НТС нашел себя с генералом Власовым

 

Капитан Вильфрид Штрик-Штрикфельдт, из прибалтийских немцев, в начале войны служил в разведотделе группы армий «Центр», наступавших на Москву через Белоруссию. Человек острого ума, сильно ненавидевший Россию, он уже к середине осени 1941 года понял, что вряд ли немецкая армия завоюет эту страну. Он чувствовал, что есть некий стержень, который, к несчастью, не сломан, и он держит Россию, давая ей силу сопротивления. Этот стержень – власть в Кремле, которая сумела организовать это сопротивление. Но сломать его немецкая армия сможет только с помощью тех русских, кто готов выступить вместе с ней против советского режима, против Сталина. Так думал этот прибалтийский немец.

Он делился этими мыслями со своим начальником, руководившим разведкой в штабе армейской группы «Центр», полковником Герсдорфом, а тот в свою очередь с начальником оперативного отдела штаба полковником фон Тресковом, и со своим шефом, полковником фон Ренне, заместителем Рейнхарда Гелена – начальника отдела «Иностранные армии Востока» германского Генштаба. И взгляды их на участие русских в войне на стороне немцев не расходились. Когда совместным мыслям стало тесно, Штрик-Штрикфельдт предложил подать записку командующему группой, фельдмаршалу фон Боку, об организации из советских перебежчиков и пленных «освободительной армии» числом более четверти миллиона человек. Пусть солдаты этой армии идут в первых эшелонах и погибают за свободу в борьбе с тиранией Сталина, сохраняя жизни немецких солдат. А немецкая армия поддержит этих экс-советских солдат ударной силой своей авиации и своими дивизиями, наступающими во втором эшелоне.

Фон Бок благосклонно отнесся к этому плану. И в Генштабе вермахта его оценили. Гелен сразу понял его перспективность. В послевоенных воспоминаниях он так представил этот факт: «.мне хотелось бы особо отметить своего друга барона фон Ренне, который отлично понимал и всячески поддерживал проект создания антикоммунистической добровольческой русской армии для участия в борьбе против сталинской диктатуры, который предложил превосходный знаток России Вильфрид Штрик-Штрикфельдт».

Потом были разные времена. Разгром немцев под Москвой, отставка фон Бока, успешный натиск немецких армий на юге России весной и летом 1942 года. Но идея ведения войны против СССР с активным участием советских людей, отмобилизованных в военную силу, уже прижилась в головах немецких генералов. Армия восприняла эту идею, что не скажешь о Гитлере и его рейхсфюрерах, прежде всего Гиммлере – главе СС. Он, как и Гитлер, считал, что если следовать логике, то создание русской армии поставит, в конце концов, вопрос о русском правительстве и о некоем государстве российском, пусть и вассале Германии. Но гитлеровская концепция покорения славянской России, как и коммунистического Советского Союза, не предусматривала этого. Эти недочеловеки-русские не должны иметь своего государства и свое правительство. Вся советская земля будет разбита на территории, которыми будут управлять гауляйтеры. И оставшиеся русские должны работать на германскую нацию.

Тогда в середине 1942 года еще не произошло столкновения этих двух взглядов на роль русских в войне. И немецкий вермахт, прежде его Генштаб, поощряемый разведкой Гелена, еще надеялись на осуществление идеи ведения войны вместе с русской добровольческой армией. И даже встал вопрос – кто ее возглавит? Нужен был достаточно известный и авторитетный генерал. Служба Гелена занялась отбором и изучением подходящих кандидатур среди советских военачальников, где первенствовали Рокоссовский, Малиновский, Говоров и Власов. По разным причинам геленовские аналитики выделили их, предполагая, что они обижены на советскую власть и готовы при некоторых обстоятельствах изменить ей. Рокоссовский, например, незадолго до войны был осужден, а потом выпущен. Неужели он не затаил злобу на этот режим? – задавали себе вопросы геленовские офицеры.

И тут судьба – подарок. На Волховском фронте задохнулась в окружении 2-я Ударная армия, которой командовал генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов. Сам он, бросив свой штаб, несколько дней хоронился со своей любимой поварихой на сеновале в одной крестьянской хате, хозяин которой и сдал его немцам. Власов даже не подумал скрыться в лесу, до которого рукой было подать. Оперативная сводка главного командования вермахта от 14 июля 1942 года сообщала: «При прочесывании местности в бывшем волховском котле был извлечен из своего укрытия главнокомандующий 2-й советской ударной армией генерал-лейтенант Власов».

С ним и начал работать вышеупомянутый капитан из разведки Штрик-Штрикфельдт. Довольно-таки скоро Власов согласился с доводами этого умного немца о том, что главный враг – это Сталин и бороться надо против него и существующего советского режима. И он, Власов, объединив русских, сможет эту борьбу возглавить. На что Власов, лихорадочно искавший хоть какое-то внятное объяснение своего предательства, сразу заявил:

– С народом русским воевать не буду, а против Сталина пойду.

Кто же такой генерал Власов, так бездарно воевавший на Волховском фронте, бросивший остатки своей армии и так и не сумевший застрелиться из своего табельного пистолета? Власов хотел жить и готов был купить эту жизнь любой ценой. Труслив оказался в ситуации пика. Такую сущность его разглядели аналитики из гестапо, когда спустя полтора года после его добровольного шага в плен, готовили справку о нем для Гиммлера. Вот она, эта справка.

 

«Главное управление имперской безопасности.

Тайная государственная полиция

Берлинское отделение, секция 4-Н

26 октября 1944 года

 

Сведения № 6.

Касается: генерал-лейтенанта Андрея А.Власова, 1901 года рождения из села Ломакина Гагинского района Горьковской области.

У него русско-народнический характер, он умен, с легким душком крестьянской хитрости. Он грубый и резкий, но в состоянии владеть собой. Оскорблений не забывает. Очень эгоистичен, самолюбив, легко обижается. В момент личной опасности несколько труслив и боязлив.

Телом здоров и вынослив. Не особенно чистоплотен. Любит выпить. Переносит много алкоголя, но и тогда может владеть собой. Любит играть в карты. К женщинам не привязан. Дружбы с мужчинами не имеет. Человеческая жизнь для него малозначительна. Способен преспокойно выдать на повешение своих ближайших сотрудников. Особым вкусом не отличается. Одеваться не может. Может только различать старую и новую одежду. Способностей и интереса к иностранному языку не имеет.

Очень любит спорить, а войдя в азарт, может разболтать секреты. Однако это случается весьма редко. Может быть коварным, любит задавать заковыристые вопросы, философию не любит. Его типично советское образование является поверхностным. К религиозным вопросам относится иронически и сам совершенно неверующий. К поставленной цели идет неумолимо, в средствах при этом не стесняется. По тактическим соображениям может отказаться на некоторое время от проведения своих идей. К евреям относится не враждебно, ценит их как людей умных и пронырливых. Большой русский националист и шовинист. Принципиально настроен против разделения Великой России. Его изречение: «Хоть по шею в грязи, но зато хозяин».

Против коммунизма не по убеждению, а из личного безысходного положения и потому, что потерял личные позиции. Придерживается мнения, что русский народ очень благодарен большевизму за многое хорошее. Советское воспитание оказало на него влияние. Будучи в Советском Союзе сравнительно не известен, получил отказ других советских пленных генералов сотрудничать с ним. Как командир хорош на средних постах (комдив), а на более высоких постах считается сравнительно слабым. Хороший тактик, средний стратег. Так как в его распоряжении мало хороших офицеров, то большинство должностей занимается случайными людьми. Поэтому он сравнительно равнодушен к своим сотрудникам. Но уже начинает верить в свою новую миссию. К измене, т. е. к соглашательству с Советами, – по всей вероятности, уже не способен.

Ценит, по-видимому, только генерал-майора Трухина как умного человека. Вероятно, заметил отсутствие пользовавшегося дурной славой капитана Зыкова (бывший ответственный редактор изданий «Заря» и «Доброволец»), после того, как тот исчез. Раньше он говорил: «Хотя Зыков и еврей, но пока он нам нужен, пусть работает». К генерал-майору Благовещенскому питает антипатию и как интеллигента немного презирает. Офицеров своей среды, которые имеют личные отношения с немцами, не любит и с ними не дружит.

Подпись: Штунде-Сармистэ».  

 

Первым делом армейское командование потребовало от Власова вербовать людей из советских военнопленных, не возражающих воевать с Германией против Советов, и укреплять в них антисоветскую веру. Так он оказался в Берлине.

Служба Гелена уже имела лагерь-школу в Дабендорфе, близ Берлина, где шла подготовка русских пропагандистов для работы в лагерях советских военнопленных, и в сформированных из бывших советских граждан добровольческих частях, которые использовались вермахтом на востоке. Преподавали в этом лагере функционеры НТС. Гелен их туда и направил по взаимному согласию. Здесь вовсю развернулся талант старшего преподавателя Зайцева. За этим псевдо скрывался один из лидеров НТС Артемов, бывший старший лейтенант Красной Армии, ученый человек, в прошлом – аспирант Биологического института Академии наук, выпускник Московского университета. Он пришел к немцам сам, когда попал в окружение и понял, что жизнь для него выше, чем всякие химеры, вроде борьбы с врагом до последней капли крови. Артемов старался в Дабендорфе, антисоветских пропагандистов готовил на совесть. А в отделе пропаганды главного командования вооруженных сил Германии трудился другой «энтеэсовец» – Александр Казанцев. Рядом с ним обитал в берлинской гостинице средней руки его товарищ по кадетскому корпусу Игорь Новосильцев, тоже из активистов НТС, в некотором роде подмастерье у Казанцева. Каждый день к восьми утра шагал Казанцев на улицу Виктория, в трех кварталах от гостиницы, где находился отдел пропаганды. Там в подвале старого берлинского особняка сидело несколько советских генералов, с которыми «работал» Казанцев, пытаясь настроить их для пропагандистской работы в лагерях военнопленных.

Однажды туда привезли генерал-лейтенанта Власова – это стало событием для НТС. Из воспоминаний Новосильцева понятно почему.

«Однажды Казанцев сказал, что туда привезли недавно взятого в плен советского генерала – Власова. И добавил, что есть надежда, что этот генерал возглавит Российское освободительное движение. Казанцев мне сказал, что у генерала нет костюма, что его военная форма сильно потрепана, и попросил меня привезти кое-что. Общими усилиями мы Андрея Андреевича одели. Впервые выйдя из тюрьмы, Андрей Андреевич пришел к нам в гостиницу. Мы заранее знали об этом и устроили ему встречу с ужином. Моя комната была больше, чем у других, и все собрались у меня. Целый вечер мы просидели, беседуя. Андрею Андреевичу было очень приятно, он неоднократно повторял: «Друзья мои, как мне хорошо среди вас». Всегда, когда мы встречались с новыми людьми, Андрей Андреевич, показывая на Казанцева или на меня, говорил с улыбкой: «Вот мои первые друзья». А про меня иногда добавлял: «Ему никогда не забуду мою первую чистую рубашку в Европе».

«Энтеэсовцы» протянули Власову не только чистую рубашку. Они дали ему политическую программу. Власов вообще-то затребовал тексты всех эмигрантских программ, чтобы сочинить свою. Но скоро остановился на «энтеэсовской», тем более что консультанты от нее были рядом. Он ее подробно изучил, даже пометки на полях сделал. Пришлась она ему. Впрочем, как и его соратникам – бывшим советским генералам Трухину, Меандрову, Малышкину. Те даже вступили в этот «энтеэсовский» союз. Как не вступишь, когда такие инструкторы рядом – Казанцев, Артемов, Новосильцев. Правда, споры были. Но «энтеэсовцы» умели вести дискуссии. Да и споры оказались не столь принципиальные. Спорщики сходились в главном – нужна третья сила из русских, чтобы с помощью немцев разжечь гражданскую войну, в пламени которой должна сгореть сталинская деспотия.

Дело за малым – создать русские дивизии. Власов видел себя во главе их. Но тут его куратор, все тот же капитан Штрик-Штрикфельдт, предложил ему написать листовку, обращенную к советским солдатам, призывающую переходить к немцам, чтобы бороться со Сталиным. Власов долго возмущался, хлопал дверями, орал, что он политик и не будет призывать к дезертирству. Потом успокоился. Через пару дней Штрик-Штрикфельдт уже читал текст, сочиненный Власовым с помощью «энтеэсовцев».

 

«Я, нижеподписавшийся, генерал-лейтенант А.А.Власов, бывший командующий 2-й Ударной армией и заместитель главкома Волховского фронта, являюсь на сегодняшний день военнопленным № 1691 Германии.

Перед лицом безмерных страданий нашего народа в этой войне и болезненно переживая наши военные неудачи нельзя не задаться естественным вопросом: кто же в этом виноват?

Если оглянуться на последние 12–15 предвоенных лет, то неизбежно придешь к выводу: во всех несчастьях повинна клика Сталина. Это она разорила страну коллективизацией. Это она уничтожила миллионы честных людей. Это она ликвидировала в 1937–1938 годах лучшие кадры нашей армии. Это она ввергла своей авантюристической политикой страну в бесполезную и бессмысленную войну за чужие интересы. Теперь она ведет страну к поражению, потеряв поддержку масс, развалив государственный аппарат и загубив народное хозяйство. Немецкая армия после захвата Крыма и разгрома Юго-Западного фронта вышла на Волгу и, не встречая сколько-нибудь значительного сопротивления, заняла Северный Кавказ.

Положение командира на фронте бесперспективно. Сталинская клика валит на него вину за все неудачи. К тому же он скован в своих действиях комиссарами, политотделами, НКВД, которые все вместе ничего не понимают в военном деле.

На Родине полный хаос и надвигающаяся беспримерная катастрофа.

Сталинская клика возлагает большие надежды на помощь со стороны Англии и Америки, на открытие второго фронта. Большинство из вас хорошо знают политику Англии и Америки – воевать до последнего русского солдата, таскать чужими руками каштаны из огня, истощать Германию с помощью русских, обещая им мифический второй фронт.

Вспомните историю! Не впервые русский народ проливает свою кровь за англо-американские интересы!

Так какой же выход из тупика, в который завела нашу страну клика Сталина? Есть только один выход. Тот, кто еще любит свое Отечество, кто хочет счастья своему народу, должен обратить все силы и средства на свержение ненавистного сталинского режима, стремиться к созданию нового антисталинского правительства, выступать за окончание преступной, служащей интересам Англии и Америки войны, за почетный мир с Германией.

Все сейчас зависит от вас!»

 

В службе Гелена были удовлетворены этим произведением. По лагерям поехал Власов, вербовать советских генералов, попавших в плен. Лукин, Понеделин, Снегов отказались сотрудничать.

Дело не шло. Все переговоры армейских штабистов с подачи Гелена в гитлеровских верхах о создании отдельной русской армии кончались одним: никакой политики, никакой армии, пусть Власов занимается пропагандой и разложением войск противника.

В этой тупиковой ситуации Штрик-Штрикфельдт предложил создать Русский комитет, чтобы от его имени обратиться к народу России. Гелен предложение оценил. Надо же было чем-то увлечь Власова. И тот загорелся.

– Давайте манифест сочиним и подумаем, кто войдет в комитет.

Над манифестом работал Казанцев. Перебрал явно, и с идеями, и с языком. Так и лезла профессорская школа. Власов возмущался, читая текст.

– Какая приватизация промышленности, какое, к черту, свободное движение капиталов, какое восстановление прав законных собственников?! Эмигрантские фантазии! Народ русский изменился. Даром годы советской власти не прошли. Бороться надо за справедливость, за права, завоеванные в Февральскую революцию и отобранные большевиками. Бороться против большевиков, против Сталина. Вот что надо показать в манифесте, – вразумлял Власов.

Наконец добились того, что воззвание устроило всех. И Власов поехал в Смоленск, встречаться с местной общественностью. Конечно, повезли. И рядом в купе человек из геленовской службы. В Смоленске встреча с интеллигенцией в областном драмтеатре. Нетопленый зрительный зал, февральский холод пробирает основательно. В зале, наполовину заполненном, местные интеллигенты вперемешку с немцами. Власов держал речь. Обстоятельно отвечал на вопросы. Сказал, что Русский комитет, который он возглавляет, ставит своей задачей заключить с Германией договор о сотрудничестве, что, мол, до войны у нас, у русских, не было возможности подняться против большевиков, нам была нужна помощь, теперь она есть – немецкая армия, что теперь их интересы будет защищать он и что он добровольно перешел на сторону немцев, а для того, чтобы победить, ему нужна их помощь и доверие, за которыми он и приехал в Смоленск.

В зале среди немцев и местных интеллигентов сидел Георгий Околович, эмиссар НТС, который здесь, в Смоленске, обосновался с конца 1941 года. Его квартира на улице Декабристов, 24, стала оперативным центром для всех групп НТС, действовавших на оккупированной советской территории. Он как резидент руководил ими, обеспечивая впрок пропагандистскими текстами и системой связи.

Там же в драмтеатре, после всех речей, Околович за кулисами представился Власову. Проговорили минут сорок. Околович все рассказывал о делах НТС здесь, на оккупированной земле – в Смоленске, Брянске, Минске, Могилеве. «Надо сотрудничать», – не уставал повторять Околович. Власов устало кивал. Вдруг оживился: да ведь это целая сеть, если Околович не врет, ее можно превратить в группы русского комитета на местах. Может так и партия получится?

Расстались довольные. Окрыленный Власов вернулся в Берлин. Но скоро опять впал в меланхолию. Развернуться не давали. Генеральный штаб так и не смог пробить идею Русской освободительной армии, подчиненной Власову. А незабвенный Штрик-Штрикфельдт не уставал повторять: пропаганда, пропаганда, и еще раз пропаганда. Чем больше русских военнопленных согласиться служить в частях вермахта, тем лучше для него, Власова.

Так прошли и 1943 год, и половина 44-го. Германия катилась в пропасть. А с ней ее союзники, все сочувствующие и сопереживающие. Будущее становилось туманным и тревожным. Главный вопрос, который преследовал Власова днем и ночью: «Что делать?» В этой сумятице и мыслей и чувств отводил душу с «энтеэсовцами». Собирались у Байдалакова, как правило, еще был Казанцев. Пили, жестоко спорили, крыли на чем свет стоит немцев, прозевавших свою победу. И снова: «Что делать?» И Казанцев подсказал выход: «Надо идти к СС. Теперь Гиммлер решает все. Он поймет идею русской армии под вашим началом против Сталина».

Вспыхнул Власов. Разве мог он забыть переданные ему Штрик-Штрикфельдтом слова Гиммлера, когда он, выступая перед офицерами СС еще в октябре 1943 года, обозвал его, Власова, «свиньей», «подмастерьем мясника», и объявил наглостью его заявление: «Россия может быть побеждена только русскими». Насчет «свиньи» и наглости – это в стиле СС. Аристократы из службы Гелена так не выражались. Хотя Власов, вечно пропахший водкой и луком, был им неприятен, но они сдерживались – все же «союзник». Хотя в душе и кляли Гиммлера, но зачастую так же и думали – «свинья и будет свиньей, даже в ранге «союзника». И все же главное – не в прозвищах. Суть в том, что аристократы из армии были беспомощными хозяевами. И здесь, на очередной пьяной встрече, случился такой диалог.

Власов: «Да Гиммлер больше всего сделал, чтобы замысел русского освободительного движения, который «пробивали» наши друзья из Генштаба, «похоронить. Он же категорически против самостоятельной силы – русской армии».

Казанцев. «Сейчас не та ситуация, чтобы быть против. Сейчас они готовы принять любую силу в помощь. Гиммлер! У него возможности, реальная власть, ему Гитлер доверяет больше, чем генералам из армии. У Гиммлера и программа сейчас перспективная: европейские нации должны сплотиться в борьбе с большевиками, и ядром этого сплочения должны стать СС. Гиммлер, и только Гиммлер наш союзник».

Так убеждали «энтеэсовцы» Власова. Согласился скоро, выхода-то действительно не было. Сначала он встретился с д’Алькеном, главным пропагандистом СС, главным редактором эсесовской газеты «Черный корпус». Его хорошо знал Казанцев, дружили, оказывается. Казанцев и свел Власова с д’Алькеном. Поняли они друг друга с первой встречи. Д’Алькен потом подробно пересказал Гиммлеру разговор с этим русским генералом, закончив обнадеживающе: «Есть перспективы».

С таким настроем Гиммлер принял Власова в своей ставке в Растенбурге. И протянул ему руку. Долгая беседа закончилась тем, что рейхсфюрер сказал: «Я согласен создать русскую армию. Но пока в составе двух дивизий. Дальше посмотрим».

Хотя Власов рассчитывал на большее, но пришлось согласиться. Две так две. Только попросил передать ему добровольческие подразделения из русских, что несли службу в составе немецких частей.

После, в доверительной беседе с д’Алькеном, Гиммлер был откровенен:

– Вермахт не смог обеспечить широкое участие советских пленных и перемещенных лиц в войне с большевиками. Теперь СС, в частности, вам придется вновь заняться этим делом. Целесообразно сформировать одну-две дивизии из русских под командованием Власова. И главное, надо создать нечто вроде русского национального комитета. Пусть он объединит русских для войны с большевиками, и пусть у него появиться военная сила – эти две дивизии. А там, как дело пойдет.

И Власов, и «энтеэсовцы», воодушевленные планом рейхсфюрера, споро взялись строить русский национальный комитет, теперь в редакции СС. Назвали его – Комитет освобождения народов России. Ну, конечно, как заведено, первым делом взялись сочинять манифест. Что за комитет без манифеста? Трудилась ударная бригада «энтеэсовцев» и власовцев. Руководил Жиленков Георгий Николаевич, бывший бригадный комиссар, бывший член Военного совета 32-й армии, бывший член компартии с 1929 года, так и не «вычищенный» из нее сталинскими тройками. Жиленков и Казанцев двигали главный тезис: свержение кровавой диктатуры Сталина и создание демократического народного правительства России социальной ориентации, гарантировавшего соблюдение прав человека.

Странновато, конечно, читать тезис о соблюдении прав человека от людей, работавших над проектом, патронируемым Гиммлером. Но, что было, то было. «Энтеэсовские» профессора всегда были открыты для новых идей. Потом идею прав человека можно будет найти и у гарвардских профессоров, сочинивших в ЦРУ доктрину борьбы с режимом в СССР.

Но этот текст Гиммлер в целом одобрил, только потребовал внести тезис по еврейскому вопросу. Доработали и еврейский вопрос, в редакции СС и НТС, в которой зазвучали слова о еврейском большевизме. Больше вопросов не было. Тогда в штабе Гиммлера решили провести учредительный конгресс Русского комитета в Праге, все-таки славянский город. И Власов вместе с представителем Гиммлера, штандартенфюрером Крегером, заменившим ему Штрик-Штрикфельдта, отправился в Прагу.

Делегатов конгресса нашли среди русских, вывезенных в Германию для работы на немецких предприятиях, и среди добровольцев из батальонов, сколоченных из военнопленных. Дело провернули в Пражском граде – «дворце-жемчужине», 14 ноября 1944 года. При сем присутствовали заместитель главы протектората Богемии и Моравии Франк, представитель германского правительства, обергруппенфюрер СС Лоренц, главнокомандующий частями вермахта в Богемии и Моравии генерал Туссен, советник германского МИДа Хильгер, и много эсэсовских и военных чинов. Говорили речи, потом приняли манифест все в той же редакции НТС и СС, и избрали членов и кандидатов в члены президиума комитета. А Красная армия в это время уже вела бои на территории Польши, Венгрии, Румынии и Болгарии, а до краха Германии оставалось менее шести месяцев.

Этот день 14 ноября, как водится, закончился банкетом, где все основательно набрались. Было с чего. Власов и «энтеэсовцы» выторговали у людей Гиммлера главное – в будущем преобразовать этот комитет в некое русское правительство в изгнании. Вот она – сила антибольшевистской мечты. Находясь в шаге от краха Германии, они предавались иллюзиям о каком-то правительстве.

Комитет обзавелся президиумом, который возглавил Власов. Сначала в комитете было 62 члена и кандидата в члены, а к началу 1945 года уже 102, входящих в национальные советы, представляющие в комитете народы России. Между ними началась грызня за право самостоятельности и независимости от решений комитета и руководящих указаний Власова. Пока Бергер не прикрикнул, эта грызня и склоки не прекращались. А еще у комитета был аппарат, который имел штаб вооруженных сил. Штабом командовал Трухин. А помимо штаба еще появилось главное организационное управление во главе с Малышкиным, которому отвели политические, национальные, правовые, экономические и даже культурные вопросы. Был и центральный секретариат во главе с «энтеэсовцем» Левицким, и, конечно, идеологический отдел, отписанный заслуженному члену «энтеэсовского» движения Артемову – бывшему ученому и старшему лейтенанту Красной армии. А еще создали газету комитета «Воля народа», главным в ней стал бывший партработник Жиленков, а реально газету делал член НТС Казанцев. Было даже свое управление безопасности – подполковник Тензоров там начальствовал.

В том же ноябре 1944 года началось формирование первых двух дивизий власовской армии. Первая была готова к концу января 1945 года, и ее отправили на фронт воевать с красными. Командовал ею полковник Буняченко, из бывших советских командиров, прожженный циник, давно расставшийся с честью и принципами. Из оставшихся добродетелей только злая воля исходила от него, и она удерживала в неких рамках подчиненные ему полки. Многообещающее начало битве с красными русскими положило противотанковое подразделение, которое бросили против советских танков, рвущихся к Одеру. «Противотанковые» власовцы немало тогда пожгли машин – больше сотни советских танкистов сгорели от их фауст-патронов. Даже немцы удивились старательности и стойкости этих русских, что так удачно жгли своих соотечественников. За этот бой лучших наградили немецкими крестами – лейтенантов Керженевского, Ромашкина, Бабницкого.

Начало «фаустников» действительно было многообещающим, но дивизию Буняченко, брошенную на плацдарм перед Одером, ждал разгром. 12 апреля 1945 года полки дивизии пошли в атаку, прошли нейтральную полосу – 500 метров, и их положили огнем батальоны, закрепившиеся на плацдарме. Большая часть власовцев там и полегла, уцелевшие разбежались. Немцы были недовольны: так не воюют! Буняченко, разозлившийся на всех, и на немцев, и на своих, и на красных, игнорируя немецкий приказ, собрал остатки дивизии и увел их в Прагу.

А через месяц там, в Праге, он поддержал чехов, восставших против немцев в эти последние дни войны. Из-за вмешательства власовцев немцам не удалось разрушить Прагу. Но не судьба чехословацкой столицы волновала Власова и его командиров. Затевая поддержку пражского восстания, они рассчитывали, что американцы войдут в Прагу первыми. Но первыми в нее ворвались танкисты маршала Конева, совершившие бросок из-под самого Берлина. И они готовы были растереть в порошок власовскую солдатню из дивизии Буняченко, и из второй дивизии Зверева, которая к тому времени тоже оказалась в Праге. И тогда власовцы бросились на запад, сдаваться американцам. Это было в мае 1945-го.

Но еще в марте 45-го, когда стало нестерпимо горячо от приближения Красной Армии, перед Власовым опять замаячил во всей своей откровенности вопрос: «Что делать?» И опять ответ подсказали «энтеэсовцы»: «Выходить на американцев!» Известный деятель НТС Владимир Быкадоров вспоминал: «Пятого марта 1945 года я выехал из Берлина с заданием от генералов Меандрова и Трухина – установить контакт с союзниками. Я, с капитаном Лапиным, 21 апреля перешел фронт – просто засели в одном селе у города Нордлинген и дождались, пока фронт через него перекатился. Мы прямо явились к союзникам и заявили, что у нас – задание попасть к Эйзенхауэру. Нас перевозили из батальона – в полк, из полка – в 7-ю армию. В контрразведке 7-й армии мы осветили четыре пункта, предложенные руководством армии Власова – основу переговоров. Главное: не считать «остовцев», военнопленных и власовцев врагами и не выдавать их Советам. Если бы американцы согласились на эти условия, меня должны были забросить с парашютом в районе расположения штаба РОА и договориться о встрече руководства КОНР с американцами. Но этого не случилось. Война закончилась, и из парламентеров мы превратились в военнопленных».

А сам Власов в те майские дни пробирался на Запад, к американцам, из предместий цветущей весенней Праги. Не повезло. Разведчики одной из передовых частей армии Конева успели его взять. Нашли завернутого в ковер и пристроенного на полу вместительной немецкой «легковушки» БМВ. Конец его и его соратников известен: по решению военного трибунала 1 августа 1946 года всех повесили.

А НТС, советчик, наставник Власова, продолжал жить и действовать. Говоря о теме сотрудничества, надо посмотреть – кто же были вожди Союза? Особо интересны Георгий Сергеевич Околович и Владимир Дмитриевич Поремский.

 

Вожди НТС: Околович

 

Георгий Околович – видный антисоветский эмигрантский руководитель. Это по оценке шефа ЦРУ Аллена Даллеса, нашедшей место в его книге «Искусство разведки». Особый руководитель – можно добавить. Ибо занимался он в основном оперативной, агентурной, боевой работой НТС, занимался увлеченно, изобретательно, так, что прослыл «душой секретных операций». Санш де Грамон, французский журналист, в 60-е годы прошлого века увидел его таким: «Несмотря на шестьдесят прожитых им лет, Околович сохранил моложавое лицо, у него живые голубые глаза и густые волосы, спадающие на лоб. Приземистый, широкий в плечах, он похож на тех русских, которые живут до ста лет и относят свое долгожитие за счет водки и сигарет. Околович скрипит зубами, когда НТС называют группой эмигрантов. Он любит вспоминать афоризм Наполеона: «Эмигрант – это человек, который ничего не забыл и ничему не научился».

Сам Околович, конечно, научился многому. И то, что на определенном отрезке истории НТС стала активной группой борьбы его немалая заслуга. Прошлое его темновато. НТС так и не создало энциклопедию своих героев, хотя бы и пропагандистски отмытых. Поэтому многие биографии канули в Лету или истерты временем. Об Околовиче известно, что еще до Второй мировой войны, в 30-е годы, он вместе с напарником по фамилии Колков пробрался на территорию СССР, поездил по стране, посмотрел на жизнь, особенности перемещения, устройства на работу и благополучно отбыл восвояси. НКВД тогда и не заметило гастролеров. Но впоследствии отметило этот визит в приговоре суда по делу Михаила Георгиевского.

Вторично следы Околовича обнаруживаются в годы войны в Минске, Борисове и в Смоленске. Как утверждают современные «энтеэсовские» историки, он там, на оккупированной немцами советской территории, занимался организацией подпольных групп НТС, что не приветствовалось СД, в отличие от Абвера и разведотдела Генштаба «Иностранные армии Востока». Абвер смотрел дальше, загадывал перспективу. В целом ряде документов имя Околовича упоминается в связи с деятельностью оперативной группы «Зондерштаб-Россия». В официальном издании «История советских органов государственной безопасности» говорится, что созданный в марте 1942 года в системе Абвера специальный орган «Зондерштаб-Россия», поддерживавший тесную связь с карательными органами посредством резидентур и агентов, занимался поиском расположения партизанских формирований, сбором информации об их руководителях и численном составе, о районах их действия, способах их связи с центром, занимался уничтожением командиров и комиссаров, выявлением подпольных патриотических организаций и советских агентов, заброшенных в немецкий тыл.

И здесь непромытый шлепок на биографии «энтеэсовцев» и Околовича – 200 членов НТС служили в «Зондерштабе-Россия» под командованием ветерана немецких спецслужб, а попросту шпиона со стажем, Бориса Смысловского. И это не выдумка. Стоит лишь заглянуть в статью С.И.Дробязко «Эпопея генерала Смысловского» в «Материалах по истории Русского освободительного движения».

Похоже, что кадры НТС «обкатывались» в годы войны на борьбе с партизанами, коммунистами, чекистами и советскими офицерами. Большую часть этой борьбы составляли убийства этих людей. Особенно отметились агенты из «Зондерштаба-Россия» в Минске, где их стараниями был уничтожен подпольный горком компартии Белоруссии. Потом он восстановился, но агентура Смысловского вновь выявила подпольную сеть коммунистов. Около ста членов горкома нашли свою смерть в пыточных камерах, в показательных расстрелах, проводимых немецкой службой СД. Третий состав горкома действовал уже при спецотряде НКВД, базой которого стали леса около Минска.

Тогда в годы оккупации каждый делал свое дело. Партизаны, подпольщики, спецгруппы НКВД противодействовали новому порядку, насаждаемому гитлеровцами. Уничтожали оккупантов, подрывали транспортные коммуникации вермахта, сражающегося на Восточном фронте. Немецкие спецслужбы и карательные части выявляли и уничтожали группы и отряды сопротивления. А агенты НТС помогали немцам в этих кровавых акциях и параллельно создавали свои законспирированные группы на оккупированной территории России, Белоруссии и Украины.

Биографы НТС в сегодняшних трудах скрупулезно отмечают созидательную деятельность союза в годы Великой Отечественной войны. «В 1942 году подпольные группы НТС работали в 120 городах оккупированной России. Действовала сеть тайных типографий. Члены НТС под самыми невероятными легендами и с самыми разнообразными документами колесили по занятой немцами территории России. Устраивались на работу, ездили курьерами между подпольным центром НТС и группами в Киеве, Днепропетровске, Витебске, Орше и других городах».

Не откажешь Околовичу в творческом уме. Поскольку германские власти не признавали НТС в качестве самостоятельной национальной организации, то как было создавать группы союза на советской территории, контролируемой немцами? Здесь не проходила схема, когда нижестоящими ячейками руководит «сверху» центральный совет, находящийся либо в Берлине, либо еще где. Околович догадался, мелкие группы НТС в России из одного-трех человек должны быть автономны и складываться в общую сеть не по принципу подчиненности центру, а по принципу единства взглядов на судьбу советского режима. Каждая ячейка сама выбирает приемы борьбы, сама развивает в себе ненависть к власти и силу находит в понимании того, что она не одна, где-то рядом единомышленники. Вот такую сеть сплетал Околович в оккупированных советских городах, и на время этого плетения сделал Смоленск оперативным центром НТС на оккупированной советской территории. Это уже потом Поремский, теоретик НТС, осмыслил те приемы Околовича в СССР. И когда немцы оставили завоеванные города, в них для советской контрразведки остались агенты немецких спецслужб – СД и абвера и независимая сеть Околовича.

Создавал он эти «энтеэсовские» ячейки из пострадавших от советской власти интеллигентов и потомков разоренных предпринимателей, к коим относились уставший от жизни учитель, страдающий врач, бывший советский чиновник, что, выживая, работал у немцев, дьячок из местного прихода, сын нэпмана, дослужившийся до чина в местной русской полиции. Разве мог пройти Околович там, в Смоленске, мимо вот такого типа, о котором упоминает писатель Константин Симонов в своих подготовительных материалах к роману «Живые и мертвые». Шуриком его писатель назвал, был он сыном нэпмана, слу