Новые методы миссионерской деятельности и их результативность.

В ответ на «отступническое» движение крещеных татар и других нерусских народов Поволжья и Приуралья власть и православное духовенство не жалело сил и денег на усиление миссионерской деятельности. Так как "церковь в России всегда считала своей обязанностью не только руководить жизнью православного населения, но и насаждать православие среди людей, принадлежащих к другим религиям - как в пределах Российской империи, так и вне её границ".[418] В 1865 году под покровительством императрицы Марии Александровны (супруги Александра II) в Санкт-Петербурге открылось Православное миссионерское общество. Руководителем этой организации стал митрополит Иннокентий. В 1870 общество было переведено в Москву под управление московского митрополита. Общество было подчинено непосредственно Синоду. Задачей этой организации была координация всей миссионерской деятельности внутри империи, а так же материальная поддержка местных миссионерских организаций (кроме Кавказа). Отличительной особенностью этой организации было, то, что оно объединыло наиболее фанатичных и последовательных православных людей, большинство из которых были людьми светскими. Эти люди были готовы спонсироать даже личные сбережения в дело христианского просвещения.

Под непосредственным воздействием этой организации в Казани в 1867 году под руководством архиепископа Антония было создано "Братство св. Гурия", которое стало вести миссионерскую деятельность в крае несколько иными методами, а именно закрепление детей инородцев в православии через систему миссионерского образования. За первый год существования его членами стали 615 человек, представлявших разные слой русского общества.[419] Эта работа стала проводиться не только на бюджетные деньги, но и на средства, полученных от пожертвований граждан и на средства полученных из столичного " Православного миссионерского общества".

На эти средства открывались воскресные школы в городах и заводских поселках, сельские начальные училища ("Братские школы"), издавалась и бесплатно распространялась литература духовного и светского содержания. [420] Задачами этой организации так же были: объезд татарских деревень с мусульманским населением и вовлечение их в религиозные диспуты; строительство церквей «для инородческого населения»; поддержка нуждающихся из нерусских народов морально и материально; «убеждение и вразумление отпадающих из православия»; оказание материальной помощи мусульманам и язычникам, принимающим крещение; денежные доплаты священникам и миссионерам, оказывающих поддержку миссионерским школам.

В начале 90-х годов под ведением Братства св. Гурия находилось 216 церковно-приходских школ и 175 школ грамоты, большинство из которых были кряшенскими. Именно эти школы закрепили кряшенскую идентичность и предотвратили окончательные отпадения татар в ислам. И неважно из старокрещенской или новокрещенской семьи был тот или иной ребенок, попавший в такую школу, система противомусульманской идеологии навсегда отрывала его от татар-мусульман. Система Ильминского сумела окончательно сконструировать и сформировать кряшенскую идентичность, заметим, что большинство учетилей, преподававших в этих школах были выпусниками Казанской центральной крешено-татарской школы. Школы эти в основном открывались в старокрещенских селах и деревнях, но в них могли учиться и дети новокрещеных татар, так как эти деревни и села росли за счет насильственного переселения «отпавших» татар, так и добровольно переселившихся татар новокрещён.

Братства св. Гурия оказывало сильное влияние на все миссионерские учебные заведения и организации Волго-Уральского региона. Как отмечает Р.Р.Исхаков: «Такие же школы учреждались в марийских и удмуртских деревнях Елабужского, Малмыжского и Уржумского уездов. К 1895 г. В Вятской епархии функционировали 54 миссионерские школы, в которых обучались 1077 татар (в том числе 12 детей «официальных мусульман»), 947 марийцев, 383 удмурта, 33 бесермяна».[421]

Казань во второй половине ХIX века становилась ведущим миссионерским центром страны. Помимо школ Братства св. Гурия, здесь были открыты: Казанская Духовная Академия, Казанская духовная семинария, Учительская школа, Центральная крещено-татарская школа, Женское епархиальное училище, церковно-приходские школы.

Казанская духовная академия, открытая в 1797 г., была кузницей миссионерских кадров в крае. Выпускники академии становились не только практикующими миссионерами, но и педагогами, просетителями, ведущими в стране ориенталистами и организаторами школьной сети образования. Именно здесь был открыт единственный в России миссионерский факультет с четырьмя отделениями: противораскольническим, противомусульманским, противобуддистким и черемисо-чувашским. Он был открыт на основании решения Св. Синода от 18 мая 1854 г.[422] Обычно на это отделение набиралось в год от 15 до 25 человек.

Казанская духовная академия должна была стать научным религиозным центром по выработки путей интеграции многочисленных нерусских народов России в общеимперское пространство на основе христианизации.

Документы, хранящиеся в Национальном архиве Республики Татарстан, позволяют составить представление о системе подготовки миссионерских кадров в Казанской духовной академии, о языковой подготовке студентов.[423] Особый интерес представляют программы, по которым велось обучение будущих миссионеров.[424] Указом Св. Синода от 25 мая 1842 года было решено организовать в КазДА кафедры «инородческих языков». [425] В 1845 году две кафедры, а именно, татарско-турецких и калмыцко-монгольских языков были открыты.

Не имея собственных кадров, руководство академии пригласило преподавать университетских профессоров А.К.Казем-Бека (арабский и татарский) и А.В Попова (калмыцкий и монгольский языки). Среди первых слушателей профессора А.К.Казем-Бека был, видный миссионер, в будущем заведующий кафедрой татарского языка Н.Ильминский. Он возглавил эту кафедру 26 октября 1946 г. Р.Р.Исхаков справедливо замечает: «В отличае от А.Казем-Бека, в системе преподавания, которого основное место занимали специально-филологические дисциплины, носившие сугубо научный характер, Н.И.Ильминский, преследуя практические цели, уделял основное внимание необходимым для подготовки квалифицированных миссионеров предметам: разговорному татарскому языку, изучению религиозных верований и быта татар-мусульман, истории ислама, разбору мусульманского вероучения».[426]

Большая часть учебного времени на противомусульманском отделении отводилась тщательному изучению Корана, как первоисточника мусульманского вероучения, характеристики богословских систем в исламе, а так же изучению арабского и татарского языков. Руководство академии особо заботилось об углублённом изучении языков народов Поволжья, Сибири, Прибайкалья.[427] В частности, ректор академии архимандрит Агафел считал, что " в миссионерских отделениях, открытых при Казанской духовной академии для образования деятельности против татар, народов монгольского племени, чуваш, черемис и вотяков, должны быть обучены студенты между прочим разговорному татарскому, монгольскому, чувашскому, черемисскому и вотякскому языкам, так чтобы студенты могли свободно объясняться на их языках с инородцами о всех предметах».[428] Цель обучения студентов Духовной академии языкам состояла в том, чтобы подготовить квалифицированные кадры для духовных семинарий и ведения активной миссионерской работы среди нерусского населения края. ^[429] Для этого к каждому студенту прикреплялся человек той национальности, среди которой в будущем данный студент собирался вести свою миссионерскую деятельность.[430]Кроме того, по инициативе Н.И. Ильминского на каникулах студенты КазДА должны были проживать в Татарской слободе города Казани.[431]Для практических занятий по арабскому и татарскому языку Ильминский рекомендовал муллу деревни Казаклар Лаишевского уезда Биктемира Юсупова, который был родом из служилых татар.[432]За оклад в 150 рублей с казенной квартирой он должен был обучать студентов татарскому, и арабскому языку по полтора часа в день после обеда, кроме пятницы и воскресения. Национальном архиве Республики Татарстан хранится характеристика-рекомендация на его имя, написанная муллой Шигабутдином сыном Багаутдина Мустарзы. В ней в самых лестных тонах дается характеристика о благонадёжности и грамотности муллы Биктемира.[433]

Служил он в академии до февраля 1859 года (до перевода Н.Ильминского на кафедру математики) и был очень дружен со студентами.

Студенты, обучающиеся на миссионерском отделении, освобождались от изучения философии, математики и естественных наук кроме физики.[434]

На миссионерском отделении Казанской духовной академии на достаточно высоком уровне преподавались и основы буддийской религии.[435] Для этого были привлечены специальные кадры из числа монголоязычных народов. Для обучения студентов монгольскому языку, истории, грамматике, основам буддизма в 1855 году был приглашён лама Галсан Гамбаев. [436] В своей изъяснительной записке на имя ректора Гамбаев пишет: "В настоящее время я могу принять на себя преподавание истории Монголии по подлинным монгольским летописям Санан Сэцэна и Алтан - тобчи (в настоящее время книга известна под названием "Сокровенное сказание монголов"). Преподавание будет состоять в переводе этих летописей с пояснениями, где нужно, обычаев исуеверий монголов, как древних, так и нынешних. Могу также руководствовать студентов в чтении буддийских сочинений, какие имеются в библиотеке академии. Что касается языков, я могу преподавать их теоретически и практически ".[437]

Сам Галсан Гамбаев вместе со своими студентами вёл и переводческую работу. В частности, им были сделаны попытки перевода на калмыкский язык "Катехизиса" и "Священной истории", а также он работал над составлением монголо-русского разговорника. Среди студентов Галсана Гамбаева был и первый в крае революционер - демократ, историк Афанасий Щапов.[438]

Стоит отметить, что черемиско-чувашское отделение просуществовало всего два года, а именно до 1856 года. Обоснованием для его закрытия был следующий аргумент: «…так как для удовлетворения потребности края образовано достаточное количество воспитанников по предметам и языкам, кои были преподаваемы в миссионерском чувашско-черемисском отделении, и потому на будущее время не представляется более нужным обучать студентов академии языку чуваш и черемис и объяснять им содержание (впрочем, скудное) веры сих инородцев».[439]

Преподавние на противомусульманском отделении было поставлено в КазДА на самую приоритетную основу. Для глубокого познания восточных языков и ислама Св. Синод направляет бакалавра Н.И.Ильминского в научную командировку на Ближний Восток сроком на 4 года с содержанием 2 тысячи рублей в год. За 1851-1855 год он посетил Сирию, Ливан, Египет. Как пишет Р.Р.Исхаков: «Здесь он продолжил совершенствовать свои знания в арабском и персидском языках у ученого шейха Аль-Баррани. У местных ученых Н.И. Ильминский брал уроки по мусульманскому богословию, толкованию Корана, законоведению, знакомился с деятельностью протестантских и католических миссий на Ближнем Востоке. Своеобразным итогом этой поездки стала его работа «опровержение исламизма, как необходимое условие к твердому принятию татарами христианской веры…», в котором им была предпринята попытка разработки методов «противомусульманской «полемики, опровержения исламского вероучения с позиции православия».[440]

По приезду в Казань Н.Ильминскому было поручено вести курс мусульманского вероучения и полемики против него. Вскоре Н.И.Ильминский разочаровался в методах противомусульманской полемики и начал утверждать, что «самым лучшим средством для ослабления ислама надобно считать распространение между мусульманами просвещения и знакомство с христианской цивилизацией».[441] В 1856 году он начал свои лекции с подробного жизнеописания пророка Мухамеда по арабским источникам и истории распространения ислама. Затем у него следовал курс мусульманского законоведения «Мухтаруль викгайе», третьей преподаваемой им дисциплиной была мусульманская догматика «Аканди Несефи». Однако столь системное преподавание ислама не понравилось новому ректору академии. П.Знаменский пишет: «Ректор нашел, что противомусульманская наука поставлена слишком широко. Коран обращается в особую науку, приводится в систему и изучаеся так пристально, так подробно, как не изучается ни одно христианское вероучение, кроме православного».[442] На основании этого в 1859 Н.И.Ильминского перевели на кафедру математики, а противомусульманские предметы были переданы в основном Г.С.Саблукову.

Гордей Семенович Саблуков или «Гордей бабай», так называли его татары - мусульмане, своим ученым богажем изумлял как студентов академии, так и ученых из числа татар. Н.Н.Писарев писал: «Последние называли Гордей-бабая, за ученость праведную жизнь, мучтагидом - усиливающийся, борящийся за веру против неверных, законоведец, стремящийся растолковать трудные вопросы религии, и таза – чистый, праведный человек»[443].

Его перу принадлежит один из подстрочных переводов Корана.(1878 Казань) В его переводе Коран на русском языке в печатном виде был издан в россии впервые. В 1879 г. вышел его анотированный указатель к Корану «Приложения к переводу Корана».

Труд Г.С. Саблукова «Сличение мухамеданского учения об именах божьих с христианским о них учением» (Казань, 1873) не только обратило на себя внимание местных мусульман, но даже произвело сенсацию в Константинополе, и вызвало разные легендарные рассказы об авторе сочинения.

Г.С.Саблуков был очень деятельным профессором. Часто посещал Центраьную крещено-татарскую школу, мусульманские медресе, где разговаривал с мударисами и шакирдами, ездил по татарским деревням. «Кабинет его был аудиторией миссионеров, которые посещали его и своего рода просветительно-миссионерским центром», - отмечал Н.Н.Писарев[444].

Как мы уже писали, изменение стилей миссионерской деятельности было вызвано к жизни массовым отходом крещёных инородцев в ислам или в язычество. Поэтому власти вновь обратили свое внимание на перевод богослужебных книг. Пятого февраля 1847 года обер-прокурор граф Протасов поручает Казанской духовной академии заняться переводами на татарский язык богослужебных книг "с тем, чтобы можно было учредить православное на сём языке богослужение для татар, принявших православную веру ".

Таким образом, в конце сороковых годов XIX века был взят новый курс на организацию переводов богослужебных книг с русского на татарский язык. Этот период П. Знаменский назвал "казимбековским периодом христианизации татар". В августе 1847 года была создана рабочая группа под руководством ректора Казанской духовной академии архимандрита Григория (который не знал татарского языка и давал советы только с богословской стороны) и профессоров А.К. Казимбека, Н.И. Ильминского, Г.С. Саблукова. За короткий срок были переведены: "Литургия Иоанна Златоуста с чином обедницы" (Казань 1850), "Часослов" (Казань 1852), "Четыре Евангелия" (Спб.1855), "Деяния посланий Апостольских" (Спб.1860), "Пространный Катехизес" (Спб.1862), "Псалтырь" (1868).[445] За заслуги в деле христианизации татар Поволжья 24 марта 1855 года профессор Казимбек был награждён орденом св. Станислава первой степени.[446]

Эти книги стали основными учебными пособиями во всех миссионерских учебных завдениях страны до начала ХХ века, но понятны они были только узкому кругу образованных татар. Дело в том, что данные книги были напечатаны арабским шрифтом. Миссионеры - русификаторы узрели в этом факте большую опасность. Крящнггый татарин умеющий читать и писать на арабском шрифте, мог попасть под влияние татаро-мусульманской культуры, и идеологии. Тогда процессы акультурации кряшен были бы более проблематичны.

^{Переводы на татарский язык стали матрицами для переводов на другие языки нерусских народов. Предотвращая «татаризацию» башкир и казахов, Перводческой комиссией были переведены на казахский язык 33 книги (общим тиражем 42645 экз.) на башкирский язык 10 книг (тиражем 11000 экз.). К концу века на татарском языке было издано 66 книг с общим тиражем 403 750 экз.}

В 1856 году было принято решение использовать эти переводы на практике. С этой целью в сёла, где жили крещеные татары, был отправлен в командировку Н. Ильминский. Вернулся он с этой поездки с полным убеждением, что переводы опять никуда не годятся. Дело в том, что переводы опять были сделаны на литературном татарском языке, этот язык был непонятен простому народу. Ильминскому пришла в голову идея переделать всё сделанное, т.е. постараться переделать переводы под современный разговорный татарский язык и прекратить печатать богослужебные книги на арабском шрифте. Как пишет профессор Знаменский " с начала шестидесятых годов начался новый период христианского просвещения татар, период Н.И. Ильминского."

Во второй половине 60-х годов ХIХ века во время массовых отпадений крещеных татар в ислам Ильминского, как главного специалиста по противомусульманской полемике привлекали к антимусульманской пропаганде во время усмирения бунтов. Как пишет Г. Шарифуллина: «Вместе с конными казаками в Елыш приехали вице – губернатор Е.А.Розов, преподаватель Казанской духовной академии известный миссионер Н.И.Ильминский и судебный следователь Пеккер. Допросы длились 3-4 часа. Мужчин изо всех сил сопротивлявшихся, не желая снимать тюбетейки, стегали плетьми, а для женщин с берегов Меши принесли ивовые прутья».[447]Ильминский после этих командировок всё больше убеждался в бесполезности метода «противомусульманской полемики».

Ильминский принялся создавть принципиально новые миссионерские конфессиональные школы. В качестве учителей он стремиля использовать исключительно людей из числа инородцев, пропитанных идеями христианской нравственности и морали. Считая татар людьми в нравственном отношении более чистыми, он стремился не допускать в учебные заведения, готовящих учителей для инородческих школ русских учеников. Основную ставку он делал на старокрещеных татар, поскольку влияние мусульман на них было меньше, и как пишет Р.Исхаков «одной из главных причин этого положения было сохранение у них древних «языческих» культов»[448].

Ильминский считал, что «первоначальное образование инородцев на родном языке есть самый надежный путь к усвоению ими русского языка и русского образования».[449] Суть замысла Ильминского состояла в следующем: начальное образование детей нерусских народов на родном языке следует рассматривать как основу для усвоения русского языка, а знание русского языка использовать для закрепления крещеных инородцев в христианской вере, православие использовать для русификации народов края. С целью воплощения этой идеи в жизнь Ильминский выработал для крещеных татар письменность на основе русской графики. В проследствии этот алфавит распространят почти на все нерусские народы России и монгол. В 1862 году Ильминский с помощью крещеного татарина Василия Тимофеева создал алфавит и букварь на кириллице. Букварь был апробирован священниками села Чуры отцом Кремковым и села Савруши отцом Пеньковским. Однако данный букварь был издан под фамилией бывшего ученика Пеньковского, выпускника Казанской академии Я.И.Фортунатова.

Эта мера еще больше отрывала кряшен от культуры татарского народа, что и соответствовало русификаторским целям правительства, и его идеолога Ильминского. В своих письмах к обер – прокурору Св. Синода Д.А.Толстому Ильминский писал: "Мы обрусение понимаем глубже, мы берем русского человека в идеале, и этот идеал стараемся усвоить инородцам. Русский идеал есть по преимуществу православие, вот вочему на православии мы и настаиваем. Коль скоро инородец усвоил себе православие сознательно и убежденно, умом и сердцем, он уже обрусел".[450]

Для подготовки преподавательских и миссионерских кадров в «старокрещенские приходы» Ильминским в 1863 году открывается Казанская центральная крещено-татарская школа. "В самый разгар отступнического движения, - пишет П. Знаменский, - Казанская татарская школа успела увеличить число своих учеников с 42 до 65, а затем до 78 и основала по татарским селениям три подобным себе школы-колонии ".[451] Обучение там велось на основе переводов сделанных профессором Ильминским. В 1872 году по его же инициативе была открыта Казанская учительская (инородческая) семинария. "Она ставила своей главной задачей подготовку учителей русского языка из нерусского населения для нерусских школ с " воспитательно-миссионерскими" целями".[452] Такими же учебными заведениями были Каргалынская, Унжинская центральные школы. Учительские семинарии и школы подведомственные Минитерству народного просвещения: Симбирская чувашская учительская школа, земские учительские школы: Казанская губернская земская женская учительская школа. В них готовили преподавателей, как мужчин, так и женщин, для начальных инородческих школ. Миссионеров - женщин так же готовили в епархиальном женском училище и окружном женском духовном училище.

Учителя, заканчивающие духовное учебное заведение сравнительно мало были знакомы с общеобразовательными предметами, зато досконально изучали Закон Божий. В основном их обучение ограничивалось знаниями начальной школы. С 1872 года эти учебные заведения работали под непосредственным руководством директора Казанской учительской семинарии Н.И.Ильминского.

Ильминский, открыв целый ряд школ и училищ в крае, фактически доказал преимущества своего метода перед другими методами русификации и христианизации. Видя эти успехи, правительство в основном поддержало систему Ильминского. Это произошло 26 марта 1870 года. Поддержка правительством системы русификации предложенной Ильминским была обусловлена и тем, что он поддерживал тесные контакты с обер-прокурором Святейшего Синода Д.А.Толстым, а затем сменившего его К.П. Победоносцевым. Фактически он был их консультантом.[453] Все они выдвигали на первый план религиозное образование, в ущерб светскому считая, что светское образование несет бездуховность, атеистические настроения, либерализм и лигилизм. Ф. Брайан-Беннигсен замечает: "Как активные консультанты влиятельных лиц миссионеры оказывали значительное влияние на русскую национальную политику на российском Востоке".[454]

С одной стороны, несомненным результатом миссионерской деятельности было развитие инородческой интеллигенции и становление национального самосознания, с другой, использование более утонченной миссионерской деятельности по привлечению новообращенных в христианство через образование усилило степень опасности распадения татарского этноса по конфессинальному признаку. В результате в наше время ассимиляционные процессы у кряшен идут значительно быстрее, чем у татар-мусульман. Этносоциологи отмечают их меньшую дистанцированность от русских по сравнению с основной массой татар. Так, Р.Н.Мусина отмечает, что еще вначале 90-х годов ХХ в. татары кряшены в 1,5 раза чаще, чем другие группы татар, имели родственников состоящих в браке с людьми другой национальности.

Ильминский оставил после себя талантливых учетилей из крещёных татар: Василия Тимофеева, Козьму Прокофьева, Якова Емельянова, Михаила Апакова; из горных черемис (марийцев) Гавриила Яковлева, Василия Захарова, Ивана Захарова; из чуваш Григория Филлипова, Митрофана Дмитриева и др.[455]

Среди его учеников были в дальнейшем и высокопоставленные чиновники: Н.Остроумов (директор Ташкентской учительской семинарии), Н.Бобровников (приемный сын Н.Ильминского, директор Казанской учительской семинарии), И. Яковлев (инспектор Симбирской учительской школы), но не один из них не имел авторитета своего учителя. После его смерти (1891) система начала разваливаться.

Христианизация по системе Ильминского наткнулась на серьезное сопротивление со стороны наиболее консервативных слоев православного духовенства. Причём как со стороны высших иерархов, так и со стороны приходских священников. Считая татарский язык и языки других нерусских народностей "дикими" языками, они вопрошали: "Пригодны ли эти наречия для высокого служения, к которому они предназначаются и могут ли на них без всякого ущерба для содержания быть выражены и высшие истины христианского вероучения?" Приходские священники боялись, что их места займет духовенство из инородцев, и они лишатся своих доходов. Среди местных миссионеров противником системы Ильминского был Е. Малов. Он "выдвигал на первый план метод полемики с муллами и с мусульманским населением".[456]

Но больше всего боялись противники этой системы поднятия уровня самосознания народов, уровня их национальной и духовной культуры. Вот, что они писали: "... язык, это народ: утвердите язык письменностью, дайте ему некоторую литературную обработку, изложите его грамматические правила, введите его в школу и в церковь, и вы тем самым утвердите соответственную народность и доселе безразличных к языку чуваш и др., с явным даже влечением к усвоению русского языка, вы обратите в племя, которое будет дорожить своими особенностями и будет сознательно настаивать на своем обособлении". [457]

Факты свидетельствуют, что выпускники центральной крещено-татарской школы и учительской семинарии, воспитанные в православных традициях стали требовать расширения светских предметов в инородческих школах, а также выступали за дальнейшее расширение преподавания родного языка в школьной практике. Они не только не обрусели, а прививали детям любовь к своей национальности и языку. Мало было среди них и браков с русским. Как пишет Р.Исхаков: «Воспитанники миссионерских щкол, сделавшись истинными христианами, став проводниками миссионерских идей, обрусев «духовно», вовсе не хотели «русеть» в плане национальной идентичности».[458]

Показателен пример, который приводит в своей монографии Р.Р.Исхаков. Инспектор народных училищ Мамадышского уезда С.Краснобубовский в 1903 году выступил в газете «Московские ведомости» против системы Н.Ильминского, где сокрущался что «даже с крестом на шее татарин остается татарином и ревниво бережет свою кровь». Единственным эффективным средством ассимиляции татар он считал «культурно-языковую унификацию посредством развития обучения на русском языке».[459]

Окончательный удар по системе Ильминского нанес Казанский архиепископ Дмитрий в 1903 году. Он был ярым противником применения местных языков в процессе образования. При нем прекратилась практика назначения «инородцев» на должности священников, стала сворачиваться церковная служба на нерусских языках, а в «братских» школах была пересмотрена система образования в пользу расширения преподавания на русском языке.

Таким образом, к концу XIX в. политика государства и церкви по отношению мусульманской конфессии несколько видоизменяется, становится более утончённой; расширяется спектр методов, применяемых для достижения главной цели - держать в повиновении и невежестве неправославных подданных империи и добиваться ускоренной ассимиляции с русским населением.

3.3. Политика в отношении мусульманского образования.

Провалы в деле размывания мусульманской татарской идентичности приводили чинвников к поиску более утонченных методов руссификации. В управлениях учебных округов и в Министерстве народного просвещения утвердилось мнение, что татарское мусульманское духовенство, как наиболее просвещенное сословие обязано знать русский язык. Считалось, что усвоив русский язык, они постепенно станут обучать русскому языку мусульманское население и снимут, то противодействие со стороны общин, которое всколыхнулось после попытки открыть в татарских медресе русские классы.

Правительство Александра II (1855-1881) решило усилить административный надзор за мусульманским духовенством и мусульманами в целом, существенно ограничив их права. В этих целях было предписано мусульманское духовенство приводить к присяге, непременно в уездных полицейских управлениях. [460] В Самарской губернии в 1872-1886 гг. муллы назначались в приходы, сдав экзамен по русскому языку в полицейском управлении. Таким образом, не приход решал, какого муллу поставить в ту или иную местность, а чиновники из МВД, а уж потом только ОМДС. Этими унизительными мерами не ограничились.

Оренбургский генерал губернатор И.А.Крыжановский в 1865-1866 гг. отказывался пускать мусульман, проживающих в его губернии в хадж, опасаясь, что они не вернуться на Родину, или станут агентами иностранного влияния.

В 1874 г. дела о вакуфных имуществах были изъяты из ведения мусульманского духовенства и переданы в ведение Министерства Государственных имуществ.[461]Здесь речь идет не обо всех вакуфах, а об вакуфах переданных на поддержку образовательной системы мусульман. В дальнейшем Департамент духовных дел иностранных исповеданий 13 августа 1898 г. принял решение о передаче подаренных имуществ башкирским, татарским и казахским школам в ведение Министерства народного просвещения. Директор Департамента К.Мосолов обосновывал это постановление законом 20 ноября 1874 г., согласно которому мусульманские школы полностью переходили под юрисдикцию указанного Министерства.

Поворот к обязательному изучению русского языка на базе традиционной татарской школы наметился в 1870 г. после выхода Постановления Совета министров народного просвещения от 2 февраля 1870 г.

В связи с широкомаштабной предстоящей реформой с целью инспекции конфессиональных учебных заведений мусульман создавалось в 1874 г. два учебных округа: Оренбургский учебный округ, в который входили Пермская, Оренбургская, Уфимская губернии Уральская и Тургайская области; Казанский учебный округ имел в своём составе Астраханскую, Вятскую, Казанскую, Самарскую, Саратовскую, Симбирскую губернии. Нижегородская губерния оходила к Московскому учебному округу, а Пезенская к Харьковскому учебному округу.

С целью интеграции мусульманского населения в модернизационные процессы, а так же скорейшей руссификации правительство в 70-е годы Х1Х в. внедряет русский язык, как обязательный предмет в татарские медресе. При этом с 1874 года татарские конфессиональные школы начинают инспектироваться Министерством народного просвещения. Однако эти школы ни в коей мере, не поддерживаются материально, а содержатся исключительно на деньги родителей учеников и благотворителей. На запрос со стороны мусульманских учителей, с просьбой финансирования заработной платы, за преподавание в конфессиональной школе, правительство ответило отказом. При этом законопослушным мусульманским налогоплательщикам объяснялось, что поскольку бюджет на содержание русских приходских школ пополняется за счет государственной винно-водочной монополии, а мусульмане не потребляют алкоголь, то содержать мусульманские училища казна не в состоянии. Содержать свои конфессиональные школы поручалось самим мусульманам. А учителям русских классов правительство платило жалованье из казны. Тем ни мение, в Казанском учебном округе к 1902 году было открыто всего лишь 9 русских классов при медресе, и 32 русско-татарские школы.

Для обрусения мусульман правительство создавало русско-татарские и русско-башкирские одноклассные школы с трехгодичным обучением. Татарское население, понимая миссионерскую направленность этих учебных завелений, высказывали несогласие по поводу их открытия, часто ссылаясь на материальные затруднения. Поэтому, через некоторое время власти взяли на себя открытие и содержание этих школ. В Казанском учебном округе в 80-е годы на каждую русско-татарскую школу выделялось 460-550 рублей. Эти школы небыли приравнены к русским приходским училищам, у которых была льгота сокращения службы в армии до 4 лет при норме 6 лет, поэтому большой популярностью они не пользовались.

Поскольку мусульмане противились внедрению в начальную (мектеб) и среднюю (медресе) конфессиональную школу русского языка, для разработки мер по борьбе с «магометанским фанатимом» в 1876 г. был образован особый комитет. Он состоял из министра внутренних дел, обер-прокурора Святейшего Синода и главноуправляющего II отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии, а так же при участии представителя от министерства иностранных дел. Эти должностные лица, ответственные за конфессиональную политику, должны были подкрепить и усилить не вполне результативную деятельность миссионеров, монопольные права, которого не обеспечивали реализацию поставленных целей и задач, поставленных правительством.

В 1876 году для подготовки учителей русского языка для татарских конфессиональных школ открывается Казанская татарская учительская школа.[462] На содержание КТУШ правительство выделяло ежегодно 20 тыс. рублей. Все предметы в этом учебном заведении велись на русском языке, кроме мусульманского вероучения. Постепенно это учебное заведение приобретало признание у мусульман.

Дискриминационные законы были приняты и против татарского мусульманского учительства. Свидетельства мударисов с 1880 года давались толко тем из них, кто закончил русский класс при медресе. И.К.Загидуллин справедливо замечает: «Реализация этих требований означала отрыв традиционной школы от мечети и отстранения от преподавания в медресе абсолютного большинства учителей».[463]

В 1888 году царское правительство издало закон об образовательном цензе, основным требованием которого было знание русского языка, не только для рядового мусульманского духовенства, но и членов Оренбургского духовного собрания. В законе говорилось:

"1. Заседателями сего собрания могут быть лишь лица выдержавшие испытания в объёме курса четырёх первых классов гимназий, уездного или городского училища, татарской учительской школы или, по крайней мере, двухклассного начального народного училища Министерства народного просвещения.

2. При определении высшего приходского духовенства (ахунов, хатыпов) в городах требовать от них свидетельств о выдержании ими испытания по программе курса одноклассного начального народного училища. О распространении сего правила на мулл при Оренбургском, Уральском и Сибирском казачьих войсках, а также духовных лиц, состоящих по военному ведомству, войти в сношение с военным министром.

От кандидатов на должности сельских мулл, при определении их на оныя, требовать представления свидетельств уездных училищ о знании ими русской разговорной речи и чтения.

3. Выше изложенные правила ввести в действие с 1 января 1891 г. и не распространять на всех лиц, кой будут определены в должности до введения сих правил в действие".[464]

Комитет министров так мотивировал необходимость получения мусульманским духовенством образования на русском языке: " Раз в тех местностях, где живут мусульмане, ведётся официальная переписка на русском языке и муллы, а тем более члены собрания, несут официальные обязанности (ведение метрик, привод к присяге и т. п.), то естественно, они должны знать и государственный язык".[465]

Протестные движения татар в конце 70-х годов показали власти силу и сплоченность татарского народа в отстаивании своих этно-конфессиональных интересов и не позволили ретивым чиновникам грубо вмешиватьсяв сферу школьного образования татар. В начальные школы преподавание русского языка мусульмане недопустили.

5 февраля 1882 года император утвердил циркулярное предписание инспекторам учебных округов. Комитет министров предписывал попечителям округов «приступить к фактическому наблюдению за школами ислама, посещая их, вникая в обстановку и устройство, собирая о них статистические данные, давая словесные советы, составляя о них отчёты для Министерства народного просвещения».[466] В инструкции предписывалось соблюдать осторожность, умеренность, и не предъявлять мугаллимам никаких требований. Эта осторожность объяснялась с одной стороны неспокойной обстановкой в крае, с другой стороны, это была далеко не европейская школа. Фактически в деревнях эти школы располагалис