Арминий и Вар — римское господство в Германии

Ну-с, пробежимся по историческим просторам. И заглянем на огонек к римским историкам имперских времен, описывающим поражение римского наместника в Германии — Публия Квинтилия Вара — в борьбе с германским союзом в 9 году н. э.

Как гласит история, римская провинция Германиа Инфериор охватывала область на левом берегу Рейна где-то в районе современного Евросоюза и севера-запада Германии с центром в Кельне. Наиболее важными пунктами дислокации легионов считались Ветер (Ксантен), Нойсс, Кельн и Бонн. Кроме этого, следы пребывания римлян обнаруживаются в Вормсе и Альцее, двух других местах, связанных с легендами о Нибелунгах.

Земли свободных германских племен были огромным соблазном для прожорливой империи. У Рима никогда не утихал голод по таким сырьевым запасам, как железо или медь. А земли отписывались в качестве вознаграждения ветеранам.

Возглавлял римские легионы на Рейне сенатор Публий Квиитилий Вар.

Он относился к политической элите Рима, а благодаря своему браку с внучатой племянницей Августа сумел породниться с императорским домом. И вот в пятидесятилетнем возрасте он был «командирован» на Рейн.

В распоряжении Вара в 9 году н. э. было три легиона, около 30 ООО солдат, среди которых 15 000 римлян и свыше 10 000 германцев из «адаптированных». Германскую часть войск возглавляли офицеры из германцев, среди которых наиболее почетное положение занимал Арминий из проримского семейства херуской знати.

Вот какое описание происходящего оставил нам римский историк Кассий Дио (155–235):

«Римляне владели некоторыми частями этой страны, однако далеко не всем, что хотели бы подчинить своему владычеству. Их солдаты занимали здесь зимние квартиры, основывали города, а варвары подлаживались под римский образ жизни, посещали рынки и заключали дружеские союзы. Но не забывали и обычаи своих отцов, свою урожденную сущность, независимый образ жизни и силу своего оружия… Но когда Квинтилий Вар стал Главой над Германией и пожелал слишком быстро реформировать ее… особенно подняв налоги над подданными, их терпению подошел конец».

У Тацита мы с вами находим историю о том, как могущественного наместника во время его возвращения из экспедиции предупреждали о готовящемся заговоре, но он, к несчастью, не возымел намерения прислушаться. Даже несмотря на донесения о том, что его собственный офицер Арминий Херуск и соседские германские племена готовят восстание.

Отчего римский наместник так доверял германскому князю? Ответ следует искать в прошлом Арминия.

Дело в том, что, еще ребенком попав в заложники к римлянам, он воспитывается в аристократической римской семье. Юный херуск выбрал карьеру военного в легионе. О том, насколько высоко оценивались его лояльность и способности, говорит факт дарования Арминию римского гражданства. Так что доверие полное.

Да и потом, кто же мог ожидать мятежа от правобережных племен Рейна, вечно враждующих друг с другом?! Вот никто и не ожидал.

Однако Вар очень сильно ошибся: Арминий никогда не был лояльным солдатом. При первом же удобном случае он воспользовался своим возвышением, чтобы объединить херуссков с марсер- нами, хатами, хауками, бруктерернами и прочими племенами. Благодаря его познаниям в римской стратегии войн, он смог много чему научить германских князей.

Ловушку для Вара предполагалось устроить в землях херусков между Везером и Нижним Рейном. Место и ныне точно не известно, и многие городки неподалеку от Тевтобургского леса спорят друг с другом по этому поводу.

Целый ряд фактов говорит о том, что ловушку устроили в местечке Калькризе в землях Оснабрюка: там археологи обнаружили римское оружие и пращи, а также человеческие кости со следами ранений. Британский майор Тони Клуни с помощью металлоискателя обнаружил в 1980-е годы в районе Калькризе римские монеты времен Августа, части доспехов и свинцовые снаряда от римских катапульт.

Кассий Дио описывает болота и густые непроходимые леса, в которые заманили римские войска. К тому же подвижность легионов сильно ограничивали проливные дожди. Римляне явно находились на неизвестной территории, на которую их обманом завели сусанины из германцев.

По плану Арминия Вару незадолго до этого сообщили о местном мятеже в центре земель херусков. И по совету своего германского офицера наместник решается самолично вмешаться в ход подавления восстания. Это решение будет стоить жизни ему и его легионам.

Кассий Дио пишет о битве, длившейся четыре дня и три ночи. Топография поля боя играла на руку германцам. По свидетельству римского историка Веллея Патеркулия, вся армия Вара «погибла в ловушке меж лесами и болотами». Вар и его офицеры покончили с собой. Об уцелевших римлянах ничего не известно, впрочем, и потери в стане германцев были тоже ужасны. Плененных легионеров, по сообщению Тацита, германцы предали казни у специальных деревьев-алтарей.

В руки германцев и Арминия попали почетные значки легиона и вся воинская касса наместника. Для Рима поражение 9 года было одним из наиболее страшных ударов в истории.

Поражение Вара было стартовым сигналом великих мятежей в пограничных римско-германских областях, когда жертвой ярости пал целый ряд римских укреплений, дорог и лагерей. Общее число легионов по Рейну даже пришлось увеличить с шести до восьми.

Битва Арминия навсегда осталась в памяти германских племен. Сказания, письма римских историков и героические песни — везде сохранился след Арминия. И в его судьбе тоже можно отыскать обрывки возможной связи с мифами о Нибелунгах.

Брюнгильда точно онемела. Она была сломлена — прежняя Брюнгильда исчезла навсегда.

И так оставалось до того дня.

В тот день она сидела за столом, чувствуя на себе взгляд Гунтера.

— Еще мне супа! — выкрикнул Гунтер.

Нормальный разговор нормального дня, слышанный Брюнгильдой уже множество раз. И вдруг с ней что-то произошло.

Она не знала, отчего делает это, ибо не было у нее никаких помыслов или плана. Из этого «ничто» вырвалась безумная сила. Так, словно кто-то руководил ее рукой…

Она поднялась, мгновенно выхватила из хлеба на столе нож, левой, рукой оттянула кожу на лице и молниеносным жестом отрезала родинку над верхней губой. Волна ужаса пробежала по королевскому залу.

— Вот тебе, — выкрикнула она Гунтеру и бросила клочок кровавой кожи на его тарелку.

Брюнгильда так и стояла с ножом в руке, кровь стекала по ее подбородку прямо на платье.

Кто-то не спеша подошел к ней, чья- то рука уверенно обхватила запястье ее правой руки.

— Королева, — промолвил Хаген, — отдай мне нож.

Она вздрогнула и обернулась к нему. Он кивнул головой.

— Отдай мне нож…

И она просто разжала пальцы.

Хаген осторожно положил нож на стол, но все еще продолжал держать ее за руку-

— Вот и хорошо. А теперь я отведу королеву в ее покои, — спокойно произнес он.

Гунтер все еще смотрел на свою тарелку, на клочок окровавленной кожи.

— Нет, — прошептал он.

И покачал головой.

— Она сошла с ума.

Кто-то из слуг хотел убрать тарелку.

— Нет! — закричал Гунтер.

Арминий, не Зигфрид ли ты?

Ну, что ж, для нас не является секретом, что средневековые сказания о героях своими корнями уходят в почву реальной истории. Но напомним себе еще раз: й них не излагаются с научной достоверностью конкретные исторические события, в них никто не придерживается точной хронологии, здесь перемешаны реально происходившее и выдуманное, здесь соединяются воедино на первый взгляд несовместимые элементы истории. Имена и место действия — чаще всего единственные исторические указатели в героической поэзии: у королей бургундов, короля остготов Дитриха Бернского, его оруженосца Хильдебранда и царя гуннов Этцеля — у всех у них отыщутся ясно узнаваемые исторические прототипы эпохи германского переселения народов.

Но как быть с Зигфридом, главным персонажем многих скандинавских поэм и первой части «Песни о Нибелунгах»? Неужели королевский сын из Ксантена — чисто литературная фикция, мифический герой? Или он все же вполне реальный исторический персонаж? Ответы на все эти вопросы вот уже на протяжении 200 лет дают самые что ни на есть противоречивые. Может быть, еще и потому, что фикция, миф и история слишком тесно переплелись друг с другом?

Некоторые из исследователей искали ответ в Вальгалле германцев: пусть Зигфрид будет Одином, Тором или Фрейром. Другие ученые превращали его в «божество второго поколения» (Ф. Шредер), в богоподобного мифического героя первобытных времен. Да, действительно, у героев германской поэзии хватает богоподобных черт. Вследствие своих героических деяний, чудо-оружия и волшебных сил они становятся связующим звеном между людьми и сверхъестественным миром богов, великанов и эльфов. В чем-то они даже похожи на средневековых святых, которые в качестве избранников Божьих провозвещали истинное существование Бога. Так что можно сказать, что герои германцев — это языческие прототипы будущих христианских святых: Дитрих, Хильдебранд или Зигфрид, Зигурд или Хельги — все они обладают сверхъестественными возможностями и рано или поздно сообщаются с «иным» миром высших существ.

Целый ряд исследователей, и прежде всего германист Фридрих Панцер (1870–1956), обратил внимание на поразительное сходство истории Зигфрида и французских народных рассказов позднего Средневековья.

И все же, как насчет историчности образа Зигфрида? Ответ, кстати, лежит на поверхности: стоит только повнимательнее ознакомиться со сказочными приключениями Дитриха Бернского, уложившего целый батальон драконов и освободившего не одну деву. Поневоле на ум придет владыка остготов Теодерик (454–526). Миф и история ведь совсем не исключают друг друга. В жанрах средневековой поэзии они переплетаются, превращаясь в произведение искусства высокого литературного качества.

И все же, что у нас там с Зигфридом? Поиск его реальных исторических прототипов может привести к довольно любопытным вариантам: его след можно обнаружить в эпохе Меровингов VI века. В 566 году франкский король Зигиберт I обручился с вестготской принцессой по имени… Брунихильда.

Но с тем же успехом мы можем обнаружить Зигфрида и среди германцев эпохи Римской империи. Тогда само собой напрашивается сравнение героического драконоборца Зигфрида с князем херусков Арминием, победителем римлян и «освободителем германцев». Зигфрид — Арминий, Арминий — Зигфрид — но правомочно ли будет подобное утверждение?

Обратимся за справкой к исследователям. Немецкий германист Адольф Гизебрехт в книге «О происхождении легенд о Зигфриде» в 1837 году проявил небывалый интерес к древним мифам. В эпоху после падения Наполеона (1813–1815) Арминий, или Германн Херуский, считался чуть ли не основателем немецкой нации. Каспар Давид Фридрих в 1812 году даже создает картину «Могила Арминия», Генрих Клейсг в 1840 году ставит на сцене драму «Битва германцев».

Через столетие после появления книги Гизебрехта его коллега-германист Отто Хефнер (1901–1987) пришел к аналогичному выводу: историческим прототипом Зигфрида был Арминий. Хефнер заметил, что именно в Ксантене был тот самый опорный пункт римских легионов, который непосредственно граничил с племенами херусков и был исходной точкой экспедиции римлян.

Согласно римским историкам Тациту, Кассию Дио и Патеркулию (19 до н. э.. — 31 н. э.), имя Арминий чисто римское. Вряд ли князь херусков с самого начала носил его.

Из биографии Арминия, как мы уже упоминали, известно, что в молодые годы он был заложником и уже в Риме избрал путь военной карьеры. Приняв римское гражданство, он обрел и римское имя. Оно могло было быть каким-то образом связано с его физическими данными или указывать на прохождение воинской службы в районах древней Армении (Арминий — «армянский»). Не секрет, что и сам император, и его офицеры после победных походов часто титуловали себя победителями того или иного народа: Германик как победитель германцев, Парфикус — победитель парфян.

Вопрос лишь в том, каким могло быть херуское имя Арминия. Нам остались только косвенные улики. Тацит упоминает имена близких родственников Арминия: его отец звался Зигмар, его тесть — Зегестий, а сын тестя — Зигмунд. Так не Зигфридом ли звался у себя на родине Арминий (или, по-старонемецки, Зегифрит)?

В сказаниях о Нибелунгах судьба Зигфрида тесно переплелась с сокровищами. Параллели с Арминием довольно очевидны. В битве с Варом херуски завоевали огромные богатства. Добычу разделили между вождями мятежа. Так, Тацит сообщает, что Зегестий в 15 году вернул римлянам свою долю сокровищ Вара.

140 лет тому назад неподалеку от Хильдехайма на Гальгенберге (гора Висельников) был обнаружен клад. Надписи на серебряных изделиях позволили ученым прийти к выводу, что речь идет о кладе эпохи Августа. Так, может, это была доля Арминия?

Борьба Зигфрида с драконом может пониматься как метафора некой важной победы. Например, победы над считавшимися непобедимыми римскими легионами.

Рим как злой, охраняющий несметные богатства и кажущийся непобедимым дракон? Думаете, перебор? А вы внимательнее вглядитесь в историю римских легионов: среди древнейших символов легионеров мы находим и символику дракона.

В скандинавских легендах называется место героической схватки с чудовищем: Гнитахайде. На карте Германии можно найти древнее местечко под названием Кнеттерхайде, расположенное неподалеку от Падеборна, между Шетмаром и Бад-Зальцуфленом. Данная область не только относилась к старинным херуским поселениям, она расположена как раз в Тевтобургском лесу, который Тацит называет местом битвы германцев с Варом.

Теперь недурно бы нам обратиться к двум сюжетам скандинавского варианта сказания о Нибелунгах. В них присутствуют «гунский Зигурд» и Зигурд Хьертр.

В песнях «Эдды» герой во многих отрывках именуется «гунским Зигурдом». В норвежской «Саге о Вельзунгах» говорится, что предок Зигфрида Вельзунг был королем над землями Гунов. Где это? Помочь может англосакский историк Беда Венерабилий (673–735). Согласно его данным, «земли гунов» — это старое название… Вестфалии, области, принадлежавшей племенам херусков. Просто в более позднюю эпоху данное название было утрачено летописцами. Так, автор норвежской «Саги о Дитрихе» уже путает гунов с гуннами.

В настольной книге «скальдов всех времен и народов» исландца Снорри Стурлусона нам встречается, как вы помните, рассказ о Зигурде Хьертре — Зигурде-Олене. Олень? А ведь это уже интересно! Дело в том, что образ оленя довольно часто встречается в легендах о Зигурде-Зигфриде. В «Песне о Нибелунгах» смерть Зигфрида ассоциируется с охотой на благородное животное. В «Саге о Вельзунгах» в сне Брунгильды Зигурда-Оленя убивают дикие хищники. В «Саге о Дитрихе» о происхождении Зигурда говорится, что его вскормила олениха. В символике германцев олень играл особенную роль. Одно германское племя так и называлось на старонемецком — hiruz, «люди-олени», или… херуски.

Некоторые детали биографии Арминия известны нам из трудов римских историков. Лишенный в детском возрасте родины и родителей, юный херуск оказался в Риме. Его положение в войсках Вара даже раздражало его тестя Зегестия, который собирался разорвать брачные узы дочери Туснельды, жены Арминия. Именно Зегестий выдал Вару планы Арминия, однако тот не прислушался к словам доносчика.

Судьба Арминия, как и судьба Зигфрида, трагична. Зегестий выдает собственную беременную дочь римлянам. И сына для Арминия она родит уже в изгнании, в Равенне. Но интриги Зегестия на этом не заканчиваются. В 19 году Арминий одержал победу над маркоманнами. Вскоре после этого, как пишет Тацит, «он устремился к императорской власти и настроил против себя вольнолюбивых своих соотечественников. Он пал из-за предательства сородичей» («Анналы», II, 88). Тесть Арминия как раз и был инициатором убийства героя, зять казался ему слишком могущественным и опасным. Ничего не напоминает?

Для нас очевидны параллели с судьбой Зигфрида: Зигфрид тоже растет вдали от родителей и отечества. Именно семейство его супруги считает его триумфы и богатство угрозой собственному владычеству. Отрывок «Старшей песни о Зигурде» и «Песня о Нибелунгах» описывают несправедливое убийство героя. Как не вспомнить слова Тацита: судьбу Арминия «по сей день воспевают варварские племена». И уж мы-то с вами активно догадываемся, что это за песни…

Хаген заметил, что Брюнгильда следит за ним.

Делала она это не очень умно. Хаген был в недоумении: чего она хочет? Может, желает узнать о нем правду? Да нет, не в этом дело. Брюнгильда искала выход. Искала возможность убежать — и лучшей возможностью для побега посчитала его.

Да, это может стоить ему жизни. Но больше всего на свете он хочет стать такой возможностью для нее.

— Глупо, как же глупо, до чего же глупо, — прошептал Хаген.

Она ждала его, сгорая от нетерпения. Но почему он пришел так поздно? Он, истинный Непобедимый, он — герой? Она почти ненавидела его за то, что он пришел так поздно.

— Ты ведь хотела поговорить со мной? — спросил он- глухо. — Так вот он я.

Она села на кровати и похлопала рукой, указывая ему, где он должен сесть. Детская непосредственность ее жеста поразила Хагена. Он осторожно присел.

— Можно взглянуть? — спросила она, сама не понимая, как осмеливается. И показала на прикрывающую глаз Хагена повязку.

Он невольно дернул головой.

— Что?

— Augan. Глаз, — прошептала она.

— Ну, ладно, — неохотно уступил он и попытался снять повязку.

— Нет! — воскликнула она, — Eg! Я!

Он опустил покрытые шрамами руки. Повязка упала с глаза.

Веко опустилось на поврежденный глаз, шрам, давно уже побледневший, тянулся от брови к щеке. Уже давно он потерял глаз.

И она поцеловала его шрам.

Ее губы были мягкими и теплыми, а от его бороды пахло лесом. Он ответил на ее поцелуй с внезапной нежностью. Брюнгильда чувствовала, что перехитрила саму себя. Это ведь она выбрала его?

А он нежно погладил ее шрам над верхней губой.

— Болит? — спросил он. Она помотала головой. А он улыбнулся.

Никто не видел, как улыбается Хаген. Его улыбка была широкой и молодой, свободной и уверенной. Брюнгильда в восторге глядела на него.