Божественная поддержка войска крестоносцев

В ситуации, когда крестовый поход считался богоугодным мероприятием, значимым для дел веры, а с некоторых пор еще и особо подчеркивалась личная значимость экспедиции для Всевышнего, считалось, что последний поддерживает крестоносцев. Хотя, как было обозначено в первой главе, глобальный поворот в сторону личной значимости Святой земли и крестового похода относится к концу XII в., тем не менее, как было показано там же, подобные мысли могли встречаться и раньше. В силу этого совсем неудивительно, что божественная поддержка крестоносцев упоминается с самого начала крестоносного движения.

Сведений об идее божественной поддержки в разных источниках множество, и сама она была уже давно замечена историками как таковая. Тем не менее для полноты картины стоит ненадолго остановиться на этой идее и дать ей общую характеристику. Пока оставим в стороне вопрос о том, насколько заявления о наличии божественной поддержки были лишь риторическими декларациями и элементами стиля, к смыслу которых не нужно относиться всерьез, или несли смысловую нагрузку (об этом будет сказано в следующем параграфе), и обратимся непосредственно к примерам.

Уже в Клермоне идея божественной поддержки, возможно, присутствовала в речи папы (она имеется в двух версиях из четырех версий, относительно современных событиям). В версии Гвиберта Ножанского папа обещает будущим воинам, что Бог будет знаменосцем и предводителем крестоносцев в походе (ante vos in sua bella mittendos Christum fore signiferum indubitanter crédité et precursorem individuum) [334]. В версии Бальдрика Дольского войско крестоносцев должно сражаться «под предводительством Иисуса Христа, нашего вождя» (sub Iesu Christo duce nostro) [335].

Идея божественной поддержки присутствовала в пропаганде и впоследствии. Например, в хронике Historia Peregrinorum (третий крестовый поход) епископ Вюрцбурга говорит в своей речи перед крестоносцами: «Разве не читаем мы в Святом Писании: один прогонял тысячу, и двое – двенадцать тысяч [ср. Второзак. 32:30]? Будьте уверены в Господе, ведь все это сделано рукой Его доблести»[336]. В письме, отправленном Иннокентием III (1200) по разным регионам, папа говорит о внутренних распрях в сарацинских землях как о плоде божественной милости (Dominus per discordiam Sarracenorum… orientali provincie pepercisset) [337]. В своем письме к бременским крестоносцам (1216), тот же Иннокентий III еще раз говорит о божественной поддержке (Dominus conterat inimicos… et vobis victoriam gloriosam) [338]. В письме, разосланном духовенству различных регионов с целью достать подкрепления для крестоносцев, стоящих под Дамиеттой (1218), папа Гонорий III призывает воспользоваться моментом, когда «Господь посеял всеобщую вражду среди неверных» (Dominus… inter infidèles discordiam immiserit generalem)[339]. В письме от 1226 г. Гонорий в одном из агитационных писем вспоминает о взятии Дамиетты как о следствии божественной поддержки: «Десница Бога совершила доблесть во взятии Дамиетты и превознесла славу христианского имени» (Dextera Domini fecerat in captione Damiate virtutem et exaltaverat gloriam nominis Christiani) [340]. Гумберт Романский, перечисляя «утешения» крестоносцев в трактате «О проповеди креста», называет и уверенность в божественной поддержке (confidentiel de Dei adiutorio). В этом есть уверенность: если Бог помогал ветхозаветным евреям обрести землю обетованную (Dominus, qui fuit cum exercitu suo antiquo ascendenti ad terram promissions), to oh должен быть и с войком крестоносцев (cum exercitu peregrinorum istorum esse debeat ad adiuvandum eos) [341].

Со временем пропаганда стала периодически подчеркивать, что божественная поддержка является ключевым фактором победы и без нее крестоносцы мало на что способны. О присутствии этой идеи в папских буллах по поводу крестовых походов, пусть и очень вскользь, говорил еще Р. Рехрихт[342]. В папской корреспонденции несложно найти такие примеры. Иннокентий III в булле Post miserabile (1198) пишет о том, что нужно рассчитывать на Бога, а не на свои силы (non in numéro aut viribus, sed Dei potius… potentia confidentes …)[343]. В булле Plorans ploravit ecclesia с предписанием для духовенства проповедовать поход (1198) он же говорит, что Бог разгневался, поскольку крестоносцы возлагали надежду не на Него, а на свои силы (nec in digito Domini sed sua potius potentia confidebant)[344]. Гонорий III в двух своих письмах, рапортуя об успехе в виде взятия Дамиетты и призывая верующих присоединиться с целью дальнейших завоеваний, говорит о Боге как об акторе победы (non manus Humana, sed Dominus fecit Нес omnia)[345]. Именно Он, как говорится в письмах, передал город в руки христиан (tarn mirabiliter quam misericorditer antedictam tradidit civitatem). Кроме того, дабы дать славу взятия города своему имени, Бог сделал так, что никто не погиб во время взятия (ut huius rei gloriam evidenter nomini suo daret, nullus Christianorum in eius captione interiit) [346]. Действительно, непосредственное взятие было достигнуто путем военной хитрости и прошло бескровно: крестоносцы заметили, что одна из башен не охраняется, и через нее проникли в город, истощенный осадой[347]. В письме войску крестоносцев (1220) Гонорий снова говорит о том, что успехи крестоносцев объясняюся отнюдь не человеческой силой (sane non per sollicitudinem aut vires humanas hec fieri posse presumimus), a божественной (sect in divine virtutis potentia spem habentes) [348]. В своем письме духовенству сразу многих земель (1252) папа Иннокентий IV предписывает регулярные молебны за крестоносцев, подчеркивая, что победа достигается не многочисленностью войска, но небесной поддержкой (non in multitudine exercitus est belli victoria, sed fortitudo de celo) [349]. Подкрепляя это примерами из 2‑й Маккавейской книги, Гумберт Романский говорит в 44‑й главе трактата о проповеди креста, что крестоносцы должны возлагать надежду не на свои силы (non debent confidentiam ponere in viribus suis), не на свою многочисленность (nec in multitudine) и не на свое оружие (nec in armis suis), но на Бога (sed in Deo debent spem suam ponere). «Поэтому они должны вооружиться верой, поскольку святые верою побеждали царства [Евр. 11:33]» (Proinde debent se fide armare, quia sancti per fidem vicerunt régna [Hebr. 11:33])[350].

Идея божественной поддержки крестоносцев была не только элементом пропаганды, но и значимым общим элементом восприятия событий современниками на страницах хроник. Случаи упоминания божественной поддержки в хрониках первого крестового похода очень подробно и с большим количеством примеров описали в своих монографиях П. Руссэ[351], М. Фелькл[352]и М. А. Заборов[353]. В монографии М. А. Заборова также приводятся примеры божественной поддержки крестоносцев в хрониках второго и последующих крестовых походов. Как удачно резюмировал Дж. Райлей‑Смит, также приведший в своей монографии целый ряд конкретных примеров, Бог «был их помощником, защитником, предводителем, военначальником, попутчиком и соратником» (Не was their helper, their defender, their leader, their general and their co‑traveller and co‑worker).

Среди прочего божественная поддержка иногда сопровождала сражения, где имелось либо априори явно невыгодное для крестоносцев соотношение сил, либо явно крайне выгодное для крестоносцев соотношение потерь. Причем подчеркивалось, что решающее значение здесь имела именно небесная поддержка. Такие, казалось бы, неестественные соотношения сторон и потерь встречаются на страницах хроник[354].

Например, Раймунд Анжильский пишет о случившемся «чуде божественной протекции», когда шестьдесят человек из числа франков выдержали сражение с семитысячным сарацинским войском[355]. Епископ Оттон Фрейзингенский, участник второго крестового похода, в хронике «О двух государствах», рассказывая о первом крестовом походе, приводит аналогичное суждение: «мощью Бога с пятью тысячами всадников и пятнадцатью тысячами пеших они заставили повернуть сто тысяч всадников и триста тысяч пеших»[356]. Автор хроники Historia Peregrinorum пишет о чуде божественной силы (divine virtutis miraculum fuit), благодаря которому столь маленький народ Бога (quod tarn modicus Dei populus) захватил Иконий, сражаясь с шестью сотнями тысяч турецких всадников (sexcentis milibus Turcorum equitum debellatis Yconium expugnavit) [357]. В анонимной хронике Itinerarium Peregrinorum в описании битвы при Арсуфе говорится, что «наши потери благодаря протекции Бога не составляли даже одной десятой от турецких, а возможно, и одной сотой»[358]. В той же хронике в описании одной из битв говорится, что «с божественной поддержкой огромное войско турок было отброшено от столь маленького народа» (sic, opitulante Deo, a tantilla gente Turcorum exercitu repulso)[359]. В другом описании батальной сцены читаем: «…поистине не нужно сомневаться, что все это было порождено помощью милостивого Бога, поскольку в этот столь злосчастный день погиб лишь один из наших или двое. Турецких же лошадей, которые лежали мертвыми на полях, говорят, было свыше полутора тысяч. А самих турок погибло более семисот человек»[360].

Более углубленное изучение представлений современников о божественной поддержке крестоносцев приводит еще к одному любопытному наблюдению: на страницах хроник Бог может поддерживать крестоносцев не только против мусульман, но и против византийцев. Так, изучая хроники первого крестового похода, мы видим, что Бог поддерживает крестоносцев в конфликтах с византийцами, в которых, как явствует из самих текстов хроник, виноваты крестоносцы[361]. В основе этого, по‑видимому, лежит идея о внутренней «градации» среди христиан и о привилегированном статусе крестоносцев по сравнению с византийцами. Поскольку по этим вопросам я опубликовал специальную статью, здесь я не буду на них останавливаться. Приведу лишь самый показательный пример, который содержится в хронике Роберта Реймсского. Отрывок повествует о том, как император, по‑видимому, в ответ на разграбление крепости неких еретиков послал против крестоносцев войска, но крестоносцы одержали верх. Один из лидеров крестоносцев, Боэмунд Тарентский, допрашивает пленных воинов византийского императора и спрашивает, почему они атаковали его воинов. Те ответили: «Господин! Мы наемники императора и желаем получить от него вознаграждение. Мы идем, куда ему захочется, мы делаем то, что он повелевает, повинуясь ему больше, чем Богу. Однако мы признаем, что должно повиноваться Богу, а не людям [ср. Деян. 5:29]… Во имя Господа, воинами и паломниками которого вы являетесь, удостойте нас своей милости»[362]. Таким образом, служба императору – это служба человеку, а дело крестоносцев – служба Богу.

В заключение стоит специально отметить: идея о божественной поддержке крестоносцев была распространена в хрониках гораздо больше, чем в непосредственно пропагандистских материалах. Если из хроник можно привести еще множество примеров, помимо процитированных выше, этого не скажешь о проповедях и папских письмах. И папы, и церковные деятели обычно не выделяли ее как отдельный аргумент. Дело, вероятно, в том, что в отличие от хроник, где можно не торопясь и на многих листах пергамента описать славные деяния крестоносцев против сарацинов, проповедь должна была быть компактной и состоять лишь из важнейшего, иначе паства могла не воспринять ее. А в таком случае первоочередным было обосновать начавшиеся уже во времена второго крестового похода беды и неудачи Латинского Востока, а не манить паству перспективой божественной поддержки, наличие которой, надо признать, было не очень‑то заметно. Выход, как еще будет показано далее, был найден в аргументе о греховности крестоносцев. В свою очередь, идея о том, что Бог не поддерживает крестоносцев из‑за грехов, логично предполагала мысль о возможности такой поддержки, если грехи прекратятся. В силу этого можно утверждать, что косвенным образом идея возможности божественной поддержки постоянно присутствовала в пропаганде, начиная со второго крестового похода. Ведь Бог, как мы увидим, наказывал крестоносцев, не насылая на них сарацинов специально, а лишь не мешая последним, прекращая оказывать всяческую поддержку крестоносцам.