Общественный запрос на перемены

 

§ 1. Надо ли что‑то менять – и в какую сторону?

 

Триумфальная победа В. Путина на выборах 2018 г. у многих критиков российской власти создала впечатление, что население страны проголосовало за стабильность и неизменность существующего порядка. На этом фоне появилось немалое число катастрофических прогнозов о дальнейшей судьбе страны – загнивании, разложении и угасании. Так, оппозиционный экономист Владислав Иноземцев утверждал, что «…доминирующее настроение в обществе состоит сейчас в том, что мы готовы довольствоваться и тем, что есть, лишь бы не было хуже… Корни такого поведения населения и такого отношения к нему [В. Путину – прим. ред. ] в том, что в России исторически правитель и государство – одно и то же… Относительно перспектив модернизации я в последнее время – глубокий пессимист. Революции 1917 г., события 1991 г. говорят нам, и это очень печальная особенность, что за радикальные перемены в нашем обществе мы платим распадом страны, которую потом как бы собираем заново. Я не вижу возможностей модернизации при сохранении режима, и впереди катастрофа. Это дело не ближайшего будущего, отнюдь, но без нее никакой модернизации не случится».[121]

 Нам представляется такой вывод поверхностным. Минувшие полтора десятилетия стабильности (от дефолта 1998 г. до присоединения Крыма в марте 2014 г.) показали, что страна наконец‑то преодолела многолетнюю политическую смуту и вступила в период медленного, но неуклонного развития, движения вперед. Приоритет стабильности постепенно стал уступать приоритету развития (связанному с риском): соотношение 65:35 в 2014 г. сменилось соотношением 54:46 в октябре 2017 г. По данным Института социологии РАН, доли сторонников стабильности и перемен практически сравнялись: за полтора года доля последних выросла с 39 % до 52 %, а в наиболее «продвинутых» группах общества, в том числе и среди молодежи, эта цифра превысила 60 %.[122] Опрос ИС РАН в апреле 2018 г. продемонстрировал развитие этого важнейшего тренда: 55 % опрошенных высказались за перемены (см. табл. 14).

 

Таблица 14. Вы бы хотели перемен в жизни страны? (в % от числа опрошенных)

Источник: Мониторинг ИС РАН. Подробное описание исследования см. на стр. 112.

 

Как сформулировал еще в июле 2017 г. генеральный директор ВЦИОМ Валерий Федоров, «…запрос общества на стабильность в России ушел на периферию и сменился запросом на перемены… Поскольку экономический кризис закончился, а широкомасштабный экономический подъем не наступил, в России наблюдается новая фаза – неуверенность в завтрашнем дне. Такая фаза опасна, так как революционные настроения появляются не в ситуации кризиса, а когда кризис закончился и становится лучше… В этой ситуации люди перестают терпеть и начинают требовать. И в этой ситуации появляется запрос на перемены. Тогда как запрос на стабильность уходит на периферию… Сегодня политическая борьба в России идет за то, чей образ перемен возобладает».[123]

 Рассмотрим ответы, полученные ВЦИОМ в 2018 г. на вопрос, в каких сферах необходимы преобразования в первую очередь (см. табл. 15).

 

Таблица 15. Как Вы считаете, в каких сферах нашей жизни скорее нужны преобразования, а в каких скорее не нужны? (в % от числа опрошенных)

Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. Подробное описание исследования см. на стр. 113.

 

Результаты косвенно отражают уровень недовольства россиян положением дел в этих сферах. Хорошо видно, что общество обеспокоено ситуацией в социальной сфере, экономике, но его в разы меньше волнуют демократия, выборы, права человека. Необходимость перемен видится буквально во всех сферах жизни, однако их приоритетность сильно различается. Очевидно, что первые места делят социальные сферы – здравоохранение, образование, пенсионная система, а внешняя политика, политическая система, права граждан – все это не занимает лидирующих позиций. То же касается и сферы культуры (7 %) (см. табл. 16).

 

Таблица 16. Приоритетность преобразований в различных сферах

Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. Подробное описание исследования см. на стр. 113.

 

Стране нужны преобразования большинства общественных сфер. Так считают 54 % опрошенных ВЦИОМ россиян, еще 33 % полагают, что преобразования нужны только в некоторых сферах общества. Перемены назрели и необходимы, однако неудовлетворенность настоящим никак пока не сказывается на доверии президенту и чувстве гордости за страну. Так, 45 % опрошенных считают, что предстоящие перемены должны быть решительными, быстрыми, 43 % их видят осторожными, медленными, только 8 % вообще против перемен (см. рис. 4). За перемены, в том числе быстрые, высказываются и либералы, и консерваторы. За быстрые перемены выступают среди консерваторов 38 %, среди либералов – 48 %. В общем, необходимость перемен становится консенсусной установкой.[124]

 

Рисунок 4. Если Вы считаете, что перемены в стране нужны, какими бы Вы хотели их видеть?

 (в % от числа опрошенных)[125]

 

Почему же общество позитивно оценивает текущую ситуацию, но перемен жаждет скорее решительных и быстрых? Известно, что революционные ситуации обычно возникают не на «дне», в низшей точке экономического цикла, а именно на этапе выхода из кризиса. Может быть, это случится и в современной России? По оценке левого политолога Бориса Кагарлицкого, «…массовое сознание меняется и в низах общества. Запрос на перемены существует практически повсеместно, недовольство своим положением охватило большинство жителей России. Казалось бы, классические признаки революционной ситуации… Специфика текущей ситуации в том, что массы впрямь хотят революции, но только революции сверху. Такой, чтобы все перевернула, не оставила от существующей системы и следа, всех начальников стерла в пух и прах. Но без их, масс, участия и инициативы. Вот если сверху начнут, они поддержат. И так, что мало не покажется!.. Но именно поэтому никакой революции сверху и не будет. Верхи не просто не хотят инициировать радикальные перемены, они их смертельно боятся. И все репрессивно‑запретительные меры, принимаемые начальством сегодня, направлены именно на то, чтобы не допустить такого сценария».[126]

 Действительно, как следует из массовых опросов, в предпочтениях россиян относительно перемен сегодня побеждает левый вектор. Запрос на перемены в основном связан с массовыми общественными настроениями в отношении базовых принципов социальной справедливости, и его ни в коем случае нельзя трактовать как желание вернуться в эпоху 1990‑х, к новому изданию либеральных экономических и политических реформ. Общество стремится не назад, а вперед – к социальной справедливости, к борьбе с коррупцией, к преодолению нефтегазовой зависимости, к усилению обороноспособности страны, и в гораздо меньшей степени – к усилению экономических и политических свобод, сближению с западными странами и смене власти.

 В чем первопричины левизны доминирующего «образа будущего»? Несмотря на годы стабильности и относительного достатка, российское общество не преодолело и не смирилось с ситуацией глубокого общественного неравенства, вызванного травматичными реформами 1990‑х гг. Мы, как Бурбоны, «ничего не забыли и никого не простили». Массовые опросы и сегодня рисуют картину классового, глубоко стратифицированного общества, наполненного взаимной агрессией. Налицо ситуация тотального недоверия граждан друг к другу и к власти. В условиях значительного ухудшения социально‑экономического фона в последние три года эти противоречия становятся все менее терпимыми. Таким образом, магистральный общественный запрос как был, так и оставался левогосударственническим.

 Однако говорить о наметившемся связи с этим «левом повороте», на наш взгляд, не стоит. Во‑первых, левогосударственнический запрос активно поддерживается старшими возрастными группами, но гораздо слабее – младшими поколениями. Во‑вторых, чтобы говорить о левом повороте в настроениях избирателей, нужно зафиксировать, по меньшей мере, запрос на солидарность – готовность к коллективным действиям в отстаивании прав на труд и достойное вознаграждение труда. Этот запрос предполагает активистскую установку: порыв, ищущий выхода в коллективных протестных действиях. И не просто порыв, а самоорганизацию в форме профсоюзов и комитетов прямого действия.

 Наблюдается ли на практике что‑то похожее? Нет! Фиксируются только отдельные протестные акции, в основном – ущемленных в правах частных предпринимателей (малый бизнес) и зависимых от них наемных работников. Тем не менее настроения многих избирателей демонстрируют выраженный негативизм в отношении сложившегося в стране положения. Но этот негативизм и формирующийся вокруг него запрос – отнюдь не «левый поворот». Нынешний запрос предполагает пассивную установку: кто‑то (кто?) должен прийти (откуда?) и исправить неприятную ситуацию (как?). Кто‑то должен взять на себя ответственность за исправление сложившегося положения.

 Отсутствие массовых коллективных протестных действий при действительно довольно сильном негативизме говорит о том, что атомизация избирателей не только не преодолена, но, напротив, именно она определяет логику поведения. Большинство людей хотят, чтобы кто‑то пришел и решил их проблемы, готовы держаться за сильную руку, так как выживание при пассивной установке возможно главным образом за счет субъекта, которому люди выражают согласие подчиниться. Неслучайно никакие «левые фронты» и тем более профсоюзы не пользуются в современной России массовой поддержкой, а КПРФ в большей степени отражает государственнические и даже клерикальные идеи, чем левые.

 Очередной революции в России в обозримом будущем не предвидится, хотя запрос на быстрые и глубокие перемены прогрессирует. Выборы, продемонстрировавшие поддержку обществом курса В. Путина, не отменяют того обстоятельства, что за последний год резко вырос запрос на перемены. Ожидается, что запрос, не нашедший отклика в самих выборах, окажет сильное влияние на политику властей и ее оценку избирателями.

 И здесь конфликт может развиться отнюдь не на почве несовпадения «стабилизаторских» усилий власти и «реформистских» настроений общества. Понимание необходимости перемен характерно и для низов, и для верхов. Показательно высказывание одного из новых лидеров правящей партии Андрея Турчака: «„Единая Россия“ – это единственный действенный политический интерфейс путинского большинства… Именно поэтому в первую очередь должна начинать меняться партия, в этом суть ее ребрендинга. Нам необходимо сформулировать „идеологию прорыва“ как понятный политический документ. Мы должны стать прозрачными и понятными как для своих собственных членов и сторонников, так и для всего „путинского большинства“, ну и, конечно, для общества в целом».[127]

 Вероятная почва для разногласий – различное видение пути и типа преобразований: левогосударственнического, предпочтительного для людей, и либерально‑государственнического, предпочтительного для власти. Как показали результаты исследований ИС РАН и ВЦИОМ, запрос на перемены в основном связан с базовыми принципами социальной справедливости, и его ни в коем случае нельзя трактовать как желание вернуться в эпоху 1990‑х, к продолжению экономических и политических реформ социал‑дарвинистского типа. Общество стремится к социальной справедливости, развитию социальной сферы, борьбе с коррупцией, преодолению нефтегазовой зависимости, в меньшей степени – к усилению обороноспособности страны, и в гораздо меньшей степени – к усилению экономических и политических свобод и сближению со странами Запада, смене власти. Статистически значимые различия между возрастными когортами кое‑где есть, но они не показывают принципиального межпоколенческого несогласия (см. табл. 18).[128]

 

Таблица 17. Цели возможных перемен и преобразований в возрастном разрезе (в %)

Источник: Данные восьмой волны мониторинга ИС РАН в апреле 2018 г. Подробное описание исследования см. на стр. 112.