О вхождении в церковную жизнь

 

Я хотел бы поделиться с вами некоторыми своими наблюдениями за нашей церковной действительностью, которые имеют отношение как к жизни Церкви в целом, так и к жизни каждого из нас лично.

Вы знаете, что и в Священном Писании, и в богослужебных текстах люди, верующие во Христа, очень часто именуются святыми. Возглас, который мы слышим каждый раз перед преломлением Агнца на Божественной литургии – «Святая святым», – подразумевает, что те люди, которые находятся в храме, называются святыми; апостол Павел в своих Посланиях также многократно именует общину верующих во Христа общиною святых[11]. С одной стороны, это, конечно, некая форма – выражение, которое напоминает, какими должны быть люди, решившиеся стать учениками Христовыми. С другой стороны, это конкретное указание на то, к чему каждый христианин должен стремиться, поскольку искомый результат жизни в Церкви – это та самая святость, о которой идет речь. Но очень редко можно увидеть, что человек, пришедший в Церковь и начавший жить церковной жизнью, правильно понимает, в чем эта жизнь заключается и к чему она должна привести.

Жизнь – это такой процесс, в котором человек всегда движется в одном из двух направлений: либо вперед, либо назад. И соответственно, если он не находится в состоянии развития, он обязательно будет находиться в состоянии регресса – в состоянии какого‑то самораспада, иногда быстрого, иногда медленного, но тем не менее происходящего. Какого‑то среднего состояния в жизни практически не бывает. То же самое, и в еще большей степени, относится к жизни духовной. Невозможно «просто» прийти в храм, «просто» жить церковной жизнью и при этом никаким образом не меняться. Мы можем вспомнить в этой связи пример из Апокалипсиса: Господь обращается к Ангелу одной из Церквей и говорит: Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв[12]. И для каждого из нас всегда есть риск, считая себя духовно живым человеком, на самом деле оказаться мертвым, то есть лишенным той духовной жизни, которая обязательно должна в нас присутствовать.

Каким образом понять, живешь ты или же находишься на пути к духовному умиранию, когда ты уже пребываешь в Церкви? Преподобный авва Дорофей – если вы читали его, то наверняка обращали внимание на эти слова – говорит о том, что человеку необходимо постоянно останавливаться на том пути, по которому он идет: смотреть, сколько верст пройдено, считать поприща и, если он идет в какой‑то город, определять, далеко ли он от этого города или уже остановился в его предместье. Таким образом преподобный указывает на то, что человек должен постоянно себя испытывать: смотреть, как сегодня действуют в нем те страсти, которые вчера действовали более сильно или же, наоборот, более слабо, а также определять, удалось ли ему стяжать какие‑то добродетели, к которым он стремился, или же нет. Если такое испытание регулярно не производить, если так свою душу регулярно не исследовать, то невозможно понять, в какой духовной мере мы находимся.

Наверное, каждому человеку, который пришел когда‑то в Церковь, знакомо чувство радости от вдруг открывшейся иной жизни; той жизни, в которой само пребывание в Церкви уже воспринимается как чудо. Господь наполняет сердце человека, только‑только пришедшего в храм, той радостью, которая, наверное, была знакома нам до этого только в детстве, – радостью внутренней чистоты, радостью надежды на лучшее, радостью оттого, что мы чувствуем Божественную любовь. И наверное, самая большая радость, которую человек может испытывать в жизни, – это радость, рожденная откликом нашего сердца на Божественную любовь.

Ведь, в сущности, что ищет любой человек? В первую очередь, он ищет того, чтобы любить и быть любимым, – любовь, которую он чувствует в ком‑то по отношению к себе, может быть только тогда по‑настоящему воспринята, когда он на нее своей любовью откликается, то есть когда любовь взаимна. Но редко бывает так, чтобы люди находили такое подлинное счастье в любви друг к другу: как правило, человеческая любовь все‑таки оказывается довольно непостоянной, и практически каждый может об этом сказать, основываясь на собственном опыте. А вот любовь Божественная есть самое постоянное среди всего, что существует, и поэтому она воспринимается как подлинное счастье.

Получается, что человек, только‑только войдя в новую для него церковную жизнь, начинает узнавать, как жить так, чтобы быть счастливым. Вся наука этой счастливой жизни изложена в Евангелии. И когда новоначальный христианин начинает учиться исполнять евангельские заповеди, он узнает, как хорошо душе человека, когда он живет так, как заповедовал жить Господь. Но человек, как мы уже сказали, существо непостоянное, и по прошествии какого‑то времени этот первый импульс ревности по Богу, который на самом деле является даром Божественной благодати, постепенно начинает угасать. Господь как бы говорит человеку: «Вот, Я дал тебе вначале вкусить, насколько Я благ и насколько счастливой может быть жизнь со Мной. А теперь покажи, что ты на самом деле хочешь – хочешь ли ты этой жизни или ты хочешь той жизни, которая у тебя была прежде», потому что только тогда узнается наше произволение, когда благодать Божественная хотя бы на время от нас отступает.

И вот оказывается, что нужно трудиться самим и этот жар ревности нужно в себе возгревать. Его можно возгревать самыми разными способами: чтением, молитвой, размышлением о жизни вечной и о том воздаянии, которого мы можем в ней сподобиться. Но выясняется, что все это гораздо труднее, чем получать даром. И здесь уже происходит некоторое разделение. Кто‑то уже на этом этапе отпадает и уходит из Церкви, а кто‑то просто говорит себе: «Достаточно и того, что я уже здесь. Достаточно того, что я не совершаю тяжких, страшных грехов и моя жизнь вошла в новую колею». Ну а кто‑то все‑таки понимает, что жизнь в Церкви – это постоянное развитие, что нужно над собой трудиться, и начинает узнавать, каковы главные принципы этого развития и этих трудов. В первую очередь об этом можно узнать из Священного Писания, а во вторую – из творений святых отцов, которые сами достигли высокой степени духовного совершенства и в своих трудах оставили для нас наставления о том, каким образом к этому совершенству стремиться и каким образом этого совершенства ступень за ступенью достигать.

Но даже те люди, которые на себя этот труд берут, спустя какое‑то время обязательно переживают некий период кризиса. С одной стороны, это связано с тем, что у каждого человека своя мера мужества, своя мера упорства, своя мера терпения. И кто‑то, видя, как раз за разом он падает и буквально каждый день, а может быть, и несколько раз в день приходится все начинать заново и вновь строить то, что сам разорил посредством падения, находит в себе мужество каждый раз к этому труду приступать; а кто‑то в конце концов просто в этом изнемогает, у него опускаются руки, и он задается таким вопросом: если я падал десять раз, и сто раз, и тысячу раз, наверное, я всегда буду падать и ничего нельзя изменить? И тогда человек начинает удерживаться только лишь от каких‑то тяжких грехов, которые пугают еще его душу, но уже перестает бороться с теми «мелочами», из которых на самом деле жизнь духовная и складывается.

Что может помочь нам устоять в такие моменты? Нужно понять, что человек, восходя к Богу, должен меняться постепенно. Господь не требует от нас, чтобы мы тотчас же стали другими, Он не требует от нас ни каких‑то сверхъестественных подвигов, ни немедленного расточения всего своего имущества. Господь ведет нас шаг за шагом – так же, как разумные родители ведут и учат своих детей. И если мы, входя в церковную жизнь, осознаем, что нужно отказаться от каких‑то тяжких, смертных грехов, несовместимых с этой жизнью, и отходим от них, а потом понимаем, что нужно избавиться от грехов, также явных и грубых, но все‑таки менее тяжких, то дальше Господь постепенно помещает нас в такие условия и в такие ситуации, что мы уясняем, что нужно постепенно избавляться в целом от того, что в нашей жизни Богу не угодно.

Если человек к себе внимателен, то он в своей повседневной жизни ощущает, что вот сейчас Господь его поставил перед каким‑то очередным выбором. И он может выбрать для себя либо поступок по воле Божией, либо поступок по воле своего греховного, развращенного сердца. Зачастую по малодушию человек все‑таки выбирает свою собственную волю. Выбирает то, что ему ближе, оправдывая себя тем, что в этом, в общем‑то, страшного ничего нет. И, по большому счету, он в этом прав: никто от этого не погибает, ничья жизнь от этого не зависит, никаких бедствий не случается. Но с течением времени человек начинает видеть, что из его жизни ушло что‑то очень важное. Ушло то напряжение, то наполнение, которое было первоначально, и все стало каким‑то серым и скучным, а самое главное, ушло то чувство радости от присутствия в сердце Божественной благодати и ничто уже так не утешает. И тогда жизнь церковная, вначале такая интересная и такая радостная, начинает превращаться в какую‑то невзрачную повседневность, в рутину. Все то, что вначале делалось с благим чувством, начинает делаться просто по долгу или по необходимости. Человек начинает молиться просто потому, что пришла пора прочитать вечерние или утренние молитвы, то же самое происходит с участием в богослужении, исповедью и даже Причащением Святых Христовых Тайн, – он как бы все время ест не вкусное, полноценное блюдо, а черствый, заплесневелый хлеб, ест просто для того, чтобы не умереть с голоду. И постепенно такая церковная жизнь не то чтобы совсем утрачивает смысл, но становится для человека просто одной из сторон его земного бытия – не главной, не центральной, а всего лишь одной из многих. И вот это угасание христианской жизни в одном человеке, в другом, в третьем, в четвертом приводит к тому, что мы в Церкви начинаем представлять собой общество не святых или стремящихся к святости людей, а людей, первоначально собравшихся здесь во имя Христово, но в теперешнем состоянии выглядящих довольно печально, чтобы не сказать жалко. Людей с погасшими глазами, с погасшими сердцами, которые и сами не могут воспламениться, и никого воспламенить не могут. И вот это, наверное, самое страшное, потому что мы и сами прозябаем, и миру являем очень плачевный пример.

Кризис, о котором я говорю, переживает в Церкви практически любой человек: вряд ли среди вас есть кто‑то, кому незнакомы эти переживания и ощущения. Если посмотреть в историю древней Церкви, то можно увидеть ряд святых, шествие которых к Богу было иным, не замедляющимся – это можно увидеть, в частности, в жизни некоторых мучеников. Но, как правило, общий путь все же такой, какой мы сейчас рассматриваем. И есть, на мой взгляд, только один способ выхода из этого состояния кризиса. Святые отцы говорят о том, что человек возвращается в благодатное состояние тем же путем, которым он удалился от него. И надо вернуться в ту самую точку, где мы в первый раз пошли на какой‑то компромисс со своей совестью и где мы попытались заключить невозможный компромисс с Богом. Нужно шаг за шагом начать возвращение к этому моменту.

Каким образом его начинать? Присмотревшись, мы можем увидеть в своей жизни то, от чего Господь совершенно явным образом нас хочет побудить отказаться. Не потому, что Ему это зачем‑то нужно, а потому, что это является барьером между нами и Им. А мы, в свою очередь, готовы отказаться от чего угодно, только не от этого. Бывает, например, так: нужно простить какого‑то человека, а это очень трудно. И мы себе говорим, что будем поститься, будем молиться, ходить в храм, исповедоваться, причащаться и творить дела милосердия, но прощать этого человека не будем. И вот при таком подходе будто включается какой‑то тормоз и наша духовная жизнь останавливается, несмотря на все то, что мы делаем. А можно было бы даже всего остального не делать в этот момент, но сделать то, что от нас требует Господь. Если же мы обошли это нужное и рано или поздно в связи с этим наступил кризис, то нужно вернуться и начать делать то, что от нас Господь ожидает. Даже если обстоятельства изменились, мы обязательно найдем эту точку, Господь ее поможет найти. Поможет и понять, что от нас сейчас требуется. Но если мы опять скажем: нет, этого делать я не буду, то возвращение не начнется.

Есть такой показательный пример в житии преподобного Антония Великого. К нему пришли несколько братий и попросили наставить их, каким способом достичь духовного совершенства. Он сказал им о том, что необходимо научиться прощать и любить своих обидчиков и подставлять другую щеку по евангельской заповеди[13]. Они ответили, что это для них невозможно. Тогда он сказал: «Ну, по крайней мере, сами первыми по щеке никого не бейте». Они ответили: «Честно говоря, и это тоже очень сложно». И тогда преподобный Антоний обратился своим ученикам, которые при этом присутствовали, и попросил: «Приготовьте, пожалуйста, для них еды и отпустите их с миром, потому что, поскольку они одного не хотят, а другого не могут, только и остается, что помолиться о них, накормить и с ними расстаться». И вот очень часто на деле мы сами бываем такими братиями, только мы приходим не к преподобному Антонию Великому, а со всем тем же самым приходим к Богу. И если мы одного не хотим, а другого не можем, то, безусловно, возникает вопрос: а чего, собственно говоря, хорошего нам ожидать?

Господь никогда не ставит перед нами каких‑то непосильных, невыполнимых задач. Он всегда предлагает нам труд, который конкретно для нас посилен и нам полезен. И почему еще так важно бывает этот труд предпринять? Потому, что Господь прямо говорит о том, что человек, который собирается за Ним идти и при этом не берет своего креста, то есть пытается идти без креста, Его недостоин[14]. И добавляет при этом: кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня[15]. Мы об этом говорили в одну из предыдущих встреч – о том, что шествие без креста не признается Богом. И препятствием к тому, чтобы взять этот крест, чаще всего является не любовь к отцу, матери или кому‑то близкому, а только любовь к своему «я» – о себя самих, о собственные желания, о собственную волю, предпочитая ее воле Божией, мы и спотыкаемся. И поэтому Господь так премудро выстраивает нашу жизнь: заставляя нас постепенно от чего‑то отказываться, Он нас научает любить Его больше, чем себя, потому что понять, что ты любишь кого‑то больше, чем самого себя, можно, когда ты готов ради него от чего‑то отказаться; когда ты готов стать таким, каким этот близкий и любимый желает тебя видеть.

Мне вспоминается пример из жизнеописания старца Ефрема Катунакского, ныне прославленного. В какой‑то период своей жизни он был тяжело болен мокнущей экземой, так что вся кожа его казалось пораженной сильнейшим ожогом. А вы представляете, наверное, в какое страдание превращается жизнь людей, которые лежат в ожоговых центрах, потеряв четверть или треть своих кожных покровов. Он не мог не то что служить – он не мог пошевелиться, не мог делать ничего из того, к чему привык за годы и десятилетия. У него была только одна возможность – страдать. И вот в какой‑то момент он дошел до пика своего страдания и обратился ко Господу: за что мне это? И услышал в своем сердце такие слова: «Я просто хочу, чтобы ты сейчас был таким». Услышав эти слова, он тотчас успокоился и смирился, потому что главным в его жизни было быть таким, каким желает видеть его Господь. И надо сказать, что как только он откликнулся таким образом на эти слова, началось его выздоровление, и очень скоро он поднялся на ноги. А если мы отстраняемся от этого понимания – что Господь хочет видеть нас такими, как подсказывает наша совесть, исчезает и возможность быть с Богом. Господь с нами хочет быть, а мы в этот момент не хотим. И это отступление от Бога обязательно скажется на нашей духовной жизни в целом, потому что не бывает так, чтобы мы потеряли благодать, отступились в чем‑то одном, а во всем остальном сохранили прежнюю ревность к благоугождению Ему.

Самое опасное во всем этом то, что существует точка невозврата. Она никогда не известна заранее, как не известно обычно, насколько далеко должна зайти болезнь, чтобы организм человека уже не мог найти в себе ресурсы для выздоровления. С одной стороны, мы знаем, что всегда есть возможность покаяния и обращения к Богу, но тем не менее человек может настолько самого себя изуродовать духовно, что попытки взлететь будут бесплодны, так как у него уже сломаны крылья. Очень важно до этого состояния не дойти, очень важно постараться воспрять духом до того, как эта точка окажется пройденной.

Как себя разбудить, как не остаться в состоянии кризиса, словно в каком‑то удобном, привычном «болоте»? Существуют различные способы, и все их надо использовать, потому что одним здесь не обойдешься.

Во‑первых, все мы знаем, что есть такая вещь, как генеральная исповедь, – та исповедь, которую предпринимает человек, когда старается разобраться во всей своей жизни как до момента своего обращения к Богу, так и уже непосредственно в Церкви. Это может быть не только исповедь за всю жизнь, но и генеральный пересмотр жизни за какой‑то определенный период. Таким образом выявляются и предстают перед нами те болезни, которые приобрели уже застаревший, хронический характер, и очень остро возникает необходимость что‑то менять.

Во‑вторых, очень действенным способом разбудить себя и изменить что‑то в своей жизни является, согласно точке зрения практически всех святых отцов, память о смерти. Ничто другое не может произвести на человека такого сильного впечатления, как столкновение с чьей‑то внезапной кончиной. При этом о смерти нужно вспоминать особым образом, согласуясь с устроением нашего ума. Ум человека устроен так, что когда мы на чем‑то останавливаем свое внимание, постоянно задумываемся о чем‑то, то это «что‑то» постепенно начинает обретать перед нами все более конкретные очертания. Например, шел человек по улице, промчалась мимо него машина, которая его чуть не сбила. И можно отнестись к этому просто как к некоему эпизоду и продолжить идти. А можно остановиться и подумать: а вот если бы я сделал один лишний шаг, если бы машина меня сбила? И тут же начинают вырисовываться те последствия, к которым это могло бы привести, тут же человек начинает испытывать в воображении ту боль, которую он в тот момент испытал бы, и становится страшно. Вот примерно так же нужно вспоминать о смерти. О многих вещах в жизни так думать, наоборот, не надо, чтобы свое сознание не загромождать и не захламлять, а здесь нужно размышлять именно так. Останавливать внимание на том, что обязательно мы умрем, что обязательно предстанем пред Богом, и особенно на моменте, когда мы будем ожидать суда над всей нашей жизнью, которую мы прожили на земле. Мы обязательно в какой‑то миг почувствуем сердцем и боль, и страх, и желание что‑то сейчас изменить, чтобы тогда, стоя на этом суде и ожидая приговора, не быть осужденными. И чем чаще к этому чувству человек возвращается, тем больше появляется сил для того, чтобы действительно что‑то менять.

Ну и, в‑третьих, очень полезно, как говорят святые отцы, вспоминать первый период своей церковной жизни, потому что, когда мы вспоминаем то горение, которое мы тогда переживали, проще бывает к этому вернуться, тем более что это воспоминание о хорошем и к нему наше сердце охотно влечется. Помимо этого, можно рассматривать те способы, которыми мы достигали в духовной жизни каких‑то результатов: мы все люди очень разные, и каждый из нас находит какие‑то свои пути, какие‑то свои способы к преодолению себя. Когда и это оживет в нашей памяти, нам будет гораздо легче свое внутреннее делание совершать.

 

Вопросы после беседы

 

– Батюшка, а если обращение к Богу не сопровождалось горением сердца? Тогда все то же самое или какой‑то другой путь?

– Тогда, наверное, нужно сказать о том, что еще не было, по большому счету, обращения к Богу, потому что горение сердца есть некое непременное свидетельство того, что это обращение состоялось. Бывает так, что человек приходит в Церковь по каким‑то причинам более внешнего, нежели внутреннего характера, но в этом случае церковная жизнь ему за годы, в Церкви проведенные, зачастую так и не открывается. Узнавание Бога, встреча с Богом не могут пройти для человека незамеченными: его сердце не может не возрадоваться, когда узнает Того, Кто его сотворил и Кто его бесконечно любит. Значит, этого не произошло, но это должно произойти.

– А как прийти к тому, чтобы это произошло?

– Есть такое достаточно общее выражение – «искать Бога». Но как Его искать, далеко не каждый человек понимает. Как правило, мы начинаем искать Бога тогда, когда Он нам по‑настоящему нужен: когда нам бывает страшно, когда нам бывает больно, когда нам бывает тоскливо. Но эти искания могут приобрести сиюминутный, фрагментарный характер, а могут стать главной потребностью человеческой жизни. Как себя привести к тому, чтобы это стало главной потребностью? Разные существуют к этому пути, но когда молчит сердце, не откликается душа, когда ум ничего не подсказывает, пожалуй, у нас остается одно. У нас остается возможность молиться. Господь вообще скоро откликается на наши просьбы, на наши молитвы, если мы просим о самом существенном – о том, что необходимо для нашего спасения. И когда человек начинает просить Бога, чтобы Он научил любить Его, чтобы Он дал ему возможность Его познать и сердцем к Нему обратиться, Господь человеку такую возможность дает. Просто очень важно те ступеньки, которые Господь будет, как в некой скале, в нашем сердце вырубать, принять и по ним начать подниматься. Наверное, можно в какие‑то моменты молиться Богу так: «Господи, не дай моему сердцу успокоиться ни на чем, кроме Тебя, не дай мне ни в чем, кроме Тебя, найти подлинную радость, чтобы ничто не смогло меня от Тебя отвлечь. Научи мое сердце Тебя искать, научи мое сердце к Тебе стремиться. Дай мне ту жажду искания Тебя, без которой жизнь человека просто не имеет смысла». И Господь на эту молитву будет откликаться.

– А если так не получится?

– Знаете, вот мы лишены, к счастью, необходимости добывать огонь таким физическим способом, как трение. Нам вообще трудно себе представить, что были когда‑то люди, которые посредством трения добывали огонь. И наверное, если бы нам сейчас дать все, для этого необходимое, и попытаться заставить таким образом огонь добыть, скорее всего, у нас это не получится. Но когда люди понимали, что другой возможности нет, они были готовы действия, необходимые для того, чтобы огонь загорелся, совершать и полчаса, и час, и сутки напролет. И они приобретали навык, что нужно делать, чтобы наконец появилась искра и у них разгорелся костер, на котором можно приготовить пищу. Вот то же самое можно сказать и о духовной жизни человека. Нам тоже нужно внутри себя добывать огонь трением. А какого рода это должно быть трение, как его осуществлять – это каждый узнает постепенно опытным путем.

– Как Вы считаете, есть ли сейчас святые?

– Наверное, если бы их не было, то бытие мира уже пришло бы к своему концу. Хотя, может быть, и приходит… Но понимаете, святость не является состоянием, которое можно измерить в каких‑то привычных единицах. Вот если бы мы задались вопросом: «а есть ли сегодня высокие люди?», мы бы увидели, что сегодня есть мужчины и женщины, которые и выше, и больше тех, которые жили несколько столетий назад. А здесь такая система измерения не применима. Почему? Потому, что Господь судит человека за то, какой труд этот человек подъемлет относительно самого себя.

Преподобный Иоанн Лествичник говорит о том, что гораздо больше Господь ценит жизнь и подвиг тех людей, которые от тяжких грехов, от пребывания среди страстей перешли к добродетели, нежели малый подвиг тех людей, которые ничем особо не искушались и не находились в среде тех людей, которые могли бы на них какое‑то пагубное влияние оказать. А мы сегодня живем в мире, который грехом буквально пропитан, и добрых примеров в нем очень мало. И человек, который способен сегодня противостоять этому растлевающему действию мира и сохранять при этом верность своей христианской совести и любовь к людям, возможно будет, по слову преподобного Антония Великого, выше древних святых. Результат его жизни кажется очень скромным, а вот усилия, которые он прикладывает к тому, чтобы этого результата достигнуть, на самом деле просто титанические. И еще: если в древности кто‑то достигал состояния святости, то он в своей жизни мог вкусить и плоды этой святости. А в наше время Господь как бы скрывает, может быть, даже от самого человека понесенный им труд, и человек от этого смиряется, не видя в себе ничего доброго.

Преподобный Нифонт Цареградский, отвечая на вопрос ученика, сказал, что святые в последние времена не будут совершать явных чудес, но скроют себя меж людей и пойдут путем делания, растворенного смирением. Поэтому очень сложно опять‑таки сказать, есть они или нет. Тот, кто говорит о себе как о святом, кто свою святость показывает, – точно не свят. А святого мы скорее всего не разглядим, не будет у нас такого инструмента, чтоб его увидеть, если только мы сами не будем хотя бы чуть‑чуть святы. А вот если будем, то обязательно святых увидим.

– В одной молитве[16]есть такие слова: «Или хочу, или не хочу, спаси меня». «Если хочу, спаси меня» – это понятно. А вот как понять: «…или не хочу, спаси меня, Господи»?

– Здесь имеет место, отчасти, все‑таки некая форма речи. Если мы об этом просим, то, наверное, мы не можем этого не хотеть. Но бывает так, что мы хотим в тот момент, когда просим, а потом, когда приходит пора, когда мы ожидаем от Бога этого самого спасения, то мы его как бы и не хотим. Мы чем‑то соблазняемся и находимся в опасности избрать путь беззакония, а не путь истины. И вот та самая молитва, которой мы молились, когда просили, чтобы Господь нас спас, хотим мы этого или не хотим, в этот момент порой и реализуется: Господь берет и как бы помимо нашей воли нас избавляет от пути беззакония. Бывает так, что человек заранее это предвидит, молится и говорит Богу: «Господи, я знаю, что не устою в таком‑то искушении. Я знаю, что в то время, когда это искушение придет, я буду желать, чтобы оно стало реальностью. Поэтому сейчас, Господи, я говорю о том, что я этого не хочу, и, как бы ни противилось мое сердце, когда это придет, отними у меня это». И когда Господь понимает, что человек честен в этом прошении, Он действительно порой его просто лишает возможности согрешить.

– Я однажды столкнулась с человеком, который в свое время стал ходить в церковь, читать духовную литературу, а потом через какое‑то время и храм перестал посещать, и духовную литературу перестал читать. И когда я спросила почему, ответил: «А я не могу выполнить даже то, что уже прочитал, – зачем мне читать дальше?». Что можно возразить этому человеку?

– Здесь надо смотреть прежде всего на причину, которая человека побудила оставить храм. Логика может быть такая: человек пришел в Церковь, увидел ту жизнь, которой он хотел жить, и понял, что она ему не по силам, потому что он видит, какая пропасть между идеалом церковной христианской жизни и им самим, и ему кажется, что эту пропасть преодолеть невозможно. Такого человека можно и утешить, и поддержать, и сказать ему, что эта пропасть преодолевается и, в общем‑то, все мы, здесь находящиеся, пребываем именно в процессе ее преодоления. И не сказать, что у нас это очень хорошо получается, но тем не менее для Бога важно не то, сколько шагов мы пройдем, а важно, какие мы на это усилия потратим. Но может быть другая ситуация. Человек узнал церковную жизнь лучше, увидел, какие необходимы усилия и просто сделал для себя вывод, что он этого не хочет. Такому человеку трудно что‑то посоветовать. Можно ему сказать, пожалуй, лишь о том, что это, конечно, личный выбор, но есть только два пути: либо ты, придя в Церковь и приняв Христа, спасаешься, либо ты уходишь от Бога и без Него умираешь. Вот это сказать человеку нужно. Но важно, чтобы такая беседа ни в коем случае не превратилась в повод для конфликта, потому что если человек все‑таки захочет вернуться, для него эта ссора станет еще одним препятствием. А люди и без того очень часто в Церкви спотыкаются.