Отношения общества к природе

а) Происхождение машины.

Из внутренних отношений капиталистического общества вытекает стремление капитала к непрерывному развитию производительности труда. Но в эпоху мануфактур стремление это наталкивается на препятствие, заключающееся в самом характере производительных сил мануфактурного периода. Труд оставался ручным, физическая сила человека играла главную роль в производстве. А так как она имеет свои границы, то производительность труда и не могла идти дальше известной высоты, пока двигателем орудия являлась непосредственно человеческая рука.

Мануфактура развивала производительность труда путём всё большего разделения труда, путём дробления сложной работы на всё более несложные частные операции. При этом, деятельность отдельного работника, до крайности упрощаясь, становилась всё более механической, машинообразной. Именно благодаря этому, когда мануфактура довела развитие ручного труда до крайних пределов, и каждый следующий шаг в прежнем направлении стал представлять громадные трудности, именно благодаря механичности, несложности трудовых операций отдельного работника, оказалось сравнительно лёгким делом передавать выполнение этих операций машине. Превращая работника-исполнителя в машину, мануфактура подготовила замену его машиной. И когда расширение рынков требовало дальнейшего развития способов производства, а мануфактура уже не могла дать ничего больше, тогда совершился переход от ручного труда к машинному.

Главная особенность машинного производства заключается в том, что непосредственно исполнительская роль операции производства выполняется не силами человека, а силами природы; роль же работника всё более ограничивается управлением и надзором за машиной, становясь по своему типу во многом аналогичной прежнему организаторскому труду.

Так как силы природы безграничны, то с прогрессом научных знаний производительность труда в машинном производстве может непрерывно возрастать до неизвестных ещё пределов.

История машины начинается гораздо раньше эпохи машинного капитализма. Ещё во времена классического рабства была изобретена водяная мельница, а также водяные насосы, черпальные машины; в средние века явилась ветряная мельница, в периоде мануфактур машины нередко употреблялись для выполнения некоторых грубых операций, которые требовали затрат большой механической силы, наприм., для измельчения руды, для выкачивания воды из шахт и т. п. Но общее значение машин в производстве было ничтожно.

Применение машин в до-капиталистические эпохи было ограничено не только вследствие недостатка технических знаний, благодаря которому машин изобреталось очень мало и притом весьма несовершенных. Нередко изобретённые машины не могли войти в общую технику производства в силу чисто общественных неблагоприятных условий. Так, ещё в XVIII веке изобретались механические ткацкие и прядильные станки, которые оп сравнению с ручными представляли большой шаг вперёд. Но в те времена средневековые ремесленные организации хотя и склонялись уже к упадку, однако обладали ещё очень значительной экономической силой и, соответственно этому, политическим значением. А они, вследствие легко понятных побуждений, с отчаянной враждебностью относились ко всякой попытке заменить труд человека работой машин. Под влиянием церковных корпораций городские советы один за другим издают постановления, которыми запрещается введение механических станков; народ разбивает машины, изобретателей подвергают ожесточённым преследованиям, как людей, которые ремесленников и рабочих хотят лишить куска хлеба.

Но под влиянием торгового и промышленного капитала, старые организации разлагались, теряя свою экономическую силу, а с ней и политическое значение, и нравственный авторитет. Господствующее значение в экономической жизни приобретали торговцы и мануфактуристы. А их отношение к машинам было совсем иное. Им уже машины не угрожали, как цеховым ремесленникам, разрушить привычный, дорогой для них строй общественной жизни, подорвать материальные основы их существования. Машины обещали прибыль, и это был неотразимый аргумент в их пользу.

Так экономическое развитие, расшатав, ослабив и уничтожив силы, враждебные машине, укрепило и увеличило силы, стоявшие за неё, и, таким образом, расчистило почву для широкого применения машины. В мировом капиталистическом развитии период мануфактур есть безусловно необходимая стадия: нельзя даже представить себе непосредственного возникновения крупного машинного производства из ремесленной, напр., техники. Но в истории отдельных обществ, позже, чем другие, вступивших на пусть капитализма, влияние их исторической среды – культуры более старых обществ – позволяет почти миновать мануфактурную стадию техники: от мелкого ремесленного и земледельческого производства, организованного торговым капиталом, совершается прямой переход к машинному крупному производству, со всеми его общественно-экономическими результатами.

 

б) Что такое машина?

Машина есть такое орудие труда, которое исполнительскую работу человека заменяет действием сил внешней природы. Это – высший, наиболее совершенный тип орудия.

Рассматривая в общих чертах устройство различных машин, нетрудно видеть, что в основе его лежит одна схема. В машине приходится различать три части: двигатель, передаточный механизм и рабочую часть или механический инструмент. Каждая из этих частей машины имеет свою историю развития.

Когда машина применяется в небольшом деле, не требующем значительных затрат механической силы, то двигателем машины является нередко механическая рабочая сила человека. Так, напр., швейная машина приводится в действие однообразными движениями руки или ноги. Это – незаконченный, не вполне развитый тип машины.

Замена человеческой движущей силы силой животных (преимущественно лошадьми) есть первый шаг в развитии двигательной части машины. Но здесь нет ещё крупного прогресса: сила животных обходится сравнительно дорого; работать постоянно они не могут (напр., лошадь опытный хозяин не заставит работать больше 8 часов в сутки); наконец, сила животных не слишком значительно превосходит силу человека.

Следующим шагом вперед была замена животных силой ветра и падающей воды. Эти двигатели имеют уже то преимущество, что они неодушевлённые; но есть у них и некоторые недостатки.

Сила ветра, которая с незапамятных времён применялась в больших размерах для перевозки грузов по воде (парусные суда), но очень мало в других областях промышленности, обладает тем неудобством, что она непостоянна и действует неравномерно. Сила воды не имеет этих невыгодных сторон и потому в эпоху мануфактур она приобрела наибольшее значение. Но и она не лишена серьёзных недостатков. Во-первых, водяной двигатель можно применять только там, где есть под рукой падающая или текущая вода и где её преграждение плотиной не противоречит интересам и правам местных жителей или землевладельцев. Во-вторых, зимой сила воды в наших холодных странах действует не всегда. Наконец, увеличивать её по произволу невозможно. Благодаря таким особенностям водяных двигателей, употребление их не могло быть обширным. Это – одна из причин того, что во время мануфактурного периода, пока не было найдено лучшего двигателя, машины применялись очень мало.

Кое-где употреблялись уже в эпоху мануфактур и паровые двигатели, но чрезвычайно несовершенного и неудобного устройства. Когда в 1774 году Уатт значительно усовершенствовал их механизм и создал известную паровую машину двойного действия, тогда оказалось, что пар и есть тот лучший двигатель, в котором нуждалась развивающаяся капиталистическая промышленность.

В паровом двигателе механическая сила порождается потреблением угля и воды. Силу действия можно увеличивать и уменьшать по желанию. Сам двигатель устроен так, что его нетрудно перевозить с места на место и приспособлять к каким понадобится рабочим машинам.

На этом не остановилось развитие двигательной части машины. В последнее время всё больше значения приобретают новые двигатели – электрические. Пока их применение ещё очень ограничено, но уже теперь заметны некоторые преимущества электрической движущей силы перед силой пара: главное преимущество заключается в том, что электрическую энергию возможно дробить на какие угодно малые части и что её возможно передавать на какие угодно расстояния с незначительной (при известных условиях) потерей.

По всей вероятности, электричество явится главным двигателем следующего периода организации производства. Уже современной технике известны способы превращать всякую силы природы в электричество и передавать затем куда угодно. Благодаря этому, электричество даст, вероятно, возможность с пользой применять такие громадные источники энергии в природе, как величайшие водопады, морские приливы и проч.; многие из подобных источников до сих пор не эксплоатировались, главным образом потому, что их энергию не умели передавать на расстояние.

Вторая часть машины – это передаточный механизм, который передаёт энергию двигателя рабочей машине. Он должен изменять характер и направление тех движений, которые даются первой частью машины, изменять целесообразно, соответственно назначению машины, и в этом виде передавать движение рабочему инструменту. По мере того, как машина применяется к более сложным процессам производства, передаточный механизм осложняется. Ещё более возрастает его сложность, когда пользуются одним и тем же двигателем, чтобы приводить в движение несколько рабочих машин одновременно, особенно, если они разнородны. Если для одной рабочей машины нужно круговое движение, для другой – прямолинейное, для третьей – прямолинейно-ломанное и т. д., то не трудно себе представить, какое множество частных приспособлений должен заключать в себе передаточный механизм, чтобы удовлетворять своей цели. Он превращается в целую обширную систему зубчатых колёс, валов, эксцентриков, шатунов и т. под., в систему тем более сложную, чем сложнее, разнороднее и многочисленнее рабочие машины, приводимые в действие одним двигателем.

Третья, самая важная часть машины – это рабочая машина или механических инструмент. Она непосредственно происходит из того инструмента, которым работает ручной работник ремесла или мануфактуры. Нередко, впрочем, этот инструмент является в рабочей машине настолько изменённым, что его трудно даже узнать.

Но главное отличие рабочей машины от инструментов ручного труда заключается в том, что она выступает непосредственно, как инструмент машины, а не человека; теперь, машина производит то движение, в которое прежде орудие приводилось руками человека. Даже если двигателем машины служит сила человека, рабочий инструмент всё-таки непосредственно приводится в движение не руками человека, а передаточным механизмом.

Итак, машина заменяет собой работника, поскольку он является в производстве простым исполнителем, простым орудием организующей воли. Благодаря этому, на машины переносятся многие из отношений, которые прежде существовали между работниками – исполнителями мануфактуры.

Так, сотрудничеству и разделению труда между работниками мануфактуры соответствуют «сотрудничество» и «разделение труда» между машинами (выражение условные, потому что «трудиться» может только человек).

Пример простого сотрудничества представляет ткацкая фабрика, которая состоит из множества механических станков, помещённых в одном здании и выполняющих одинаковую работу. Один и тот же двигатель в этом случае приводит в действие множество одинаковых машин.

«Разделение труда» между машинами состоит в том, что целый ряд различных, но находящихся во взаимной связи машин одна за другой обрабатывают один и тот же материал, пока он не получит свою окончательную форму. Там, где впервые вводится разделение работ между машинами, но бывает приблизительно такое, как в мануфактуре, занимавшейся тем же производством. Напр., на шерстяной мануфактуре труд был разделён между шерстобитами, чесальщиками, прядильщиками и т. д. В переходной стадии один из операций переданы уже машине, тогда как другие ещё выполняются ручным трудом.

В разделении работ между машинами одна доставляет другой материал для обработки, как в мануфактуре один работник другому. И здесь в разных машинах, как там в руках различных работников, материал находится одновременно на всех ступенях своей обработки. Мануфактурной группе, т.е определённому отношению между числом рабочих различных специальностей, соответствует «система машин», т. е. определённая связь между числом, размерами, скоростью движения одних, других, третьих машин: как на определённое число прядильщиков нужно определённое число ткачей, чтобы они успевали обрабатывать материал, доставляемый первыми, так на определённое число прядильных машин данного устройства должно приходиться определённое число механических ткацких станков данного устройства.

Из всего этого видно, что роль мануфактурного работника действительно была замещена в гораздо большей мере самой машиной, чем работником при машине. Последний по самому типу своей производственной деятельности значительно отличается от первого: он преимущественно управляет и контролирует, тогда как тот – исполнял. Это в высшей степени важное различие.

Впрочем, в переходных стадиях, в недостигших полного развития машинных производствах работники нужны не только для надзора и контроля за действием машин, но отчасти также и для того, чтобы непосредственно придавать механическим инструментам известное движение, к которому машина ещё не приспособлена. Но развитие машинного производства стремится заменить все такие незаконченные машины автоматическими, самодействующими механизмами, в которых рабочие машины без прямого содействия человека выполняют все движения, необходимые для обработки материала. И чем в большей мере совершается такая замена, тем в большей мере труд работника при машине приобретает сходство с прежним организаторским трудом.

 

В ремесленном производстве организаторская сторона работы лишь в ничтожной мере отделена от исполнительской; работник, мастер или подмастерье преимущественно, сам контролирует, сам собой управляет. Мануфактура завершает разделение двух сторон работы, доводя его до крайности, до такого абсурда, как превращение человека в машину. Машина примиряет эти противоположности, придавая исполнительному труду характер организаторского, требуя от работника не только грубой силы и механической привычки, но также разума и воли.

 

По отношению к производительности труда главное преимущество машинной работы перед ручной заключается в следующем: как бы искусен ни был работник, он не может сразу работать несколькими инструментами, так как у него только две руки, две ноги, а не больше. В Германии когда-то пробовали заставить одного работника работать на двух прядильных колёсах и в двух веретенах, сразу обеими руками и обоими ногами; но это требовало такого громадного напряжения, которое, вообще, не по силам работнику. Машина же работает сразу множеством инструментов. Например, на современных прядильных фабриках один работник с помощью мюль-машины управляет целыми сотнями веретён (в Англии ещё в 1887 г. на 1 рабочего приходилось в среднем 333 веретена, а в лучших прядильнях более 400). Если к этому прибавить, что скорость движений машины значительно превосходит скорость движений человека, то станет очевидно, какое громадное возрастание производительности труда может достигаться при помощи машин. Напр., при машинном тканье один средний работник успевает сделать столько, сколько прежде 40 хороших ручных ткачей.

Здесь уместно привести сравнение производительности труда в булавочном производстве при ремесленной, мануфактурной и машинной работе.

Отдельный работник, выполнявший все операции производства булавок, вряд ли успел бы сделать десяток булавок в день. В мануфактуре, при разделении труда между 10-ю только работниками, ежедневный размер производства = 48.000 булавок, по 4.800 на каждого работника. Булавочная машина приготовляет 180.000 булавок в день, причём один работник может управлять одновременно несколькими такими машинами. На одной американской фабрике с 70 булавочными машинами, приготовляющими 7½ миллионов булавок в день, требовалось всего 5 человек рабочих; следовательно, на каждого приходилось в среднем 1½ миллиона булавок в день.

Уже в настоящее время в распоряжении человечества находится такое количество паровой силы, которое заменяет более 1½ миллиарда работников; между тем, число взрослых людей-работников на земном шаре не больше 500-600 миллионов.

При этом прогресс машинного производства идёт с постоянно возрастающей быстротой. Заменяя в производстве силу работника силами природы, применение машин открывает безграничный простор развитию производительных сил, возрастанию власти общественного человека над природой.

 

в) Распространение машинного производства.

Всегда ли машина полезна в производстве, всегда ли она увеличивает производительность туда? Разумеется, только тогда, когда она действительно сберегает труд.

Положим, изобретена новая машина, с помощью которой один работник выполняет то, что прежде выполнялось трудом 11 человек; следовательно, машина заменяет собой 10 работников-исполнителей. Изнашивается она, положим, в течение 300 дней; за всё время своей службы она сберегает таким образом 3.000 дней труда.

Если сама машина (т. е. вся её постройка) стоит 3.500 дней труда, то её, конечно, нелепо было бы вводить, так как при этом получается вместо сбережения чистая потеря 500 рабочих дней. Если даже производство самой машины стоит ровно 3.000 дней, и тогда она бесполезна – нисколько не сберегает труда.

Но если стоимость машины, напр., 2.500 рабочих дней, то машина повышает производительность труда, она полезна для производства, потому что сберегает целых 500 рабочих дней.

Однако, предприниматель-капиталист, от которого зависит ввести или не ввести машину, стоит не на такой точке зрения. Для него, вообще говоря, совершенно безразлично, сберегает ли машина человеческий труд; для него важен вопрос: увеличит ли она его прибыль? Капиталист рассчитывает, сколько рублей ему надо затратить на покупку машины, и сколько рублей она должна сберечь ему на заработной плате.

Положим, машина сберегает 3.000 рабочих дней, а сама стоит 2.500; при этом стоимость рабочей силы на один день – 5 часов простого труда, что соответствует цене в 50 коп., и норма прибавочной стоимости 100%, т. е. вся новая стоимость, создаваемая в день работником, равняется 10 часам, что соответствует 1 рублю.

Если предприниматель покупает машину, он платит за неё другому капиталисту такое количество денег, которое произведено в 2.500 дней, ибо такова стоимость машины; эта сумма денег составляет 2.500 рублей. Если же капиталист не вводит машины, то ему приходится взамен того купить лишнюю рабочую силу на 3.000 рабочих дней, которые ему сберегла бы машина. Так как рабочая сила на 1 день стоит полтинник, то за 3.000 дней капиталист переплатить лишним рабочим 1.500 рублей заработной платы, т. е. на 1000 рублей меньше, чем за машину. Ясно, что вводить машину невыгодно, хотя она и повышает производительность труда. Дело сводится к тому, что покупая машину, капиталист платить соответственно всей сумме труда, потраченной на её правительство, тогда как при покупке рабочей силы он оплачивает только часть того труда, который рабочая сила ему доставит.

Если бы машина стоила 1.500 дней, труда, чему соответствует цена 1.500 рублей, то для предпринимателя бесполезно вводить машину: от неё ему нет ни прибыли, ни убытка, так как и рабочая сила на 3.000 дней стоит 1.500 рублей.

Но если машина стоит только 1.000 дней, и цена её – 1.000 рублей, то капиталисту выгодно применять машину: за 1.000 рублей он избавляется от затраты 1.500 рублей на заработную плату, что представляет для него выигрыш в 500 рублей.

В этом анализе остаётся сделать ту поправку, что рыночные цены как машины, так и рабочей силы до известной степени уклоняются от их стоимостей; а только рыночные цены и имеют значение для предпринимателя.

Итак, машина не всегда выгодна для капиталиста, если она и повышает производство труда. Капиталистическое применение машины возможно только в том случае, когда её цена меньше цены той рабочей силы, которую машина заменяет.

Отсюда понятно, почему одни и те же машины в одних странах с выгодой применяются капиталистами, а в других вовсе не применимы. Напр., некоторые машины, изобретённые в Англии, капиталистически выгодны только в Америке, где заработная плата выше, чем в Англии. Чем ниже заработная плата, тем менее выгод доставляют машины предпринимателям, чем менее он находят себе применения. (Это одна из главных причин, замедляющих прогресс машинного производства в России, особенно в земледельческой промышленности).

Несмотря на такие ограничительные условия, в общем – распространение машин совершалось очень быстро. Оно происходило в определённой последовательности, являясь даже почти в каждом частном случае не результатом какой-нибудь случайности, так, а не иначе направившей фантазию изобретателя, но удовлетворением назревшей потребности самого производства. Чтобы показалось это конкретнее, рассмотрим, каким образом в частной области производства возникает потребность в машине и каким образом введение машин в одних отраслях промышленности вызовет переход к машине и в других, связанных с первыми. Примером послужит история английского хлопчатобумажного дела.

Ещё в середине прошлого века эта область производства была организована, главным образом, по домашне-капиталистическому типу: ткач — обыкновенно глава семьи – работал на ручном станке в своём собственном доме; пряденьем занимались члены его семьи – жена и дети. При таких условиях такнье, вообще, шло быстрее, чем пряденье: прядильщики не поспевали за ткачём, не могли постоянно приготовлять для него вполне достаточного количества пряжи. Это несоответствие усилилось ещё более, когда был изобретён самолётный челнок, который вдвое увеличил производительность ткацкой работы. С другой стороны, прядильное дело отставало и от производства хлопка – сырого материала для прядения. Насколько сильной оказывалась потребность в улучшении прядильной техники, можно судить по такому, напр., факту, что в 1782 году в Англии, за недостатком работников, лежал невыпряденным весь хлопок, вывезенный из колоний за три предыдущих года, и остался бы лежать ещё несколько лет, если бы не явилась на помощь машина. Тогда один за другим идут изобретения в данной области. Сначала изобретается такой станок, который прядёт одновременно 8 нитей, выполняет работу 8 прядильщиков. Затем новое изобретение даёт возможность приводить эту машину в движение силой воды. Далее является целый ряд других усовершенствований, которые приводят не только к увеличению количеств пряжи, но и к улучшению её качества.

В хлопчатобумажной промышленности вновь возникает несоответствие между отдельными стадиями производства, но уже обратное прежнему: теперь ткач не поспевает за прядильщиками. И это несоответствие устраняется в 1787 году с изобретением механического ткацкого станка.

Насколько мануфактурное разделение труда облегчило переход к машине, видно, между прочим, из того обстоятельства, что первыми изобретателями являлись, обыкновенно, простые рабочие, не получившие ни общего, ни технического образования, обладавшие одним практическим знакомством с данной отраслью производства. Более того, механический ткацкий станок изобретён священником из Кента. После ряда усовершенствований в пряденьи и ткачестве оказался совершенно неудовлетворительным прежний способ беления бумажных материй. Чрезвычайная продолжительность этого процесса – несколько месяцев – не представляла больших неудобств, пока пряденье и ткачество оставалось ручным, и количество производимых тканей было сравнительно невелико. Теперь же, с громадным повышением производительности труда прядильщиков и ткачей, возникла потребность ускорить процесс беления. На помощь явилась химия: с применением для беления кислот продолжительность процесса уменьшилась до нескольких дней, даже часов.

Вследствие таких же причин в конце прошлого века возникли улучшения в красильном и ситценабивном деле. Далее, чтобы приготовлять достаточно материала для машинного прядильного производства, необходимо было сильно расширить производство хлопчатой бумаги; а для этого пришлось ввести особую машину, которая отделяет хлопчатобумажные волокна от семян.

Такие перемены совершались не в одной хлопчатобумажной промышленности. Они влекли за собой необходимость других перемен. Так, многие из изобретённых машин оказывались бы в массе случаев бесполезными, если бы не нашлось новой двигательной силы, способной производить большое количество работы. Источником такой силы явилась машина двойного действия, и т. д.

В результате целого ряда подобных изменений получилось чрезвычайное расширение производства. Оно вызвало потребность в новых, лучших путях сообщения. Для каждого экономического периода развитие путей сообщения определяется общим развитием производства. Средневековые, напр., пути сообщения, достаточные при мелком производстве, оказались неудовлетворительными для мануфактурного периода, – тогда усовершенствовалось мореплавание, явились шоссейные дороги. Точно также и этого оказалось слишком мало для машинного капитализма с его громадной производительностью труда, тогда настало время пароходов, железных дорог, телеграфов и т. д.

Так, благодаря тесной связи между различными областями промышленности, машины быстро изобретались и вводились одна за другой. Масса машин явилась в короткий период конца XVIII и самого начала XIX века.

В земледелии переход к машинам совершается всего позже, что объясняется многими причинами. Во-первых, земледелию не пришлось развить мануфактурного разделения труда, так хорошо подготовляющего почву для машины. Во-вторых, введение машин в земледелии сопровождается не таким резким изменением производительности труда, как в обрабатывающей промышленности, так что самое побуждение в введению машин для земледельческого капиталиста слабее. Наконец, гнёт остатков феодализма, которые долго сохраняются в сфере земледелия, был не малым препятствием к техническому прогрессу этой области производства. Закабаление и нищета сельского населения позволяют помещикам иметь рабочие руки по такой дешёвой цене, при которой нет расчёта заменять рабочих машинами.

В начале машинного периода машины приготовлялись на инструментальных мануфактурах. Пока само машиностроительное дело основывалось на ручном труде, развитие машинного производства шло, по необходимости, очень медленно. Машины обходились дорого, были недостаточно сильны и недостаточно совершенны. Для того, чтобы машина хорошо работала, необходима строжайшая правильность формы её отдельных частей, полное соответствие их размеров, – словом, величайшая точность во многих операциях производства машины. Такой точности ручной труд не достигает даже при наибольшем искусстве работника; она вполне возможна только при машинном выполнении. Кроме того, самая производительность труда в инструментальных мануфактурах была недостаточно велика, чтобы они могли приготовить такую, напр., массу машин, какие применяются в настоящее время.

Когда производство машин само стало машинным, тогда было устранено последнее препятствие развитию крупной промышленности и она стала прогрессировать с небывалой быстротой.

При этом, наука постоянно оказывалась верным слугой капиталистического производства и самым добросовестным образом выполняла его новые требования. Спрос на изобретения со стороны капитала вызывал усиленное их предложение со стороны умственного труда.