивает критическое мышление и так далее. Точно так же адепт йоги сновидений, находясь в состоянии бодрствования, применяет определённые методы для того, чтобы заложить основу для практики во время ночного сна. И в том и в другом случае, если у вас получится оставаться осознанным в состоянии бодрствования — и вы превратите это в привычку, — то вам будет намного легче поддерживать осознанность и в сновидениях. Однако, как мы уже убедились, та пробуждённость, которой пытаются достичь посредством йоги сновидений (и в состоянии бодрствования, и во время ночного сна), включает гораздо больший спектр переживаний, чем пробуждённость, как её понимают в контексте техники осознанных сновидений.

Одно из классических учений о йоге сновидений было принесено в Тибет Падмасамбхавой — индийским учителем, жившим в VIII веке. Он был тантрическим мастером, освоившим все практики «алмазной колесницы» буддизма — ваджраяны. Многие из его учений были переданы будущим поколениям практикующих в качестве терма (тибетское слово, обозначающее сокровище), которые были скрыты либо в земле, либо скалах или озёрах, а иногда даже в потоке ума того, кто позже находил эти сокровища. Таких людей называют тертоны. Учение, которое представлено в этой книге, взято как раз из такого терма — цикла учений, озаглавленного «Естественное освобождение». Это терма было сокрыто в камне подобно «капсуле времени»[40] и обнаружено тертоном Карма Лингпой по прошествии около шестисот лет после прибытия Падмасамбхавы в Тибет. И дневные, и ночные практики йоги сновидений, которые содержатся в цикле «Естественное освобождение», предполагают некоторую степень ментальной ясности и стабильности, которые достигаются благодаря концентрации.

Поэтому, по мнению Падмасамбхавы, проницательный и работоспособный ум, отполированный практикой шаматхи, является необходимым условием для эффективной практики йоги сновидений.

Реальность

Учения Падмасамбхавы о йоге сновидений начинаются с провокационного утверждения «Всё обстоит следующим образом: ни один из феноменов не существует, но все они проявляются как существующие и определяются как различные предметы». Это утверждение может показаться несколько шокирующим или даже абсолютно безумным. Но если рассматривать его в контексте, то оно сразу же приобретает здравый смысл. Под «несуществованием» Падмасамбхава не подразумевает нигилизм — он не утверждает, что ничего вообще не существует. Скорее, он призывает нас расширить своё воззрение и воспринимать феномены состояния бодрствования так же, как мы воспринимаем феномены в сновидениях. Он предполагает, что наш обычный опыт, который мы получаем в состоянии бодрствования, точно так же обманчив и нереален, как сновидение. Это как раз и есть воззрение пустоты, которое мы обсуждали немного раньше: феномены состояния бодрствования в действительности нереальны, точно так же, как и феномены в сновидениях. Поэтому когда Падмасамбхава утверждает, что феномены не существуют — что их в действительности просто нет, — он имеет в виду, что феномены не существуют сами по себе, ни в качестве субъектов, ни в качестве объектов. Другими словами, феномены существует взаимозависимо — они проявляются в нашем сознании в зависимости от множества факторов, а не потому, что существуют сами по себе как нечто реальное и самодостаточное. Тот факт, что феномены проявляются в нашем уме и мы присваиваем им условные обозначения — «облако», «чашка», «Колорадо», — вовсе не означает, что они истинно реальны. Несмотря на то, что мы применяем его очень избирательно, понятие взаимозависимости не является чуждым для нашего мышления. Возьмём, к примеру, «теннисный матч». Достоверность этого термина зависит от наличия двух игроков (как минимум), теннисного корта, сетки, ракеток, теннисного мяча и правил игры. Он также зависит от понимания игроками сути игры, от их тренированности, а также от того, достаточно ли они здоровы, чтобы принять участие в игре. Если любой из этих взаимозависимых факторов будет отсутствовать, то никакого теннисного матча, каким он является в нашем обычном представлении, просто не будет существовать.

С точки зрения буддийской философии всем обусловленным феноменам требуется для существования три вещи:

1) предшествующие причины и условия (такие как, например, родители, которые являются причиной рождения теннисистов, или проектирование и строительство теннисного корта, или производство теннисных ракеток и мяча);

2) компоненты и атрибуты самого феномена (игроки, корт, мяч, ракетки, правила игры и осведомлённость о них игроков — всё это, сведённое воедино, создаёт игру «теннис»);

3) концептуальное обозначение, с помощью которого идентифицируется феномен, обладающий всеми перечисленными компонентами и атрибутами (присваивание нами этому собранию предметов и событий обозначения «теннисный матч»).

Учитывая всё это, можно сказать, что «теннисный матч» — это просто абстрактное обозначение. Вы можете наблюдать за теннисным матчем, но не можете обнаружить какой-либо независимо существующий объект, который является теннисным матчем. Теннисный матч не обладает такой природой. Это условный феномен — мы просто договорились его так называть. Но при этом невозможно обнаружить никакого абсолютного, безусловного, самодостаточного и «осязаемого» теннисного матча.

Можно привести множество подобных примеров, однако когда Падмасамбхава или другие буддисты говорят о «феноменах» и утверждают, что они не существуют, они имеют в виду весь опыт, который мы переживаем с помощью обычных способов восприятия[41]. Традиционно феномены разделяют на две категории — индивидуальное «я» (то, что внутри) и всё остальное (внешний мир). Обычно мы уверены, что наше индивидуальное «я» и предметное содержимое внешнего мира действительно независимо существуют как нечто реальное. Мы знаем, что после того, как мы закрываем глаза, внешний мир не исчезает и к моменту, когда мы снова их откроем, всё снова будет на своих местах. Основываясь на этом и других подобных «доказательствах», мы полагаем, что внешний мир существует объективно и никак не зависит от того, воспринимает ли его кто-нибудь. Мы также абсолютно уверены, что и мы сами абсолютно реальны. Когда мы говорим «моё тело», «мои убеждения», «мой дом» и «мой супруг», мы представляем, что тот индивидуум, который всем этим обладает, представляет собой некое реальное «я».

Но если мы тщательно проанализируем ситуацию, то обнаружим, что индивидуальное «я», а также внешний мир на самом деле не существуют (согласно тому смыслу, который вкладывал в это утверждение Падмасамбхава). Не забывайте, термин «пустота» означает ситуацию, когда мы не можем обнаружить что-то, что искали. Если мы попытаемся обнаружить абсолютное, реальное, независимое, отдельное индивидуальное «я», то что мы можем найти? Кто или что является этим «я»? Если вы скажете, что это ваше тело, то уж извините, но это ваше «тело», это не «вы». Обычно мы судим о себе как о чём-то, что представляет собой нечто большее, чем это физическое тело. Поэтому мы говорим — я нахожусь в теле или моё тело («я» обладает телом). Но если «я» находится в теле, то в какой именно его части? Возможно, вы укажете на грудь и скажете: «Оно в моём сердце». Но можете быть уверены — ни один хирург никогда не видел «я» во время операции на сердце. А если вы скажете, что «я» находится в вашем мозге — предполагаемом центре ментальной активности, который является пространством, объединяющим ваши основные органы чувств, то и там ни один нейрохирург его пока не обнаружил. Вы можете возразить, ЧТО ЭТО слишком примитивный взгляд на «я» и что в действительности оно существует как сложный составной механизм — структура, состоящая из совокупности частей тела, а также мыслей, воспоминаний и эмоций, возникающих благодаря работе сложных нейронных сетей. Но выдвигая подобную идею, мы снова возвращаемся к буддийскому принципу взаимозависимости. Предшествующие причины и условия (ваши родители, планета Земля и т. д.) способствовали появлению вашего тела; компоненты и атрибуты ума и тела (мысли, эмоции и физическая активность) снабдили вас конструкцией, которую можно обозначить как «я». А «я» в таком случае становится обладателем этих компонентов и атрибутов — «мои мысли», «моё мнение», «моё тело», «мой навык игрока в теннис» и так далее. Притяжательное местоимение «моё» в утверждении «моё тело» — это лишь обозначение, метка.

В течение тысячелетия буддийская философия тщательно и систематически занималась поисками доказательств существования абсолютного индивидуального «я», но ничего так и не было найдено. Буддийские мыслители упражнялись в поисках «я» долгие годы, пытаясь обнаружить экспериментальное доказательство его существования.

Используя аналитический подход, мы обнаруживаем, что объекты внешнего мира — большие и малые — также «не существуют» (опять же — согласно тому смыслу, который вкладывал в это утверждение Падмасамбхава). Возьмём для примера «атом». Это слово начали использовать в Древней Греции. Демокрит Абдерский (IV век до нашей эры) предполагал, что атомы — это мельчайшие частицы вещества, те элементы, из которых состоит вся материальная вселенная. Позже учёные опытным путём установили, что атом в свою очередь состоит из «субатомных частиц», и вот они как раз и являются теми элементами, из которых состоит вселенная, — «атомами атома». Однако новые эксперименты в этой области, особенно те, которые были проведены начиная с 1900 года, когда появилась квантовая физика, показали, что природа и существование этих частиц зависит также и от человеческого мышления, которое строит теории об их существовании и решает, каким будет их физическое измерение. К примеру, такая субатомная частица, как электрон, может в одном эксперименте проявляться как материальная частица, а в другом демонстрировать свои волновые свойства. И именно ум учёного определяет то, каким будет эксперимент и как измерять его результаты. Однако материальные частицы и волны — это абсолютно разные феномены. Что же тогда можно сказать о самом электроне? Существует ли он? И если существует, то каким образом? Как сказал пионер современной физики Вернер Гейзенберг, «мы должны помнить, что наблюдаемое нами — это не сама природа, а природа, которая выступает в том виде, в каком она выявляется благодаря нашему способу постановки вопросов».

Такая странность электрона не является единственной в своём роде, из ряда вон выходящей ситуацией. Традиционная физика в наши дни соглашается с тем, что основные составляющие материальной вселенной обладают расплывчатыми, неуловимыми характеристиками. Таким образом, «атом» — как и индивидуальное «я» — становится «независимым» феноменом лишь в зависимости от причин и условий, от компонентов и атрибутов, а самое главное — от определённого концептуального обозначения — результата измерений, категоризации и экспериментирования, которые обнаруживают всё новые и новые субатомные частицы, со всё новыми и новыми, зачастую необъяснимыми, функциями. И если субатомные частицы — составляющие атомов — не являются абсолютом и не обладают истинным существованием, тогда под сомнение ставится и реальность всей вселенной: реальность всей материи, которая, как мы знаем, состоит из атомов. В целом нам вовсе не обязательно принимать в качестве основы своего понимания несуществования вселенной запутанные теории и эксперименты современной физики. Мы можем прийти к точно такому же заключению в результате аналитического исследования любого обычного объекта окружающего мира. Мы уже провели беглое исследование чайной чашки в предыдущей главе. На этот раз давайте подробно разберём любой другой привычный предмет — например карандаш. Является ли карандаш реальным? Существует он сам по себе как карандаш или это просто обозначение, применяемое к некой структуре, состоящей из различных частей? Мы присваиваем обозначение «карандаш» тонкому цилиндрическому объекту, который сделан из дерева и содержит внутри графитовый стержень. Обычно к одному из его торцов ещё и прикреплён ластик. По мере использования карандаш становится всё короче и короче. Ластик же в результате использования исчезает практически полностью. В какой-то момент дело доходит до того, что идентификация, основанная на функциональном предназначении карандаша, — «пишущий инструмент» — более не существует. Если, попросив карандаш, мы получим лишь короткий «огрызок», мы начнём возмущаться: «Это что, по-вашему, карандаш? Дайте-ка что-то, чем можно писать!». Куда же делась «карандашность» карандаша? Испарилась? Можно сказать, что «карандаш», как мы его обозначаем, — это всего лишь короткий фрагмент долгой судьбы материалов, из которых он сделан, — древесины и минералов. Когда-то часть карандаша входила в состав дерева, часть в состав залежей графита, часть в состав залежей руды какого-то металла, часть в состав каучукового дерева или куска синтетической резины, которая была изготовлена из нефти, добытой из земных недр. В будущем же структура, собранная из этих частей и временно обозначенная как «карандаш», распадётся и превратится в пыль, плесень, минералы и газы.

Дерево, графит, металл и другие компоненты, включая всю историю их обработки, а также сам процесс изготовления из них карандаша, — всё это предшествующие причины и условия карандаша. Его компоненты и атрибуты — это совокупность материалов, из которых он состоит, а также его функция как пишущего инструмента. Он концептуально обозначен как «карандаш» — объект, который обладает всеми соответствующими компонентами и атрибутами. Но, без сомнения, нет ничего, что было бы «обладателем» этих компонентов и атрибутов. Древесина, графит и все остальные элементы карандаша ничем не обладают. Карандаш существует только в уме, который обозначает и воспринимает этот конкретный объект как карандаш. Если представитель цивилизации будущего обнаружит на раскопках отличный, остро отточенный карандаш, он может принять его за разновидность оружия. Таким образом, карандаши, как и все другие материальные объекты, на самом деле не существуют. Они пусты — лишены независимого существования. Единственный способ их существования — это условное, взаимозависимое существование. Они зависят от посторонних элементов, намеренно собранных в некую структуру, которой ум присваивает соответствующее обозначение.

Более того, мы не можем сослаться на выявленные нами компоненты, утверждая, что если составляющие части чего-либо являются реальными, то и то, что из них состоит, также должно быть реальным. Ведь древесина тоже состоит из различных частей — волокон целлюлозы и разнообразных химических соединений. Всё это, в свою очередь, состоит из молекул, а молекулы тоже можно проанализировать, добравшись таким образом до субатомного уровня, реальное существование которого, как мы убедились, является исключительно умозрительным. Это точно так же верно и для графита, и для металла, и для резины. Тогда мы начинаем воспринимать «реальность» как нечто гораздо менее материальное, чем то, что нам представлялось ранее. Внутренние и внешние феномены волшебным образом проявляются как существующие в силу присваивания им обозначений. Именно это имел в виду Падмасамбхава, когда утверждал, что феномены не существуют. Но даже несмотря на то, что проявления не реальны, они продолжают возникать. Их опознают, присваивают им обозначения и воспринимают как различные предметы. Это напоминает ситуацию, когда феномены, которые возникают в сновидении, кажутся реальными тому, кто не осознан и пребывает в заблуждении, и моментально перестают существовать в таком качестве для того, кто осознал, что видит сон, или просто проснулся. Техника осознанных сновидений подталкивает нас к тому, чтобы «пробудиться» во время сновидения и понять, что и главный его герой, который, по нашему мнению, и есть мы сами, и все остальные феномены, которые в нём проявляются, — не более чем иллюзии. Йога сновидений требует от нас пойти ещё дальше и, пробудившись, осознать истинную природу похожего на сновидение состояния, которое мы ошибочно называем «явь» или «реальность».