Расследование НКВД: поведение Мильды Драуле и Борисова

Во время убийства начальник Ленинградского управления НКВД Филипп Медведь находился в своем кабинете в управлении; ему позвонили и сообщили, что Киров убит. Вместе со своим заместителем Фоминым он немедленно выехал в Смольный[417]. Они прибыли туда через 10-15 мин. после убийства. По словам свидетелей, его пальто было расстегнуто, он выглядел растерянным[418]. Примерно через 20 мин. в управление НКВД поступил приказ направить в Смольный 30 сотрудников, который был немедленно выполнен; некоторым из них было поручено вести опросы свидетелей[419].

Кроме показаний вышеупомянутых свидетелей — Борисова, Платоча, Васильева, Дурейко, Лионикина, Ялозо и Цукермана — имеются также показания двух охранников Смольного, П. П. Лязукова и К. М. Паузера, предоставивших данные по охранникам, которые сопровождали Кирова до третьего этажа. Кроме того, был допрошен охранник Иванов, находившийся на посту третьего этажа[420]. Все они (может быть, и другие свидетели) были допрошены в день убийства. Некоторые протоколы таких допросов не обнаружены, и существуют только их копии без даты.

Наконец, в этот день была допрошена жена Николаева Мильда Драуле; если верить датам протоколов, то даже два раза. Один допрос Мильды Драуле проходил в местном управлении НКВД и начался, согласно записям, в 16 час. 45 мин., спустя 15 минут после рокового выстрела. Если, согласно судебно-медицинскому отчету, смерть Кирова наступила сразу после выстрела, в 4 часа 37 мин., то ее допрос начался спустя всего восемь минут после этого момента[421]! Такое представляется невероятным. Кирилина выдвигает две версии того, как это могло произойти. По одной из них Драуле могла прийти в Смольный, где ее арестовали и немедленно доставили в управление НКВД[422]. Однако почему только Драуле? Ведь всех остальных допрашивали в Смольном. Кроме того, если время смерти, приведенное в судебно-медицинском отчете, соответствует действительности, то было бы просто физически невозможным доставить ее в управление так быстро[423]. По другой версии Кирилиной, Драуле работала в Ленинградском управлении тяжелой промышленности, расположенном около управления НКВД. Однако все равно странно, каким образом НКВД удалось задержать ее столь быстро, что допрос Драуле начался всего через 15 (или 8) минут после убийства. В телеграмме Медведя наркому НКВД Ягоде (указано время 18 час. 20 мин., отправлена через 20 мин.) говорится: «Дано распоряжение об аресте Драуле»[424]. То есть Драуле в тот момент еще не была арестована, и в любом случае не настолько быстро, что ее допрос начался в 16 час. 45 мин. Самое простое объяснение этого обстоятельства — время составления протокола было указано неверно. Это подтверждается тем, что допрос закончился в 19 час. 10 мин. Если бы допрос продолжался два с половиной часа, то протокол, наверное, занял бы больше, чем полторы страницы. Разумно предположить, что допрос начался в 18 час. 45 мин.[425]

На допросе Драуле заявила, что после исключения из партии Николаев был безработным, потом восстановился в партии, получил строгий выговор. После исключения он находился в состоянии депрессии. Он ожидал решения по апелляции о снятии с него строгого выговора. Она также показала, что Николаев не хотел работать, общее состояние его здоровья было плохое. Драуле отрицала, что у Николаева было оружие[426]. Во время второго допроса в тот же день она сообщила дополнительные детали биографии Николаева и рассказала о его интересах. Она также рассказала о его брате Петре Николаеве, который дезертировал из Красной Армии, и о своем брате Петре Драуле, приговоренном к трем годам тюрьмы за растрату[427].

Вскоре после убийства был допрошен и несчастный телохранитель Кирова Борисов. Поговорив с Борисовым, Медведь приказал допросить его двум сотрудникам НКВД, Молочникову и Рубину[428]. Как вспоминал Молочников, Борисов был так расстроен, что вначале он не мог сказать ничего путного о том, где он встретил Кирова, как сопровождал его, где находился в момент убийства. Когда его спросили, почему он так отстал от Кирова, он ничего не ответил. Он был не в состоянии сообщить что-либо о людях, которых он застал на месте преступления, о лицах, которые шли ему навстречу. Протокол Молочникова также свидетельствует, что в то время, когда Борисов сопровождал Кирова в Смольном, его револьвер не был заряжен. Борисова не обыскивали, и только во время допроса выяснилось, что револьвер Борисова, на этот раз заряженный, все еще находится у него. После этого Молочников сказал Губину: «Надо за стариком посматривать, у него оружие»[429].

В управлении НКВД Медведь также приказал наблюдать за Борисовым[430]. Его привезли туда, и он провел там ночь с 1 на 2 декабря. Он был чрезвычайно расстроен и постоянно рыдал. Оттуда же он позвонил домой и кратко переговорил со своей женой[431].

Параллельно с расследованием НКВД начал искать возможные связи между Николаевым и различными контрреволюционными и оппозиционными группами. Они ничего не нашли, обыск на квартире Николаева тоже не дал никаких результатов[432].

На 18 час. было назначено совещание ленинградского партийного руководства. Особо обсуждалась подготовка к похоронам Кирова. Позерну, секретарю горкома, поручили сообщить о случившемся жене Кирова Марии Львовне. Одновременно кабинет Кирова был опечатан, а его вещи и документы описаны. На следующий день на квартиру Кирова прибыла комиссия высших должностных лиц Ленинградского управления НКВД во главе с Медведем и Свешниковым. Все личные и секретные документы Кирова были собраны в одной комнате и опечатаны; были опечатаны также его сейф и библиотека.

Кирилина решительно отвергает слухи о том, что документы, связанные с событиями 1 декабря 1934 г., якобы были уничтожены с тем, чтобы скрыть обстоятельства, способные пролить свет на убийство Кирова. Но часть переписки Кирова и Сталина из архива Кирова все же исчезла[433]. Свешников, принимавший участие в описи и изъятии документов на квартире Кирова, во время беседы в Контрольной Комиссии в 1967 г. также отрицает факт уничтожения документов. Когда ему задали прямой вопрос о том, изымались ли частные письма Кирова или же письма, содержащие какие-либо угрозы, он не воспринял этот вопрос серьезно[434].

Также нет никаких причин развивать версию о каких-то подозрительных аспектах расследования в день убийства, которую высказывает Эми Найт[435]. Мы знаем, что, не считая Николаева, 1 декабря были допрошены по меньшей мере одиннадцать человек. И поведение начальника Ленинградского управления НКВД Медведя, который был близким другом Кирова, не дает оснований полагать, что он участвовал в каком-либо заговоре или что он не сделал все что мог для расследования случившегося.