Что случилось с револьвером Николаева?

Куда делся револьвер Николаева после его выстрелов? Как мы видим, во время допроса в день убийства Платоч сказал, что револьвер был в руке потерявшего сознание Николаева и Платоч забрал его. Однако в показаниях, записанных позже в этот же и следующий день, Платоч утверждает, что револьвер лежал на полу, он взял его и отбросил в сторону. Ни одна из версий Платоча не противоречит показаниям Борисова: когда Борисов появился на месте преступления, он увидел Платоча и револьвер, лежащий на полу возле Кирова и Николаева[400].

Видимо, утверждение Платоча, что первоначально револьвер находился в руке Николаева, не соответствует действительности. По крайней мере так считает Кирилина. Она указывает, что Николаев не мог держать револьвер в руке после удара по голове и падения[401]. Тем не менее, по свидетельству Рослякова, револьвер все еще оставался в руке убийцы до прихода Рослякова, и именно он вынул его из руки Николаева[402]. Показания Платоча, Борисова и некоторых других лиц, записанные в день убийства, не противоречат друг другу, и поэтому заявление Рослякова, сделанное почти тридцать лет спустя после событий, можно считать некорректным.

Еще один убийца?

Расхождения в свидетельских показаниях (или же их неправильная интерпретация) и неоднозначность некоторых из упомянутых выше событий породили сомнения в том, что Николаев действительно был убийцей Кирова, или же в том, что он действовал в одиночку.

Во-первых, необходимо отметить, что Николаев никогда не отказывался от того, что стрелял в Кирова, и до 6 декабря он отрицал наличие сообщников. Более того, в 1966 г. подтвердился факт, что выстрелы действительно были сделаны из револьвера Николаева[403]. Тем не менее это не могло предотвратить возникновение различного рода слухов и версий, одна из которых якобы исходила от секретаря Сталина Александра Поскребышева. Он утверждал, что роковой выстрел сделал недавно принятый на службу сотрудник Ленинградского управления НКВД Горликов[404]. Как вспоминает Судоплатов, НКВД получил анонимное письмо, в котором говорилось, что настоящему убийце Кирова удалось спрятаться. Подобные слухи нельзя было сбрасывать со счетов. Министр госбезопасности Литвы Дмитрий Ефимов после войны получил приказ изучить сведения из анонимного письма, что убийца Кирова скрывается в одной из литовских деревень. Расследование проводилось под прямым надзором Контрольной комиссии ЦК КПСС. «Убийцы» не нашли, однако анонимного автора этого письма все же обнаружили: им оказался местный пьяница[405].

«Находки», появившиеся в эпоху гласности и после распада СССР, содержали невероятную историю, в которой фигурировал другой убийца. Ее рассказал Борис Шиф (возможно, бывший работник обкома), который якобы был в Смольном в день убийства и участвовал в совещании в кабинете Чудова. Он покинул совещание и из соседней комнаты хотел позвонить в больницу, где в родильном отделении находилась его жена. Но разговор с ней был прерван двумя выстрелами. Шиф отложил трубку в сторону и выбежал в коридор, появившись там первым. Шиф увидел Кирова и другого человека, лежащего на полу (Николаева). Якобы Шиф видел еще одного человека, который спрятал в карман оружие и быстро выскочил из коридора. Этим человеком был один их охранников Кирова. Шиф был уверен, что Кирова убил именно он, а не Николаев. Шиф знал имя этого человека, однако кем именно он был, история умалчивает. Эту историю рассказала дочь Шифа, которая якобы услышала ее от своей бабушки[406].

Это свидетельство из четвертых рук следует отклонить, как возможное недоразумение со стороны Шифа, как чистую фантазию или даже как сочетание того и другого. Так, он утверждал, что убийца прятал в карман пистолет, однако известно, что убийца использовал не пистолет, а лежавший на полу револьвер. Если эта история правдива, то показания Платоча и Лионикина являются полностью лживыми или фальсификацией. Кроме того, весьма странно, что Борисов и Дурейко, прибежавшие на место убийства, не заметили этого охранника. Теоретически, конечно, можно предположить, что показания, снятые в день убийства, были сфальсифицированы. Тогда это подразумевает заговор, задуманный следователями, в котором должно участвовать большое число работников НКВД, или же означает, что первоначальные протоколы допросов были заменены подделками. Однако маловероятно, что такие факты не всплыли во время расследования, проводившегося в хрущевскую эпоху, политическая задача которого заключалась в том, чтобы разоблачать заговоры НКВД и Сталина. Например, Платоч, который выступал перед комиссией Хрущева, непременно упомянул бы тогда охранника, который исчез сразу после выстрелов. В ходе расследования были бы обнаружены любые поддельные свидетельства.

Представитель Генеральной прокуратуры России Александр Бастрыкин также сомневается в том, что Николаев действительно был убийцей. В те времена свидетельства основывались только на признаниях. По его мнению, если бы дело Кирова расследовалось сегодня, то Николаев проходил бы по нему исключительно как свидетель[407]. Эми Найт также считает, что убийцей, возможно, был не Николаев. В своей книге она дает волю фантазии и предполагает, что кто-то, возможно, вложил револьвер в руку лежащего на полу Николаева[408]. Однако мы знаем, что пули были выпущены из револьвера Николаева. А что, если кто-то воспользовался его револьвером, а потом вложил его в руку Николаева? Это представляется довольно абсурдным предположением и без показаний Платоча и Лионикина.

Материалы комиссии по расследованию, созданной в 2004 г., усилили и спекуляции о другом убийце в этом деле. Основываясь на экспертизе повреждений от пули в кепке и одежде Кирова, комиссия пришла к выводу, что есть серьезные основания сомневаться в официальной версии убийства. По данным комиссии, «представляется наиболее вероятным, что в момент ранения Киров не находился в вертикальном положении»[409]. Комиссия не была знакома с показаниями Николаева или же не приняла во внимание показания других лиц, которые находились в Смольном во время убийства. Однако если бы она их рассмотрела, то и тогда теория о том, что Киров был застрелен не тогда, когда он стоял на ногах, не стала бы более правдоподобной.