между Россией и странами Запада

Конечно, сотрудничество приарктических государств с точки зрения международной безопасности и национальной безопасности России наиболее предпочтительно. Как было показано выше, для такого сотрудничества есть вполне эффективные региональные политико-институциональные и правовые механизмы и инструменты. Кроме того, существуют другие возможности и пути урегулирования актуальных вопросов арктического региона. Например, использование потенциала двусторонних переговоров, некоторых универсальных международных организаций, например, ООН, Комиссии ООН по границам континентального шельфа, Международной морской организации и т.д. [17].

Вместе с тем нельзя исключать и другой сценарий освоения Арктики: жесткое противодействие западных стран. По мнению российских экспертов, полностью исключить силовой вариант решения вопроса об обладании мировой сокровищницей углеводородных и биологических ресурсов не рискнет сегодня никто. И потому претенденты на Арктику готовятся к действиям по любому сценарию [310, с.15]. Вряд ли другие участники арктической гонки молча согласятся с претензиями Российской Федерации на обширные пространства региона, его природные ресурсы, в том числе биологические. Например, если общий промысел рыбы в Мировом океане составляет 85 млн. тонн, то промысел минтая дает до 5 млн. тонн и весь этот промысел сосредоточен в крошечном районе, примыкающем к Арктике [195]. Р. Сандлер отмечал, что сегодня именно территориальные споры и столкновения по поводу ресурсов чаще всего представляют наиболее питательную среду для гражданских войн и межгосударственных конфликтов [311, с. 724-725]. История взаимоотношений СССР, а ныне Российской Федерации с западными странами не вселяет больших надежд. Россия, как нам представляется, должна быть готова к тому, что некоторые ее западные оппоненты выберут жесткую конфронтацию, встанут на путь формирования такого мироустройства, миропорядка, в котором Россию попытаются оттеснить на периферию. В качестве “улик” недоброжелательного отношения Запада к России можно назвать попытки вытеснения ее из регионов традиционных национальных интересов, обусловленных историко-культурными и другими причинами – огромного постсоветского пространства, включая Закавказье, Центральную Азию, Украину. Особую активность при этом проявляют США. Америка пытается превратить постсоветское пространство в ареал реализации своих глобальных геостратегических и геоэкономических интересов, Создание военно-воздушной базы в Кыргызстане (с каким бы статусом и названием она не функционировала), по-нашему мнению, представляет прямой вызов текущим и долгосрочным интересам России, означает их оспаривание. Причем, образно говоря, США еще не сыграли в центрально-азиатском регионе свою последнюю партию. Напротив: США пытаются укрепить здесь свои позиции, свое военно-политическое присутствие. Такая же ситуация складывается в других постсоветских республиках. Известна, например, политика поощрения ГУАМ со стороны США [312].

Антироссийскую политику некоторых западных стран определяют различные интересы: энергетические, геостратегические, политические. В этих целях используется широкая шкала методов и приемов, начиная с дипломатических и информационных усилий, заканчивая жесткими политическими демаршами, поощрением “цветных революций” в постсоветских странах, приручением и подкармливанием национальных элит [313]. Но политические катаклизмы в ряде постсоветских республик, по нашему глубокому убеждению, являются не только следствием антироссийской политики Запада и особенностями их внутреннего развития, вызванных многолетней эйфорией по поводу своих ресурсов и возможностей. К сожалению, после развала Советского Союза новая Россия не смогла (или не захотела?) предложить постсоветским республикам более или менее привлекательную модель совместного общежития, какого-нибудь перспективного политического или социально-экономического проекта. Такие проекты смогли бы запустить уже в начале 90-х гг. – пусть даже на небольшой скорости – интеграционные процессы в постсоветском мире, “замесить тесто” для прочного политического и военно-оборонительного союза. Россия в силу иллюзий предпочла другой путь.

Экономическая и политическая слабость российской правящей элиты второй половины 80-х гг. и следующего десятилетия, ее нескрываемая ориентация на вестернизацию, пренебрежение фундаментальными интересами страны, в частности, капитулянтская позиция на международной арене, поощряли западные государства на ослабление России. Надежды российских политических и экономических романтиков из лагеря либералов и монетаристов (Козырев, Бурбулис, Чубайс, Гайдар и др.) на стабильное и эффективное сотрудничество с Западом, на его готовность оказать России всю необходимую помощь окончились неудачей [314, с. 449]. Страна, вступившая на путь радикальной политической и социально-экономической трансформации, к которой Запад всячески подталкивал российскую элиту, осталась наедине со сложнейшими проблемами: ослаблением федерального центра, “парадом” суверенитетов, параличом хозяйственной и экономической деятельности, катастрофическим снижением боеспособности российской армии и флота, тотальным дефицитом продовольствия и товаров первой необходимости. Россия быстро скатывалась на позиции второразрядного государства, была вынуждена отказаться от многих внешнеполитических и иных достижений предыдущего периода, утратила практически всех своих союзников.

С 2000-х гг. Россия пытается переломить ситуацию к лучшему. Страна наконец-то осознает свою роль и заинтересованность в постсоветском мире, укрепляет в регионе свое военно-политическое, экономическое и культурное присутствие. Достаточно сослаться на деятельность таких региональных структур, как Шанхайская Организация Сотрудничества, ОДКБ. Политические и экономические позиции России усиливаются в связи с запуском региональной экономической интеграции в рамках Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана. Интерес к участию в союзе выражают и некоторые другие постсоветские государства, например, Кыргызстан. Но как правильно отмечает А. Арбатов в своей книге: “Взаимодействие России с постсоветскими странами должно исходить из конкретных российских экономических, военных, демографических, гуманитарных интересов и широких соображений безопасности (охрана границ, борьба с организованной преступностью, наркобизнесом, терроризмом, нелегальной миграцией и пр.” [315, с.103].

Но Россия, заметим, имеет фундаментальные национальные интересы не только в ближнем зарубежье, но и на мировом уровне. Это участие страны в Совете Безопасности ООН и других международных организациях; операции по поддержанию мира и отражению агрессии; пресечение геноцида по санкциям ООН и региональных международных организаций; содействие нераспространению ядерного оружия и других видов оружия массового поражения; ужесточение режима контроля за поставками ракет и ракетной техники; внедрение согласованных квот и ограничений на торговлю оружием в мире [316, с. 41]. Без участия России сегодня невозможно решить ни одну сколько-нибудь заметную проблему мировой политики и международных отношений. “Рука” Москвы ощутима в ближневосточной политике, в международных планах урегулирования иранской проблемы, в северокорейском вопросе. Россия четко декларирует о своих интересах в АТР, на европейском континенте, в других регионах мира. Признанием роли России в мировых делах является предстоящий саммит АТР во Владивостоке. Россия диверсифицирует направления своей внешнеполитической деятельности, что, несомненно, уже приносит ощутимые политические и экономические дивиденды. (По этому поводу в научных кругах России ведутся серьезные дискуссии.) [317, с. 3-21].

Представляется, что новым азимутом мировой политики в XXI веке станет арктический регион. Не случайно, в последние годы на страницах ведущих мировых СМИ арктические сюжеты муссируются практически ежедневно. Непременным актором в этих сюжетах выступает Россия. Действительно, будучи приарктическим государством с наиболее протяженной линией арктического побережья и преследуя собственные национальные интересы в этом регионе, Россия даже в силу сугубо географического фактора (абстрагируемся на мгновение от других императивов, в том числе военно-стратегических, геополитических, экономических и т.д.) просто обречена проводить здесь активную политику. Также не вызывает сомнений, что российская политика в арктическом регионе, скорее всего, будет вызывать противодействие других государств, причем не только приарктических. В контексте огромных природных ресурсов Арктики вполне актуально мнение российского политолога А.И. Уткина о том, что договоренности мало достижимы, что за ресурсы будет происходить борьба стран, группирующихся в новые союзы [155, с.11]. Вот уже почти 100 лет «ресурсный фактор» является одним из основных элементов, влияющих на международные отношения. Принципиальное значение имеет тот факт, что речь идет о взаимосвязанности международных отношений с проблемой энергетической безопасности. Огромное значение энергоресурсов в мировой политике вызывает обострение как скрытого, так и открытого противоборства между ведущими державами за контроль над ними [29, с. 41]. И хотя, по мнению аналитиков, климатические изменения позволят начать геологоразведку и промышленное освоение отдельных частей Арктики с 2020 г., соперничество за полярные области уже непреложный факт [318].

«Интересы в Арктике и представления о границах шельфа у многих государств не совпадают, – подчеркивают российские исследователи В. Конышев и А. Сергунин. – Поэтому в будущем возможны как многосторонние, так и двусторонние коалиции на политическом фронте. Так, Финляндия и Швеция, не имеющие прямого выхода к Северному Ледовитому океану, считают, что политика арктических государств, стремящихся «поделить» регион между собой, является недальновидной и дестабилизирующей ситуацию в регионе. Эти страны рассматривают ресурсы Арктики как достояние всего человечества, и потому освоение ее природных богатств должно проходить в рамках максимально широкого международного сотрудничества» [18, с.15].

Уже сегодня в Арктике тлеют угли межгосударственных конфликтов, прежде всего, между приполярными странами. В повестке дня, повторимся, несколько серьезных проблем, которые ждут своего решения. В частности, не улажены российско-американские разногласия по поводу раздела арктических владений и экономической зоны в Беринговом проливе. Существуют противоречия между Норвегией, Российской Федерацией и другими государствами по статусу Шпицбергена и границ прилегающей к нему экономической зоны. Не урегулированы противоречия между Канадой и Данией, Канадой и США, Данией и РФ, Россией и Канадой. Ситуация обостряется в связи с требованием гренландцев политической независимости от Дании, правительство которой передала в собственность островитянам нефть и другие полезные ископаемые на гренландском шельфе. Свои арктические амбиции не скрывают другие страны: Великобритания, Китай и другие государства.

В мировую прессу и мировую общественность вбрасывается масса предсказаний и прогнозов о взаимоотношениях приполярных и третьих стран мира в Арктическом регионе. Влиятельный германский еженедельник “Шпигель” в одном из своих номеров за 2009 г. писал: “По мере того как глобальное потепление растапливает арктические льды, страны, чьи территориальные воды граничат с Арктикой, ведут политические баталии за контроль над ресурсами, скрывающимися под толщей воды и льда и поигрывают мускулами” [319]. По утверждению британской издательской группы Jane's, уже к 2020 г. начнется политическая битва за право обладания богатствами Арктики, которая грозит перерасти в прямую конфронтацию. Английским аналитикам вторят представители западного разведывательного сообщества, которое прогнозирует в ближайшем будущем вероятность международных конфликтов в связи с перераспределением экономических ресурсов и борьбы за полезные ископаемые [37].

Есть аналогичные свидетельства с верхних этажей власти. Так, главнокомандующий американскими вооруженными силами в Европе адмирал Джеймс Ставридис, выступая в октябре 2010 г. на семинаре в Кембридже по проблемам безопасности окружающей среды в Арктике [320], заявил буквально следующее: “Сегодня разногласия на Севере решаются мирным путем. Но климатические изменения могут опрокинуть в предстоящие годы равновесие в гонке за эксплуатацию все более доступных природных ресурсов. Больше того: может начаться новая “холодная война” [321]. Адмирал призвал мировых лидеров объединить свои усилия по сохранению Арктики как зоны сотрудничества, но не конкуренции – или хуже того – конфронтации. Однако ситуацию осложняет то, что адмирал уже неоднократно высказывал приверженность статье 5 соглашения о создании альянса 1949 г., согласно которой, нападение любого третьего государства на одну из стран НАТО автоматически расценивается как агрессия, направленная против всего блока.

Пессимистические прогнозы делают видные политологи и международники, в том числе западные. Большинство прогнозов напрямую увязывается с дефицитом природных ресурсов в ближайшем будущем, прежде всего, углеводородов. Конечно, конфликты возможны на другой почве, но, по-видимому, ресурсные конфликты будут преобладать. Среди адептов этой точки зрения, например, Дж. Модельски и У. Томпсон [33]. По их мнению, борьба разгорится между развитыми и бедными странами мира. Первые не захотят поступаться своими интересами, в том числе в сфере ресурсов, что приведет к консолидации отсталых стран в отношении своих противников. Будущие конфликты из-за за невосполнимых ресурсов в контексте быстрого экономического развития прогнозирует Дж. Голдстайн [323].

В свете возможных конфликтов из-за ресурсов представляются разумными внешнеполитические шаги российского руководства в поддержку международных позиций национального энергетического сектора. Несомненно, что за спорами по поводу делимитации дна Каспийского моря, арктическими экспедициями и заявками на расширение российской эксклюзивной экономической зоны в Арктике стоят долгосрочные стратегические интересы России. Скрытая или очевидная поддержка государства просматривается и за международной экспансией российских энергетических компаний, включая обмен и приобретение активов, разведку и добычу полезных ископаемых, участие в инфраструктурных проектах и прямое проникновение на рынки сбыта в США, странах ЕС, Азии, Африки и Латинской Америки.

Признавая действенность современного морского права, все-таки нельзя забывать о других возможных путях решения проблемы. В предисловии к монографии российского ученого в области морского права А.Н. Вылегжанина академик РАН А.Г. Гранберг подчеркнул, что в условиях нехватки природных ресурсов проявляется и сегодня древняя проблема послушания сильного, выраженная в изречении прямодушного Гнея Помпея: “Могу ли я помышлять о законе, когда я вооружен?” [15, с.7]

В приложении к современному миру, этот вопрос нам не кажется риторическим. В российском академическом мире, за известными исключениями, в целом прижился многократно доказанный тезис о глобальных амбициях США и возглавляемого ими военно-политического блока НАТО. Секрет Полишинеля, что распад мировой социалистической системы и ее военно-политической структуры – “Варшавского пакта” обесценил дальнейшее сохранение и существование Северо-Атлантического блока в его прежнем и хорошо известном амплуа.

Конечно, НАТО не остался закостенелой организацией: под влиянием новых реалий альянс все-таки претерпевает трансформацию. Например, ликвидирована рассчитанная во времена “холодной войны” на противостояние с СССР система линейной обороны. Сокращены структуры военного управления в Европе. Вместо 65 штабов осталось 20. Только по действующему первоначальному Договору об ОВСЕ вооруженные силы НАТО сократили свой общий потенциал примерно на 17 тыс. единиц тяжелых вооружений. Существенно сокращена численность армий стран альянса: в ФРГ – в 2 раза, в Польше – в 3,5 раза, в Чехии – в 4 раза, в Болгарии – в 3 раза и т.д. Из Европы выведено примерно 150 тыс. американских военнослужащих, т.е. около 60% от их количества в начале 1990-х годов [324]. Но, как отмечала Н.К. Арбатова, НАТО после окончания холодной войны начало процесс свой трансформации, перехода к новым миссиям, но, к сожалению, не завершила его. Альянс остается, по сути, военным блоком, хотя и с некоторыми новыми миссиями, которые, кстати, не все хорошо выполняет [317].

НАТО скорректировало стратегическое видение своей роли. Тому способствовали два фактора. Во-первых, поиск оснований своего существования, во-вторых, изменение среды безопасности. Поэтому повестка дя НАТО существенно расширилась. Новые цели и задачи альянса были определены в Лондонской декларации 1990 г. [325]. НАТО заявило о своем намерении сохранить европейскую безопасность, сократить стратегические ядерные потенциалы стран-членов альянса и уровень обычных вооружений. Планировалось также установить широкий политический диалог с третьими странами, большинство которых на тот момент являлись бывшими противниками. Стратегическая концепция НАТО, принятая в 1991 г., сформулировала условия обеспечения безопасности, включая реагирование на “многоплановые” и “разносторонние” риски и нестабильности, которые могли возникнуть вследствие серьезных экономических, социальных и политических сложностей [326, с. 92]. Доминантой новых подходов к вопросам безопасности стала политика “открытых дверей” и принятие в состав альянса новых членов.

В 90-е годы XX века и первое десятилетие нынешнего политика расширения и некоторые другие элементы деятельности НАТО стали определяющими факторами, которые провоцировали конфликты между Россией и Западом, Речь идет, прежде всего, о расширении НАТО, о натоизации европейской безопасности. Процесс расширения НАТО не закончился, что подтвердил ноябрьский саммит НАТО 2010 г. в Лиссабоне, где была принята Стратегическая концепция по обороне и безопасности государств-членов [322]. «НАТО держит открытой дверь для всех европейских демократий, отвечающих стандартам членства, так как расширение способствует построению единой, свободной и мирной Европы», – говорится в Стратегии [322]. Но чтобы успокоить Россию, подчеркивается стремление установить с ней подлинно стратегическое партнерство. НАТО, дескать, будет действовать соответствующим образом, ожидая взаимности со стороны России. В Стратегии отчетливо сформулирована ставка, при необходимости, на военную силу: НАТО будет размещать сильные вооруженные силы там, где и когда это потребуется для обеспечения безопасности своих государств-членов [322].

Важнейшим военно-стратегическим последствием расширения стало перемещение военной инфраструктуры НАТО в восточном направлении. Сегодня несколько натовских военных баз расположены непосредственно на российских границах. С 2004 г. истребители НАТО на законном основании барражируют в небе над Прибалтийским странами, а Калининградская область оказалась в плотном окружении новых членов альянса [34, с. 28]. Вступление в Североатлантический союз прибалтийских государств делает подлетное время американских крылатых ракет равным 6-7 минутам. Для потерявшей в прошлом столетии почти треть своего населения России такая степень уязвимости – большое психологическое испытание [327, с.131].

Понятно, что Россия, ее политические и военные круги, широкая общественность не могли оставаться безучастными к новым и вполне реальным угрозам на своих границах. Ознобищев справедливо отмечал, что целый ряд элементов в политике и действиях альянса, служащих предметом российской озабоченности в отношении НАТО, до сих пор не ликвидирован. Для того, чтобы задекларированное российско-натовское партнерство стало реалистичным, требуется решить важную фундаментальную проблему – научиться состыковывать политические подходы России и стран НАТО [327, с. 20]. Россия неоднократно, причем на самом различном уровне, заостряла проблему расширения альянса и его влияния на национальную безопасность страны. Как правило, верхушка альянса утверждает, что НАТО не представляет угрозы России [322]. Но имеющиеся на этот счет статистика и факты говорят сами за себя. Хорошо известна огромная асимметрия в вооружениях, военной технике и стратегическом балансе в целом между НАТО и Россией. По численности своих вооруженных сил НАТО превосходит Россию примерно в 3 раза, по военным самолетам – примерно на 1/4, по танкам – примерно в 1,7 раза, по кораблям – наполовину. Россия, таким образом, очень уязвима в военном отношении. В обозримом будущем Россия не сможет конкурировать с НАТО в военно-стратегической сфере. Ситуацию вряд ли кардинально изменит даже проводимая в настоящее время военная реформа. Фактором раздражения для России являются претензии НАТО на роль универсального инструмента обеспечения глобальной безопасности. Лейтмотив глобальной натовской ответственности за вопросы безопасности и готовности решать их с применением военной силы звучит едва ли не ежедневно. Нынешний Генсек НАТО Расмуссен, выступая в Католическом университете Лиссабона, заявил, что НАТО не нуждается в войсках, находящихся в казармах; альянсу нужны вооруженные силы, которые можно будет перемещать на большие расстояния, где они могут пребывать сколь угодно долго [328].

По нашему мнению, в свете таких откровений следует изменить понятие «натоизация европейской безопасности» на более объемное: «натоизация глобальной безопасности». Очевидно стремление НАТО в нарушение международного права, прежде всего Устава ООН, самостоятельно взвалить на себе бремя обеспечения безопасности во всех регионах мира. Новым подтверждением стремления НАТО во главе с США подменять собой ООН и самостоятельно решать, кто является угрозой международной безопасности являлись бомбардировки Ливия, являющейся членом ООН и суверенным государством. По мнению многих аналитиков, такая позиция западных государств, за некоторым исключением, свидетельствует о намерении перекроить карту мира в своих собственных эгоистических целях.

Анализ новой Стратегии НАТО доказывает, что альянс готов решать собственными силами самые различные глобальные проблемы: распространение ядерного оружия и других видов оружия массового поражения; терроризм; трафик оружия, наркотиков, людей; киберпреступность; экстремизм; дефицит воды; последствия глобального потепления и т.д. Но как отмечалось на дискуссии в редакции журнала «Международная жизнь», разведка России докладывала, что примерно 80-85% всех мероприятий НАТО – это боевая оперативная подготовка штабов, отработка вопросов авиационных ударов, морских десантников [329].

Конечно, определенные позитивные подвижки во взаимоотношениях НАТО и России есть. Можно сослаться на Совет Россия-НАТО, совместные проекты, транзитные перевозки военных грузов США через территорию РФ и другое. На последнем саммите НАТО-Россия в ноябре 2010 г. в Лиссабоне, в частности, были идентифицированы общие угрозы. Тем не менее напористость политики НАТО намного превосходит стабилизационный потенциал существующего механизма отношений альянса с Россией [35,с. 31]. Поэтому главный вопрос, беспокоящий Россию, не решается.

В значительной степени его решение зависит от США. Но эта страна не может отказаться от политических и стратегических канонов, заложенных в годы президентства Б. Клинтона. Именно тогда сформировалась доктрина США как средоточия мироздания, миропорядка, могущественного гаранта международной безопасности и американо-центричной системы международного права. C приходом к власти других администраций эгоистическое видение геостратегических перспектив мироустройства и мировой экономики усилилось. США взяли на себя функции властного обеспечения нового мироустройства за счет глобальной проекции силы на области своих транснациональных интересов [331, с. 14]. США выработали “кодекс” собственного поведения в мире. Во-первых, любой стране возбранялось перечить Америке или оказывать противодействие ее международной политики. Во-вторых, любые нормы поведения и санкции, зафиксированные в международных договорах и соглашениях, заключенных в предшествующий период мировой жизни (даже с формальным участием самих США) период можно было применять только с безусловным их одобрением США. В-третьих, все важные участники мировой политики должны были согласовывать любые свои существенные внешнеполитические акции с Вашингтоном; в противном случае американцы могли применить к провинившейся стране определенные санкции. Стратегия США, принятая после террористических актов 11 сентября 2001 г., также декларировала неприятие со стороны США достижения какой-либо страной военного паритета. США оставляли за собой право применить военную силу первыми, даже если нападение на США в данный момент не готовится или невозможно: “Америка будет действовать против возникающих угроз, прежде чем они полностью сформируются” [332].

Но в свое время даже Г. Киссинджер справедливо заметил, что окончание “холодной войны” создало ситуацию, которую многочисленные наблюдатели называют “однополюсным” или “моносверхдержавным” миром. Но Соединенные Штаты на деле находятся не в столь блестящем положении ( курсив наш – авт. ), чтобы в одностороннем порядке диктовать глобальную международную деятельность.Америка добилась большого преобладания, чем десять лет назад, но по иронии судьбы сила ее стала более рассредоточенной. Таким образом, способность Америки воспользоваться ею, чтобы изменить облик остального мира, на самом деле уменьшилась [103, с. 736-737].

Тем не менее было бы сенсацией, если бы США и возглавляемое ими НАТО проявило равнодушие к возможностям Арктики, в том числе военно-стратегическим. Собственно, НАТО никогда не скрывало своих интересов в данном регионе. На Северо-западном театре военных действий ОВС НАТО находится акватория западной части Баренцева моря и архипелаг Шпицберген. Расширение НАТО в Арктике фактически означает отказ от признанных мировым сообществом границ операционных зон ОВС блока, установленных документами 1949-1953 гг., которые в северной Норвегии не выходили за пределы норвежских территориальных вод, а в северной Атлантике – за пределы северных границ Норвежского и Гренландского морей. Как заявил в интервью английской «Дейли Телеграф» британский министр обороны «теневого кабинета» Ли Фокс, «... 4 из 5 стран, борющихся за Арктику – это члены НАТО, и мы должны быть уверены, что НАТО обладает желанием и возможностями, чтобы не допустить действий России в Арктике, идущих вразрез с международными соглашениями». Против России НАТО и Европа консолидируются очень быстро, отбрасывая в сторону внутрисемейные распри. Угроза со стороны США и НАТО является на сегодняшний день гипотетической, но вполне может стать реальной на Севере. В политическом плане это может сказаться в вычленении блоком НАТО Арктического анклава и создание предпосылок для давления на Россию под угрозой размещения вдоль границ «спорных территорий» участников блока для «справедливого» решения вопроса дележа Арктики [333]. На такую перспективу Президент России Д. Медведев в своем интервью российской газете «Известия» отреагировал недвусмысленно: «...в Арктике вполне можно обойтись без НАТО» [334].

В январе 2009 г. в Рейкьявике состоялся семинар с участим представителей альянса, где обсуждались вопросы исследования ресурсов региона, защиты национальных интересов приарктических государств. Фактически же НАТО объявило о новом своем приоритете: борьба за ресурсы в глобальном масштабе. Руководители блока не скрывали, что основными факторами сохранения и развития военно-политического потенциала являются политическое состояние мирового сообщества, оперативно-стратегическая обстановка, а также запасы и распределение ресурсов на глобальном уровне [18, с. 47]. Показательны откровенные высказывания бывшего Генерального секретаря НАТО Я. Схеффера. В Рейкьявике он объявил Арктику объектом стратегических интересов альянса и одновременно площадкой для урегулирования спорных вопросов между США, Канадой, Данией и Норвегией, о сути которых говорилось выше. Я. Схеффер претендовал на доступность ресурсов арктического региона не только для циркумполярных государств, но и для третьих стран. Я. Схеффер пытался также обосновать необходимость военного присутствия НАТО в Арктике. Его аргументация не из самых сложных: дескать, некоторые государства наращивают своей военный потенциал и военную активность в регионе, что обязывает поступать аналогичным образом и НАТО [335]. Подразумевается, вне всякого сомнения, Россия.

На саммите НАТО в Бухаресте также ставился вопрос о превращении альянса в инструмент энергетической безопасности, что усиливает его потенциальную роль в решении проблем Арктики. США со своей стороны дали понять, что они не останутся бесстрастными наблюдателями действий России, которые в США считаются самозахватом. Генсек НАТО Расмуссен неоднократно подчеркивал, что безопасность в Арктике станет ключевым вопросом новой стратегии альянса.

Существуют различные точки зрения по поводу активизации НАТО в Арктическом бассейне. Во-первых, считается, что тем самым НАТО пытается закрепить свою роль как гаранта региональной и глобальной безопасности ввиду сильной конкуренции таких международных организаций, как ОБСЕ, ШОС и др., которые также заняты поисками решения проблем безопасности. Вторая точка зрения сводится к утверждению, что НАТО является инструментом реализации национальных интересов Норвегии, Канады и Дании, поскольку те не в состоянии самостоятельно защитить свои арктические интересы перед лицом России и США. Третье объяснение сочетает, по сути, предыдущие.

Тревожное обстоятельство для России вызвано также сильным давлением альянса в пользу вступления в его ряды Финляндии и Швеции. В самих этих странах оживились пронатовские силы. Так, в январе 2009 г. в правительственном докладе о политике Финляндии в области обороны и безопасности не исключается возможность вступления страны в альянс. Наиболее сильным лоббистом в пользу такого шага является министр иностранных дел Суоми А. Стубб. В случае успеха задуманного политического демарша, геополитическое и геостратегическое положение России ухудшится. Границы НАТО и, вне всякого сомнения, военные структуры альянса будут соседствовать со стратегически важными территориями России. Полпред России в НАТО Д. Рогозин отмечал: «Изменения климата и условий в арктической зоне может сделать Северный морской путь круглогодичным. То есть откроются льды, они растают, а значит, НАТО точно появится в Арктике. Они давно это планируют, а может быть, там появится при каких-то очень дурных условиях и американская стратегическая противоракетная оборона на палубе как раз тех самых кораблей. Понятно, что такая перспектива нас никак не устраивает» [310].

Одним из последствий вхождения Финляндии и Швеции в НАТО будет дальнейшая милитаризация региона. В стратегической перспективе появление НАТО в Финляндии и Швеции приведет к тому, что Балтийское море, с юга закрытое в военно-стратегическом плане силами НАТО, может также закрыться натовскими контингентами и с севера. Это приведет, во-первых, к ограниченной доступности Калининграда, так как контроль сил Альянса над севером и югом, а также территориальными водами балтийских стран, делает северо-запад России стратегически уязвимым. Во-вторых, участие новых стран НАТО практически всегда знаменуется их военной специализацией. Если восточноевропейский центр специализируется на континентальной войне и ориентирует свою военную промышленность на сухопутные операции, а страны западного Причерноморья на системы ПРО, то балтийские страны – это флот. На усиление морской группировки в Финляндии не пойдут, поэтому, скорее всего, этим займется Швеция. Появление новых тяжелых военных кораблей также выглядит опасно, учитывая мораторий России на ДОВСЕ, так как это означает, что у европейских военных появится соблазн наращивать морскую группировку в ответ на реакцию Москвы, которая может заключаться в развертывании противокорабельных ракетных комплексов в Калининградской области.

Милитаризация арктического региона уже сегодня является очевидным фактом. Наращивается военное присутствие приарктических государств. Ученые отмечают их растущую активность. В последние годы существенно возросло число российских, американских и норвежских судов, а также российских самолетов, находящихся на боевом дежурстве в морском и воздушном пространствах Арктики. Так, в 2008 г. российская стратегическая авиация совершила 87 вылетов в этом регионе. США и Норвегия отреагировали усилением деятельности средство ПВО по перехвату российских самолетов [18, с. 47]. Дания объявила о планах создания арктического командования и арктических сил реагирования, а также усиливает военное присутствие на авиабазе в Туле (Гренландия), которая также будет открыта для союзников по НАТО. Форсирует меры по защите своих суверенных прав в Арктике Канада. Еще в 1999 г. в стране была создана межведомственная рабочая группа по безопасности Арктики (The Arctic Security Inter-departmental Group). Ее задача заключается в координации мероприятий федеральных и местных властей. В них участвуют различные ведомства Канады: Министерство национальной обороны, Агентство по защите окружающей среды, Канадская королевская конная полиция, Служба береговой охраны, Таможенная служба, Канадская служба безопасности и разведки, Министерства по делам индейцев и развития Севера, Министерства иностранных дел и внешней торговли [207, с. 49].

Западные страны вынашивают планы создания совместных морских сил быстрого реагирования, ледокольного флота, амфибийного подразделения, сил гражданской обороны по борьбе с природными и техногенными катастрофами, объединенной системы подготовки необходимых кадров. Продолжается широкомасштабная разведывательная деятельность против России. В Арктике постоянно присутствуют иностранные военные корабли и самолеты, которые могут быть использованы в качестве стартовых платформ высокоточного оружия.

Увеличиваются частота и масштаб военных учений в Арктике. В январе 2009 г. под эгидой НАТО состоялись крупномасштабные учения саперов-взрывотехников у побережья Северной Норвегии. В учениях приняли участие представители Норвегии, Швеции, Дании, Литвы, Германии, Нидерландов, Франции, Бельгии, Эстонии и Турции. Команды обучались для действий в суровых зимних условиях. В 2008 г. Канада провела в Арктике крупнейшие учения. Две подводные лодки США типа Лос-Анджелес: «Helena» и «Annapolis» участвовали в учениях в районе Северного полюса «Ice Esercise-2009», на которых отрабатывались оперативные действия в условиях Арктики и по обеспечению безопасности научных исследований.

Совершенствуется боевая техника и вооружение арктических государств. Норвегия в ближайшее время введет в строй последние два новейших фрегата (из пяти). В составе ВМФ Норвегии с 2007 г. числятся современные патрульные суд проекта «Номен», предназначенные действовать в условиях севера страны. Страна закупает крупную партию американских самолетов «Joint Strike». На канадском Севере усиливается военная составляющая. Канада, в частности, намерена построить для Арктики 6-8 сильно вооруженных патрульных судов, превратить бухту в Нанисивике (острова Баффина) в военно-морскую базу и создать тренинговый центр в бухте Резолюта (остров Корнуэлла) – оба находятся в восточной части Северо-Западного прохода. Таким образом, наземные и военно-морские Канады впервые будут дислоцироваться на постоянной основе на Севере. Улучшается их техническое оснащение. Например, канадские рейнджеры оснащаются биноклями, фотокамерами, приемниками «Джи-пи-эс». Для наблюдений в арктическом секторе страны будут использоваться спутники, беспилотные летательные аппараты, высокочастотные наземные радары, надводные и подводные акустические систем