Следовательно, человек -- это некое странное животное, состоящее издвух или трех чрезвычайно разных частей: из души -- как бы некоего божестваи тела -- вроде бессловесной скотины. В отношении тела мы настолько непревосходим животных другого рода, что по всем своим данным находимсягораздо ниже них. Что касается души, то мы настолько способны воспринятьбожественное, что сами могли бы пролететь мимо ангелов и соединиться сБогом. Если бы не было тебе дано тело, ты был бы божеством, если бы не был втебя вложен ум, ты был бы скотом. Эти две столько отличающиеся друг от другаприроды Высший Творец объединил в столь счастливом согласии, а змей, врагмира, снова разделил несчастным разногласием, что они и разлученные не могутжить без величайшего мучения и быть вместе не могут без постоянной войны;ясно, что и то и другое, как говорится, держит волка за уши; к тому и кдругому подходит милейший стишок: Так, не в силах я жить ни с тобой, ни в разлуке с тобою. В этом неясном раздоре враждует друг с другом, будто разное, то, чтоедино. Ведь тело, так как оно видимо, наслаждается вещами видимыми; так каконо смертно, то идет во след преходящему, так как оно тяжелое -- падаетвниз. Напротив, душа, памятуя об эфирном своем происхождении, изо всех силстремится вверх и борется с земным своим бременем, презирает то, что видимо,так как она знает, что это тленно; она ищет того, что истинно и вечно. Бессмертная, она любит бессмертное, небесная -- небесное, подобноепленяется подобным, если только не утонет в грязи тела и не утратит своеговрожденного благородства из-за соприкосновения с ним. И это разногласиепосеял не мифический Прометей, подмешав к нашему духу также частичку, взятуюот животного; его не было в первоначальном виде, однако грех исказилсозданное хорошо, сделав его плохим, внеся в доброе согласие яд раздора.Ведь прежде и дух без труда повелевал телу, и тело охотно и радостноповиновалось душе; ныне, напротив, извратив порядок вещей, телесные страстистремятся повелевать разумом и он вынужден подчиняться решению тела. Поэтому не глупо было бы сопоставить грудь человека с неким мятежнымгосударством, которое, так как оно состоит из разного рода людей, по причинеразногласия в их устремлениях должно раздираться из-за частых переворотов ивосстаний, если полнота власти не находится у одного человека и он правит неиначе как на благо государства. Поэтому необходимо, чтобы больше силы было утого, кто больше понимает, а кто меньше понимает, тот пусть повинуется. Ведьнет ничего неразумнее низкого простого люда; он обязан подчинятьсядолжностным лицам, а сам не иметь никаких должностей. На советах следуетслушать благородных или старших по возрасту, и так, чтобы решающим былосуждение одного царя, которому иногда надо напоминать, принуждать же его ипредписывать ему нельзя. С другой стороны, сам царь никому не подвластен,кроме закона; закон отвечает идее нравственности. Если же роли переменятся инепокорный народ, эти буйные отбросы общества, потребует повелевать старшимипо возрасту или если первые люди в государстве станут пренебрегать властьюцаря, то в нашем обществе возникнет опаснейший бунт и без указаний Божьихвсе готово будет окончательно погибнуть. В человеке обязанности царя осуществляет разум. Благородными можешьсчитать некоторые страсти, хотя они и плотские, однако не слишком грубые;это врожденное почитание родителей, любовь к братьям, расположение кдрузьям, милосердие к падшим, боязнь дурной славы, желание уважения и томуподобное. С другой стороны, последними отбросами простого люда считай тедвижения души, которые весьма сильно расходятся с установлениями разума инизводят до низости скотского состояния. Это -- похоть, роскошь, зависть иподобные им хвори души, которых, вроде грязных рабов и бесчестныхколодников, надо всех принуждать к одному: чтобы, если могут, выполняли делои урок, заданный господином, или, по крайней мере, не причиняли явноговреда. Понимая все это божественным вдохновением, Платон в "Тимее" написал,что сыновья богов по своему подобию создали в людях двоякий род души: одну--божественную и бессмертную, другую -- как бы смертную и подверженную разнымстрастям. Первая из них -- удовольствие -- приманка зла (как он говорит),затем страдание, отпугивание и помеха для добра, потом болезнь и дерзостьнеразумных советчиков. К ним он добавляет и неумолимый гнев, а кроме того,льстивую надежду, которая бросается на все с безрассудной любовью.Приблизительно таковы слова Платона. Он, конечно, знал, что счастье жизнисостоит в господстве над такого рода страстями. В том же сочинении он пишет,что те, которые одолели их, будут жить праведно, а неправедно те, которыебыли ими побеждены. И божественной душе, т.е. разуму, как царю, определил онместо в голове, словно в крепости нашего государства; ясно, что это -- самаяверхняя часть тела, она ближе всего к небу, наименее грубая, потому чтосостоит только из тонкой кости и не отягощена ни жилами, ни плотью, аизнутри и снаружи очень хорошо укреплена чувствами, дабы из-за них -- каквестников -- не возник в государстве ни один бунт, о котором он сразу неузнал бы. И части смертной души -- это значит страсти, которые для человекалибо смертоносны, либо докучливы, -- он от нее отделил. Ибо между затылком идиафрагмой он поместил часть души, имеющую отношение к отваге и гневу --страстям, конечно, мятежным, которые следует сдерживать, однако они неслишком грубы; поэтому он отделил их от высших и низших небольшимпромежутком для того, чтобы из-за чрезмерно тесного соседства они не смущалидосуг царя, и, испорченные близостью с низкой чернью, не составили противнего заговора. С другой стороны, силу вожделения, которая устремляется к едеи питью, которая толкает нас к Венере, он отправил под предсердие, подальшеот царских покоев -- в печень и в кишечник, чтобы она обитала там в загоне,словно какое-нибудь дикое, неукротимое животное, потому что она обычнопробуждает особенно сильные волнения и весьма мало слушается приказоввластителя. Самая низкая ее скотская и строптивая сторона или же тот участоктела, которого надлежит стыдиться, над которым она прежде всего одерживаетверх, может быть предостережением того, что она при тщетных призывах царя спомощью непристойных порывов подготавливает мятеж. Нет сомнения втом, что тывидишь, как человек -- сверху создание божественное -- здесь полностьюстановится скотиной. И тот божественный советник, сидя в высокой крепости,помнит о своем происхождении и не думает ни о чем грязном, ни о чемнизменном. У него скипетр из слоновой кости -- знак того, что он управляетисключительно только справедливо; Гомер писал, что на этой вершине сидиторел, который, взлетая к небу, орлиным взглядом взирает на то, что находитсяна земле. Увенчан он золотой короной. Потому что в тайных книгах золотообыкновенно обозначает мудрость, а круг совершенен и ни от чего не зависим.Ведь это достоинства, присущие царям; во-первых, чтобы они были мудрыми и нив чем не погрешали, затем чтобы они хотели лишь того, что справедливо, дабыони не сделали чего-нибудь плохо и по ошибке, вопреки решению духа. Того,кто лишен одного из этих свойств, считай не царем, а разбойником.
О РАЗНООБРАЗИИ СТРАСТЕЙ
Нашего царя -- по вечному закону, который дан ему от Бога, -- можноподавить, но нельзя испортить, если он возражает или противится. Если прочийлюд будет ему повиноваться, он никогда не допустит ничего, в чем следовалобы раскаиваться, ничего гибельного; все будет сделано с величайшейсдержанностью, с величайшим спокойствием. О страстях же стоики иперипатетики думают различно, хотя все едины в том, что следует житьразумом, а не страстью. Но они полагают, что от страстей, которые преждевсего возбуждаются чувствами, -- и ты ими пользуешься как наставниками --потом следует вовсе отказаться (когда ты дойдешь до способностипо-настоящему различать то, к чему надо стремиться, и то, чего надоизбегать). Ведь страсти тогда не только не полезны для мудрости, ногубительны. И поэтому они хотят, чтобы истинный мудрец был свободен от всехтакого рода пороков, как от болезней души, и они с трудом разрешают мудрецуте первоначальные предшествующие разуму человеческие побуждения, которые ониназывают иллюзиями. Перипатетики учат, что страсти следует не искоренять, аобуздывать. Полагают, что и в них есть какой-то толк, потому что они данынам от природы как некое побуждение к добродетели и поощрение, вроде того,как гнев для храбрости, зависть -- для усердия и тому подобное. ОднакоСократ в Платоновом "Федоне" думает, что философия -- не что иное, какразмышление о смерти, т.е. что дух может очень сильно отдаляться от вещейплотских и чувственных и обращаться на то, что воспринимается разумом, а нечувствами. Кажется, он скорее согласен со стоиками. Поэтому следует сперва познать движения души, затем понять, что онивовсе не так сильны, чтобы их нельзя было ни укротить разумом, ни склонить кдобродетели. Ведь я повсюду слышу губительное мнение людей, которые говорят,что их понуждают к порокам. Другие, наоборот, не зная самих себя, вместовелений разума следуют порыву такого рода; при этом гнев или завистьубеждают их до такой степени, что они называют это рвением Божьим. Ноподобно тому как одно государство бывает мятежнее другого, так один человексклонен к добродетели более другого; это различие происходит не из-заразличия душ, а либо из-за воздействия небесных тел, либо коренится впредках, в воспитании или же в самом строении тела. Тот рассказ Сократа овозничих и конях хороших и плохих -- не бабьи россказни. Ведь ты сам можетвидеть, что некоторые люди с весьма скромными природными способностями такподатливы и легки, что безо всякого труда приходят к добродетели, бегутвперед без шпор, по своей воле. У других, напротив, тело строптивое, будтонеобъезженный и лягающийся конь; и весь вспотевший объездчик с трудомукрощает его беснование крепчайшей уздой, бичом и шпорами. Если такоеслучайно произойдет с тобой, не падай сразу духом, сильнее старайся, пойми,что путь к победе для тебя не закрыт, но тебе представляется болеемногообещающий повод для добродетели. Если ты родился в здравом уме, то поэтой причине ты не лучше другого, а просто счастливее; и более того -- чемсчастливее, тем ответственнее. Однако есть ли у кого-нибудь столь счастливыесвойства, чтобы ему не с чем было бороться? Поэтому, чем более обеспокоен будет царь, тем больше ему следуетбодрствовать. Некоторые человеческие пороки -- почти врожденные; говорят,что некоторым народам присуще вероломство, другим -- стремление к роскоши,третьим -- похоть. Определенные пороки связаны со строением тела: так,сангвиникам присущи женолюбие и любовь к наслаждениям. Холерикам -- гнев,дикость, злоязычие. Флегматикам -- вялость, сонливость. Меланхоликам --завистливость, уныние, горечь. Некоторые пороки с возрастом ослабевают илиже усиливаются, как, например, похотливость в юности, а такжерасточительность, опрометчивость. В старости -- скупость, придирчивость,жадность. Кажется, есть и такие, которые присущи разным полам: в мужчине --неистовство, в женщине -- суетность и жажда мести. Между тем бывает, чтоприрода, как бы распределяя, возмещает болезненную наклонность душикаким-нибудь противоположным даром. Один человек хотя скорее склонен кнаслаждениям, однако совсем не гневлив, совсем не завистлив. Другой --неподдельно застенчив, но высокомерен, гневлив, корыстолюбив. Нет недостаткаи в таких, которых соблазняют противоестественные, роковые пороки:воровство, святотатство, человекоубийство; всем им надлежит всяческимобразом противостоять, против их натиска следует возвести несокрушимую стенутвердой цели. С другой стороны, существуют некоторые страсти, столь близкиек добродетелям, что есть опасность обмануться в них из-за неясного различия.Мы должны будем их исправлять и подходящим образом обращать в ближайшие кним добродетели. Например, кто-нибудь чрезмерно вспыльчив; он обуздает себяи станет более живым, устремленным, совсем невялым, станет прямым, открытым.Другой несколько склонен к скупости: пусть одумается и станет домовитым. Ктольстив, станет вежливым и любезным; слишком строгий станет твердым; слишкомунылый -- серьезным; глуповатый -- способным покоряться; так же можносправиться с прочими легкими заболеваниями души. Нам следует толькоопасаться, как бы не скрыть пороки под именем добродетели: не называтьуныние серьезностью, жестокость -- строгостью, зависть -- ревностью,корыстолюбие -- хозяйственностью, угодливость -- вежливостью, шутовство --остроумием. Поэтому существует один-единственный путь к счастью: главноепознать самого себя; затем делать все не в зависимости от страстей, а порешению разума. Но разум да будет здравым и понятливым, т.е. пусть он будетнаправлен только на благородное. Ты скажешь: "Да, трудны твои советы". Кто отрицает? Однако верно тоизречение Платона, в котором говорится, что все прекрасное трудно. Нетничего отважнее, чем победа над самим собой, но нет и награды, большей, чемблаженство. Это, как и все остальные, очень хорошо доказывает Иероним. Нетникого счастливее христианина, которому обещано царство небесное. Нет никогомногострадальнее, чем тот, кто каждый день рискует жизнью. Нет никогокрепче, чем тот, кто побеждает дьявола. Никого нет глупее, чем тот, когоодолевает плоть. Если ты взвесишь свои силы, не будет ничего труднееподчинения плоти духу; а если станешь смотреть на Бога -- помощника своего,то не будет ничего легче. Ты только прими этот совет совершенной жизни соткрытым сердцем и отстаивай принятое. Никогда человеческий дух неприказывал себе страстно того, чего бы он не исполнил. Большая частьхристианского учения заключается в том, чтобы всем сердцем желать статьхристианином. То, что сначала будет казаться непреодолимым, от первогоуспеха станет мягче, от опыта -- легче и, наконец, от привычки -- приятным.Известно изречение Гесиода, который говорит, что путь к добродетели сначалатруден, но, когда вскарабкаешься на вершину, тебя ждет полнейший покой. Неттакого дикого животного, которое человек не смог бы приручить, а у того, ктовсех укрощает, не окажется никакого способа укрощения? Для того чтобы статьздоровым, ты можешь годами приказывать себе быть умереннее, воздерживатьсяот Венеры, как предписал тебе это врач, т.е. человек; но разве дляспокойствия всей жизни ты не можешь в течение нескольких месяцев приказыватьсвоим страстям то, что заповедал Бог-Творец? Чтобы оградить тело от хвори,ты делаешь все, а чтобы освободить тело и душу от вечной смерти, ты неделаешь и того, что делали язычники?
2017-06-25
226
