Особенности политики правительства по отношению к мусульманской конфессии во второй четверти XIX в. - 1905 г.

3.1.Проблема отпадений нерусских народов из православия в ислам и язычество

В XIX веке численность мусульман продолжала увеличиваться. Как было уже сказано выше, к России было присоединено большое количество народов исповедующих ислам (народы Средней Азии, Казахстана, Закавказья, Северного Кавказа). Государственные идеологические службы через официальную печать постоянно подчеркивало мысль о цивилизаторской и миротворческой миссии русского народа в новоприсоединённых территориях. Так, например, в газете "Восточное обозрение" анонимный автор восклицает: " Дорога христианству в Азию проложена, никогда более азиатские орды не вторгнутся в Европу, никогда это гордый потомок Чингисхана не поднимет голову. Древняя история Азии кончилась. Отныне пойдёт семимильным шагом иная цивилизация, явится иное историческое тяготение". [355] В сознание масс упорно внедрялась идея о том, что русский народ чуть ли не жертвуя собой, защищает Запад от "диких азиатских народов". В журнале " Московитянин " за 1856 г. М. Погодин об этом писал так: " Стоя на перепутье, мы естественно должны были первые принимать напор дикого, а после, магометанского Востока на Европу, и давать ей через то покой, досуг, средства развивать свои способности и силы физические, умственные и нравственные ".[356]

Современные историки Н.Л. Боголюбова и А. Ю. Лабезников оценивают основное кредо политической культуры России первой половины XIX следующим образом: " Россия, становясь многонациональной империей, пользовалась национальной религией как объединяющей скрепой. Имперская власть осознала себя тесно связанною с церковью, что и выразилось в XIX в. в царствование Николая I в знаменитой формуле "Православие, Самодержавие, Народность". Она отражала реальность, но в форме перечисления, скрывавшего противопоставленность последнего слова первым двум. А это и составляло главный порок созданной с помощью прививки европеизма российской цивилизации. Церковь, включённая в систему государственного управления, перестала быть источником нравственного авторитета у народа, так и не сообщив этот авторитет власти. И не случайно, что как раскольники - старообрядцы с конца XVII в., так и русская социалистическая интеллигенция с 30-40 гг. XIX в. боролась с двуединым врагом - православным самодержавием". [357]

После введения закона о веротерпимости (1781) Екатериной II, миссионерская деятельность по отношению к нерусским народам в Поволжье затухает на 20-30 лет. За это время мусульманская умма восстанавливается, и начинает значительно увеличиваться. Так, 1826 г. в Казанской губернии проживало 136 470 татар- мусульман, а в 1897 г. их количество составило 774 627. Такое пятикратное с лишним (545 %) увеличение количества татар - мусульман за 70 лет официально связывалось, прежде всего, с исламизацией чувашского, финно-угорского и крещенного татарского населения края.[358]

Власти были весьма обеспокоины начавшимися «отпадениями». В 1802 году Васильскому земскому исправнику (Нижегородская губерния) было поручено собрать сведения, по какой причине татары из деревни Ишеево приняли православие.

Степан Афанасььев – оного Афанасьева крещен отец Афанасий по крестном отце Емельянове для трехлетней льготе от всех податей;

Павел Петров – оный крещен назад тому лет 8 во избежание телесного наказания за кражу лошади.

Яким Иванов- оный крещен назад тому лет 20 во избежание телесного наказания за кражу из амбара разного имущества.

Степан Иванов – оный крестился по желанию своему в совершенном возрасте назад тому лет 25 по случаю взятия себе в жену солдатки, во избежание обращения её, по их магометанскому закону, к первому мужу. Во время из службы его отставки.

Флегонт Михайлов – оный крещен назад тому лет 7 во избежании наказания за кражу лошадей.

Андрей Иванов – оный крещен назад тому лет 30 во избежание от рекрутской очереди.[359]

Картина получилась удручающей. Добровольно крестившихся, «пленившись учением Христа» в этих списках нет ни одного, православие принимали в основном вынужденно.

С конца 20-х годов ХIХ века отпадения из православия нерусских народов в ислам и язычество приобрели массовый характер. Особенно крупное отпадение новокрещенных татар в ислам произошли в 1827 году. Тогда крещеные татары Свияжского, Цивильского, Тетюшского, Буинского, Симбирского и Ставропольского уездов Казанской епархии (97 деревень Казанской и 41 деревня Симбирской губернии) подали прошения о возвращении в ислам. Надо заметить, отпадения затронули в основном новокрещенские деревни со смешанным населением.

Эти факты привели к усилению миссионерской деятельности в крае и поиску причин неудачи миссионерской деятельности за предыдущий период. А.Н. Григорьев в своей работе "Христианизация нерусских народностей как один из методов национально - колониальной политики царизма" приводит следующую таблицу: «Количество нерусского христианского населения по Казанской губернии в первой четверти XIX века»[360].

народ	Всего крещенных	Утвердившиеся в христианстве	Готовые отпасть
татары	31 146	17 369	13 777
мари	66 660	21 564	45 096
чуваши	269 642	83 423	186 219
мордва	11 317	11 317	--------
удмурты	4 866		4 409
Всего

Из приведенных цифр видно, что из всего количества обращенных в христианство были готовы перейти обратно в мусульманство или язычество 249503 человека, т.е. почти 65%. Такая же ситуация складывалась и в Оренбургской губернии. Эти факты встревожили как власть, так и миссионеров. Они во весь голос предупреждали правительство о том, что " начавшиеся открытые отпадения крещеных татар в мусульманство показали, что отпадения эти подготовлялись, поддерживались и продолжались под влиянием татар мусульман, которые не имея организованной миссии, успешно ведут своё дело в разных концах России: в Сибири, на Волге, в Средней Азии, в Крыму и на Кавказе. Действуют они всеми возможными способами, словом и делом, все кто может: муллы, ишаны, торговцы, простые поселенцы и грамотные, пишущие люди. Между всеми ними есть полная солидарность во взглядах и стремлениях; все они действуют открыто, но мало кто это замечает, а главное - мало кто хочет придавать этому значение. Время между тем идёт, татарская пропаганда растёт, и вот мы уже накануне «татарского вопроса» в России".[361]

В первой половине ХIX века наблюдается отход от православия не только в ислам, но и в язычество. Вот что писал в своем дневнике известный казанский миссионер Ефимий Малов: " Был у меня чувашин Василий Якимов и передавал: " Чуваши совершают чуки языческие в Чебоксарском и Цивильском уездах. Они говорят, что господь не дает урожая, когда они живут по-христиански. Справляют синзю, а грехов своих не исповедуют". Далее он пишет, что в двадцатых годах XIX века чуваш в церковь собирали через казаков. " Но чуваши долго не жили по-христиански, кто жил по-христиански, того притесняли, били, за таких приносили жертву, чтобы с ними случилась беда".[362] Еще одно любопытное откровение миссионера Е. Малова: " Как легко голубятнику гонять голубей, так же легко чуваш загонять в храм божий; только стоит обратиться к уряднику: и он сделает все что нужно".

Массово переходили обратно в язычество и марийцы [363]. 20 ноября 1827 года луговые марийцы и удмурты собравшись вместе около пяти тыс. человек, совершили обряд жертвоприношения около деревни Варангуши Церевококшайского уезда. Этот обряд получил название «всемарийских молений», так как на неим присутствовали марийцы трех губерний Вятской, Казанской и Уфимской.

Принебрежительное отношение к старокрещеным кряшенам со стороны последователей аврамистических религий - татар мусульман и русских привело крещеных татар к изоляционизму и возвращению в язычество. В фонде Казанской духовной констестории НАРТ сохранилось много доносов православных священников на крещеных татар, совершающих «чуки языческие»: «балык келяу» (моления с жертвоприношением рыбы), «таук келяу» (моления с жертвоприношением курицы), «ат келяу» (моления с жертвоприношением лошади) [364]. Священники сначало были обеспокоины такими отпадениями, но затем отношение к этому явлению изменилось. Сохранилось откровение кряшенского священника В.Т. Тимофеева. Он пишет: «теперь все больше и больше убеждаюсь, что такая упорная стойкость и сохранность среди крещеных татар языческих суеверий принесла огромную пользу. Этим питалось и поддерживалось в народонаселении религиозное чувство, и предохранялись наши старики от влияния посторонних. Надобно сказать правду, что влияние со стороны русской было весьма слабо, далеко слабее, чем со стороны магометанской. Если бы языческие суеверные обряды не держались, теперь, по всей вероятности, не осталось бы и имени крещеных татар… Вообще я заметил во время своих разъездов, что где падает вера в керемети, то это верный признак успехов магометанства. И потому, в настоящее время, при падении во многих старокрещеных деревнях древних суеверий необходимо как можно ускорить русское образование, христианское; а иначе невозвратимо все уйдут в татарскую веру».[365]

С одной стороны этот изоляционизм позволил татарам кряшенам сохранить родной язык и традиционную культуру. Неслучайно и в наше время литературным татарским языком наиболее хорошо владеют именно в старокряшенских деревнях и селах. Синкристическое мировозрение кряшен очень хорошо изучил Радик Равильевич Исхаков.[366] Он отмечает: «Сохранение традиционных основ народной религии у кряшен, несмотря на продолжительный период их взаимодействия с авраамическими верованиями (исламом, а впоследствии с православным христианством), являлось формой рефлексии, направленной на сохранение своей самобытной культуры и идентичности. Монотеистические традиции, представленные в регионе, долгое время выступали в роли нивелирующих систем с «иной» формой культурных и религиозных координат, «конкретно-историческим» взглядом на окружающий мир, восприятие которых означало смену важнейших жизненных установок, бытовых условий жизни, а часто и этнической идентичности. Напротив, традиционные верования, имевшие общую духовную и социальную основу у всех коренных нерусских народов Волго-Уралья и оперировавшие к конкретно-природному миросозерцанию, где каждый элемент, включая обитателей сверхъестественного мира, являлся составной частью единого с человеком микро-макрокосма, с которым он постоянно вступал в открытый контакт, наиболее адекватно отвечали культурно-психологическим особенностям развития их патриархального сельского общества»[367].

Народные обычаи и традиции обеспечивали связь между поколениями, и являлись охранительным фактором для сохранения и дальнейшей трансляции кряшенской культуры. С другой стороны, интересно отметить, что в наше время именно среди кряшен стало возраждаться татарское неоязычество.[368]

Наибольшие отпадения в ислам среди немусульманских народов Поволжья и Приуралья наблюдался у чувашей. В Симбирской губернии по данным архивных источников самые ранние упоминания о переходе язычников чувашей в мусульманскую веру относятся к 30-м годам XIX века. По свидетельству жителей д. Старое Шаймурзино Буинского уезда, на рубеже 20-30-х гг. приняли ислам язычники Яргунов и Батыршин[369]. Как отмечает А.В. Кобзев в марте 1839 г. еще пять семей чуваш направили прошение оренбургскому муфтию с просьбой считать их мусульманами. Прошение оренбургскому муфтию по просьбе чувашей написал указной мулла д. Малая Цильна Ильяс Айбетов. Желание стать мусульманами чуваши объяснили следствием "совместного жительства с татарами и короткого, всегдашнего с ними обращения, тем более, что в чувашской вере не нашли они ничего по Богослужению основательного и религиозного, при неимении духовных молитв и наставников". [370]

Правительство было обеспокоено таким положением дел. Предписанием министра внутренних дел от 18 февраля 1839 г. властным органам на местах следовало обращать строжайшее внимание на подобные случаи. Однако по постановлению Сената 1843 года следовало не преследовать язычников чуваш, принявших ислам, а так же не переселять их со своего места жительства. Однако мулле Айбетову было строго запрещено занималься муульманским прозелетизмом. Церковь не могла смотреть с равнодушием на данные процессы.

Сенатским указом 1849 года принявшим ислам чувашам предписывалось «быть в той же чувашской вере и обязать их подпискою, под смертной казнию, чтоб они впредь Магометанского закона отнюдь не держали… и в том от кого изобличатся, за то казнены будут смертно без всякой пощады».[371]

В августе 1857 года под руководством удельной конторы Симбирской губернии началось крешение оставшихся в язычестве чувашей. Как и прежде за переход в православие департамент уделов давал льготу от 3-х летней уплаты налогов и освобождение от армии.

Тем не мение власти и церковь вновь натолкнулись на сопротивление чуваш, желающих перейти в ислам. Чуваши из селений Городищи, Старые Татарские Чукалы, Старое Шаймурзино и Новое Дуваново направили прошения на имя императора, муфтия и начальника корпуса жандармов Симбирской губернии, в которых жаловались на репрессивные действия властей, принуждавших их к крещению, и именовали себя мусульманами.

Жалобы о насильственном крещении также поступали от чувашей других деревень: Средние Алгаши, Три Избы, Шемурши. Вскоре на жалобы чувашей последовало строгое распоряжение, сначала министра внутренних дел, а затем и председателя департамента уделов, разобраться в обстоятельствах насильственного крещения. 1 февраля 1858 г. помощник управляющего удельной конторы докладывал, что чуваши селений Старое Шаймурзино, Новое Дуваново, Старые Татарские Чукалы приняли православие добровольно. Однако проверка показала, что жалобы чуваш были обоснованными. «Добровольное» крещение власть и церковь добилась угрожая переселениями, избивая розгами, отправляя на общественные работы.

В Симбирской удельной конторе подобные меры были признаны "насильственными" и в распоряжениях от 18 и 22 января 1858 г. голове Шигалинского приказа и управляющему Буинским отделением было предписано оставить в покое упорствующих язычников "до собственного их убеждения в заблуждениях"[372].

Чуваши, выбирая вероисповедание, сравнивали обе религиозные доктрины и выссказывались весьма не лестно о православии. Чувашин Бикбав Исменеев, в частности заявил: "русскую веру душа не принимает, татарскую веру мы больше знаем - кругом татары, а ваша русская вера тьма - исполнять нельзя...". Крещёный чуваш Абдульмень Абдреев, крестьянин д. Чепкас Ильметьево, говорил: "Я и другие одножители мои... сошлись на улице, разговаривали о верах: татарской и русской и порешили перейти в татарскую, как признанную за лучшую..."[373].

По справедливому замечанию Кобзева: «В представлениях чувашей-мусульман (и не только для них) ислам являлся "татарской" верой, и переход в мусульманское вероисповедание воспринимался ими как "переход в татары" ("Эпир тутара тухрамар" - дословно: "Мы вышли в татары")». Как в варианте с исламом, так и с православием все это в конечном итоге оборачивалась этнической ассимиляцией, что проявилось в смене самосознания, утрате родного языка и изменении культурно-бытовых черт.[374]Единственным вариантом на какое-то время привлекшее внимание чуваш, это миссионерские школы, организованные по системе Ильминского, в которых сохранялся родной язык.

Таким образом, насильственное крещение, а также крещение при условии предоставления различных льгот, как и прежде желаемых результатов не дали. Казанский архиепископ Амвросий в своем сообщении Синоду писал, что "чуваши, черемисы не имеют не только достаточного, но и малого понятия об истинах веры, к которой приведены они святым крещением были без предварительного истолкования им догматов оные." Дальше, этот же архиепископ говорит, что эти "крещеные инородцы" к богослужению собираются более по принуждению, нежели из внутреннего убеждения, и уклоняются от посещения богослужения, которого не понимают по незнанию не только славянского, но и русского языка, думая, что их принуждают ходить в церковь только для того, чтобы молиться за русских".[375]

Из сведений собранных в 1828 г. по поручению казанского архиепископа Филарета (Амфитеатров) (1799–1858) данных отмечалось, что в крещено-татарских приходах Казанской и Симбирской губерний священников, знающих татарский язык практически нет.

Немаловажной причиной отступничества был низкий уровень профессиональной подготовки миссионерских кадров, а так же неподабающее их сану поведение. Об этом свидетельствуют многочисленные разбирательства проступков священников из инородческих приходов, отложившихся в делах Казанской консистории Национального архива республики Татарстан.[376]

О мздоимстве священников инородческих приходов ярко свидетельствует документ «Отношение Чебоксарского окружного управления государственных имуществ в Чебоксарский земский суд, 30 апреля 1845 г.» В этом документе отразилась история, которая произошла с чувашским крестьянином Федором Сергеевым у котоого умерла девятимесячная дочь. Для того чтобы похоронить её по церковным обрядам крестьянин заплаил священнику 1 рубль 22 копейки, но тот требовал с него 2 рубля 20 копеек. Таких денег у Сергеева не было, тогда священник велел ему заложить последний кафтан, без которого тот должен был остаться на холоде в одной рубахе. Священник также не разрешил оставлять гроб с телом ребенка в церкви. Тогда отчаявшись, крестьянин оставил гроб с младенцем под окнами дома попа. На следующий день священник в гневе вызывет волостного писаря с тем, чтобы тот наказал Сергеева розгами. Но волосной писарь, оказался наказывать крестьянина. Дело направляется в более высокую инстанцию. Этот документ показывает все унизительное положение и бесправие нерусских народов, принявших праволавие и неважно новокрещенными, или старокрещенными они были. Прав был профессор Казанской духовной академи А.Машанов, который писал: «Если русский простолюдин высокомерно относился к крещенным, то люди, занимающие тот, или другой чиновничий пост, отвращали крещеных от себя и от русских вообще своим жестоким обращением и взяточничеством, которому особенно подвергались инородцы и в частности татары. Не зная русского языка, запуганные русским чиновничеством, почти беззащитные перед высшим начальством, они несли тяжелое иго, проклиная чиновников и в лице их всех русских»[377].

О типичном поведении православных священников среди коренного населения Поволжья пишет А.Н. Григорьев. "Часто священники, будучи в новокрещенских деревнях, выбирали "достаточных людей " и примечая у них хороших лошадей, скот и прочее, делали прицепку, грозили взятием в город для жесточайших допросов…Обычно священники, разъезжая по новокрещенским сёлам и деревням за ругой, требовали от крещённых чуваш, татар и др. всё, что им бросалось в глаза, угрожая разными наказаниями. Не имея никакой защиты со стороны светских властей, новокрещеные отдавали им всё ими требуемое и через то приходили в совершенное разорение"[378]

Крещеные татары не могли взирать на эти поступки с совершенным равнодушием. 3 февраля 1827 г. Синод рассматривал жалобы крещеных татар. Они обращались в Синод с тем, чтобы их перевели обратно в мусульманскую веру, поскольку их приходские священники требовали непомерных денег на исполнение церковных треб. На совещании в Синоде было высказано мнение, чтобы священников, злоупотребляющих своим положением, привлечь к суду. Но это было невозможно поскольку " означенные татары формальной на то жалобы не приносят и доказательствами подкреплять оную не вызываются". Аналогичные же жалобы поступали и от крещеных чуваш.

По данному делу Синод обязал:

- "Означенных священников от нынешних их мест удалить и дать им срочные билеты для приискания других мест, где прихожане принять их пожелают, но отнюдь не в новокрещенские приходы ".

На освободившиеся вакансии принять новых священников "преимущественно из ученых". Они должны были быть " в поведении несомнительные и способные к утверждению колеблющихся к вере и назидательным словом и добрым примером."

- Протоиереям рекомендовалось лично посещать приходы, где произошли наиболее многочисленные отпадения и наставлять прихожан "с кротостью, любовью и терпением", а так же следить за священниками, чтобы они не злоупотребляли своим служебным положением на местах. Обо всём, что «усмотрели в причтах и приходах» требовалось «обстоятельно донести епархиальному начальству, которое имеет доносить св. Синоду».

- Требовалось взять подписки со всех священников новокрещенских приходов, чтобы «довольствовались доброхотными даяниями прихожан и излишнего не требовали."

- Благочинным же поручалось " иметь за сим бдительный надзор и о злоупотреблениях доносить для прекращения оных непременно, под страхом собственной ответственности по законам за прикрытие оных".[379]

Архиепископ казанский Филарет потребовал собрать сведения о священниках тех приходов, где было наибольшее количество вероотступников. Из представленной справки мы узнаем, что: " Нравственный уровень и умственное развитие пастырей, о коих навели справки, очень незавидные: до многих из них касались различные судебные дела, но очень немногие из них были из окончивших курс семинарии, именно из 43 священников таковых показано только 7 человек". [380]

Ещё одним бичем русского духовенства был алкоголизм. На этот порок указывали сами русские свяшенники, например, большой интерес представляет по этому поводу брошюра «Письма С.А. Рачинского к духовному юношеству о трезвости». Рачинский пишет: «Миссионеры употребляют похвальные усилия, чтобы возвратить хоть одного отщепенца к православию, и привлечь к Евангелию магометанина и язычника. Пьяные причты действуют совершенно в обратную сторону и сокращают число спасаемых. … одна из причин устойчивости магометанства очевидна: всякий мусульманин абсолютно трезв. Мусульманский мир избавлен от одного из позорнейших бичей мира христианского. Пьянство христиан для мусульман – постоянный соблазн не только потому, что оно есть нарушение вросшей в их плоть и кровь заповеди пророка, но прежде всего потому, что оно влечет за собою наглое, отвратительное нарушение трех заповедей христовых, которые у нас на устах. Пока жизнь мусульман, домашняя, ежедневная, остается благообразнее и чище, чем жизнь соседей христиан, ни о какой успешной пропаганде мы мечтать не в праве»[381].

Нельзя сказать, что все пастыри «церкви христовой» на территории Поволжья и Приуралья в инородческих приходах все впали в «неподабающее сану поведение». Как пишет Р.Исхаков: «Большую роль во внутренней атмосфере в таких приходах играла личность священника. Наряду с лицами, формально относящимися к своим обязанностям или даже злоупотреблявшими служебным положением, встречались настоящие духовные пастыри и подвижники, которые своими многолетними бескорыстными трудами заслужили уважение местного населения. Такие священники стремились утвердить свою паству в христианстве, наладить доверительные отношения в приходе, открывали приходские школы для обучения детей русской грамоте и основам православия. Во многом благодаря их деятельности в первой половине XIX века у части кряшен отмечался рост влияния христианства»[382].

В миссионерской литературе ХIX века (Можаровский, Малов, Машанов и др.)[383] причинами отпадений нерусских народов в ислам, как правило, называются: активная деятельность мусульманского духовенства по просвещению татарского народа; влияние мусульман на кряшен и другие этносы; этническая и конфессиональная сплоченность и солидарность татар – мусульман; не понимание языка богослужения и христианской религиозной доктрины нерусскими народами края, незнание священниками языков народов Поволжья; а так же то, что нерусские народы края принимали христианство по экономическим причинам, прежде всего ради освобождения от налогов и повинностей. Миссионеры также отмечали, что русские люди крайне равнодушно относились к усилиям церкви укрепить инородцев в «Христовой вере», в отличае от «фанатичных» татар, а так же то, что мусульманское духовенство было избираемо приходом и «безнравственные» муллы там не приживались.

Но основной причиной как нам кажется стали объективные социально - экономические изменеия в крестьянской среде. В ХIX веке прорывается социально - экономическая изолированность кряшенских общин. Вследствие распространения отхожих промыслов, торговли, межэтнических браков, взаимоотношения с татарами мусульманами значительно выросли. Исламская религиозная доктрина выигрывала так же тем, что на ней небыло представлено в такой мере политико-идеологических наслоений интересов власти, как это было в христианской православной.

Правительство и церковь были крайне обеспокоены таким положением дел. С этого времени они отказывается от погони за количеством крещеного населения, а главное внимание начинают уделять укреплению в вере уже принявшего православие населения. Ситуация, сложившаяся в первой четверти XIX в. в сфере межконфессиональных отношений, требовала изменения конфессиональной политики правительства. Эти явления стали осознавать, прежде всего, сами миссионеры, получившие фундаментальную подготовку для ведения миссионерской деятельности. Именно они, живя среди нерусского населения империи, более всего ощущали пагубность репрессивной политики в этой сфере. Они верили, что решить проблему закрепления крещёных инородцев в православной религии можно лишь путем христианского просвещения. Однако от насильственных мер не РПЦ, не власть тоже не отказалась.

Как и прежде отступников отсылали для увещеваний в монастыри и тюрьмы. Архиепископ казанский Филарет, и протоиереи Гольбанский, Световидов, Милонов, Соколов сообщали в Синод о том, что крестьяне Буинского уезда деревни Большой Аксы Матвей и Алексей Прокофьевы и Михаил Егоров, а так же из деревень Дрожжаного куста Сергей Васильев и Иван Кузьмин " для увещевания отправлены в монастыри; первые трое в Казанский второклассный Спасо-Преображенский монастырь, а последние в Иоановский». Архиепископ Филарет сообщает: «Они были увещеваемы как настоятелями тех монастырей, так консисториею и мною, но ни на какие внушения и убеждения не согласились обратиться в христианскую веру до возвращения какого-то поверенного из Санкт-Петербурга, почему все они, яко упорные, возвращены в Симбирское губернское правление." Филарет обращался к губернаторам и просил их "принять законные меры к удержанию злонамеренных из татар от совращения ими других." Далее архиепископ оправдывается, почему все их "увещевания" не дали результата. "К утверждению новокрещеных казанской епархии татар в христианской вере много служит препятствием и то, что они, как из донесении комиссионеров и из дел консистории видно, большею частию жительство имеют с некрещеными татарами, в одних деревнях с ними живущими, так что в деревнях бывает гораздо больше некрещеных, а через то они, обращаясь всегда с ними, увлекаются в их заблуждение". Он предлагал всех непреклонных разослать по отдалённым монастырям. "Предложение преосвященного Филарета о рассылки по монастырям 25 человек, оставшихся непреклонными, было утверждено 19 апреля 1829 г. Синодом". [384]

Измученные «вразумлениями» пастырями церкви некоторые из «тайных мусульман» стали давать подписки о том, что возвратятся в лоно «церкви Христовой». Однако, известно, что наиболее непреклонный из 25 отступников Андрей Антонов умер в тюрьме.

Зачинщиков отступнического движения так же высылали в Сибирь. В частности, по «высочайшему повелению» от 11 февраля 1828 года жителя деревни Азеева Абдулхака Мавлиева (Михаила Васильва) было предписано высечь 30 ударами плетей и выслать на жительство в Тобольскую губернию.

В эту же губернию в 50-е годы были высланы ясачные крестьяне деревни Тимашево Бугульминского уезда. В 1849 году новокрещенных татар из деревень Степаново и Нижнее Абдулово переселили Кочердыковскую волость Челябинского уезда.

Архивные документы свидетельствуют так же об усилиях властей переселить крещеных инородцев, готовых отпасть в старую веру, в населенные пункты "со старорусским" или «старокрещенским» населением. Например, об этом свидетельствует дело: «Об учинении со светским правительством о понуждении кого следует к переселению крещеных татар в старорусские сёла» 30 мая 1839 - 27 ноября 1858 г.[385] Необходимо отметить, что новокрещеные татары с большим нежеланием покидали свои родные сёла (данное дело велось почти 20 лет), но, в конце концов, были вынуждены подчиниться решению властей. В течение всего ХIХ века за счет переселений новокрещен значительно увеличиваются старокрещенные деревни, в которых открываются многочисленные «братские» школы.

В 1841 году был высочайше утвержден Устав духовных Консисторий. В нём определялся порядок перехода из неправославной веры в православие. В уставе подчеркивалось исключительное право православной церкви вести миссионерскую деятельность. Если сравнить письменное прошение, которое давалось в прошлом и новое, то можно заметить, что в нём уже не содержалось унижающих неправославную веру формулировок. "Иноверца, желающего присоединиться к православной вере, прежде всего священник наставляет в учении православной вере, самое же присоединение совершает по взятии от ищущего присоединения письменного показания: " нижеподписавшийся (имя) сим изъявляю решительное намерение присоединиться к Православной Кафолической Восточной церкви и обещаю прибывать в послушании ея всегда неизменно." За этим присоединённого вносить в метрическую книгу, а показание представляется Преосвещенному. Если священник встретил сомнение, то обязательно донести Преосвещенному об имеющихся причинах сомнения. Подписки хранятся в Консисторском архиве".[386]

Интересно рассмотреть, как же исламское законодательство относилось к вероотступникам. В исламских странах, факихи[387] считали, что взрослые мужчины-вероотступники однозначно должны быть казнены, а женщины-вероотступницы должны или держаться под арестом и принуждаться к принятию ислама, если после увещеваний они не вразумлялись, то их надо казнить, так же, как и мужчин. Перед казнью вероотступнику в последний раз предлагают возвращаться в ислам, и в случае возвращения данный человек освобождался из-под стражи.

Риддой[388] являются следующие умозаключения:

1. Отрицание Всевышнего Аллаха.

2. Непризнание хотя бы одного из пророков.^.

3. Клевета на какого-либо пророка^.

4. Признание разрешенными греховных деяний, которые приняты мусульман запрещенными.

5. Признание запрещёнными деяния, которые имеет единое мнение мусульман считать разрешенными.

6. Отказ от признания того, что в шариате является обязательным.

7. Вера в обязательность того, что единое мнение ученых мусульман не признала обязательным.

8. Наличие намерения стать в будущем неверным или сомневаться в своей вере

Исламские богословы не считают вероотступником такого мусульманина, которого вынудили к вероотступничеству силой, в то время как он на самом деле сохранился мусульманином в душе. Так же если вероотступник, решивший выйти из ислама, не заявляет об этом во всеуслышанье, то к нему не будет применено соответствующее шариатское наказание, т.е. наказание применяется, если только вероотступник разрушает идентичность мусульман, и наносит вред умме.

Немало важным фактором, позволившим большинству кряшен вернуться в лоно ислама, стало, то, что мусульмане не считали их вероотступниками, а считали «көчляп чукындырылган», т.е. «насильственно крещеными». В таком случае применялся принцип «благоразумного сокрытия веры» (ат-такия). Они считались мусульманами, так как внутренне от ислама не отреклись.Тесные дружеские, экономические, культурные и даже семейные контакты с мусульманами, позволили большинству новокрещенных татар не выпасть из уммы.

По законам российской империи 1833 г. вероотступников из числа мусульман предписывалось наказывать следующими тремя способами: первый раз розгами, второй раз палками и третий раз нагайками.

Главной причиной отступничества крещенных татар в ислам миссионеры считали влияние на них мусульман и особенно мусульманского духовенства. Поэтому правительство предпринимала ряд мер антимусульманской направленности.

В 1800 г. в Оренбургской губернии действовали 1147 мечетей, при которых состояло 1793 духовных служителя. В конце 20-х гг. XIX в. правительство и местные власти стали выражать беспокой­ство по поводу увеличивающегося количества мечетей и мулл. Оренбургский генерал-губернатор В.А.Перовский и управляющий департаментом духовных дел иностранных исповеданий Д.Блудов выразили взаимное согласие на разработку действенных мероп­риятий по уменьшению количества мечетей и мулл. Местная ад­министрация осложнила выдачу разрешений на открытие мусуль­манских приходов. С 1829 г. все претенденты на должность ахуна, имама или муэдзина обязывались являться в губернское правле­ние и только потом в Духовное собрание. Мечети, построенные без разрешения, признавались недействительными и подлежали зак­рытию. Результаты принятых мер были внушительными. Если в 1831 г. в Оренбургской губернии насчитывалось 1663 мечетей и 2883 религиозных служителя, то уже к 1835 г. их количество со­кратилось соответственно до 1235 и 2039. Политика ограниче­ния роста численности мусульманских приходов и духовных слу­жителей продолжалась и в дальнейшем. Указами Правительству­ющего сената от 9 декабря 1835 г. и от 23 января 1836 г. возведе­ние соборной мечети разрешалось при наличии 300 д.м.п. и пятивременной мечети - 200 д.м.п. прихожан. Штат духовных служи­телей соборной мечети был установлен не более 3 человек, а пятивременной - не более 2 человек. В 1886 году вышел закон запрещающий иметь мечеть, где прихожан меньше 200 душ мужского пола.

Мусульманскому духовенству категорически было запрещено агитировать в пользу ислама. За этот проступок полагалось «лишение всех прав и состояния, ссылка на каторжные работы до 10 лет».[389]

Власть наказывала членов семей крщеных татар, в которых совершались отпадения. Они подвергались аресту от 3 дней до 3 месяцев за бездействие в пресечении отпадений.

Чтобы пресечь влияния мусульман на крещеных татар, в 1830 г. власть запрещает кряшенам участвовать в татарском народном прзднике Сабантуй.[390]

В 1838 году муллам строжайше запрещается обучать чувашских детей, принявших ислам, в татарских конфессиональных школах.

За погребение мусульман отошедших из православия без совершения надлежащих христианских обрядов, виновные подвергались аресту от 3 недель до трех месяцев, могила захороненного по исламским обычаям подвергалась осквернению и презахоронению на православном кладбище, а родственников привлекали к уголовной отвтственности. [391]

И.К.Загидуллин отмечает: «Браки, заключеные между «отпавшими» после их возвращения в ислам, православной церквью не признавались, и после уведомления епархиального начальства гражданские власти немедленно разлучали такие семейные пары. Дети оставались сиротами, заранее обреченными на нищенское существование…Детей отпавщих крещеных татар приписывали к семье деда по материнской линии. Фамилии детям давались от имени их матерей. Следует подчеркнуть, что дети, родившиеся в такой семье, духовным судом признавались незаконными и потому не имеющими права ни на наследство в имуществе родителей по закону, ни на фамилию и состояние отца». [392]

В российской империи были запещены так же браки православных с представителями других религий. «Прелюбодеев, и незаконных сожителей» полагалось заключить в тюрьму на 4 месяца.

Власть всячески препятствовала «отпавшим» в ислам нал