Арестован второй раз через два дня

 

Около восьми часов вечера, когда мы молились за больных в Комнате Исцеления №2 при церкви «Скиния Сиона», подъехал полицейский фургон из участка в Гайд Парке и несколько офицеров полиции вошли в здание. Увидев, что наш редактор занят работой с больными, они вошли в наше служебное помещение, дверь которого находилась рядом с дверью в Комнату Исцеления, и когда мы вошли туда, офицер полиции зачитал ордер на наш арест. Он был выдан на основании ложного обвинения одного из наших соседей, г-н Ажио у. Риггза, проживавшего на 61-й улице в доме 225 (в нескольких ярдах от нашей церкви). Нас обвиняли в том, что мы незаконно «содержали больницу, не имея на это разрешения». По такому же обвинению нас арестовали накануне, и по этому же обвинению нам пришлось снова явиться в суд, чтобы дать показания в это утро.

Наглый и грубый тон разговора и поведение полицейских давали понять, что все негодование, какое только возможно, будет излито на нас.

Нам грубо сообщили, что «нас ожидает полицейский фургон», и когда мы попросили разрешения поехать в полицейский участок в отдельном экипаже, стоявшем у дверей, нам так же грубо отказали. Мы настояли, чтобы полицейский позвонил в участок и попросил своего начальника разрешить нам поехать туда так, как мы этого требовали, но получили отказ и от инспектора Ханта. Полицейский сообща нам, что инспектор специально прислал за нами фургон. Моя верная жена, пожелавшая поехать в фургоне вместо нас, получила резкий отказ. Ее грубо оттолкнули, сказав, что этот «фургон предназначен только для полицейских и заключенных», хотя в тог момент репортер из газеты «Трибун», удивительно напоминавший одного из Воронов По, уселся в фургон. Мы обратили внимание полицейского на этот факт, но извозчик фургона закричал на нас и отпихнул в сторону.

На улице уже смеркалось, когда фургон со звоном колокольчиков двигался по маленькому жилому кварталу, где Дома божественного исцеления стояли рядом с домами наших местных врагов с Эдгортон авеню. Сделано это было, очевидно, для того, чтобы люди увидели меня в качестве заключенного.

Такое движение было совершенно не похоже на характерный для таких фургонов порядок следования, и было очевидным, что оно было частью инструкций, данных инспектором, как и в случае с тем лукавым человеком, который под присягой выступил с обвинением против нас. За нами следовал экипаж, в котором находилась моя верная жена и сын, а также несколько моих друзей, которые были готовы пойти за мной в тюрьму.

С Эдгертон авеню фургон поехал на запад но 60-й улице, откуда направился к северу на Стоуни Айленд авеню, и затем, пересекши площадь Мидвэй, он быстро помчался на восток, а потом направо и налево но разным улицам с целью оторваться от экипажа, в котором следовали мои друзья.

Одному Б017 известно, куда уехал бы этот фургон и что случилось бы с его одиноким «узником», если бы за ним не следовал на большой скорости и на коротком расстоянии экипаж моих друзей. Я слышал, как полицейские что-то злобно бормотали, когда поняли, что им так и не удалось оторваться.

Наконец, фургон влетел в ворота полицейского участка, и мне грубо приказали пройти. После этого меня отвели в камеру, внесли в списки заключенных и осмотрели на наличие скрытого оружия. Обшарив мои карманы, охранник буквально втолкнул меня в тюремную камеру. По соседству со мной в камере находились закоренелые преступники, и мне было велено «оставаться там до тех пор, пока судья не сочтет необходимым освободить меня».

Разумеется, когда мои друзья вошли в парадную дверь полицейского участка, я уже находился за тюремной решеткой. Разумеется, судьи Квина, который, как нас уверяли, должен был находиться в своем кабинете, не оказалось на месте. Г-жа Доуи вместе с моими друзьями пыталась разыскать его по месту жительства, но там его тоже не оказалось. Но когда полицейские в тюрьме узнали, что мы телеграммой вызовем нашего адвоката, судья Квин неожиданно появился и был вынужден принять одного из многих поручителей, готового предложить свои услуги. К тому времени в участке уже собрались несколько десятков моих друзей, и с каждой минутой прибывали все новые и новые.

Поэтому пришло время судье Квину появиться перед нами, поскольку возможность того, что я останусь в тюремной камере на всю ночь, начинала казаться маловероятной: рано или поздно обязательно бы нашелся другой «судья», который бы принял залог. С безразличной улыбкой г-н Квин вышел к нам и принял залог. Мы поинтересовались, существуют ли другие ордера на мой арест на этот вечер, и он ответил, что о таковых ему неизвестно.

Комментарии излишни. Нас интересует, когда прекратится это безобразие? Определенно мы знаем одно, что по благодати Божьей мы будем продолжать свое дело там, где мы находимся, пока не придет время переехать в наш Сион за пределы этого города, где мы сможем продолжать свою работ)'. Во всем Чикаго, не говоря уже про Эдгертон авеню с ее окрестностями, не окажется достаточно бесов, чтобы прогнать нас прочь, пока мы сал1и не решим отсюда уйти. Божье присутствие с нами, и мы победим с верой в Иисуса Христа, нашего Господа».

 

На следующие выходные, в субботу, 22 июня, было выдано семь ордеров на арест д-ра Доуи. От судьи, которому он вносил денежный залог за свое освобождение, он узнал, что в общей сложности было выдано тридцать семь ордеров на арест. На следующий день их пришлось рассматривать пачками по десять штук! Цель этого шага была очевидной: не дать Доуи проповедовать на трех богослужениях в воскресенье. К счастью, судья позволил ему оставить залог и планы врагов Доуи на воскресный день рухнули.

Гонения такого рода продолжались до тех пор, пока общее количество ордеров на арест Доуи не достигло почти сотни! В одном из случаев его бросили в полицейский фургон, где находились больные оспой, надеясь, что и он заразится этой болезнью. Не один раз Джон Александр Доуи бесцеремонно был арестован прямо во время проповеди в церкви и доставлен в полицейский участок. Однако оппозиция все больше негодовала, так как, несмотря на то, что ей и удавалось добиваться выдачи ордеров на арест, она все же не могла достичь своей главной цели. Как только суд выносил решение, д-р Доуи обращался в вышестоящую судебную инстанцию, где каждый раз решение городского суда признавалось недействительным. И самое главное — гонители начали понимать, что общественное мнение поворачивается против них.

В определенном смысле гонения стали причиной суровых лишений для д-ра Доуи — он должен был работать допоздна, чтобы исполнить все свои обязанности. Однако сторонники оппозиции, добиваясь своей цели, меньше всего могли предположить, что, благодаря их усилиям, д-р Доуи получит возможность представить в суде факты замечательных исцелений, происходящих в его служении. Но все именно так и случилось! К ужасу гонителей, судья решил, что свидетельства об исцелении необходимо принимать как часть общего свидетельства. Ненавидя д-ра Доуи всеми фибрами своей души, люди из оппозиции были достаточно умны, чтобы понять, что удивительные документы об этих чудесах произведут эффект, в результате которого гонители Доуи предстанут перед общественностью в самом неприглядном свете. Кроме того, они со все большей тревогой отмечали, что все больше солидных и уважаемых граждан города — а в их числе были юристы, разного рода специалисты, полицейские, судьи, представители городского правления — начинали с доверием относиться к работе д-ра Доуи.

Все новые и новые свидетельства о чудесных исцелениях зачитывались в Высшем государственном суде Кука. В переполненном зале суда люди с огромным интересом слушали показания, даваемые под присягой. Вот что сказал д-р Доуи относительно этого:

 

«Это, вероятно, происходит впервые, когда о божественном исцелении люди узнают подобным образом, и мы должны поблагодарить наших врагов. Ни одно из этих свидетельств не оспаривалось ни нашими оппонентами, ни их союзниками в чикагской прессе. Доколе будут существовать судебные архивы, эти показания будут находиться там в папках. Очевидно, что чтение их оказало впечатление на судью, а страх и ненависть враждебно настроенного судебного совета не могут скрыть их презрительные усмешки. Но на лицах других людей не было презрения, за исключением некоторых присутствующих здесь врагов Бога и Его дела. В то время, как час за часом продолжалось чтение показаний, становилось очевидным, что неверие и удивление уступали место искренней заинтересованности, и в Высшем Суде торжественно утверждался факт, что Иисус Христос является точно таким же Целителем в лукавом городе Чикаго в наше время, каким Он был в лукавом городе Иерусалиме и Капернауме девятнадцать веков назад.

Эти показания — беспристрастные утверждения, которые дали под присягой люди, представляющие различные общественные классы: бизнесмены, юристы, врачи, рабочие, — честные христиане и христианки. Кто осмелится сказать, что они лгут? Даже наши враги не отваживаются сказать что-либо против, так как знают, что если им не удастся доказать свою правоту, то будут наказаны за ложное свидетельство».

 

Оппозиция быстро теряла свои силы и, раздосадованная таким развитием дел, тщетно искала пути к отступлению. Наиболее разочаровывал тот факт, что симпатии тех, кто некогда был сторонником оппозиции, теперь оказались на стороне гонимого ею проповедника, и даже переменчивые в своих привязанностях газеты советовали противникам Доуи прекратить гонения. В вышестоящий суд поступило еще несколько начатых судебных дел, которые были либо пересмотрены, либо вообще закрыты. Наконец, так называемый Закон о больницах был объявлен неконституционным. Это решение положило конец действиям оппозиции. Вскоре полицейские, прежде обращавшиеся с Доуи весьма пренебрежительно, стали его друзьями и даже поехали в другой город, чтобы спасти его от рук наемных убийц, устроивших на него засаду в Хаммонде, штат Индиана.

Но прежде, чем закончить историю о периоде великих гонений, мы должны кое-что рассказать о попытках врагов Доуи лишить его почтовых привилегий второго класса, оказывая давление на почтовую службу города Чикаго, чтобы Доуи был вынужден прекратить издание бюллетеня «Листья исцеления».

 

 

Глава 19

 

Запрет на «белого голубка»

 

В 1894 году д-р Доуи начал выпускать еженедельник «Листья исцеления», который он с любовью называл «Белым голубком». Это печатное издание время от времени выпускалось и раньше, но в 1894 году оно стало регулярным изданием, благодаря которому проповеди и учения д-ра Доуи теперь были доступны читателям по всему миру. Излишне говорить, что редактор, не задумываясь о последствиях, обличал грех и зло, как в высших слоях общества, так и в простонародье, с такой силой и энергией, что, несомненно, должен был навлечь на себя гнев многих. Он также заботился о том, чтобы тираж «Листьев исцеления» постоянно увеличивался.

Гонители Джона Александра Доуи, постоянно занятые поисками путей и средств помешать ему и затруднить его работу, узнали об этом новом печатном издании при неприятных обстоятельствах. Внимательно перечитывая страницы, они заметили, что д-р Доуи — мастер бескомпромиссных высказываний — изобличал их беззаконные гонения словами, очень далекими от комплиментов. Это, разумеется, возмутило их. Они решили, что им доставит большое удовольствие возможность помешать почтовой рассылке этого периодического издания, и справедливо рассудили, что добьются этого, если Доуи будет лишен почтовых привилегий второго класса, вследствие чего стоимость почтовых услуг возрастет приблизительно в четырнадцать раз. Это могло оказаться серьезным, если не сокрушительным ударом для любого печатного издания. Вскоре заговорщики обнаружили, что у них есть союзник в лице начальника почтового отделения города Чикаго. Будучи католиком, ему было достаточно прочесть только одну из откровенных статей Доуи о «непогрешимости» римского папы, чтобы послать ему письмо следующего содержания:

 

Лишение почтовых привилегий

«Сэр!

Когда ваша газета впервые поступила в наше почтовое отделение, она отвечала закону, и потому была принята в нашем отделении. С того времени она изменилась, и ныне рассматривается нами как рекламный листок. Мы требуем от вас депозита на почтовые услуги третьего класса при всех последующих почтовых отправлениях согласно решению нашего почтового отделения.