Грамматика Пор-Рояля и ее продолжатели

В 1660 г. во Франции вышла в свет без упоминания имени авторов относительно небольшая книга с длинным – по обычаю того времени – заглавием: «Грамматика общая и рациональная, содержащая основы искусства речи, изложенные ясным и естественным образом, толкование общего в языках и главные различия между ними, а также многочисленные новые замечания о французском языке». Создателями этого труда (сокращенно называемого также «Универсальной грамматикой», «Рациональной грамматикой», «Всеобщей грамматикой» и, наконец, по месту где она создавалась – женскому монастырю Пор-Рояль под Парижем, вокруг которого сложился кружок замечательных ученых, – «Грамматикой Пор-Рояля») были выдающийся логик и философ Антуан Арно (1612–1694) и крупнейший педагог, знаток классических и новых языков Клод Лансло (1616–1695). Благодаря столь гармоничному содружеству эта работа смогла совместить высокий теоретический уровень с достаточно хорошо представленным языковым материалом.

Основным фундаментом, на котором строилась «Грамматика Пор-Рояля», традиционно называют рационалистическую философию Декарта. Исходным тезисом рационализма было положение, согласно которому разум, теоретическое мышление являются высшей по сравнению с чувственным восприятием ступенью познания, и поэтому именно они должны считаться важнейшим и истинным критерием истинности последнего. Не отказываясь полностью от нормативного подхода (сама грамматика определяется как «искусство речи») и указывая в ряде случаев, какие обороты следует «рекомендовать к употреблению», Арно и Лансло прежде всего стремились создать такую грамматику, которая позволила бы разумно объяснить явления либо общие для всех языков, либо присущие лишь некоторым из них. В качестве фактического материала использовались (естественно, кроме французского) данные традиционных классических языков (латинского, древнегреческого, древнееврейского), а также в определенной степени ряда романских языков. Говоря об основных положениях «Грамматики Пор-Роля», исследователи обычно выделяют следующие моменты:

1. Существует общая логическая основа всех языков, от которой, однако конкретные языки отклоняются в той или иной степени. Поэтому грамматика теснейшим образом связана с логикой, призвана ее выражать и базируется на ней, а грамматический разбор тесно связан с логическим. Характерно, что Антуан Арно был соавтором еще одного известного труда – «Логики, или искусства мыслить», написанного в соавторстве с Пьером Николем (1625–1695), в котором отмечалось: «Не столь уж важно, куда относятся эти вопросы – к грамматике или к логике, а надо просто сказать, что все, что получено для целей каждого искусства, к нему и относится».

2. Между грамматикой и логикой нет однозначного соответствия. Логически сложные понятия могут выражаться в простых словах, а простые понятия – в сложных терминах.

3. В каждом языке можно выделить «ясные» и «сложные» значения. Первые логически упорядочены и доступны логическому анализу, по существу и воплощая мысль, которая выражается в языке, вторые представляют собой языковые выражения, логически не упорядоченные, противоречивые, управляемые только обычаем, подверженные моде и капризам вкуса отдельных людей. В современных трудах по теории лингвистики (например, в работах Ю.С. Степанова) это положение интерпретируют как развитие идеи о двух языках или двух слоях (уровнях) языка – высшем и низшем.

4. Между двумя слоями языка – рациональным и обиходным – существуют сложные отношения. «Обиход» не всегда согласуется с разумом: например, собственные имена, обозначая вещь единичную и определенную, не нуждаются в артикле, однако в греческом последний часто ставится даже с именами людей, а в итальянском такое употребление стало обычным. Аналогичными «причудами обихода» можно объяснить, например, родовую принадлежность тех существительных, у которых она не мотивирована: например, латинское arbor («дерево») – женского рода, а французское arbre – мужского.

5. Люди, нуждаясь в знаках для обозначения того, что происходит в их сознании, должны были неизбежно прийти к наиболее общему развитию слов, одни из которых обозначали бы объекты мысли, а другие – их форму и образ. К первому типу относятся имена, артикли, местоимения, причастия, предлоги и наречия; ко второму – глаголы, союзы и междометия. Причем имена подразделяются на существительные и прилагательные на основе того, что в них «ясные значения» соединены с «неотчетливыми». К ясному значению атрибута (признака) прилагательные присоединяют смутное значение субстанции, к которой относится данный атрибут.

6. Определяя предложение как «высказанное нами суждение об окружающих предметах» и утверждая, что каждое предложение имеет обязательно два члена: субъект, о котором что-то утверждается, и атрибут – то, что утверждается, авторы «Грамматики Пор-Рояля» обращают внимание на те случаи, когда одно предложение может заключать в себе несколько суждений: например, в предложении «Невидимый Бог создал видимый мир» наличествуют три суждения: 1. Бог невидим; 2. Он создал мир; 3. Мир видим. Главным здесь является второе предложение, тогда как первое и третье представляют собой придаточные, входящие в главное как его собственные части. «…Подобные придаточные предложения часто присутствуют лишь в нашем сознании, но не выражены словами» (хотя и могут быть выражены при помощи относительного местоимения: «Бог, который невидим, создал мир, который видим»).

7. В отличие от философов XVIII в. Арно и Лансло не говорят прямо о происхождении языка, но по используемым ими выражениям «люди изобрели», «люди придумали» и т. п. можно заключить, что они в какой-то степени могут быть признаны предшественниками теории «общественного договора».

8. Расхождение между «разумом» и «обычаем» и наличие в языке двух слоев ставит вопрос о двух типах грамматик – общей и частной, а также о соотношениях между ними. Эта идея нашла наиболее четкое выражение уже в работе Цезаря Шесно дю Марсэ (1676–1756) «Законы грамматики». Отмечая наличие двух видов принципов в грамматике: тех, которые представляют неизмененную истину и всеобщий обычай, и тех, которые представляют обычай только какого-либо народа, свободно принявшего эти принципы и способного изменить последние или отказаться от их применения, и определяя первые как предмет «Всеобщей грамматики», а вторые как область различного рода «частных грамматик», дю Марсэ резюмирует: «“Всеобщая грамматика” есть наука, поскольку имеет своим предметом лишь чисто теоретические рассуждения о неизменных и всеобщих принципах речи. Грамматическая наука предшествует всем языкам, поскольку ее принципы, – это вечные истины и предполагают лишь возможности языков. Грамматическое искусство, напротив, следует за языками, поскольку обычаи конкретных языков должны существовать, прежде чем их можно будет путем искусства соотнести со всеобщими принципами. Несмотря на указанное различие грамматической науки и грамматического искусства, мы не думаем утверждать, что необходимо или хотя бы возможно разделить их изучение».