Струнный социум. Устройство и субординация

Конструкция симфонического и театрального оркестра выглядит совершенно одинаково. Группы — первые скрипки, вторые скрипки, альты, виолончели, контрабасы. В каждой из них на каждую пару музыкантов приходится один пульт с нотами. Поэтому людей так и называют — первый пульт, второй и т. д. Обычно вся группа играет одно и то же, если в нотах не выписано что-либо иное. В этом случае внутри группы партии делятся либо внутри пульта, либо по пультам. В случае постоянной работы в условиях штатного расписания зарплата заметно падает от первого пульта к последнему, несмотря на то что все делают одно и то же. Постепенное перемещение от последнего пульта вперед и называется в подобных условиях карьерным ростом. В период весеннего и прочего обострения дирижера почему-то начинает интересовать, как играют последние пульты. Их с непривычки начинает трясти, и они играют хуже обычного.

Количество пультов зависит от музыки, которую собираются играть. От трех-четырех пультов первых скрипок в случае с аккомпанементами концертов Моцарта и до ограниченных лишь линией горизонта и финансированием составов для опер Вагнера.

В каждой группе (кстати, не только в струнной) есть свой руководитель, который называется не группенфюрер, как было бы логично ожидать, а концертмейстер. Концертмейстер первых скрипок является лицом, солистом и концертмейстером всея оркестра. На концерте или спектакле чисто внешне это выражается в том, что маэстро пожимает ему руку при выходе на сцену, как будто они давно не виделись. Хотя все знают, что менее чем полчаса назад они еще продолжали собачиться между собой. Кроме того, концертмейстер дает знак первому гобоисту, чтобы тот для настройки дал ля. А через минуту — всем остальным, чтобы прекратили его брать.

Концертмейстер, кроме того что он играет соло в оркестре (об этом мы еще вспомним), это лидер, который на себе тянет всю эту безынициативную (так надо) команду, которая играет не по дирижеру, а по нему, концертмейстеру. И на нем действительно лежит серьезная ответственность. Он должен и сыграть, и показать, причем спиной: «Делай как я».

Есть еще помощник концертмейстера — скрипач, который сидит в группе рядом с концертмейстером и к которому в случае болезни или каких-либо других причин переходят его полномочия.

Замечательная скрипачка, знающая специфику этой должности не понаслышке, совершенно блистательно и афористично обозначила место помощника концертмейстера в этой жизни: «Помощник концертмейстера как вдова: никому не нужна и всегда должна быть готова».

О чем между собой грызутся струнники

Нам, духовикам, этого не понять.

Каждый, кто хоть раз видел по телевизору симфонический оркестр, не мог не обратить внимания на то, что струнники двигают смычком вправо и влево все как один. (Они это называют вверх-вниз.) Очень красиво. Молодцы. Но пока я не связался с ними в квартете, я и не подозревал, какое большое место в их духовной жизни занимает проблема штриха. Для них эти эзотерические знания вполне очевидны. На каком-то базовом, системном уровне. Но в частном конкретном случае…

Они забывают обо всем. О времени, о присутствующих — и начинают выяснять отношения как остроконечники с тупоконечниками. Вверх или вниз. Я, конечно, отдаленно представляю себе, что это связано с фразой, со звуком, с ансамблевой логикой, наконец. Но не до такой же степени, чтобы начисто забыть о моем существовании. Еще полчаса назад я думал, что мы здесь собрались по другому поводу. Виолончелист флегматично дожидается, пока осядут цементная пыль и хрусталь с люстры, и, принимая жизнь такой, как она есть, тоже меняет штрихи в своей партии. Потому что в этом мире все взаимосвязано. Мне-то по фигу, у меня смычка нет. Я вообще здесь клавишник. Но адреналин заинтересованно начинает выделяться.

Впрочем, все это цветочки по сравнению с тем, что происходит в оркестре, концертмейстер которого еще не растратил свой творческий потенциал.

Зарисовки с натуры

Вообще-то процентов семьдесят музыки, которую мы играем, исполняют не менее ста лет, а остальные 29,5 % и того больше. Поэтому штрихи там выверены поколениями музыкантов и не то чтобы приобрели силу конституции, но некоторым образом канонизировались. Вдруг концертмейстеру оркестра приходит в голову, что, если несколько изменить штрихи, станет удобнее играть, да и звучать будет лучше. Ну что ж, его право. Он меняет штрихи у себя и, соответственно, всем пяти пультам, которые сидят за ним. После чего сообщает о произошедшем концертмейстеру вторых скрипок. Та, разражаясь неслышимым миру матом, приводит партии своей группы в соответствие. Дальше волна нововведений катится через группу альтов и виолончелей к контрабасам. После этого всякие там скрипачи и примкнувшие к ним альтисты, виолончелисты и контрабасисты, которые этого, грубо говоря, Чайковского играли всю жизнь и ни на что не жаловались, обнаруживают новые штрихи в нотах. А это означает, что там, где всю жизнь они двигали смычком вверх, теперь придется двигать им вниз. И наоборот. Они тоже разражаются матом. Тихим, но уже слышимым миру. По мере развития событий атмосфера накаляется, потому что концертмейстер виолончелей, хотя и добрейшей души человек, очень не любит, когда ему кладут палец в рот. Особенно когда это делает концертмейстер первых скрипок. Он справедливо, но безрезультатно огрызается. Дальше репетиция проходит на высоком идейно-художественном уровне в обстановке братского взаимопонимания.

Время залечивает раны, и все устаканивается до генеральной репетиции. В день концерта, естественно. Когда концертмейстер вторых скрипок обнаруживает, что у первых опять поменялись штрихи.

Цитат не будет.

Что они со скрипкой делают

Помимо вышеуказанных поводов для общения струнников есть и прочие, не менее увлекательные. Например, играть смычком у подставки или где: у кончика или у колодочки? А изобретательность в способах звукоизвлечения на скрипке сделала бы честь любому композитору-авангардисту. Пиццикато, конечно, никого не удивит и формалистическим приемом не является. Хотя в чем принципиальная разница между скрипачом, щиплющим струны ради художественного эффекта, и пианистом, в тех же целях залезающим по пояс под крышку рояля, мне пока никто не объяснил. Зато, например, скерцо из Четвертой симфонии Чайковского, на две трети (первую и третью) исполняемое всеми струнными пиццикато, звучит совершенно нетривиально. Так же как и в октете Шуберта, который использовал по части штрихов, по-моему, вообще все что бывает. В общем, они делают со скрипкой что хотят. Играют даже древком смычка (деревяшкой по струне). Col legno называется. А штрихи с прыгающим смычком и вовсе находятся за пределами моего понимания — как можно добиться управляемой частоты подпрыгивания смычка, чтобы оно еще и совпадало с движениями пальцев на другой руке!

А флажолет! Это когда пальцем легко касаются струны, не пережимая ее, и звучит что-то где-то неуловимо и высоко. Притом что они-то точно знают, что именно неуловимое прозвучит.

Я тут поглядел — список скрипичных штрихов и приемов игры занимает не одну страницу. Фантастика!

А потом они вырастают, еще задолго до наступления первых признаков старческой немощи погружаются в оркестровую яму и там уже до самой смерти с потухшими глазами водят смычком вправо и влево. В смысле вверх и вниз. Спаси, Господи, их душу грешную.