Глава 13. Особенности самосознания северокавказских народов в 1980-х гг.

Во времена советского интернационализма, когда средства массовой информации были переполнены сообщениями о все крепнущей дружбе народов, между ингушами и осетинами случались бурные выяснения взаимоотношений Последний острый «доперестроечный» конфликт произошел в октябре 1981 г в Орджоникидзе – нынешнем Владикавказе за одиннадцать лет до начала современного осетино-ингушского конфликта В настоящее время в Северной Осетии-Алании эти события нередко называют Октябрьским восстанием и не сводят к межнациональным проблемам, а рассматривают как этап борьбы за национально-государственный суверенитет Жестко подавленное, оно все же оказало раскрепощающее влияние на несколько поколений не только осетин, но и их ближайших соседей – ингушей, чеченцев, кабардинцев и других северокавказских народов

По следам этих событий летом 1984 г нами было проведено социально-психологическое исследование этнических стереотипов среди студентов, работавших в течение двух месяцев на консервном заводе в небольшом городке Ардон в Северной Осетии

Многонациональный стройотряд состоял из студентов Чечено-Ингушского государственного университета (г Грозный) и Северо-Осетинского государственного медицинского института (г Орджоникидзе) Стройотрядовцы занимались реальной производственной деятельностью – были объединены в бригады, работали на единый наряд и имели полный рабочий день

Выборка испытуемых была ограничена по половому признаку – в исследовании принимали участие только девушки После отсева экспериментальных данных, оказавшихся неполными в результате отъезда некоторых студенток, общее количество респондентов составило 112 человек Среди них было 28 чеченок, 39 русских, 16 ингушек и 29 осетинок

За последние годы на Северном Кавказе произошло так много трагических событий, невольными участниками которых могли оказаться эти девушки, что трудно с уверенностью сказать, как сложились их судьбы. Больше оснований надеяться, что относительно благополучно сложилась жизнь осетинок и русских из Северной Осетии. Некоторые из них, уже врачи со стажем, после октября 1992 г. выхаживали в больницах республики пострадавших во время вооруженного осетино-ингушского конфликта. В 1994–1996 гг. в прифронтовом Владикавказе они оказывали помощь раненым из Чечни. Но что стало с чеченками и ингушками? В каких школах и университетах обучают иностранным языкам детей и студентов девушки из Грозного – бывшие студентки факультета иностранных языков Грозненского университета? И все ли они живы?

В то жаркое лето в Ардоне царил полный мир. После октябрьских событий прошло около 2 лет. С помощью отработанного арсенала идеологических средств ситуация была сглажена, нормализована и, кажется, забыта. И надо признаться, что межнациональные отношения меньше всего занимали мысли наших респондентов. Мир царил и на всем Северном Кавказе, и во всей стране. А исследование межэтнических проблем не входило в число конъюнктурных. тем. Тем не менее, ощущая скрытую напряженность, власти Северной Осетии поддержали проведение этого исследования. Защищенная на его основе кандидатская диссертация была практически первой этнопсихологической работой после длительного затишья в этой области. Главной ее целью было исследование содержаний идентичностей различных этнических групп, их взаимосвязей и изменений в процессе межэтнического взаимодействия между представителями нового поколения. В этой главе в сжатом виде представлены некоторые ее результаты.

Программа эмпирического исследования была рассчитана на два месяца и включала следующие методы: социометрию, модифицированный тест Келли, Диагностический тест отношения (ДТО), Цветовой тест отношения (Эткинд, 1980), включенное наблюдение, интервью и анкетирование.

Когнитивная структура этнической идентичности

Сравнение содержаний групповых идентичностей проводилось на основе всей совокупности признаков-атрибуций, выявленных с помощью модифицированного теста Келли. После предварительного отбора в пространстве исходных признаков остались атрибуции, полученные только в результате межэтнических сравнений. Межличностный уровень сравнений не рассматривался. В итоге было отобрано 830 характеристик-атрибуций, в число которых включались многочисленные повторы, так как групповая идентичность характеризуется согласованностью мнений членов группы.

Содержательный анализ исходного пространства признаков позволил выявить общую картину по всей совокупности характеристик. Они распались на две крупные группы: «Этнокультурные особенности» и «Черты характера». Последняя включала две трети всех признаков. Основной ее массив составили три подгруппы: собственно «черты характера», «качества, определяющие отношение к людям» и «особенности поведения и динамические характеристики». Умственные качества, различные умения и др. оказались статистически незначимы и в общем анализе не учитывались. Выделенные группы качеств рассматривались как опорные компоненты содержательной структуры этнической идентичности.

Качества анализировались отдельно в каждой этнической группе по следующим критериям: (а) признаки-атрибуции, характеризующие собственную этническую группу (автостереотипы); (б) признаки-атрибуции, характеризующие другие этнические группы (гетеростереотипы); (в) совпадающие признаки-атрибуции в автостереотипе и гетеростереотипе; (г) совпадающие признаки-атрибуции в различных гетеростереотипах.

Автостереотипы. Автостереотипы всех четырех групп отличались высокой позитивной направленностью. Между собой они различались, главным образом, этнокультурными характеристиками. В число последних входили признаки, связанные с традиционными формами поведения (на основе этнических обрядов, обычаев, традиций), с религиозными обычаями, а также с такими этнокультурными определителями как язык, фольклор, внешний облик.

Эти характеристики составили почти половину от всех атрибуций автостереотипа чеченок (45,6%). У ингушек их число достигло 40%, у осетинок – 30%. Представители этих трех групп с высокой внутригрупповой согласованностьювыделяли «традиционность», предполагающую высокую степень приверженности национальным обычаям и традициям, а также характеристики, представляющие целые комплексы обычаев – «отношение к старшим», «гостеприимство», «взаимопомощь».

Этнокультурные характеристики в автостереотипах чеченок и ингушек отличались большим сходством. В первую очередь это проявлялось в представлениях об обычаях, связанных с отношением к мужчинам (их почитание и возвышение) и во взглядах на брак, в том числе в отрицательном отношении к браку с членами других этнических групп; а также в представлениях о традиционных особенностях внешнего облика. В автостереотипе осетинок в качестве опорных этнокультурных компонентов определились характеристики, отражающие традиции взаимопомощи, родственные связи и особенности семейно-бытовой сферы.

В то же время значимость этнокультурных параметров оказалась абсолютно не характерной для русских – в их автостереотипе наиболее представлена была группа признаков «Черты характера». Среди оригинальных самохарактеристик, которыми отличался автостереотип русских от автостереотипов других групп, выделялась группа качеств, отражающих открытость и направленность на общение («искренность», «незлопамятность», «жизнерадостность», «душевность», «мягкость»). Но она не могла выполнять системообразующую функцию. В автостереотипе русских отсутствовало этнокультурное ядро, поэтому он не имел устойчивой структуры.

Во всех автостереотипах, разделяемых большинством, были такие атрибуции, как «доброта», «простота», «смелость», «щедрость». У чеченок, осетинок и ингушек оказались совпадающими качества «скромность», «гордость» и «чувство национального достоинства». Но большая часть кластера «Черты характера» и у горских народов представляла достаточно разрозненную картину. Здесь не выделилось устойчивых и оригинальных комплексов, описывающих характеры этнических групп. Представления о чертах характера собственной этнической группы оказались достаточно расплывчатыми и включали разнообразные общечеловеческие характеристики. То же самое можно сказать о кластерах «Отношение к людям» и «Оценка поведения и динамических характеристик».

Полученные результаты говорят о том, что значимость кластера «Этнокультурные особенности» в середине 1980-х гг. была безусловна на уровне самовосприятия для таких этнических групп, как чеченцы, ингуши и осетины. Даже у молодых девушек – представительниц этих этнических групп, не говоря уже о более старших поколениях, этнокультурные атрибуции составляли устойчивые и оригинальные комплексы признаков как главную опору самоидентификации. Представительницы горских народов, в первую очередь чеченки и ингушки, отчетливо ощущали свои этнические границы. Менее всего границы своей этнической общности осознавали русские, утерявшие этнокультурные ориентиры и испытывавшие дефицит культурной отличительности. И все же семантические зоны совпадающих характеристик в автостереотипах свидетельствуют о том, что в восприятии народами друг друга доминировало осознание сходства, а не различий.

Гетеростереотипы. Анализ гетеростереотипов дополнит нам картину межэтнических отношений, существовавших в 1980-е гг. в регионе.

Совпадение представлений группы о себе с ее же представлениями о другой группе рассматривается как показатель, отражающий, во-первых, близость групп на уровне самосознания и, во-вторых, проницаемость их этнических границ. Анализ совпадений таких представлений по этнокультурным параметрам выявил следующую картину. Русские Северной Осетии сближали себя с осетинами, отмечая возможность «принятия осетинских обычаев» В то же время у русских из Грозного осознание этнокультурного сходства с чеченцами и ингушами не было обнаружено. Как впрочем не осознавали этнокультурного сходства с русскими и чеченки, и ингушки Осетинки воспринимали чеченскую и ингушскую культуры как гораздо более близкую к себе, чем русскую, подчеркивая сходство традиций взаимопомощи, норм поведения в кругу семьи, отношения к старшим и т.д. Чеченки сближали себя по этнокультурным особенностям с ингушами, указывая на схожесть языков, фольклора, традиционной сферы. С осетинами они отмечали близость некоторых обычаев, особенности положения женщины в обществе. Ингушки находили много общего между культурами своей этнической общности и чеченской, например, схожесть семейно-бытовых традиций, некоторые религиозные обычаи.

В гетеростереотипах всех этнических групп присутствовали атрибуции, свидетельствующие об осознании и этнокультурных различий, и этнокультурного сходства. Совпадающие характеристики в представлениях этнических групп друг о друге отражали их взаимные ожидания. Более 60% представлений осетин о чеченцах и чеченцев об осетинах совпадали по этнокультурному компоненту Совпадала также половина аналогичных атрибуций в гетеростереотипах осетин и ингушей. Это означает, что и чеченцы с осетинами, и ингуши с осетинами ожидали друг от друга понимания и одинакового поведения в ситуациях, связанных с традиционной культурой. Меньше совпадений по этнокультурному компоненту (30%) оказалось между представлениями чеченцев об ингушах и представлениями ингушей о чеченцах. Причем и те, и другие обвиняли друг друга в «изживании обычаев», «в меньшей строгости традиций». Вероятно, это – выражение на уровне социального восприятия защитной реакции на угрозу этнокультурной ассимиляции у близких народов. Ее цель – укрепление этнических границ. В то же время и русские, и осетины в своих представлениях максимально сближали эти народы. Девушки-осетинки в нашем исследовании фактически отождествляли чеченцев с ингушами.

Как мы видим, культурная проницаемость этнических границ между горскими народами была достаточно высокой. Более четко стремились обозначить между собой этническую границу ингуши и чеченцы. Строгая этническая граница поддерживалась между, с одной стороны, чеченцами и ингушами, с другой – русскими. Русские были более открыты для осетинской культуры.

Представления о других этнических группах по кластеру «Черты характера» отличались от автостереотипов появлением негативных атрибуций. У русских негативные качества в образах чеченцев, ингушей и осетин составили почти треть. На фоне как бы благополучного развития отношений между народами Северного Кавказа эти данные свидетельствовали о наличии здесь в 1980-х гг. латентной межэтнической напряженности даже в студенческой среде, которая как известно, всегда отличается интернационалистическими ориентациями. Негативные атрибуции – это следствие непонимания, возникающего в результате этнокультурных различий. В частности, русские приписывали осетинам, ингушам и чеченцам качество «лицемерие». Представления русских об ингушах и чеченцах совпадали по характеристикам «хитрость», «дерзкость», «грубость». Несоответствие северокавказских этикетов представлениям русских о нормах поведения – одна из главных причин появления в гетеростере-отипах таких характеристик.

Этнокультурный барьер оказался также причиной проецирования друг на друга нежелательных в собственных культурах характеристик. Например, ингушей и чеченцев русские объединяли на основе таких качеств как «замкнутость», «чувство превосходства» и «высокомерие». Горские народы, в свою очередь, также приписывали русским «изолированность от окружающих» и «замкнутость». Осетинки воспринимали русских как скупых и своевольных. Скупость, приписываемая русским – результат

противопоставления традиционному понятию широкого «кавказского гостеприимства», хотя «русское гостеприимство» известно как одна из устойчивых характеристик русского народа. «Своеволие» русских возникло как противопоставление более строгой традиционной системе воспитания девочек и девушек кавказских национальностей, предполагающей функционирование жесткой системы условностей и запретов. Исходя из своих традиционных норм поведения, представительницы всех горских народов приписали русским «раскрепощенность», «непринужденность в общении» и «свободу в поведении». Кроме того, следует отметить, что данные качества, например, скупость, своеволие, высокомерие, представляют собой атрибу-ции-«оборотни», обладающие способностью мгновенно находить «оправдательные» положительные эквиваленты в случаях смены знака эмоционального отношения к объекту – экономность, смелость, гордость.

Причем, все эти эквиваленты также присутствовали в гетеро-стереотипах. Это означает, что благоприятно складывающаяся ситуация межэтнического взаимодействия должна была обеспечить быстрое усиление позитивных образов народов друг о друге. Тем более, что в них доминировали позитивные характеристики – основа сближения народов между собой. Причем называлось много характеристик, которых не было в автостереотипах. Осетинкам нравились те качества у русских, которые, на их взгляд, были не характерны для осетин – «жизнерадостность», «добродушие», «мягкость», «терпеливость», «бесхитростность». Чеченки и ингушки выделяли характерные, по их мнению, для осетин качества: «преданность», «чувство собственного достоинства», «умение держать свое слово». Чеченки среди качеств, характерных только для русских, выделяли «самостоятельность», «прямолинейность», «правдивость», «мягкость», «любознательность».

Русские воспринимали и ингушей, и чеченцев как «рассудительных», «настойчивых» и «скромных». У себя и осетин русские находили общие качества – «отзывчивость» и «доброжелательность». Осетинки, хотя себя и русских видели очень разными, выделяли «гордость» и «простоту» как общие качества. Совпадающими качествами у осетин с чеченцами и ингушами были «скромность» и «доброта». Среди общих качеств с русскими чеченки называли «простоту» и «веселость». Наибольшее количество совпадающих характеристик по кластеру «Черты характера» было между автостереотипом ингушек и их представлениями о русских. За исключением «веселости» в этих образах совпадали все наиболее типичные характеристики. Это говорит том, что несмотря на существенные этнокультурные различия, ингуши стремились к сближению с русскими. На основе этого общечеловеческого фонда («простота», «отзывчивость», «доброжелательность», «гордость», «доброта», «скромность» и другие качества) строятся психологические мостки между народами и увеличивается проницаемость этнических границ.

Содержательный анализ этнической идентичности определил основные различия между этническими автостереотипами и гете-ростереотипами. Автостереотипы оказались более детализированными, многослойными и диффузными. Гетеростереотипы – более структурированными, определенными и негативными. Однако наряду с появлением в образах других народов негативных характеристик были получены абсолютно позитивные гетеростереотипы – образы русских в глазах чеченок и ингушей. Женская часть молодого поколения ингушского и чеченского народов в начале 1980-х гг. демонстрировала исключительно позитивное отношение к русским.

Главная содержательная основа, на которой строились и автостереотипы, и гетеростереотипы в рассматриваемой ситуации была этнокультурной. Этнокультурные параметры в ситуации латентной межэтнической напряженности выступили в качестве главных маркеров этнических границ. Общие семантические зоны в представлениях групп о себе и о других группах создавали широкую психологическую основу для межэтнического обмена и взаимодействия.

Этнокультурная дистанция

В понятие этнокультурной дистанции входят представления о взаиморасположенности (близости–отдаленности) различных этнических групп в когнитивно-эмоциональной сфере их самосознаний. Этот аспект исследовался на основе количественных показателей – коэффициентов этнической идентификации и межэтнической дифференциации (см. глава 9).

Расчет показателей этнической идентификации (оценка воспринимаемого сходства) производился на основе степени близости респондентов: (а) со своей этнической группой (^-автостереотип)

(автоидентификация), (б) с основными этническими подгруппами (Я-гетеростереотип,; #-гетеростереотип2), (в) с «отрицательными» по социометрическим критериям членами своей группы; (г) с «положительными» по социометрическим критериям членами своей группы. Расчет показателей межэтнической дифференциации (оценка воспринимаемых различий) подсчитывался на основе «расстояния» между оценками следующих подгрупп: (а) собственной этнической группой и другими этническими группами (Автостереотип–Гетеростереотип,, Автостереотип–Гетеростерео-тип2); (б) между другими этническими группами (Гетеростерео-тип,–Гетеростереотип2).

На основе этих показателей и их соотношения оценивались этнические предпочтения и плотность этнических границ.

У представителей всех четырех этнических групп оказался приблизительно одинаковым уровень идентификации с собственной группой (от 0,89 – у осетинок до 0,85 – у чеченок). Средние величины идентификации с другими этническими группами были ниже уровня идентификации с собственной группой. Даже в такой благоприятной ситуации межэтнических отношений, какая была в нашем исследовании, закономерно происходит осознание большей близости с собственной этнической группой. Для каждой группы была получена оригинальная картина, отражающая ее представления о степени близости (о величине этнокультурной дистанции) с другими этническими группами.

Если чеченки осознавали тесную близость с ингушами как с родственным народом, то ингушки, напротив, вопреки очевидности, отдаляли чеченцев от себя, противопоставляя им близость с русскими. Это также одно из проявлений защитной психологической реакции на угрозу этнокультурной ассимиляции, что в данном случае выразилось в отчуждении близкородственной группы, в увеличении этокультурной дистанции и в укреплении этнических границ на психологическом уровне. Таким образом, еще раз подтверждается вывод о том, что в этом поколении молодых людей – будущей интеллигенции Чечни и Ингушетии, не культивировалось негативное отношение к русским, характерное для их отцов и дедов, прошедших депортацию. Скорее наоборот, формировался явный позитив, о чем выразительно говорит сравнение величин этнокультурных дистанций.

На фоне всей этой картины бросается в глаза превосходящая все дистанцированность осетинок, чеченок и ингушек от отрицательного по социометрическому выбору члена собственной этнической группы. Негативизм для этих народов – важнейшая причина увеличения дистанцированности в отношениях. Только для русских отрицательный персонаж «из своих» оказался ближе, чем некоторые другие этнические группы, в частности, ингуши и чеченцы.

Опираясь на вывод о том, что основным определителем этноин-тегрирующих и этнодифференцирующих компонентов этнического самосознания являются этнокультурные факторы, мы предположили, что эти факторы непосредственно воздействуют на выраженность автоидентификации и межэтнической дифференциации. В качестве одного из таких факторов в нашем исследовании рассматривалась субъективная степень приверженности респондентов традиционным системам своих этнических культур.

Традиционные этнокультурные ориентации определялись на основе двух закрытых вопросов: «Знаете ли Вы обычаи, традиции, обряды своего народа?», «Соблюдаете ли Вы свои национальные обычаи и традиции в повседневной жизни?».

Молодые осетинки, чеченки и ингушки продемонстрировали хорошее знание своей традиционной этнической культуры. Так, свыше трети осетинок отметили, что знают обычаи хорошо и, как правило, их соблюдают. Такой ответ дали почти половина чеченок и больше половины всех опрошенных ингушек. В группе русских таких респонденток оказалось всего две.

В результате определились две группы этнофоров, одну из которых составили респонденты с высокой степенью приверженности национальным традициям и их соблюдающие, а другую – респонденты, практически не знающие и не соблюдающие национальные обычаи и традиции. Были подсчитаны средние величины коэффициентов идентификации с собственной группой и коэффициентов межэтнической дифференциации отдельно для каждой этнической подгруппы (табл. 10). Респонденты с высокой степенью приверженности традиционным системам своих культур по сравнению со второй группой менее дистанцировались от собственной этнической группы, а другие группы воспринимали как более отдаленные друг от друга (различия значимы при Р< 0,05). Высокая значимость для этнофора собственной традиционной этнокультурной системы приводит к увеличению «субъективного расстояния» между группами, что выражается в усилении межэтнической дифференциации.

Таблица 10

Средние величины идентификации и межэтнической дифференциации

Этнофоры приверженность национальным	Русские	Осетинки	Чеченки	Ингушки
обычаям и традициям		П–Гг*	Я-А	П–Гг	Я–А	П–Гг*	Я–А	Г,-Г2*
низкая	0,87	0,11	0,85	0,20	0.83	0,18	0,83	0,08
высокая	0,90	0,20	0,93	0,23	0,92	0,30	0,89	0,43

* Я–А – «Я–Автостереотип»;

Г1–Г2– «Гетеростереотип,–Гетеростереотип2»

Было проверено влияние на процессы идентификации и межэтнической дифференциации еще одного фактора – насыщенности межэтнического общения как одной из особенностей микросреды индивида. С учетом многонациональное™ родственного круга, в частности, национальности близких друзей, а также национальности соседей и предпочтений в этой сфере, было выделено три группы.

Очень малочисленной оказалась группа, члены которой по данным опроса ограничивали свое общение представителями собственной этнической среды (4 человека – 2 чеченки, 1 русская, 1 осетинка). Вторая группа (индивиды, контактирующие в повседневном общении не больше чем с представителями 3-х национальностей, включая представителей этнической группы респондента) состояла из 25 студенток (6 осетинок, 12 русских, 4 ингушки, 3 чеченки). Эти две группы составили 22% от всей выборки. Остальные респонденты включили в круг непосредственного повседневного общения представителей самых различных национальностей, проживавших в бывшем СССР.

Сравнительный анализ коэффициентов идентификации и дифференциации, проведенный отдельно по выделенным группам, не показал значимых различий. Так, например, в первой и во второй группах, несмотря на ограниченость межэтнических связей, высокие коэффициенты автоидентификации значимо не определяли соответственно высокую степень межэтнической дифференциации (коэффициент корреляции Пирсона – 0,3945 < С < – 0,1205, при Р< 0,05). Это показывает, что ограниченность межэтнических контактов непосредственно не влияет на зависимость между высокой автоидентификацией и соответственно высокой межэтнической дифференциацией.

Трансформации эмоционально-оценочного компонента этнического стереотипа в процессе совместной деятельности

Сама по себе констатация негативных характеристик в гетеро-стереотипах мало говорит об их влиянии на всю структуру этнического образа. Исследуя эмоционально-оценочный компонент этнических стереотипов на основе ДТО, мы обратились к изучению возможностей их изменений. Для этого ДТО проводился 2 раза: в начале совместной деятельности студенток в стройотряде и по истечении двух месяцев их взаимодействия.

Мы предположили, что процесс совместной деятельности оказывает определенное влияние на восприятие представителями разных этнических групп друг друга. В этом случае на субъекта в первую очередь воздействует непосредственный опыт конкретного взаимодействия с членами иноэтнических групп. Стереотипизация выступает как механизм практического познания, в результате которого повышается адекватность и когнитивная сложность этнических образов. С развитием деятельности претерпевают изменения не только динамические характеристики межэтнического восприятия (объем, разносторонность, адекватность, согласованность), связанные с когнитивным содержанием, но и оценочные критерии познания представителей иноэтнических групп {Ломов, 1984).

На возможность быстрого изменения общей валентности этнических образов указывало одновременное наличие в них обоих полюсов (позитивного и негативного) атрибуций-«оборотней». Первая гипотеза, которую мы выдвигали, состояла в том, что благоприятная этноконтактная ситуация может усилить позитивную валентность этнических образов за относительно короткое время.

В условиях совместной деятельности восприятие представителей иноэтнических групп осуществляется не только на основе эмоционально-непосредственного отражения, но и на основе рационально-опосредованного. В этой связи мы выдвигали еще одну гипотезу: в многонациональных производственных коллективах значимыми характеристиками восприятия друг друга выступают не этнические, а «деятельностные» параметры, оказывающие влияние на общий образ воспринимаемых этнических групп, что находит свое отражение в позитивных изменениях эмоционально-оценочного компонента этнического стереотипа.

Сравнение эмоционально-оценочных параметров этнического стереотипа: амбивалентности, выраженности и направленности проводилось по четырем этническим группам – русским, чеченкам, ингушкам и осетинкам (см. табл. 11).

Таблица 11

Средние величины коэффициентов амбивалентности (А), выраженности (S) и направленности (D – диагностический

коэффициент)

	эусские	Осетинь	Ингуши	Чеченцы
Вид оценки	А	S	D	А	S	D	А	S	D	А	S	D
Самооценка	0,31	0,37	0,48	0,26	0,42	0,55	0,33	0,37	0,41	0,28	0,36	0,48
Оценка «Идеала»	0,13	0,64	0,78	0,11	0,68	0,79	0,16	0,60	0,71	0,13	0,61	0,74
Автосте-реотигн	0,41	0,36	0,41	0,39	0,34	0,41	0,41	0,32	0,32	0,41	0,33	0,37
Автосте-реотип2	0,42	0,35	0,40	0 42	0,32	0,35	0,39	0,36	0,37	0,43	0,32	0,36
Гетеро-стереоТИП1	0,53	0,18	0,11	0,47	0,18	0,06	0,58	0,16	0,18	0,53	0,20	0,14
Гетеро-стереоТМП2	0,28	0,24	0,16	0,53	0,14	0,11	0,48	0,27	0,27	0,51	0,24	0,23

Примечание. Автостереотип, и гетеростереотип, – это измерения, полученные в начале совместной деятельности; автостереотип2 и ге-теростереотип2 – измерения, полученные в конце второго месяца.

Во всех этнических группах самую высокую позитивную эмоциональную определенность имела оценка «Идеала». Потом следовали самооценки и автостереотипы. Сравнение диагностических коэффициентов и коэффициентов выраженности говорит о том, что эмоциональная амбивалентность гетеростереотипов усиливалась за счет появления в них негативных характеристик. Однако их доля оказалась незначительна для того, чтобы гетеростереотипы приобрели общую негативную направленность.

Изменения коэффициентов амбивалентности, выраженности и направленности автостереотипов в течение двух месяцев оказались незначимы. Это подтвердили и корреляционные связи между эмоционально-оценочными параметрами автостереотипов (коэффициент сопряженности Пирсона – 0,6891 < С < 0,8743).

Если автостереотипы показали себя относительно стабильными образованиями, то гетеростереотипы, напротив, оказались более подвержены влиянию обстоятельств. По непараметрическому критерию Уилкоксона оказались значимы изменения (от 0,04 до 0,11) всех трех эмоционально-оценочных коэффициентов гетеростереотипов, зафиксированные по прошествии двух месяцев (с вероятностью ошибки р<0,05). Общая тенденция состояла в усилении позитивности гетеростереотипов. Особенно очевидны изменения диагностических коэффициентов этнических гетеростереотипов, выявленные при их попарном сравнении с разницей в два месяца. Так, у осетинок при сравнении первоначальных и вторичных гетеростереотипов чеченцев и ингушей произошло 10 переходов отрицательных диагностических коэффициентов в положительные. У русских гетеростерео-тип осетин был в целом позитивен с самого начала, а через два месяца его позитивный заряд усилился. У русских возросла также позитивность образов чеченцев и ингушей. У чеченок и ингушек вторичный гетеростереотип осетин сдвинулся в позитивную сторону и сменился знак негативных диагностических коэффициентов.

Еще одним доказательством позитивного сдвига в эмоционально-оценочной структуре этнического стереотипа послужило общее сравнение по всей выборке первоначальных гетеростереотипов со вторичными. Так, в начале взаимодействия отрицательные диагностические коэффициенты составили 35% от всего числа коэффициентов, в то время как во вторичных гетеростереотипах их число уменьшилось почти в 2 раза – до 18%.

Позитивный сдвиг образов воспринимаемых этнических групп происходил на основе изменения качественных критериев межэтнического восприятия в процессе совместной деятельности. Фокусом восприятия друг друга стали не этнические, а «деятельностные» параметры.

На основе материалов интервью «Атрибутивный прогноз», проведенного в конце второго месяца, выяснилось, что число «деятельностных» признаков в процессе межэтнического взаимодействия по сравнению с этническими параметрами значительно возросло. Именно «деятельностные» качества, приписываемые представителям этнических групп, стали рассматриваться в качестве причин их успешности или неуспешности. Контакт и знакомство способствовали снижению искаженности стереотипов и персонификации членов других этнических групп. В то же время такой процесс предполагает «размывание» образа совокупного абстрактного члена этнической общности. В зависимости от такого фактора как успешность деятельности представления о собственной этнической группе в некоторых случаях приобрели даже более негативный характер, чем образы других групп.

Можно возразить, что позитивное изменение параметров эмоционально-оценочного компонента этнических стереотипов вызвано установлением дружеских контактов. С целью рассмотрения такой возможности и проверки обоснованности сделанных выводов были проанализированы параметры эмоционально-оценочного компонента этнического стереотипа отдельно по двум группам.

Первую группу составили респонденты, которые в течение двух месяцев приобрели дружеские знакомства более чем с тремя представителями иноэтнических групп (их оказалось 58 человек). Вторая группа состояла из респондентов, не подружившихся в течение двух месяцев ни с одним из представителей других этнических общностей (25 человек). Эти данные были получены на основе материалов анкеты, проведенной нами в конце второго месяца.

Естественно, мы получили результаты, которые подтвердили позитивное воздействие дружеских отношений на этнические стереотипы. Так, в группе респондентов, значительно расширивших сферу дружеских межэтнических контактов, повысилась определенность и позитивность гетеростереотипов. Однако с позитивными изменениями образов других этнических групп оказалась связана и ограниченность дружеских межэтнических контактов. У более чем половины респондентов второй подгруппы также усилилась позитивность гетеростереотипов. Это выразилось в увеличении позитивности как диагностических коэффициентов, так и коэффициентов выраженности (Кцоева, 19856). Итак, приведенные выше результаты показали, что в условиях ситуации латентной межэтнической напряженности межгрупповые контакты в форме совместной деятельности достаточно легко изменяли гетеростереотипы в позитивную сторону. Конечно, такие результаты определялись также и тем, что наши респонденты были молоды и тем, что они

были студентами, которые, как правило, являются самой интернационально настроенной частью общества. И все же не в последнюю очередь это отражало низкий уровень предубежденности и высокую настроенность на широкое межэтническое взаимодействие у северокавказских народов в середине 1980-х гг.