Социологические исследования в теории права в конце XIX - начале XX в.

К числу наиболее ярких теоретиков отечественного социологического направления в праве относятся С. А. Муромцев, М. М. Ковалевский, Н. М. Коркунов, Л. И. Петражицкий, работы которых существенно расширили горизонты российской юридической науки и обогатили идеями новой, интенсивно развивавшейся социологиской науки. Их научные труды, а также активная общественная деятельность внесли заметный вклад в либе рализацию общественно-политической мысли в дореволюционной России,

Сергей Андреевич Муромцев (1850-1910) принадлежал к старинному дворянскому роду. После окончагия юридического факультета Московского университ продолжил учебу в Германии, где прослушал курс лекций Р. Иеринга, оказавшего большое влияние на формирование его научных взглядов. В 1875-1884 гг. Муровцев преподавал в Московском университете на кафедре римского права. Главные научные труды: «Определение и основное разделение права» (1870), «Очерки теории гражданского права» (1877), «Гражданское право Древнего Рима» (1883), «Что такое догма права?» (1884), «Концепция римского права на Западе» (1886). В 1881 г. во время студенческих волнений он был уволен из университета, после чего работал присяжным поверенным (ад вокатом).

1 Подробнее см.: Зорькин В. Д. С. А. Муромцев; Пяп на С. А. Русская буржуазная правовая идеология. М., И С. 14—32.

1904—1906 гг. - время его активной политической деятельности. Он был одним из руководителей партии кадетов, председателем первой Государственной думы. На открытии Думы С. А. Муромцев говорил о необходимости сочетания монархического и конституционного принципов правления в России в рамках конституционной монархии. После разгона первой Государственной Думы Муромцев, подписавший вместе с группой депутатов «Выборгское воззвание», призывавшее население к гражданскому неповиновению, провел три месяца в тюрьме и был лишен политических прав. С 1906 г. он возобновил преподавательскую деятельность. На могилу Муромцева студенты возложили венок с надписью: «Первому русскому гражданину от будущих граждан».

Будучи в значительной мере приверженцем взглядов Р. Иеринга, Муромцев полагал, что доктрину Р. Иеринга о борьбе за право (творческое начало) надо соединить с идеей эволюции, разработанной исторической школой права, совместив ее с философским позитивизмом. По словам Муромцева, социология Г. Спенсера, О. Конта и теория юриспруденции Р. Иеринга вышли на след реальных сил, которые создают право. Развивая идеи о том, что право как продукт человеческой истории шире системы норм, создаваемых государством, Муромцев считал, что нельзя изучать право силами одной юриспруденции, нужны социология, психология, политэкономия. Он ввел в ткань своего правового анализа такие используемые в социологии понятия, как интерес, социальная группа и т. п.

Исторический подход позволил Муромцеву выявить и проанализировать формы донормативного бытия права, проследить процесс генезиса права как нормы из индивидуальных фактов владения, сделки, индивидуальных правовых решений. Из исторического подхода выросла и его характеристика права как порядка общественных отношений. Рассматривая право как часть социальной реальности, Муромцев трактовал его как определенную систему общественных отношений со специфическими функциями.

Типология отношений, в своей совокупности составляющих право, согласно Муромцеву, выглядит следующим образом:

- защищаемые отношения, к которым он относил отношения, возникающие из разнообразных интересов гражданского общества (отношения собственности, отношения, вытекающие из договорных обязательств, отношения с государственной властью и т. п.). Эти защищаем отношения Муромцев называл правовыми отношениями отождествляя таким образом правовые отношения с фактическими общественными отношениями;

- защищающие отношения (отношения между органами власти и нарушителями чужих прав, поставленной этой властью под защиту). Такие отношения он называл «вынудительными», «юридическими» отношениями. Каждое притязание, говорил он, «и, в частности, например» иск мы можем рассматривать как особое право, где возможность воздействия, предоставленная истцу, составляет защищаемое отношение, возможность воздействия принадлежащая суду, - защищающее отношение; то и другое покоится на отношении, в котором состоит высшая общественная власть к отдельным лицам».

Таким образом, идеи Р. Иеринга о праве как защищенном интересе преломились у Муромцева в трактовке права как юридически защищенного порядка общественых отношений. Вместо совокупности юридических норм, подчеркивал он, под правом разумеется совокупность юридических отношений (правовой порядок). Юридические нормы следует «считать лишь некоторым атрибутом правового порядка, говоря точнее, фактором в процессе его исторического образования».

Трактовка права как действующего правопорядка определила приверженность Муромцева идее свободы судейского усмотрения. Он считал, что судья, опираясь на знание законов, позиции юридической науки, общественых воззрений на справедливость и нравственное и т. д., способен принимать решения в соответствии требованиями правового порядка. По его мнению, при определенных условиях (избрание судей самой судейской корпорацией, независимость и несменяемость судей, контроле, гласности и т. п.) правотворческая деятельность судов способствовала бы либерализации общественных отношений в стране.

Максим Максимович Ковалевский (1851 -1916) родился в семье харьковских помещиков. После окончания юридического факультета Харьковского университета продолжал обучение за границей. С 1877 г. начал преподавать на юридическом факультете Московского университета курс зарубежного государственного права и вскоре стал одним из кумиров московского студенчества. Наряду с преподавательской деятельностью много работал как этнограф и социолог, изучая общинное землевладение, историю государства и права. В 1880 г. вышла его программная методологическая работа «Историко-сравнительный метод в юриспруденции». В 1887 г. Ковалевский был уволен из университета «за отрицательное отношение к русскому государственному строю» и уехал за границу.

За рубежом он продолжал вести активную научную деятельность, принесшую ему мировую известность. Наиболее значительные работы этого периода - четырехтомное исследование «Происхождение современной демократии», а также первоначально трехтомная, а позднее доведенная до семи томов работа «Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства». К этому же периоду относится работа «Этнография и социология», начавшая цикл его специальных трудов по социологии. В период своей вынужденной эмиграции М. М. Ковалевский продолжал преподавательскую и просветительскую деятельность и, в частности, был одним из организаторов, участников, а затем и директором Русской высшей школы общественных наук в Париже, лекции в которой читали ученые и политические деятели самой разной ориентации (С. А. Муромцев, П. Б. Струве, Г. В. Плеханов, В. И. Ленин, Г. Тард и др.).

После возвращения в Россию в 1905 г. Ковалевский был избран профессором Петербургского университета, где и работал до конца жизни. В этот период им были написаны двухтомный курс «Социология» (в одной из глав курса, называющейся «Социология и право», в наиболее полном виде изложена юридико-социологическая концепция автора), книга «Происхождение семьи, рода, племени, собственности, государства и религии».

Большое внимание Ковалевский уделял пропаганде социологических знаний (им была издана серия работ о социологах того времени), организации российской социологии (он возглавлял первую в России кафедру социологии в Психоневрологическом институте), формированию традиций научного общения и сотрудничества российских социологов и т. д. Много сил отдал Ковалевский общественно-политической деятельности, был ним из основателей Партии демократических реформ близкой по своей программе к кадетам, входил в состав первой Государственной думы от курии землевладельцев и лишь по воле случая не оказался в числе подписавших «Выборгское воззвание». Его политическим кредо было постепенное реформирование российской политической системы на основе принципов конституционализма, с сохранением монархической формы правления.

Теоретико-методологическую основу творческого наследия Ковалевского составляла философия и методология позитивизма. Вместе с тем заметную роль в формировании его научного мировоззрения сыграл также К. Маркс, с которым он познакомился и близко общался в период своего обучения за границей и личность которого он оценивал очень высоко. Именно под влиянием К. Маркса Ковалевский начал впоследствии серьезно заниматься историей экономики. Однако он не стал стороником материалистического понимания истории (т. е. принял тезис об обусловленности социальной жизни материальными производственными отношениями), счил такой подход односторонним. Он придерживался позитивистской теории плюралистичности (множественности факторов общественного развития, которая отрицает наличие какого-то главного фактора, определяющего все

остальные. Он был далек от марксизма и по своим идейно-политическим убеждениям.

Большой вклад М. М. Ковалевского в развитие методологии исследования социальных, в том числе и правовых, явлений связан с развитием им историко-сравнительного метода. При этом он подчеркивал необходимость сравнения лишь сопоставимых объектов. «Сравнение только тогда будет плодотворным, - писал он, - если будут взяты законодательства двух или более народов, стадия развития которых тождественна. Можно поэтому сопоставлять родовые порядки кельтов, германцев или славян с римскими и греческими, хотя по хронологии эти народности и отстоят друг от друга на целые столетия и даже тысячелетия... но бесполезно для указанной цели (т. е. для выделения общих черт исследуемых явлений. - В. Л.) сопоставлять Русскую Империю с Империей Карла Великого или Священной Римской и классовые деления современных народностей Европы со средневековыми сословиями и религиозными кастами древности»1. Такой метод, основанный на сравнении сопоставимых эмпирических данных о состоянии и развитии различных обществ с целью выявления черт сходства или различия между ними, он называл научным сопоставлением.

' Ковалевский М. М. Социология. СПб., 1997. С. 89. 2 Там же. С. 83.

Юридико-социологическая концепция Ковалевского исходит из положения о том, что право - это продукт развития общества, обусловленный потребностью общества в социальной солидарности. С этих позиций он полемизировал со сторонниками концепции естественного права. В частности, он писал: «Многие думают найти критерий для оценки действующего законодательства в каком-то метафизическом представлении об абсолютной справедливости и прирожденных человеку правах, слывущих под названием прав естественных... Но если природа обучила чему всех живущих, то отнюдь не праву, а бесправию, состоящему в том, чтобы жертвовать ближним в интересах своего самосохранения»2. Право же, полагал он, выросло в условиях борьбы за выживание из потребности людей объединяться с себе подобными, руководствуясь инстинктом самосохранения. Вначале были объединения в рамках стада, орды кочевников, племени и рода. Позднее, «когда под влиянием универсалистских религий и международного торгового обмена сфера солидарности начинает обнимать собою ряд нардов и государств, мнимоприрожденные нам понятия праве и справедливости меняются так радикально, что взамен прежнего воззрения на чужеземца, как на врага против которого все дозволено, постепенно развивает понятие о поставленном под защиту собственного очага потому неприкосновенном госте, о брате-единоверце наконец, и всего позднее вырабатывается в нашем сознании... отвлеченное представление о человеке вообще его неотъемлемых правах».

Говоря об обусловленности права и государства интересами общественной солидарности, Ковалевский считал, что право возникло из необходимости солидарности государства и независимо от него. Государство и право он рассматривал не как продукт борьбы классов, а как выражение «замиренности» и социальной солидарности. Всякая группа, писал он, будь то «муравейник, пчелинный улей, птичья стая, оленье стадо или толпа кочевников, является, прежде всего, замиренной средой, из которой устранены элементы борьбы; место борьбы занимает в ней солидарность или сознание общности преследумых целей и взаимозависимости членов группы друг от друга». Дальнейшее развитие человеческого общества определяется, согласно Ковалевскому, ростом солидарности: от союзов бродячих орд до современного государсва. Перспективу же этого развития он видел во всемирном объединении.

1 Ковалевский М. М. Социология. С. 84.

2 Там же. С. 83.

В вопросе о природе государственной власти позици М. М. Ковалевского была близка психологической школ права.

 

Николай Михайлович Коркунов (1853 —1904) — выходец из дворянской семьи, окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Читал лекции в Санкт-Петербургском университете на кафедре энциклопедии права, а затем курс государственного права иностранных государств, преподавал основы международного права в Военно-юридической академии. Основная работа, в которой изложены его теоретико-правовые взгляды, — «Лекции по общей теории права». Кроме того, следует отметить и такие его труды, как «Лекции по энциклопедии права», «Сравнительный очерк государственного права иностранных государств», «Русское государственное право», «Указ и закон».

Уже в первых научных статьях Коркунов заявил о своей приверженности позитивизму. Он выступал против умозрительных методов анализа, отмечая, что теории естественного права были основаны на ложном воззрении па природу человека как на нечто, данное готовым и не подлежащее сколь-нибудь существенным изменениям. Историческая школа права, по его мнению, также не дала науке права твердой, научной почвы.

Но в своей трактовке права он отошел от традиционного позитивизма в сторону психологической концепции. Ранний позитивизм пытался выводить социальные процессы из биологических (этот подход представлен прежде всего в работах Г. Спенсера). Но в конце XIX в. в социологической науке начинаются критика биологизма и движение в сторону психологической интерпретации социальных процессов с присущим такому подходу акцентом на человеческое начало, человеческий фактор в общественных отношениях. Коркунов одним из первых уловил эту тенденцию и обратил внимание на необходимость изучения психологических аспектов формирования и действия права. О психологической обусловленности чувства права он писал, что сознание такой обусловленной какой-либо общей идеей возможности требовать чего-либо от другого есть чувство права, а сама условная возможность такого требования и есть право.

 

§ 4. Советская социология права

В первые годы советской власти и вплоть до середины 30-х гг. XX в. традиции социологического подхода, сложившиеся в российском правоведении до 1917 г., оказывали живое и плодотворное влияние на формирование советской юридической науки. Разрабатываемые советскими теоретиками права концепции права как порядка общественных отношений (П. И. Стучка), права как формы материальных, экономических отношений (Е. Б. Пашуканис, И. Разумовский), классово-психологическая концепция права (М. А. Рейснер) в значительной мере представляли собой развитие идей и концепций С. А. Муромцева, М. М. Ковалевского, Н. М. Коркунова, Л. И. Петражицкого и других российских ученых, работавших в этой области до 1917 г.

Кроме того, в этот период продолжало активно развиваться социологическое направление в сфере уголовного права. Так, в созданных в ряде городов кабинетах по изучению личности преступника и преступности осуществлялась работа по таким направлениям, как изучение различных категорий заключенных с помощью анкетных опросов, исследования личности преступников в криминологических клиниках, анализ законченных судебных дел с последующей статистической обработкой материалов, изучение уголовной статистики и т. п.

1 См.: Герцензон А. А. Введение в советскую криминологию. М., 1965. С. 96.

Важное значение для координации и развития криминологических исследований имело создание в 1925 г. в Москве Государственного института по изучению преступника и причин преступности. Социологическими исследованиями уровня и причин преступности занимались и другие юридические научные центры. Например, Всесоюзным институтом юридических наук был проведен ряд исследований по темам: «Растрата и растратчики», «Хулиганство и хулиганы», «Бандиты и бандитизм». В 1926 г. в связи с всесоюзной переписью населения было осуществлено широкое юридико-социологическое следование, в ходе которого, в частности, получены данные о контингенте заключенных, карательной практ и т. п.

Продолжались серьезные исследования таких форм отклоняющегося поведения, как самоубийство, алкоголизм, проституция и наркомания. Важную роль в исследовании этих проблем сыграло создание в 1918 г. в Центральном статистическом управлении (ЦСУ) Отдела моральной статистики, который возглавил видный криминолог М. Н. Гернет. В 1927 г. по материалам, coбранным Отделом моральной статистики, была издана книна «Самоубийства в СССР в 1922 — 1925 гг.», в которой сравнивались показатели по СССР с данными ряда европейских государств, проводился сравнительный анализ данных по различным городам страны, анализ самоубийств по социально-демографическому составу лиц, совершивших самоубийство, мотивам и способам самоубиств и т. д. По мнению специалистов, столь обширные сведения о самоубийствах не публикуются в России до пор.

В 20-е гг. проводились исследования и проблем наркомании. В этой области работали М. Н. Гернет (им, в частности, были опубликованы такие работы, как «Наркотизм, преступность и уголовный закон», «Сто детей-наркоманов» и др.), А. Раппопорт, Н. К. Топорков и другие ученые.

Что касается исследований проблем пьянства и алкоголизма, то их лейтмотивом по-прежнему являлся прос об эффективности антиалкогольных запретов. Дело в том, что антиалкогольная кампания, начатая в связи с введением в 1914 г. сухого закона, была продолжена большевистским правительством, принявшим в конце 1919 постановление Совета народных комиссаров «О воспре

щении на территории РСФСР изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ». Правда, уже с 1921 г. перечень разрешаемых к производству и продаже напитков постепенно расширялся, а в 1925 г. официально было разрешено производство сорокоградусной водки.

Проводившиеся в этой области исследования полностью подтверждали выводы российских ученых, изучавших последствия «сухого закона» 1914 г., о неэффективности запретительных мер. Вновь отмечался резкий рост самогоноварения со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. Большой вклад в изучение данной проблемы на основе использования методов статистики внесли М. Н. Гернет, Р. Влассак, Э. Дейчман и др.

По-прежнему одним из основных направлений изучения девиантного поведения оставалась проституция. В 1924 г. в Москве была создана Научно-исследовательская комиссия по изучению факторов и быта проституции, силами которой был осуществлен ряд исследований, включающих и опросы проституток. Аналогичные исследования проводились и в других городах страны.

В первые годы советской власти (20-е - начало 30-х гг.) социологический подход применялся и к изучению целого ряда иных юридически значимых проблем. В частности, метод анкетного опроса использовался для изучения так называемого земельного вопроса, проблем семьи и брака, родовых и национальных отношений, быта рабочих и т. д.

Однако с 30-х гг. (после отказа от новой экономической политики) в стране начался процесс утверждения тотального господства большевистской идеологии и резко усилились гонения на все неидеологизированные исследования в сфере обществоведения. В юридической науке, в частности, началась кампания против «буржуазного социологизма», результатом которой стало практически полное прекращение эмпирических социологических исследований. Эмпирическая социология, направленная на изучение фактов и реалий социалистической действительности, была для властей не только ненужной, но и

опасной. Социология могла устраивать большевистски идеологию только в виде урезанного изложения догматизированного исторического материализма.

После XX съезда КПСС (1956) и критики «культа личности Сталина» диктат идеологии несколько ослаб и научная мысль заметно оживилась. В этих условиях начали возрождаться и эмпирические социологические исследования правовых явлений. Однако для всего последующе советского периода развития социологических исследований в праве характерно, что они касались весьма ограниченного круга тем и не затрагивали наиболее актуальньных и принципиальных проблем социально-правового развития страны. Дело в том, что в условиях административно-командной системы изучение многих действительнь проблем теоретической и эмпирической социологии права (соотношение законодательства и реальной социальной практики, подлинные цели законодательной политики, ее адекватность социальным ожиданиям и т. п. неизбежно оказывалось вне узких рамок официалы дозволенного. Юридико-социологическим исследования (теоретического и эмпирического характера) в такой cитуации оставалось, не затрагивая основ сложившейся системы, заниматься вопросами ее частичного, незначительного совершенствования, «механизмами» ее эффективного функционирования и т. д.

Показательно, что в 50—60-е гг. социологические исследования в праве были ориентированы главным образом на изучение и обобщение практики реализации уже принятого законодательства. «Целью конкретно-социлогических исследований права, - писал в тот период B. П. Казимирчук, - является практика, т. е. изучение сферы реализации права в области применения законодтельства, судебной практики, практики государственного управления». Эти исследования проводились прежде всего усилиями юристов, вновь обратившихся к использованию эмпирических социологических методов для изучения правоприменительной практики, механизмов реализации законодательства, причин преступности и т. д.

В дальнейшем границы конкретно-социологического подхода к изучению правовых явлений несколько расширились и включили в себя проблематику социального механизма действия права, эффективности законодательства и правоприменительной деятельности, правосознания и общественного мнения о праве, престижа права, правовой активности личности, социально-правового экспериментирования и т. д. Однако все эти направления исследовательской деятельности по-прежнему были связаны главным образом со сферой действия законодательства. Они почти не затрагивали проблем природы права как специфического общественного явления и его места в системе соционормативной регуляции, социальной обусловленности законодательства, его легитимности (т. е. социальной признанности) и т. д. Такое профилирование социологических исследований в праве было продиктовано инструменталистским подходом к праву как к средству (инструменту) реализации политики и установок административно-командной системы.

В 70-е гг. в рамках советской общей теории права стали выделять три составные части - специально-юридическую теорию, философию права и социологию права. И хотя при этом под социологией права по существу имелось в виду историко-материалистическое учение о праве, оторванное от эмпирического уровня анализа социально-правовых явлений, такой подход (при всей своей условности и ограниченности) в определенной мере стимулировал интерес юристов к анализу права в контексте его социальных связей.

1 См., например: Венгеров А. В., Барабашева Н. С. Нормативная система и эффективность общественного производства. М., 1985; Нерсесянц В. С. Право в системе социальной регуляции. М., 1986.

Правда, к середине 1980-х гг. и в теории права, и в отраслевом правоведении наметился устойчивый интерес к проблемам, связанным с местом и ролью права в системе социальной регуляции, с нормативной структурой общества, с зарождением и функционированием тех циальных норм, которые стихийно складываются в обществе в обход закона или в восполнение пробелов в действующем законодательстве. Наибольшее внимание этой проблематике было уделено в работах советов криминологов.

Интерес юристов к данной проблематике в значительной мере был обусловлен пониманием того обстоятельства, что в реальной жизни стихийно складываются нормы, нарушающие действующее законодательство, либо восполняющие пробелы в законодательном регулировании. В частности, заметно усиливавшейся в то время тенденцией, вызывавшей особую тревогу специалистов, было возрастание числа конкурирующих с законом норм в сфере хозяйственных отношений.

Имея в виду эту ситуацию, А. М. Яковлев писал: «мере расхождения с изменившимися социальными ус. виями регулятивная функция институциональных coi альных норм становится менее эффективной, отрыв реальности подрывает социальную эффективность со< ветствующих норм. В этих условиях в сфере экономи ских отношений спонтанно, самопроизвольно возника новые, неинституционные нормы. С одной стороны, о могут более адекватно отражать изменившиеся услов1 но, с другой стороны, находясь вне институциональш контроля, не обретя характера общеобязательности, будучи признаны государственной властью, они cnoci ны открывать дорогу правонарушениям».

Отвечая на закономерный вопрос о возможностях принципах институционализации фактически слож! шихся норм (а применительно к правовой сфере это ] прос о том, какие из выработанных социальной пракп кой норм нуждаются в законодательном признании и креплении), А. М. Яковлев писал: «Разумеется, так институционализация норм должна в этих условиях быть адекватной новым, изменившимся условиям экономического развития и прежде всего новым, передовым, революционным характеристикам производительных сил».

Таким образом, вопрос о правовой природе норм, нуждающихся в законодательном признании, им не ставился. Решать проблему легитимации фактических социальных норм предлагалось исходя из представлений о перспективах прогрессивного развития производительных сил. Наряду с такой неопределенной и социологически не верифицируемой рекомендацией автор, правда, предлагал и более прагматичный подход: в условиях социализма (как, впрочем, по его мнению, и в капиталистическом обществе) политические принципы «предопределяют содержание норм, регулирующих отношения в сфере экономики... Политическая воля воплощается в целях социального развития и в совокупности норм, призванных его обеспечивать».

Очевидно, что при таком подходе право предстает лишь как инструмент политики, как законодательная форма выражения политической воли, основная же задача законотворчества сводится к адекватному выражению этой политической воли, а не объективной правовой природы и формы общественных отношений. Подобная трактовка (характерная, кстати, и для большинства других исследований данной проблематики) полностью находилась в русле доминировавшего в то время в советской правовой науке политико-инструменталистского понимания права.

1 Яковлев А. М. Указ. соч. С, 61.

2 Там же. С. 62.

Вместе с тем необходимо признать, что интерес ученых к вопросам соотношения законодательства со стихийно складывающимися в обществе системами нормативной саморегуляции, к генезису и механизмам действия тех фактических социальных норм, необходимость законодательной защиты и поддержки которых обусловлена объективными потребностями социальной практ] ки, способствовал совершенствованию научных основ з, конотворчества, расширению и углублению социолопга ского подхода к праву, выведению его за рамки изучени лишь сферы действия уже принятого законодательств; Именно работы юристов в этой области заложили основ] для развития нового, актуального в современных услов* ях направления социологических (в том числе и юрид! ко-социологических) исследований, которое можно был бы обозначить как социологию нормообразования.

Однако в целом в юриспруденции доминировали пре£ ставления о том, что предметная область социологиче ских исследований правовой проблематики — это глав ным образом действие законодательства. Показательна этой связи позиция В. М. Васильева и В. Н. Кудрявцева Анализируя итоги проходившей в 70—80-е гг. дискуссш о понятии права и характеризуя одно из направлений то гдашнего правопонимания как социологическое, они пи сали: «Право, рассматриваемое не как застывшая сово купность норм, а как деятельность физических и юриди ческих лиц... применяющих и исполняющих правовые предписания, представляет собой предмет социологиче ского изучения... На этой основе возникло и правопони-мание, ориентированное на право в действии». Наряду с таким «социологическим правопониманием» они выделили также «нормативное правопонимание», рассматривающее право как систему норм, установленных или санкционированных государством, и «генетическое правопонимание», сосредоточенное «на раскрытии закономерностей происхождения права и его формирования».

При такой классификации направлений правопонимания вне социологического подхода (а соответственно, и социологии права) оказывалось изучение социальной природы права, его генезиса, социальной обусловленности и т. д., а также тех нормативных характеристик права как объективного социального явления, которые должны служить ориентиром при формулировании соответствующих норм законодательства.

Значительное внимание в социологических исследованиях советского периода уделялось так называемому ме-ханизменному подходу к анализу социальной действительности. Показательно, что в монографии двух ведущих специалистов в области экономической социологии Т. И. Заславской и Р. В. Рывкиной, посвященной разработке системы категорий данной отрасли социологии, в основу этой системы положена категория «социальный механизм развития экономики». Имея в виду этот механизм, они пишут, что «представление о нем — это абстракция. В действительности развитие экономики регулируется не одним, а множеством социальных механизмов, каждый из которых регулирует какой-то один процесс. Так, текучесть кадров регулируется социальным механизмом, включающим комплекс условий, от которых она зависит; миграция населения — другим механизмом...».

Конечно, в самом слове «механизм» для гуманитария есть что-то подкупающее, с ним обычно связывается ожидание точности и строгости научного анализа, свойственных техническим дисциплинам. Однако это вполне понятное увлечение позитивизмом с характерным для него механистическим подходом к изучению социальной жизни для западной социологической мысли в целом является уже пройденным этапом. В нашей же социологии запоздалый всплеск интереса к «механизмам» пришелся на годы застоя и отчасти (впрочем, скорее уже по инерции) на период перестройки, не ознаменованные глубокими коренными реформами в области экономики.

При этом встает ключевой вопрос: в какой мере так называемый механизменный подход к анализу социальной жизни способствовал реальному преобразованию общества? Если обратиться к правовой сфере, то следует признать, что увлечение проблематикой механизма правового регулирования получило широкое распростран* ние как в общей теории права, так и в отраслевом npasi ведении задолго до перестройки. С позиций сегодняшн! го дня уже достаточно очевидно, что основной пафс этого подхода заключался в повышении эффективност нормативного регулирования при сохранении в принц! пе неизменными как объекта регулирования (систем] общественных отношений), так и самого регулятора (а; министративно-приказных по своей сути норм ЗЙКОНОДЕ тельства).

То, ЧТО было сделано за прошедшие годы в данной ос ласти, имеет несомненное значение для углубления пс нимания возможностей воздействия на поведение люде средствами политико-властного регулирования, а такж для выявления социальных условий, при которых тако регулирование может быть эффективным. Но нельзя н видеть и то обстоятельство, что мода на привлечение ме ханистических аналогий к анализу правовой сферы увс дила от понимания той объективной природы права, бе соответствия которой закон становится просто нормо: приказного порядка и, следовательно, лишается внутрен ней потенции к самореализации, нуждается в неправо вых средствах обеспечения своего действия'.

Теперь уже ни для кого не секрет, что реальными ры чагами управления, на которых все эти годы в значи тельной степени держалась административно-командна] система регуляции общественных отношений в наше:* обществе (и прежде всего в сфере экономики), были не правовые по своей природе директивы партийных орга нов, приказные установления исполнительно-распоряди тельной власти и т. п. Однако весь этот реально действо вавший на практике регулятивный «инструментарий» оставался за рамками фасадной проблематики механизм* правового регулирования. Создавалось впечатление, буд

' В экономике же «механизменный» подход отвлекал иссле дователей от анализа причин экономической стагнации, от по кимания природы социалистической собственности и перепек тив ее развития и т. д.

 

то повсюду господствуют и действуют правовые нормы, которые реализуются с помощью правовых механизмов, и что для дальнейшего повышения эффективности законодательства надо лишь отладить и усовершенствовать эти механизмы.

Сказанное отнюдь не означает, что само слово «механизм» неприемлемо в контексте научного анализа социально-правовой проблематики. Отнюдь нет, надо только отдавать себе отчет, что это всего лишь слово, образное выражение, аналогия (которая, как известно, всегда «хромает»), а не понятие, несущее конкретно-определенную смысловую нагрузку. О механизме правового регулирования или механизме действия права можно говорить в самых разных значениях. И нельзя не признать, что именно бессодержательность данного термина делала его очень удобным для использования в условиях административно-командного нормотворчества и практики применения соответствующего законодательства.

На пути к анализу действительного смысла и роли права в общественной жизни, к уяснению тех объективных экономических, социальных, политических условий, при которых возможно формирование и эффективное действие права, важное значение имела критика административно-командного законодательства и соответствующего правопонимания с позиций различения права и закона.

Так, очевидно, что одна из первых идей правовой реформы — принцип «разрешено все, что не запрещено законом» — не могла быть выдвинута с позиций понимания права как административно-командного законодательства. То же самое относится и к идее правового государства, предполагающей взаимность прав и обязанностей государства и личности, т. е. наличие такого права, которому подчинено и само государство. В этом русле находятся и дальнейшие шаги по осуществлению не только правовой, но и политической и экономической реформ, преобразований в социальной сфере, в целом направленных на освобождение общества и его членов от административно-приказного типа регулирования, на

на формирование подлинной законодательной власти в рамках разделения властей, на утверждение свободной личности, независимого общественного мнения и т. п.

В целом в рамках советской социологии права четко •формировались три основных направления исследований. Первое направление — это изучение социальной обусловленности законодательства, которое осуществлялось главным образом в рамках историко-материалисти-ческой доктрины и практически было оторвано от частных социологических теорий и эмпирического уровня исследований. Второе направление, достаточно развитое как на теоретическом, так и на эмпирическом уровне, составляли исследования эффективности действия законодательства и правоприменительной деятел<