Конечно же, из всех искусств важнейшим для нас является кино

Точнее, музыка к нему. Запись музыки к кинофильму — совершенно особое искусство. В первую очередь искусство дирижера. Он должен вписать музыкальный фрагмент точно в кадр. Если картинка идет 54 секунды, то и написанная для нее музыка должна уложиться именно в этот промежуток времени. И акцент в шестом такте должен точно совпасть с ударом бутылкой по башке главного героя. А это непросто.

Чип и Дейл

Однажды на «Мосфильме» появились два забавных толстяка: Джон Морган и Билл Стромберг. (Забегая вперед, хочу сказать, что за несколько лет совместной работы Биллу удалось взять себя в руки — он сбросил килограммов тридцать.) Они привезли с собой очень любопытный проект — перезапись музыки к старым, ставшим уже классическими, голливудским фильмам. Часть партитур они нашли, а утраченные восстановили по фонограммам фильмов, что можно считать, пожалуй, подвигом.

К ним сразу приклеились клички Чип и Дейл, что достаточно точно соответствовало образам. Согласно формулировке Википедии, «Чип и Дейл — два антропоморфных бурундука». Лучше и не скажешь. Джон сидел в аппаратной с партитурой, Билл дирижировал, в общении с нами совершенствуя свой русский и обогатив сразу два языка своим эксклюзивным «Let's pishem». Мы с ними записали музыку более чем к сорока фильмам таких композиторов-классиков американского кино, как Эрих Корнгольд, Макс Штайнер, Бернард Херрманн, Хьюго Фридхофер. Музыка кино — это довольно специфический жанр. Это скорее музыка эмоционального состояния, усиливающая воздействие экрана. Это множество мелких кусочков, написанных под кадр. Относительно длинные и музыкально осмысленные эпизоды, как правило, пишутся только для титров и жанровых сцен. А поскольку мы писали неделями по две-три смены музыку Херрманна к фильмам Хичкока (да и Штайнер со своим Кинг-Конгом не лучше), нам для поддержания рабочего состояния и ментального статуса приходилось иногда заходить в «Кадр» к уже упоминавшемуся буфетчику Саше.

К описываемой исторической эпохе продажа спиртного на «Мосфильме» была уже прекращена. Поэтому мы приходили к Саше и молча смотрели на него печальным и жалобным взглядом лемуров. Саша в свою очередь отвечал нам сочувственным взглядом и тихо спрашивал: «Полчашечки кофе?» Мы молча кивали головой.

Через минуту мы уже шли длинными коридорами «Мосфильма» в направлении родной студии, снова готовые к фильмам Хичкока.

Концертный костюм

Я, честно сказать, так и не понял, отчего мы так выглядим: «домового ли хороним, ведьму ль замуж выдаем». То ли жмура понесли, то ли горячее сейчас подадим.

Хотя устами младенца…

Из серии «Байки из курилки»

Рассказывает коллега:

«Играю концерт в Тверской филармонии. Музыковедша рассказывает детям об оркестре, о барокко, о музыкантах XVIII века в камзолах. Постепенно добирается до современного оркестра. И задает детям вопрос риторического типа: „Дети, а почему музыканты оркестра играют в черных костюмах?“ И тут детский голосок из зала: „Они до сих пор скорбят по тем музыкантам, которые были в камзолах“. Я чуть не сполз на пол».

Так и не знаю, как мы дошли до жизни такой. Нормальный человек в здравом уме такое ни за что не наденет.

Фрак в пельменной

Для того чтобы во фраке перемещаться по городу и не привлекать внимание психиатров, достаточно застегнуть фалды на животе английской булавкой, а сверху надеть куртку. И в таком виде в добрые старые времена приходилось бегать с самого утра до вечернего концерта. В середине одного такого зимнего, наполненного событиями дня я забежал в пельменную перекусить — были такие стекляшки-пельменные с высокими столиками. Стоячки. Пока стоял в очереди, пока получил свои пельмени, согрелся, понял, что жарковато, и повесил куртку на вешалку. Очень был голоден, поэтому озадаченные взгляды простых трудящихся, зашедших перекусить и разлить по чуть-чуть под столиком, обнаружил не сразу.

Все-таки, скажу я вам, дресс-код — вещь серьезная.

«Чтобы отличить участников мероприятия от обслуживающего персонала, также одетого во фраки, персонал надевает не белые, а черные жилеты и галстуки-бабочки».

По крайней мере из этого текста следует, что мы участники мероприятия. Уже легче.

Согласно протоколу и традициям, фрачный костюм оркестранта состоит из собственно фрака, белой бабочки, белой рубашки, черных брюк с черными атласными лампасами, черного широкого пояса, черных носков и лакированных туфель.

Дирижеры почему-то с фраком носят черную бабочку.

Концертный костюм попроще состоит из смокинга, белой рубашки, по возможности с чистым воротником, насколько возможно белой бабочки, брюк, черных носков и наспех протертых занавеской ботинок.

Поскольку, прибежав на халтуру, ты не всегда знаешь, в чем будет играть оркестр, то в карманах смокинга должна лежать как белая, так и черная бабочка.

Конечно, случаются экстраординарные ситуации вроде эпизода из моей творческой биографии, когда весь костюм остался висеть на спинке стула, на котором я сидел, старательно складывая чемодан перед вылетом в Берлин.

Отсутствие концертного костюма обнаружилось незадолго до выезда из отеля в Konzerthaus. С миру по нитке… Да, это были черные треники Nike. Других не было. И вообще, если бы не ярко-желтая надпись Nike на уровне берцовой кости, никто бы ничего не заметил. А что делать? Ну, прикрыл тряпочкой. В первом отделении играл в смокинге флейтиста (он не был занят), во втором — рабочего сцены (он мне его давал в левой кулисе, возвращаясь со сцены перед началом второго отделения, с достоинством положив на дирижерский пульт партитуру и палочку). Кстати, фирменные вещи тоже не дают никакой гарантии: достав однажды из чемодана концертные брюки, побывавшие перед гастролями в химчистке, я не обнаружил на них ни одной пуговицы. В этом смысле треники надежнее.

Сложившаяся практика и жизненный опыт поколений говорят также, что если ты перед самым концертом заметил, что ботинки на тебе не черные, то, как правило, достаточно надеть носки поверх ботинок. Но если ты сдуру приперся на концерт в белых или, упаси боже, в красных носках, то появляется отчаянная мысль, что лучше было бы родиться негром. Хотя бы наполовину.

На нижнюю.

Это все как бы классика жанра. Сейчас все более демократично. Когда я надевал последний раз фрачный пояс, уж и не припомню. Ситуация часто позволяет играть в черных рубашках и даже просто в чем-нибудь штатском, но элегантном в случае каких-нибудь камерных проектов. Хотя джинсы по-прежнему моветон.

Фрак — для верховой езды — действительно очень удобен — когда разбрасываешь фалды по обе стороны стула. Более того, когда-то давным-давно, когда я работал в театре Станиславского и Немировича-Данченко, мне выдали изрядно поношенный фрак (а за обладание им боролись многие), основное достоинство которого заключалось в том, что одна его фалда прохудилась окончательно, и в образовавшееся в подкладке отверстие входила бутылка, которая распивалась уже после банкета в более тихой и неформальной обстановке. И, разумеется, нет необходимости упоминать о том, что бутылки в фалдах заметно улучшают осанку.

У фрака есть еще одна позитивная сторона. Как-то раз в процессе трепа знакомая органистка сказала, что пошила себе фрак. На мой изумленный вопрос: «Зачем тебе фрак?» — она ответила, что когда играет ногами, то публика, вместо того чтобы слушать Баха, пялится на ее задницу. А так публике будет поспокойнее.

Да, и самое главное. Знающие люди говорят, что нет ничего удобнее фрака при работах на дачном участке: фалды успешно заменяют перчатки и при работе с тачкой, и при переноске стекла, о них всегда можно вытереть руки, они всегда при тебе.