Реорганизация КГБ для борьбы с практикой «молекулярной» теории

 

Только в 1967 году КГБ мобилизовалось для борьбы с «молекулярной» теорией, наконец-то во всей красе заявившей о себе в условиях «холодной войны». Тогда в противовес пропагандистскому подразделению ЦРУ было создано известное потом Пятое управление КГБ, управление, которому вменялась защита власти и строя от внутренних противников и их внешних управляющих, прежде всего из того же ЦРУ и некоторых известных центров и фондов. Глава КГБ Юрий Андропов поставил перед ним такую задачу: знать, как работают ЦРУ и зарубежные центры, прежде всего НТС, их планы; знать настроения в стране, видеть процессы, что идут в обществе, и видеть, как эти процессы используются против режима. Он требовал остановить идеологическую, подрывную экспансию с Запада.

Андропов руководствовался принципом, что успех любого предприятия зависит от человека, стоящего во главе его. Когда он задумал политическую контрразведку, она же Пятое управление в системе КГБ, то для него таким человеком стал Филипп Денисович Бобков. И вся история этой новой службы оказалась связана с его именем. Я познакомился с ним в 2000 году, когда он уже около десяти лет как оставил свою последнюю должность – первого заместителя председателя КГБ СССР. Он уже был волен в своих оценках, и за ним тянулся шлейф как признаний, так и неприятий в интеллигентской среде. Кто-то из известных мастеров ценил дружбу с ним. Знаю, что это были Никита Богословский, автор «Темной ночи», Сергей Смирнов, прославившийся документальной повестью «Брестская крепость», Фридрих Эрмлер, режиссер фильма «Великий гражданин», популярный Марк Бернес.

Но были люди, у которых имя Бобкова вызывало гамму неприятных переживаний. Диссиденты, конечно, – предмет его деятельности. Может, они и понимали, что он идейный защитник существующего строя, но вряд ли соотносили его с поколением, о котором Эрнест Хемингуэй сказал: коммунисты – хорошие солдаты. Он стал солдатом в шестнадцать, уйдя на фронт добровольно из секретарей райкома комсомола. А в девятнадцать гвардии старшина Бобков, уже профессионал войны, кавалер солдатского ордена Славы, встретил победу в Курляндии, недалеко от тех мест, где, кстати, закончил воевать за два месяца до той же победы капитан Красной армии Солженицын, арестованный фронтовой контрразведкой Смерш за нелестные слова о Верховном Главнокомандующем. Кто мог предположить, что спустя тридцать лет жизненные линии боевого старшины и арестованного капитана пересекутся в точке идейного противостояния. Старшина к тому времени стал генерал-майором, начальником пятого Управления КГБ, а капитан – известным писателем и диссидентом.

Так с чего начиналась политическая контрразведка, как она работала против «молекулярной» революции?

Вот что рассказывал Филипп Бобков: «Когда пришел к руководству КГБ Шелепин (в 1958 году. – Э.М.), то, выполняя волю Хрущева, он провел кардинальную перестройку, реорганизацию КГБ. Все внутренние оперативные управления (экономическое, транспортное и другие) были слиты на правах отделов и отделений в один главк – контрразведывательный. Но самое главное, при этом – была упразднена внутренняя агентура. Та агентура, что создавалась в разных слоях общества годами, а то и десятилетиями. Все это делалось под флагом разоблачений преступлений Сталина, в русле решений съездов партии и пленумов ЦК. Вместо КГБ, партия сама взяла на себя работу по защите существующего строя. Но, конечно, действовала присущими ей методами – ввела, например, институт политинформаторов. Но все это не решало главную задачу – знать, что происходит в стране, какие идут глубинные процессы, каковы настроения. Потом ведь шло воздействие из-за рубежа, работали зарубежные центры, НТС развивал активность, проникала агентура. Целью ее было создание неких организаций, оппозиционных власти. В тот же хрущевский период ежегодно происходили массовые беспорядки – стоит только вспомнить: Тбилиси, Темиртау, Чимкент, Алма-Ата, Муром, Бронницы, Нальчик, Степанакерт, Тирасполь, Краснодар. Везде начиналось с конфликта граждан и милиции, часто конфликта с ГАИ, а заканчивалось разгромом зданий райкомов и горкомов партии. Но удивительно, здания КГБ, как правило, были рядом – их не трогали. Что касается событий в Новочеркасске, то их трагическая развязка целиком на совести местных партийных органов.

Когда Андропов возглавил КГБ, он пришел к мысли, что надо создавать управление по защите существующего строя. Идея родилась у него, а не в партии. И назвали новое управление – Управлением по борьбе с идеологическими диверсиями. Не совсем, конечно, удачное название, но так было. Разработали его структуру, начали энергично создавать агентурный аппарат».

Бобков выстраивал основную конструкцию, уникальную в истории спецслужб, каждый отдел – направление идеологической или политической безопасности.

1. Отдел по борьбе с идеологическими диверсиями среди творческой интеллигенции, в сфере культуры, в средствах массовой информации.

2. Отдел по борьбе с национализмом и национальным экстремизмом (один из многочисленных отделов – его штат доходил до 30 человек).

3. Отдел противодействия идеологическим диверсиям в учебных заведениях, научных учреждениях, в институтах Академии наук, среди учащейся, студенческой и научной молодежи.

4. Отдел по борьбе с идеологическими диверсиями в сфере религии.

5. Отдел по руководству подразделениями пятой службы в республиках и областях страны.

6. Информационно-аналитический отдел (анализ проблем безопасности по линии Пятого управления; анализ настроений среди интеллигенции, молодежи, служителей культа; подготовка проблемных записок для руководства КГБ, в ЦК КПСС, в правительство).

7. Отдел по борьбе с террором и экстремистскими проявлениями (оперативный розыск по «центральному» террору и помощь органам безопасности в борьбе с «местным» террором в областях и республиках). Это был самый многочисленный отдел, в его штате было около 60 человек: опытные розыскники, специалисты по взрывным устройствам, лингвисты, почерковеды.

8. Отдел по борьбе с сионизмом (еврейским национализмом).

9. Отдел разработок (разработка антисоветских и русско-националистических групп, активных антисоветчиков и националистов. Этот отдел занимался академиком Сахаровым, националистической организацией Васильева «Память», организаторами антисоветского подпольного бюллетеня «Хроника текущих событий»).

10. Отдел по борьбе с зарубежными антисоветскими организациями и идеологическими центрами (радио «Свобода», Народно-трудовой союз, организация «Международная амнистия»), агентурное проникновение в эти структуры, мониторинг их состояния, планов и действий.

11. Отдел, работающий против идеологических диверсий в медицинской и спортивной сфере.

12. Отдел, обеспечивающий проведение массовых мероприятий, в которых участвовали зарубежные граждане (фестивали, форумы, олимпиады).

13. Отдел по работе с радикальными и «экзотическими» организациями и явлениями (молодежные профашистские объединения; «мистические», оккультные компании, карточные притоны; организации панков, рокеров и другие им подобные).

Бобков как начальник управления лично курировал седьмой и девятый отделы – по борьбе с террором и по борьбе с диссидентами, что в определенной мере говорило о приоритетах в деятельности Пятого управления.

Конечно, ни Андропов, ни глава Пятого управления Бобков тогда не оперировали понятием социального контроля, вышедшим из-под пера французского социолога Габриэлля Тарда, и подхваченным американцами Россом, Парком, Лапьером, потом Мертоном, Селфом, Хорли, Рицлером. А ведь, по сути, теория социального контроля встала на пути «молекулярной» теории. Могуч был Тард, когда сформулировал: социальный контроль – это контроль за поведением индивидов в границах определенных общественных институтов, подчинение индивида социальной группе. Американцы, как всегда, пошли дальше: они ввели понятие санкций, то есть воздействия на индивида в случае нарушения им групповых и общественных норм. Ну, а санкции признавались физические и идеологические. Ученые со вкусом писали об идеологических: манипуляции потребностями, настроениями, сознанием, поведением людей. Не углубляясь в мировую мысль, а наша тогда здесь и не дышала, Андропов и Бобков интуитивно, руководствуясь здравым смыслом, формировали принципы и формы социального контроля, соответствующие социализму. И тоже больше думали об идеологических, нежели физических санкциях. Конечно, возможности у КГБ были ограничены, Комитет мог действовать только в определенном ему ракурсе. А ведь проблема социального контроля масс в меняющихся условиях современного мира становилась общегосударственной. Партии бы этим заниматься. Но коммунистическая партия Советского Союза спала, усыпленная своей непогрешимостью.

Пройдут годы и на Пятое управление навесят груду ярлыков и стереотипов: «жандармское», «сыскное», «грязное», «провокационное» и прочее, и прочее. Особенно постарался Бэррон со своей книжкой «КГБ». Но дельно звучало бы другое: управление социального контроля. Управление, где занимались мониторингом настроений, выявляли лидеров-организаторов антисоветских акций, влияли на них, на настроение, ими создаваемое, на ползущее за ним вослед сознание, разрушали антигосударственную оппозицию и долгими днями занимались лечением ранимых, а то и свихнувшихся душ – беседы, убеждение, увещевание. Стоит посмотреть на отделы управления и ясно проступает попытка превратить спецслужбу в этакий социальный инструмент влияния на пассионарных людей, одержимых идеей раскачать страну, социальный инструмент, предупреждающий о грядущих опасностях для государства и нейтрализующий их.

Филипп Бобков: «И хотя даже среди наших сотрудников отношение к Пятому управлению было неоднозначным (некоторые называли сферу деятельности «пятерки» «грязной работой»), тем не менее, важность этого подразделения с каждым годом росла. Самая сложная ситуация – это пресечение противоправной деятельности, арест. Но сравним: во времена правления Хрущева, с 1953 по 1964 год, по статье 58–10 (антисоветская деятельность) было арестовано 12 тысяч граждан. А за период с 1965 по 1985 год всего 1300 человек (по статьям 70 и 190 УК), то есть, по сути, это за весь период существования Пятого управления КГБ. Если, при Хрущеве массовые беспорядки случались каждый год, то за 20 лет, с 1965 по 1985 год, было всего пять случаев массовых беспорядков в стране».

 

«Наше дело настолько грязное, что заниматься им могут только настоящие джентльмены»

 

Основатель и глава послевоенной немецкой разведслужбы Рейнхард Гелен как-то в сердцах бросил своим коллегам: «Наше дело настолько грязное, что заниматься им могут только настоящие джентльмены». А дела Пятого управления? То, что его офицеры осваивали самые темные закоулки душ своих подопечных и при этом старались как можно меньше наследить, действительно приближало их к профессионалам джентльменского уровня.

Ветераны с радио «Свобода» однажды скажут, что профессиональные чекисты считали для себя постыдным служить в «жандармской пятерке». И брали, мол, туда более ни на что не годных. Это мнение специалистов со «свободного радио» – филиала ЦРУ. А в самом ЦРУ, в его пропагандистском подразделении, знали, с кем имеют дело: в «пятерке» работали те, кто мог быть и политиком, и идеологом, и специалистом «паблик рилейшнз», и оперативником в одном лице.

Конечно, своеобразная была деятельность. Если офицер Пятого управления «служил» по межнациональным отношениям, то обязан был изучать ситуацию в целой области или республике, изучать исторические и современные особенности и оперативным путем, и привлекая ученых. И выстраивать стратегию снятия межнациональной напряженности и националистических выступлений. А партийные комитеты могли не понимать этой стратегии, и нужно было убеждать, объясняя последствия возможных кризисных ситуаций, которые «свободное радио» из-за кордона всячески возбуждало.

А если офицер «пятерки» работал с творческой интеллигенцией, он стремился знать не только ее «звезд», но и ее настроения, рефлексии, национальные ориентиры. И еще при этом знать проблемы быта, денег и поощрений, моральных и материальных, столь чутко воспринимаемых. Он должен был уметь говорить с этими «художественными» людьми на их языке, быть понятым и не отторгнутым. И это когда те же западные центры и «свободное радио» обволакивали художников своим навязчивым вниманием и заботой об их творческом продукте.

Магические фразы КГБ: дела оперативной проверки, оперативной разработки, литерные дела, объектовые дела. А в целом – дела оперативного учета.

Что такое дело оперативной проверки? Сигнал, информация, чаще всего агента, о человеке или организации, которые требуют этой самой проверки. Если выясняется, что человек заострен на антигосударственную деятельность, тогда заводится дело оперативной разработки. Результатом ее может быть следствие и суд. Но были еще литерные дела – изучение процессов в «горячей» социальной группе. А вот предмет объектового дела – конкретная организация и изменения в ней, скажем, на радио «Свобода».

Каждый офицер «пятерки» знал формулу Бобкова: «Дела оперативного учета позволяют видеть процессы, а не отдельных людей. Изучайте процессы, и вы будете хозяином положения».

КГБ регулярно направлял в Центральный комитет партии записки о настроениях в обществе. Пятое управление изучало настроение интеллигенции. Главное здесь было понять, чем дышат лидеры общественного мнения. Аналитики «пятерки» определили свой круг – «культурное ядро», в который входили ведущие деятели искусства, литературы, образования, науки. Их было около двух тысяч по стране: ведущие режиссеры, актеры, музыканты, ректоры вузов, ученые-академики, писатели. Весьма авторитетные для других, они влияли на интеллигентскую среду в соответствии все с той же «молекулярной» теорией, которая ориентировала на удары по культурному ядру. Поэтому мнением этого «ядра» интересовались.

Изучением настроений интеллигенции занимался первый отдел Пятого управления. Объективно, в 70-е годы, он превзошел открытые социологические центры в ценности информации. Метод добывания ее на социологическом языке назывался включенным наблюдением, на чекистском языке – агентурным проникновением. У чекистов она была более точной, более объемной, более презентативной. И самое главное – она позволяла предвидеть развитие ситуации, особенно в горячих точках и в «горячих» социальных группах.

Конечно, в центре внимания Пятого управления оставались диссиденты, пытавшиеся завоевать и «культурное ядро» – научную и художественную элиту, и «массовую» интеллигенцию. Бобков возвел в принцип штучную работу с диссидентами. Максимум информации о характере, интересах, окружении, прожитой жизни. И индивидуальное влияние – встречи, беседы, убеждения. Ида Нудель, авторитет среди еврейских националистов, говорила соратникам: «Учитесь работать, как ЧК. ЧК бьется за каждого». Известна была установка Бобкова, которую он внушал офицерам управления: «Чтобы вам было ясно, в чем заключается ваша работа – надо всегда идти от противника. Где чувствуется его рука – там наше присутствие и должно быть».

Что спецслужба без агентов? Ноль. Работа с агентурой основа спецслужбы, они глаза и уши ее, поставщики информации. В КГБ существовало понятие «силы и средства». Под силой подразумевался оперативный состав, под средствами – агентурный аппарат.

Работа с агентурой – самая сложная, самая деликатная, но и самая главная для оперативного работника. В Пятом управлении не без участия Бобкова сложился свой стиль в воспитании агентов. К человеку сначала присматривались, копили информацию о нем, беседовали и выясняли взгляды и интересы, изучали особенности характера и психики, раздумывали над поступками, предлагали ему оценить ту или иную ситуацию, выступить в роли эксперта. Да и помогали в чем-то. Отношения становились чуть ли не дружескими. И лишь тогда следовал рапорт начальству и разрешение на агентурную работу, на присвоение псевдонима. Хорошо зная психологию рождения агента, Бобков советовал встретиться с ним на другой день после вербовки, оценить настроение, поддержать. И это впечатляло начинающего. Правда, некоторые соглашались сотрудничать без подписки, без документального оформления, некоторые вообще готовы были только устно предоставлять информацию. И оперативные работники шли на это.

На агента заводилось два агентурных дела – рабочее и личное. В рабочем – сообщения, информация агента, в личном деле – установочные данные на него, подписка о сотрудничестве, псевдоним. Кроме того, отдельно хранилась карточка агента, заполненная рукой оперработника, в которой перечислялись краткие установочные данные. По инструкциям, принятым тогда в КГБ, работа с агентом должна была вестись только на квартирах. Квартиры были конспиративные (собственность спецслужб) и явочные (используемые по договору с хозяином и в советское время часто бесплатно). На них и происходили встречи оперативных работников с агентами два-четыре раза в месяц. Но обстановка порой диктовала иное. Приехала в Москву группа из одной республики для демонстрации сепаратистских, националистических настроений. В этой группе – агент, он знает телефон оперработника в Москве. Он либо звонил с уличного телефона-автомата, сообщал самую «горячую» информацию, либо где-то «накоротке» встречался с оперативником – на улице, в подъезде дома, в магазине, бывали случаи и в туалете.

Создание добротной агентурной сети требует не менее пяти-десяти лет. «Выращивание» агента – процесс сугубо индивидуальный, трудоемкий. Порой агент согласен работать только с одним оперработником, его «вырастившим». Уходит «опер» на повышение, становится начальником отделения, отдела, но по-прежнему работает со своим ценным агентом. Бывали ситуации, когда офицера центрального аппарата КГБ направляли на работу в какую-то область, заместителем начальника местного управления, но он периодически приезжал в Москву на встречу со «своим» человеком.

Бесстрастная статистика свидетельствует: за исключением северокавказских республик, четверть агентов – женщины, они-то – природные искусницы. Их пленяла страсть к игре, к романтике и, конечно, к устройству своего будущего – тоже.

Вот судьба. Агент влюбилась, возлюбленный – объект разработки. Поведала об этом своему наставнику из Пятого управления – столь доверительны были отношения.

Что делать? Ситуация-то не линейная.

– Любишь – влияй на него! Пока-то он верно катится под статью. Тебе же не нужен муж под арестом.

И ведь повлияла. Живут вместе уже много лет. Ее тайна стала тайной двоих.

После 1991 года в органах безопасности было проведено девять реорганизаций. Как утверждают ветераны КГБ, каждая реорганизация – это потеря профессиональных сотрудников и потеря оперативных возможностей, что означает и безвозвратную потерю агентуры, ибо с оперработником «уходит», как правило, и агент.

Так сколько же агентов было в Советском Союзе?

Филипп Бобков: «Всего по линии Пятого управления в Советском Союзе служило 2,5 тысячи сотрудников. В среднем в каждой области в «пятой службе» работало 10 человек. Оптимальным был и агентурный аппарат, в среднем на область приходилось 200 агентов».

В СССР в 1988 году было 123 области, значит, агентурный аппарат Пятого управления составлял в масштабах страны 25 000 человек.

Находкой Бобкова стало массированное использование агентуры на «бурлящих» территориях, в определенных социальных или национальных группах, чьи стремления угрожали спокойствию и порядку. К таким группам относились крымские татары, которые постоянно поднимали вопрос об автономии и суверенитете, выступали в Крыму и в Москве. Среди них плотность «крымской» агентуры доходила до одного агента на 100 человек. Причем и задача этим «массовым» агентам ставилась определенная: выходить на «связь» и давать информацию только в случаях назревания каких-либо экстремальных действий со стороны наблюдаемой категории граждан. Такая же массовая агентура, она же и агентура влияния, была и в Пригородном районе Осетии, где постоянно существовала угроза межнациональных столкновений. Эта угроза обернулась кровавым кошмаром лишь после развала Советского Союза и ликвидации вместе с КГБ и Пятого управления, которое долгие годы обеспечивало мир и покой на Кавказе.

Пятое управление здесь не уступало американскому ФБР и французской политической полиции. Остальные службы были просто на голову ниже. Ну, разве мог профессионал «пятерки» безучастно воспринимать такую информацию о заграничных коллегах: «Французской полицейской разведслужбе (RG) вменено в задачу постоянно информировать высший эшелон власти о настроениях общественности. RG имеет своих агентов и осведомителей во всех департаментах Франции. Ежедневно они направляют донесения в центр, который их анализирует и готовит краткие обзоры для министра внутренних дел, главы правительства и президента страны. RG интересует отношение французов к различным правительственным мерам и реформам. Разведслужба обязана изучать новые явления, в том числе общественные. Сотрудники этой службы выполняют функции социологов, стремящихся глубоко анализировать ситуацию в обществе. Секцию «города и пригороды» в RG возглавляет философ Л.Бьюи-Транг, которая разработала 5-балльную систему оценок «горячих» пригородов и кварталов. RG отслеживает ситуацию во взрывоопасных пригородах, в исламских организациях во Франции, в сектах, в благотворительных организациях, которые порой используются для «отмывания» денег. Настроение соотечественников в департаментах страны помогает анализировать соответствующая компьютерная программа». Так работали французы.

А в Советском Союзе Пятое управление тогда было озабочено тем, что среди интеллигентов существовали настоящие фанатики идеологической борьбы с государством. Здесь были и борцы-одиночки и приверженцы групповых действий. Конечно, Пятое управление наблюдало их пристально. И далеко не пассивно. Исходили из того, чтобы они чувствовали постоянное беспокойство, нервничали, делали ошибки. Здесь господствовал так называемый метод «массированного психологического воздействия». Планирование конкретной операции в русле такого метода оставалось уделом разработчиков, отличавшихся изощренным воображением, системным мышлением. Это их ума было дело, когда однажды человек, в своем противостоянии власти приблизившийся вплотную к статье 190 прим., вдруг замечал, что у него не клеится на работе, что как-то не складывается жизнь, число бытовых неурядиц становится критическим, от него отвернулись приятели, и жить стало вообще-то неуютно. Стечение обстоятельств, но управляемых. Не все выдерживали.

Но, конечно, самое высокое искусство оперативной работы было в том, чтобы предотвратить возникновение антисоветских групп и преступных сообществ. А уж если они возникли, то не доводить дело до суда, а разложить их изнутри. В КГБ на разных уровнях постоянно жило противостояние административно-репрессивного подхода к противникам режима и профилактического, социально-психологического, ориентированного на размывание активных диссидентских групп и лиц. Ярким приверженцем последнего был Бобков, хотя и ему не удалось окончательно добиться торжества «мягко разрушительного» творчества. Оперативному составу внушал постоянно: «Не доводите разработки до драматического конца. Если есть малейшая возможность остановить диссидентствующего «активиста» убеждением, психологически точным воздействием, продуманной профилактикой – используйте ее. Нужна не канцелярская фиксация действия, не силовые методы, а искусный процесс «размывания» враждебных группировок».

Как в случаях с «Памятью». Организация русских националистов во главе с фотохудожником Васильевым бешено эволюционировала к фашиствующему состоянию. А Пятое управление превратило ее в объединение, пекущееся о памятниках культуры, старины, православия. Методы превращения организации из одного состояния в другое – находка «пятой службы».

Но еще более важным было не допустить сплочения интеллектуалов на антисоветском фундаменте. Ибо как только рождалась такая интеллектуальная группировка, к ней приклеивались люди, связанные с НТС и ЦРУ, которые искали там свои интересы. Приключилось дело с известным философом, лидером одной неформальной группы, явно не жалующей марксизм. Надо было ее «растащить», пока она оставалась организационно не оформленной. Беседовали с каждым из «соратников» этого лидера, убеждали, что, мол, лучше не подпольно стряпать тезисы, а открыто обсуждать концепцию на институтских семинарах. Но собеседники оставались безразличны. Вскоре одному из них на работе начали оформлять служебную поездку в Италию. «Соратники» увидели в этом свидетельство предрасположенности к нему властей. Другому «пришел» вызов из Израиля, что вызвало очередной всплеск подозрительности. С третьим решали вопрос о публикации его работ в издательстве «Мысль», что аукнулось волной зависти. Идейные нити, объединявшие «соратников», начали рваться, смещались интересы, распад был неминуем. И скоро лидер остался один. Лучшие офицеры Пятого управления умели превращать человеческие пороки в такие добродетели, которые препятствовали рождению антисоветского подполья или произрастанию социально-ориентированных взрывов.

Работа нередко была на грани провокации. Но провокациям в 60—80-е годы ставили предел установками самого же КГБ. Оперативный работник знал, что если его агент, внедренный в террористическую группу, подталкивает ее к террору, к действиям, да еще по его указанию, то они оба попадают под уголовную статью. Ибо в ней были понятия «организатор», «пособник». Стоило доказать присутствие действий в русле этих понятий, и дело становилось судебным.

Несомненно, к провокации отношение у Бобкова было двойственное. Он принимал ее на грани оперативной игры, способной парализовать антигосударственную деятельность, но не принимал в следственных действиях. Эта двойственность была выстрадана опытом службы при разных руководителях МГБ-КГБ – Абакумове, Серове, Шелепине, Семичастном, Андропове. И эта выстраданность на закате чекистской карьеры однажды испытывалась поручением партии.

Филипп Бобков: «В русле идей Зубатова ЦК КПСС предложил создать псевдопартию, подконтрольную КГБ, через которую предполагалось управлять интересами и настроениями определенных социальных групп. Я выступил категорически против, ибо это была чистая провокация. На пленуме ЦК партии я поставил вопрос: зачем КПСС должна сама для себя создавать партию-конкурента? Пусть рождение новой партии идет естественным путем. Но не убедил.

Тогда за дело взялся сам ЦК, один из его секретарей занимался этим. Так появилась известная ныне либеральная демократическая партия, а ее лидер за прошедшие годы превратился в весьма колоритную, даже скандальную фигуру на политическом небосклоне».