Г л а в а 9 внутренняя политика царизма в

Х — НАЧАЛЕ 90-х гг.

Усиление политической реакции. Период 80-х — начала 90-х гг. характеризуется наступлением царизма на прогрессивные ростки, которые появились в результате реформ предшествующих десяти­летий. Этот период отмечен серией реакционных преобразований, направленных на пересмотр сложившейся системы буржуазного за­конодательства, которые в советской историографии принято назы­вать контрреформами. Понятие контрреформ имеет широкий смысл и включает не только реакционные законы, направленные на воз­врат к дореформенным политическим порядкам. Под контрреформа­ми подразумевается весь политический курс правительства Алек­сандра III, которое повседневными административными действиями демонстрировало пренебрежение к вопросам самоуправления, соб­людению существовавшего законодательства, общественному мне­нию. В эти годы царизм действует не только наперекор потреб­ностям времени, но и во многом вопреки даже интересам дворян­ства, которые изменились в условиях пореформенного развития. В 80-х гг. особенно заметно выступают самодовлеющие черты са­модержавия, проявляется влияние бюрократических кругов. Если в предыдущий период наблюдалась внешняя готовность к реформам, даже когда их и не собирались осуществлять, то в период контр­реформ правительство упрямо повторяло о своей твердости, отказе от уступок даже тогда, когда оно их фактически совершало.

Еще в 70-х гг. в правительственных кругах и реакционной печа­ти получает распространение взгляд, что все беды, и прежде всего революционное движение, происходит от реформ. В условиях по­реформенного развития стали забываться впечатления от револю­ционного натиска середины века, сбитого отменой крепостного права и последующими реформами. На первый план выдвинулось общественное движение, питательной средой которого было недо­вольство реформами, точнее — недовольство их ограниченностью. Реакционные правительственные деятели делали из этого вывод, что лучший способ погасить политический канал — это ликвидировать общественный элемент в управлении страной и развернуть широкую карательную деятельность против революционеров. В обстановке спада революционной ситуации на рубеже 70—80-х гг. этот курс был обречен на провал далеко не сразу.

Сущность политики царизма. Правительственный курс после 1 марта 1881 г., намеченный в манифесте 29 апреля, не вызывал сом­нений относительно его реакционной направленности. Общим на­правлением была идея о первенствующей роли дворянства. Однако порвать с прежним курсом одним росчерком пера царизм не мог. Сохранялся страх перед террористической деятельностью народ-

ников; требовалось время для оценки политической обстановки, определения размаха революционного движения; сам царизм ну­ждался во внутренней перегруппировке и консолидации своих сил.

Перестройка политики хорошо прослеживается на примере Осо­бой комиссии по подготовке новой реформы местного управления под председательством М. С. Каханова (в исторической литературе ее принято называть «кахановской комиссией»). Задумана была эта комиссия еще до 1 марта 1881 г., как бы в развитие политического кур­са 60—70-х гг. В условиях первых месяцев правления Александра III, когда еще не определились контуры будущих реакционных пре­образований, царизм согласился на ее работу (ноябрь 1881 г.). По мере усиления позиций реакционеров выводы кахановской комис­сии правительством все больше игнорировались, пока, наконец, в 1885 г. она не была окончательно распущена, так и не оставив после себя практических результатов.

Политическая переориентация царизма во многом зависела от перестановок в правительстве. Изменения начались очень быстро. Отставку получили либерально настроенные министры М. Т. Ло-рис-Меликов, Д. А. Милютин, А. А. Абаза. Активную роль начинают играть откровенные реакционеры Д. А. Толстой, К- П. Победонос­цев, близким советником царя становится кн. В. П. Мещерский. Облик правительственных деятелей хорошо прослеживается на при­мере назначенного в мае 1882 г. на ключевой пост министра внут­ренних дел Толстого. По отзывам современников, «он принципиаль­но не доверял почти никому и лишен был того внутреннего подъема, который один способен внушить и поддерживать плодотворную мысль». Его главными принципами были «ненависть к выборным должностям, предположение, будто бы виц-мундир обеспечивает пригодность и благонамеренность чиновника». В государственных делах он разбирался слабо, что было замечено еще в период его пребывания на посту министра просвещения. Толстой окружил себя малопривлекательными помощниками, такими, как И. Н. Дурново и В. К. Плеве.

В этот же период становится особенно разнузданной реакцион­ная публицистика М. Н. Каткова, который развернул травлю про­грессивных деятелей страны и отстаивал сословное начало в борь­бе с либеральными взглядами. Сам Катков не ограничивался ролью публициста. Находясь в тесном контакте с Победоносцевым и дру­гими высокопоставленными деятелями, он оказывал прямое влия­ние на многие политические решения.

Реакционная концепция контрреформ в основном складывает­ся к середине 80-х гг. Она составилась из традиционных догм: бо­жественное происхождение самодержавия и божественный промы­сел как основа его политики, противопоставляющиеся кощунствен­ным и единичным планам политических реформ; полная центра­лизация власти; осуждение земского и городского самоуправления как не соответствующих традиционным устоям русской жизни; воин­ствующий шовинизм. Интересы дворянства рассматривались в тра-

диционном, дореформенном понимании. В качестве типичной фигуры представлялся помещик-крепостник, владелец земли.

Подобный взгляд уже не отражал тех перемен, которые произош­ли в пореформенной России. К 80-м — началу 90-х гг. само понятие «дворянство» уже не соответствовало представлениям о сословии, интересы которого зависели исключительно от обладания землей и сложившихся аграрных отношений. Еще в 1863 г. были сняты огра­ничения в предпринимательской деятельности для лиц, находящихся на государственной службе, которые в основном были дворянами. В результате некоторые дворяне-чиновники стали заводить свои предприятия, многие вступали в акционерные общества, занимали по совместительству щедро оплачиваемые посты директоров банков и фирм, выступали в качестве администраторов, советников, консуль­тантов. Это касалось в первую очередь сравнительно узкой группы чиновничества, занимавшего высокие должности в административ­ном аппарате, но именно эта часть дворянства была наиболее влия^-тельной и чаще всего выступала от имени-всего сословия. С другой стороны, многие помещики и даже аристократы стали фабрикан­тами. Сферой дворянского предпринимательства была сахарная про­мышленность, где руководящие позиции заняли земельные магна­ты — Барятинские, Долгоруковы, Юсуповы, Бобринские и др. Поч­ти все имущие дворяне в той или иной форме превратились в рантье, живя на проценты от своих вкладов. Одновременно наблю­дается проникновение в верхи дворянства разбогатевших выходцев из других сословий. Поддерживаемое богатством быстрое продви­жение по службе, «особые заслуги», благотворительная деятель­ность открывали для них путь во дворянство. Так, дворянство по­лучили крупные железнодорожные подрядчики Поляковы, Губони-ны, купцы Рукавишниковы, фабриканты Гинзбурги, Прохоровы, Терещенко, Воронины и др. Но в целом стародворянская психоло­гия сохранилась. Торгашество, кропотливое «выжимание» прибыли были чужды дворянству, но буржуазное предпринимательство в его среде уже не осуждалось. Строилось оно на привилегиях, которые были связаны с близостью дворян-предпринимателей с властью. Дворян­ское предпринимательство было менее динамичным по сравнению с купеческим и поэтому постоянно нуждалось в поддержке властей, льготных кредитах и искусственно создаваемых преимуществах. Привилегии дворянства вызывали раздражение остальной буржуа­зии, которая стремилась любыми средствами преодолеть их. Пред­принимательство дворянства и купечества по-прежнему противоре­чило друг другу. Но многое изменилось. Буржуазное развитие стра­ны порождало новую природу дворянства, значительно изменяло интересы сословия.

Между тем царизм 80-х гг. недооценил новую природу дворян­ства и отстаивал отжившие патриархальные порядки, чем наносил дворянству скорее вред, чем пользу. Например, в 1884 г. прави­тельство ввело запрещение для чиновников пяти высших классов совмещать службу с деятельностью в частных предприятиях. Так

проявлялось стремление предотвратить обуржуазивание высшего чиновничества. Это было не только вопреки течению времени, но и вопреки интересам самого дворянства. Защита дворянства путем консервации феодальных пережитков в конечном итоге станови­лась препятствием на пути его буржуазной эволюции, и в конку­рентной борьбе со свободным капиталом оно все более проигры­вало.

Аграрная политика правительства Александра III характеризу­ется усилением административного произвола, отсутствием гибкос­ти. В 1891 —1892 гг. Россию постиг голод. Боязнь открыто признать это народное бедствие привела к тому, что царские чиновники упор­но скрывали его масштабы и тем самым усугубляли положение. Об этом примере полной неспособности царизма вести борьбу с народ­ными бедствиями писал Л. Н. Толстой в письме «Почему русские крестьяне голодают». Между тем правительство занималось мелоч­ной регламентацией крестьянской жизни с целью предотвратить капиталистическое развитие в деревне, сохранить полуфеодальную патриархальность. В условиях капиталистического развития зако­номерным был процесс разделения больших крестьянских семей. Ви­дя в этом главным образом политическую сторону — отец семейства переставал быть вершителем судьбы целого крестьянского клана, правительство 18 марта 1886 г. издает закон, по которому семейные разделы сильно затруднялись: требовалось разрешение главы семьи и согласие 2/3 сельского схода. Но это была борьба с ветря­ными мельницами, ибо остановить этот естественный процесс было невозможно и семейные разделы продолжались вопреки закону.

Одним из центральных был вопрос о крестьянской общине. Ее основу составляла общинная собственность на землю, которая име­ла точное определение в официальных документах: «Общинным на­зывается то обычное пользование, при котором земли по приговору мира передаются или распределяются между крестьянами: по ду­шам, тяглам или иным способом, а повинности, положенные на землю, отбываются за круговою порукою». Уже в 60-х гг. выделя­ется довольно значительная группа государственных деятелей и помещиков, которые активно выступали против общинного земле­владения. При этом они опирались на различные аргументы. Боль­шинство полагало, что уравнительность наделов и круговая порука являются причиной медленного экономического развития. Другие, как, например, фельдмаршал А. И. Барятинский, обращали вни­мание на политическую сторону существования общины, связывая с ней рост революционного движения крестьянства. Имея консер­вативный оттенок, обе эти точки зрения имели в своей основе рацио­нальный подход. В 80-х — начале 90-х гг. встречались также реа­листические оценки роли общины. В частности, были утверждения, что голод 1891 —1892 гг. был результатом не только засухи, но и плохого качества обработки земли, как результат общинного земле­пользования. Однако вопреки необходимости, ради реакционной утопии, будто община предотвращает пролетаризацию, царизм

искусственно консервировал отжившие формы землепользования. Отчасти правительство признавало экономическую неоправданность установленного порядка и в 1893 г. приняло закон об ограничении прав общины на переделы земли и закрепление наделов за крестья­нами. По новому положению за передел должно проголосовать не менее 2/3 сельского схода и интервал между переделами не мог быть меньше 12 лет. Этот шаг был направлен на защиту интересов зажиточной части крестьянства, но не облегчил выхода из общины беднейших слоев. Более того, в том же году был принят закон, за­прещавший закладывать надельные земли, ограничивавший залог и продажу крестьянских земель, что закрепляло малоземелье кресть­ян, которое было выгодно только для наиболее отсталых помещичь­их имений, использовавших полукрепостнические формы эксплуа­тации.

Показательно и отношение царизма к переселенческой политике. Имея значительный резерв свободных земель, ради интересов поме­щиков и незыблемости пресловутого принципа патриархальности государство сдерживало переселение крестьян из густонаселенных районов. Мероприятия царизма по аграрному вопросу показывают мелкомасштабность политики, отсутствие позитивной основы, что приобретало вид топтания на месте.

Царизм и самоуправление. Земство в 80-х гг, рассматривалось как враждебная сила, поэтому правительство всячески стремилось к усилению административного начала в управлении. В эти годы царизм снисходительно относился к произвольным действиям губер­наторов по отношению к земствам, не придавая значения даже гру­бым нарушениям законов. Само правительство с нескрываемым раздражением встречало любые, даже самые безобидные инициа­тивы земств. Так, например, была отклонена просьба Вологодского губернского земства о проведении выставки сельскохозяйственного скотоводства и молочного хозяйства. За беспричинными отказами скрывалось стремление ограничить значение земств, унизить воз­раставшее влияние земских деятелей. Отмечая это явление, В. И. Ле­нин писал: «Всемогущая чиновничья клика не смогла ужиться с выбранным всесословным представительством и принялась всячески травить его» (Т. 5.—С. 35).

Не ограничиваясь третированием земств, правительство вына­шивало планы создания новых начал в местном управлении. По­пытки их реализации прослеживаются прежде всего в законе 12 ию­ля 1889 г. о земских участковых начальниках. В 40 губерниях созда­валось 2200 земских участков (по 4—5 на каждый уезд), которые должны были заменить мировых посредников, уездные по крестьян­ским делам присутствия и мировой суд (мировой суд сохранялся только в Петербурге, Москве, Одессе). Во главе участков стави­лись земские начальники с широким кругом полномочий: контроль над общинным самоуправлением крестьян, рассмотрение судебных дел, ранее принадлежавших мировому суду, утверждение пригово­ров волостного суда,.решение земельных вопросов и т. д. В этом за-

 

коне содержался отказ от ряда принципиальных положений пред­шествующих лет. Если введение должности мировых посредников хотя бы декларировало достижение согласия между крестьянами и помещиками, то земские начальники должны были решать эти воп­росы административным путем с классовых позиций помещиков. Если мировые суды создавались на выборных началах, то в новых условиях судебное разбирательство осуществляло лицо, абсолютно независимое от общественного мнения. В связи с ликвидацией миро­вого суда возрастало значение волостных крестьянских судов, ко­торые существовали вопреки принципу бессословного суда. Особый статус земских начальников означал произвольное усиление власти дворянского государства над крестьянством и другими непривиле­гированными сословиями. Это усиливалось тем, что должности земс­ких начальников могли занимать только лица дворянского проис­хождения, обладавшие значительным земельным цензом или еще более высоким цензом на другие виды собственности. При многооб­разии функций земских начальников закон не требовал от них высо­кой компетентности, и к занятию этой должности могли быть допу­щены даже лица, имевшие «незаконченное домашнее» образование, что являлось своеобразным попустительством их произволу.

Продолжая наступление на местное самоуправление, 12 июня 1890 г. царизм издает новое «Положение о губернских и уездных земских учреждениях». В нем усиливались элементы сословности. При проведении выборов первая, землевладельческая курия стано­вилась полностью дворянской. Число гласных от нее увеличива­лось, а имущественный ценз для дворян понижался. Резко повышал­ся избирательный ценз для городской курии, а крестьянская курия практически лишалась самостоятельного представительства, ибо избранные земские гласные подвергались процедуре утверждения губернатором. Все эти меры носили характер контрреформы, кото­рая еще более увеличила представительство дворян. В 90-х гг. дво­ряне вместе с чиновниками составляли 55,2% гласных уездных соб­раний и 89,5% губернских. Однако в условиях буржуазного перерож­дения дворянства усиление его позиций не имело заметного полити­ческого значения для царизма. По-прежнему земства находились в оппозиции, а земско-либеральное движение даже активизировалось, так как контрреформы расширили его основу.

Реакционеров не устраивало и городское самоуправление. С точки зрения правительства его недостатками были преобладание торгово-промышленных кругов и недостаточность правительствен­ных полномочий. Приступая к пересмотру действующего городово­го положения, правительство решило ограничить влияние городских владельцев в органах самоуправления. Первоначально было пред­ложено, чтобы избирательный ценз определялся не только облада­нием недвижимой собственностью, но и степенью имущественной обеспеченности. Практически это означало, что в число избирателей должны быть включены богатые квартиронаниматели, среди которых было много влиятельных людей — юристов, издателей, управляю-

щих, маклеров, удачливых специалистов и т. д. Привлечение их к городскому управлению не означало какую-то демократизацию. Однако переход к новым избирательным основам несколько расши­рял круг избирателей, что само по себе уже не устраивало царизм.

Стремясь ослабить выборное начало, 11 июня 1892 г. царизм из­дал новое городовое положение. Все преобразования в нем све­лись к ограничениям. Если ранее избирательным правом пользова­лись все владельцы недвижимой собственности, то по новому зако­ну для них устанавливался ценз: в губернских городах — 1 —1,5 тыс. руб., в остальных городах — 300 руб. В результате число избирате­лей сократилось в 3—4 раза и стало совсем незначительным. Так, в Москве количество избирателей уменьшилось с 23671 человек до 7221, в Казани с 6930 до 894 человек. Из законодательства изыма­лось положение о том, что городское самоуправление действует самостоятельно. Официально закреплялась практика вмешательства администрации в дела самоуправления. Правительство получало право не утверждать избранных законным путем городских голов. В таких случаях думы должны были выбирать новую кандидатуру. Городские головы и члены управ объявлялись состоящими на го­сударственной службе, что во многом ставило их личное благополу­чие в зависимость от служебных успехов, которые оценивались не избирателями, а высокопоставленными чиновниками. Ограничива­лось количество заседаний думы. Все это далеко не полный пере­чень вводимых изменений, открывавших новые каналы для усиле­ния административной оценки и зависимости от правительства ор­ганов городского самоуправления. Новое городовое положение, так же как и положение о земских учреждениях, носило характер контр­реформы. Оценивая последствия этих двух-законов и в'целом поли­тики бюрократических ограничений. В. И. Ленин писал, что прави­тельство «убило сельское самоуправление, изуродовало самоуправ­ление городское и земское» (Т. 5.— С. 94). Однако открыто реак­ционный курс царизма не мог быть постоянным. Вот почему В. И. Ле­нин еще в 1894 г. писал, что крепостники показали разнузданную, невероятно бессмысленную и зверскую реакцию, но всего «на час» (см.: Т. К—С, 295).

Карательная политика царизма. Наряду с политической реакцией для периода 80-х — начала 90-х гг. характерно усиление полицей­ского режима и введение дополнительных ограничений для печа­ти. 14 августа 1881 г. был принят специальный закон — «Положе­ние о мерах к охранению государственного порядка и общественно­го спокойствия», Он хотя и принимался как временная чрезвычай­ная мера на три года, но по истечении срока всякий раз возобновлял­ся вплоть до 1917 г. Основным методом в борьбе с революционным движением был неусыпный полицейский надзор, который возбуж­дал волну доносов, провокаций, арестов. Был увеличен штат От­дельного корпуса жандармов, созданы новые жандармские учреж­дения — отделения по охранению порядка и общественной безопас­ности (сокращенно — охранные отделения). Они не подчинялись

местным жандармским органам и могли действовать совершенно самостоятельно. В их обязанности входило предупреждение стачек, борьба против уличных демонстраций, собраний, наблюдение за подозрительными лицами, учебными заведениями, обществами, клу­бами и т. д. Охранные отделения имели значительные штаты «охран­ной наружной службы» — секретных агентов и особо секретных сот­рудников — провокаторов. На создание этого аппарата тратились большие средства. Например, за арест известного народника М. Ф. Грачевского только одному жандарму было выплачено 15 тыс. руб., а жандармскому офицеру, арестовавшему народо­вольца С. А. Иванова, был пожалован орден и 3 тыс. руб. Охран­ные отделения имели сеть провокаторов внутри рабочего и револю­ционного движения. Широко известны наиболее крупные провока­ции — «дегаевщина» и «зубатовщина». Развитие политического сыс­ка привело к созданию в конце 1882 г. секретной полиции. Важным орудием царизма была специально созданная заграничная агенту­ра, которая следила за революционерами-эмигрантами, возбужда­ла против них общественное мнение европейских стран.

В обстановке реакции серьезной помехой в карательной деятель­ности были судебные уставы 1864 г. С вводом положения от 14 ав­густа 1881 г. в судопроизводстве по политическим делам была огра­ничена гласность. Однако правительство пошло еще дальше и с целью нейтрализации оппозиционного звучания политических дел указом от 12 февраля 1887 г. предоставило министру юстиции полное право закрывать двери заседаний любого суда. С прекращением публикации отчетов о политических процессах было покончено с пе­чатной гласностью. Из юрисдикции суда присяжных были изъяты все дела о насильственных действиях против должностных лиц. Фактически разрушив принцип несменяемости судей, царизм создал для себя более благоприятные возможности для оказания адми­нистративного давления на суды. Все эти меры не были чем-то но­вым в деятельности правительства, ибо они лишь узаконили прак­тику, которая вопреки закону применялась на политических процес­сах и раньше.

Жертвами реакции стали печать и школа. 27 августа 1882 г. были утверждены новые «Временные правила» о печати, которые усиливали репрессивные меры против печати. Администрация полу­чила законные санкции закрывать любой периодический орган, ли­шать издателей и редакторов прав продолжать свою деятельность, если она будет признана «вредной». На редакции возлагались обязанности своеобразных осведомителей — по требованию поли­цейских органов они должны были сообщать имена авторов статей, помещенных под псевдонимами. Опираясь на новое законодатель­ство, в 1884 г. власти обвинили редакцию демократического жур­нала «Отечественные записки» в поддержке связей с революционе­рами и запретили его издание. Были закрыты многие другие про­грессивные издания.

Идеологи реакции К. П. Победоносцев и М. Н. Катков одним

из средств борьбы с революцией считали «натуральную земляную силу инерции», под которой подразумевалось развитие невежест­ва и предрассудков. Типичной для идеологов реакции была враж­дебность к интеллигенции и студенчеству. Неоднократно подчерки­валось, что революционное движение держится только поддержкой «учащегося пролетариата», поэтому своей важнейшей задачей пра­вительство считало насаждение в университетах «верноподданничес­ких настроений». 23 августа 1884 г. был введен новый универ­ситетский устав, в котором были проведены реакционные принци­пы управления учебными заведениями. Была фактически уничтожена автономия университетов. Ученые советы и факультеты были сильно скованы в своих действиях. Замещение вакантных должностей пре­подавателей, избранных советами, происходило после утверждения министром просвещения. Был уничтожен университетский суд. Силь­но возросла роль попечителя округа, который получал право созы­вать совет и присутствовать на его заседаниях, назначать деканов, наблюдать за преподаванием, т. е. фактически руководить всей жизнью университета. Была повышена плата за обучение с 50 до 100 руб. по указу 1887 г. Получение стипендии и пособий, назначен­ных правительством, зависело от весьма субъективных отзывов о студентах инспекторов. Наряду с этим в 1886 г. были ограничены льготы по призыву в армию для лиц, имеющих образование, и уве­личен минимальный срок военной службы до одного года. Прави­тельство не смогло в целом вернуть университеты к дореформенной эпохе. Урон был нанесен в другом: университетам были ограни­чены ассигнования. Темпы развития университетского образования и научных исследований снизились, что имело отрицательные послед­ствия для научного прогресса в масштабах всей страны.

Реакция затронула и школы. 5 июля 1887 г. был издан печаль­но известный циркуляр, часто именуемый циркуляром о «кухарки­ных детях». В нем рекомендовалось ограничить поступление в гим­назии и прогимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мел­ких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, вовсе не следует выводить из среды, к коей они принадлежат». Одновременно уси­ливалось влияние церкви на начальную школу. Реакция и упро­щенный подход к вопросам образования содействовали падению престижа самодержавия в различных слоях общества.

Насаждая реакционные порядки, царизм прикрывал свои дейст­вия лозунгами народности. Велась фальшивая игра в «народного царя». Своим внешним видом сам Александр III подлаживался под облик простолюдина. За всем этим скрывалась подлинная сущ­ность самодержавия, стремившегося пресечь в народе любые воль­нолюбивые мысли. Публичному забвению предавались даже рефор­мы предшествующего царствования. По указанию Александра III было запрещено празднование 25-летия отмены крепостного права, а в печати не допускалось даже упоминание об этом событии. При­крываясь словами о защите русского народа, царизм придержи-

8* 115

вался откровенно националистического курса, культивировал шо­винистические настроения в мелкобуржуазной среде. Ряд нацио­нальных меньшинств подвергались насильственной христианизации. В условиях глубоких социальных и политических противоречий насаждение национальной розни и преследование демократической культуры приобретали характер карательных действий против ре­волюционного движения.

Экономическая политика царизма. Бурное экономическое разви­тие 70-х гг. сменилось резким замедлением темпов роста в 80-х гг., что серьезно беспокоило правительство. От современников не требовалось большой проницательности, чтобы увидеть основные причины замедления темпов роста. Это прежде всего война 1877— 1878 гг., поглотившая огромные капиталы, отвлеченные от производ­ственной сферы. Угнетенное состояние крестьянства, задавленного выкупными платежами, нерациональным налогообложением и полу­крепостническими повинностями, сильно ограничивало его покупа­тельные способности и в целом сужало внутренний рынок. Опре­деленное значение имело неблагоприятное для России состояние мирового рынка, особенно понижение цен на зерно. В результате прирост промышленной продукции в 1879—1890 гг, составил толь­ко 20%, тогда как в период 1866—1878 гг. он составлял 14,3%. От­сюда становится понятным, почему экономические мероприятия пра­вительства, вопреки общей реакционности политики, имели позитив­ные черты, что использовалось правящей группировкой и в демаго­гических целях.

В 80-х — начале 90-х гг. правительство придерживалось ориен­тации на ускорение экономического развития. Концепция реализа­ции этой цели была сформулирована министром финансов Н. X. Бун-ге. Он выступал против прямого финансирования промышленности государством, считая, что благоприятную обстановку для развития создают законодательные меры и среди них первое место занимает система налогообложения. Прежде всего он выступил за ослабле­ние налогового пресса на крестьянство. 9 мая 1881 г. был принят за­кон о понижении размеров выкупных платежей и сложении недоимок по этим платежам за предыдущие годы, на что ассигновалось еже­годно 12 млн. руб. и дополнительно 14 млн. руб. на списание не­доимок. 28 декабря 1881 г. был обнародован закон о переводе всех временнообязанных крестьян на обязательный выкуп. Сокращение в результате этих мер бюджетных поступлений правительство час­тично компенсировало изменением порядка различных обложений (условно называется оброчной податью) бывших государственных крестьян. Указом 12 июня 1886 г. все бывшие государственные крестьяне автоматически переводились на выкуп. Их оброчная по­дать была повышена на 45%, но это засчитывалось им как выкуп на срок 44 года (до начала 30-х гг. XX в.) Понижение выкупных пла­тежей и введение обязательного выкупа для бывших помещичьих и государственных крестьян не устраняло феодальных пережитков,-но ускоряло развитие капитализма.

В пореформенную эпоху главным анахронизмом представлялась подушная подать. «Трудно представить сколько-нибудь убедитель­ные доводы справедливости взимания и с бедного, и с богатого по 1 р. налога»,— писал Бунге. Начиная с 1884 г. правительство на­чало постепенную отмену подушной подати (окончательно отменена в Европейской России в 1887 г.). Это создало возможность для раз­вития других форм налогообложения: вводятся и вырастают ак­цизные сборы на спирт, табак, сахар, нефть. Облагаются новыми налогами городская недвижимость, торговля, промыслы, доходы от денежных капиталов и т. д. Повышаются таможенные пошлины — в краткий период с 1882 по 1885 г. они возросли более чем на 30%.

В условиях спада революционной ситуации правительство пошло на значительное уменьшение численности армии, что сократило от­ток средств в непроизводственную сферу (на 23 млн. руб. в год). Все эти меры способствовали повышению деловой активности, огражда­ли отечественную промышленность от зарубежных конкурентов. Увеличение пошлин уменьшало импорт изделий, но способствова­ло импорту капиталов, что также благоприятствовало развитию промышленности. Правительство стремилось сократить количество опекаемых государством предприятий, что не всегда благотворно сказывалось на состоянии экономики. Однако перед лицом опас­ности крупных банкротств оно вынуждено было все же брать под свою финансовую защиту горные заводы Урала, Путиловский за­вод, Коломенский и Невский паровозостроительные заводы, ряд банков и т. д. Это показывало еще относительную слабость россий­ского капитализма.

Дворянская направленность экономической политики прослежи­вается прежде всего в создании поземельных банков. В 1885 г, в ознаменование столетия Жалованной грамоты дворянству был уч­режден Дворянский банк для предоставления кредита под залог родовых имений сроком на 48 лет и 8 месяцев при льготных процентах. Продолжительный срок ссуды делал крайне незначи­тельными размеры годовой ставки погашения долга. Несколько раньше, в 1882 г., был учрежден Крестьянский банк. Срок ссуды в нем устанавливался значительно короче —36 лет и 7 месяцев, а кредитный процент был выше. Кроме того, ссуду могли получить только зажиточные крестьяне, так как при оформлении покупки земли требовалось, чтобы 25% стоимости крестьянин платил из собственных средств, а остальное предоставлял банк. В этом тоже прослеживается антидемократическая, буржуазная тенденция, на­правленная на развитие предпринимательских элементов в деревне. Объективно создание Крестьянского банка было выгодно и для помещиков, потому что покупкой крестьянами земли поддерживался рост цен на нее, следовательно, увеличивалась и ценность имений.

Во второй половине 80-х гг. в правительстве произошли пере­становки в руководстве экономикой. Под напором реакционеров в отставку ушел Бунге. Его кресло занял И. А. Вышнеградский -крупный финансист, слывший «заядлым критиком», во многом

 

ским хозяйством, стремился на заработки в город. Уже к концу 60-х гг. рост заработной платы прекратился. В 70-х гг. номинальные заработки заметно не снижались, но происходил процесс сокраще­ния покупательной способности, связанный с ростом дороговизны.

Повышение заработков в отдельные годы было незначительным и не ставило российский пролетариат в благоприятные условия. По уровню заработной платы рабочих Россия находилась на одном из последних мест в Европе. В среднем оплата труда российского ра­бочего была в 3 раза ниже английского и в 5 раз ниже американ­ского.

С развитием капитализма в деревне все острее стало ощущаться аграрное перенаселение. Происходило массовое разорение крестьян, которое привело к созданию большой резервной армии труда. В 70-х гг. предложение рабочих рук начинает опережать их спрос. Это оказывало отрицательное влияние на положение пролетариата.

Общая характеристика заработков приблизительно показывает положение отдельных отрядов пролетариата, В зависимости от от­расли, местонахождения предприятия, квалификации рабочего за­работки имели очень большую дифференциацию. Наиболее высокая оплата была в металлургии и машиностроении, наиболее низкая — в текстильной, пищевой и кожевенной промышленности. Только в зависимости от отрасли заработная плата колебалась в пределах соотношения 1: 3. Еще выше были колебания в зависимости от ква­лификации и сложности работ.

Реальный уровень жизни рабочих зависел не только от заработ­ков. В пореформенный период часть рабочих поддерживала связь с деревней, внося за свои земли налоги и выкупные платежи. По­этому нередко случалось, что концы с концами едва сводили не толь­ко низкоквалифицированные рабочие, но и те из них, кто имел срав­нительно высокий заработок.

В 60—70-х гг. широкое распространение получают различные формы вторичной эксплуатации рабочих. Это своеобразный отголо­сок феодальных порядков, в основе которых лежали внеэкономические формы принуждения рабочих. Примером такой эксплуатации могло служить обязательное проживание рабочих в фабричных казармах с соответствующими вычетами из заработков. Очень часто предприни­матели выдавали заработную плату не наличными деньгами, а про­дуктами и товарами через фабричные лавки. Товары здесь были худ­шего качества и отпускались по более высоким ценам, но рабочие не могли от них отказаться. Во многих поселках капиталисты монополизировали в своих руках всю торговлю, навязывая ра­бочим удобные для них условия быта. Как правило, это было связано с устройством кабаков, посредством которых из рабочих вытягивались их заработки. За счет различных форм вторичной эксплуатации предприниматели получали гарантированные сверх­прибыли.

В пореформенный период начинает развиваться массовое бед­ствие рабочего класса — безработица. К проблеме безработицы го-

сударство не проявляло никакого внимания. Уже в 70-х гг. безра­ботица становится постоянной и резко увеличивается в годы эко­номических кризисов и депрессий. Безработные пополняли ряды го­родских низов, становились обитателями ночлежек. Безработные, окончательно утратившие надежду получить работу, постепенно опу­скались на городское «дно», превращаясь в люмпен-пролетариев, нищих. Наличие многочисленных нищенствующих слоев общества, вынужденных вести паразитический образ жизни, было наиболее вопиющим последствием развития капитализма в пореформенный период.

Начало рабочего движения. На рубеже 50—60-х гг. рабочее дви­жение делало лишь первые ш