Поражение октябрьской вооруженной всеобщей забастовки

 

Днем 4 октября, когда заканчи­валась подготовка к восстанию, во­енный министр вызвал к себе само­го молодого из испанских бригад­ных генералов, Франсиско Франко Баамонде, вожака «африканцев»; свои нашивки Франко заработал в Марокко, в колониальной войне, но уже в 1917 году, во время астурийского восстания, он отличил­ся в карательных действиях внут­ри страны, как бы предвосхитив свою судьбу генерала гражданской войны.

В тот же день к полуночи всту­пило в силу распоряжение о всеобщей забастовке. Наутро все самые крупные города Испании — Мад­рид, Барселона, Валенсия, Се­вилья, Кордова, Бильбао, Саламанка — были парализованы.

В деревне, напротив, движение почти никто не поддержал. Андалусские крестьяне, раньше всегда готовые напасть на гражданскую гвардию, поджечь церковь или мо­настырь, не двинулись с места, травмированные воспоминанием о жестоких репрессиях, последовав­ших за поражением июньской всеобщей забастовки.

Первая попытка восстания была предпринята в Мадриде, но после безрезультатного штурма казармы 6-го полка и нескольких стычек ме­жду штурмовой гвардией и социа­листическими дружинниками дело быстро пришло к концу, ограничившись разрозненными пере­стрелками из револьверов и кара­бинов.

В Барселоне «рабочий альянс», объединявший профсоюзные орга­низации, коммунистическую пар­тию, Рабоче-крестьянский блок и Социалистический  союз,  отдав приказ о забастовке, оказался сра­зу отрезанным от анархо-синдикалистов, которые в своей борьбе с каталонским Генералидадом (аре­стовавшим некоторых анархист­ских лидеров, в том числе знамени­того Дуррути) отказались от каких бы то ни было общих действий как с рабочими силами, так и с левыми республиканскими партиями. Анархо-синдикалисты ясно заяви­ли, что будут действовать само­стоятельно и независимо; тем самым объединение левых сил ока­залось мертворожденным, а битва заранее проигранной. Все же прези­дент Генералидада Луис Компанис попытался изменить ход событий, поддержав своей высокой властью приказ о забастовке, и дал распоряжение министерству внутренних дел автономного правительства вооружить все силы, участвующие в движении, кроме анархистов.

На следующий день, когда Мад­рид проснулся без трамваев, без метро, без газет, с закрытыми ма­газинами и вооруженными патру­лями на перекрестках, в Барселоне президент Компанис провозгласил «Каталонское государство в рам­ках Федеральной республики» — компромиссная формула, которую он спешно изобрел, дабы умерить пыл тех каталонских национали­стов, которые решили, что пришло время стремительно преодолеть все этапы и объявить полную неза­висимость Каталонии. Однако до Каталонской республики было столь же далеко, как до «Каталон­ского государства в рамках Респу­блики», ибо центральное прави­тельство по распоряжению Лерруса приказало генералу Батету, командующему войсками гарнизона Барселоны, усмирить повстанцев и добиться их полной капитуляции.

Распоряжение это исходило, ра­зумеется, не от одного Лерруса, а от сформированного им нового правительства, где СЭДА (чьим лидером был Хиль Роблес) с самого

Улицы Мадрида во время забастовки.

44

начала диктовала свою волю, навязывая свои решения бесцвет­ным радикалам (ставленникам правой), превратившимся в залож­ников монархистов и реакции, ко­торых отныне поддерживала Ис­панская фаланга и ХОНС и ее лидер Хосе Антонио Примо де Ривера. Его ударные отряды (тысяча фалангистов в ремнях, в полной амуниции, в сапогах) 6 октября вы­вели за собой на Пуэрта дель Соль 20 тысяч твердолобых мадридцев.

Еще до того, как армия присту­пила к действиям в Барселоне и ее предместьях, местная полиция вы­била анархо-синдикалистских бой­цов из занятых ими зданий. Поме­щение газеты «Солидаридад обрера» было захвачено. Все же молодые сторонники независимости Каталонии и республиканские «соматены»(формирования, отвечаю­щие за поддержание порядка) про­должали вооружаться. Что же ка­сается «рабочего альянса», объеди­нявшего силы рабочих (но не анар­хо-синдикалистов), то его руково­дители и ядро активистов забарри­кадировались — бесполезный, анахронический жест — в официаль­ном помещении правительствен­ной организации «Fomento del trabajo nacional, откуда солдаты ге­нерала Батета выбили их без труда.

Барселонское восстание, эта со­вокупность разрозненных, неорга­низованных действий, было обре­чено на провал. Несмотря на пер­воначальный успех всеобщей заба­стовки, к которой барселонские анархо-синдикалисты отказались присоединиться (один из их руко­водителей даже обратился по бар­селонскому радио с соответствую­щими указаниями к членам Нацио­нальной конфедерации труда — НКТ), каталонское рабочее движе­ние оказалось расколотым надвое: с одной стороны, социалисты, ком­мунисты, троцкисты и Всеобщий союз трудящихся (ВСТ), с другой — анархо-синдикалистские массы, ко­торые мешали расширению заба­стовки в Каталонии и боролись против Генералидада и его прези­дента Луиса Компаниса.

Не входя в особые подробности, можно все же спросить себя, по ка­кой причине анархо-синдикалисты решили бойкотировать всеобщую забастовку. Потому ли, что их воз­мущала стратегия социалистиче­ской партии и ВСТ в национальном масштабе постольку, поскольку они хотели использовать анархи­стов как подсобную силу? Потому ли, что основное ядро анархизма, в данном случае ФАИ, продиктова­ло свою волю НКТ? Или же пото­му, что с ними не соизволили посо­ветоваться заранее в надежде, что, поставленные перед фактом, они все-таки последуют за осталь­ными? Так или иначе, их отступ­ничество сыграло прискорбную роль, ведь в течение десятилетий Барселона и Каталония были их главным бастионом.

Лишившись поддержки и на крайне левом фланге в лице НКТ, испытывая сильное давление спра­ва, со стороны реакционных ката­лонских националистов, президент Генералидада начал задумываться над исходом борьбы с тем боль­шим беспокойством, что Денкас, принадлежавший к каталонской правой и выполнявший в автоном­ном правительстве обязанности лица, отвечающего за обще­ственный порядок, сводил счеты с теми, кого считал своим клас­совым врагом, то есть, с одной сто­роны, с анархо-синдикалистскими активистами, которых велел аре­стовать, хотя они и не поддержали движение, а с другой — с членами «рабочего альянса», которых не­устанно преследовал, используя против них силы безопасности. Не зная уж, какому святому молиться, Компанис обращался с различны­ми посланиями к населению, при­зывая его в весьма туманных выра­жениях соблюдать «дисциплину» и заверяя, что будут даны офи­циальные распоряжения для «за­щиты свобод Каталонии и Респу­блики».

На деле Компанис, терзаемый собственными сомнениями и ре­зкими разногласиями между пов­станцами и каталонскими национа­листами, просто лавировал. 6 октя­бря он произнес с балкона Генера­лидада пламенную речь перед огромной толпой. Изобличив «мо­нархические и профашистские силы, предающие Республику... и рвущиеся к власти», он воскликнул, что «настал грозный и славный час», что каждый должен «оста­ваться на своем посту» и «Респу­блика живет в сердце каждого». Еще раз все утонуло в пустословии. Ничего не было сказано повстан­цам о том, что же им следует делать.

Далее президент Генералидада дал приказ военному губернатору, генералу Батету, присоединиться к «Федеральной республике». Тот и ухом не повел, но запросил по теле­тайпу инструкций у Лерруса, ко­торый велел ему объявить военное положение. Механизм репрессий был пущен в ход.

Батет бросил отряд IV военного округа, насчитывавший приблизи­тельно пятьсот солдат, на штурм здания Генералидада, где днем и ночью заседало каталонское пра­вительство. При подходе этих сол­дат полиция, подчинявшаяся авто­номной региональной власти, по­пыталась атаковать их. Но это было не серьезно. Батет навел на Генералидад пушки. Несколько снарядов повредили фасад здания. Это означало полный разгром. В ночь с 6-го на 7-е президент Компа­нис объявил военному губернатору по телефону, что сдается вместе с главными членами своего кабине­та. Задержанные, подобно нович­кам, пустившимся в шальную аван­тюру, эти почтенные политические деятели были отведены под конвоем

45

 

Социалист Гонсалес Пенья, осуществлявший военно-политическое руководство Астурийской коммуной.

 

на старый корабль «Уруг­вай», превращенный в плавучую тюрьму, и там покорно ожидали суда.

7 октября батальон Иностранно­го легиона и отряд марокканских стрелков продефилировали со зна­менами и горнистами впереди по улицам потрясенного города, чья ярко выраженная воля к сопроти­влению была так быстро подавлена. Итог этих дней: 46 убитых и 117 раненых.

Что же произошло после пора­жения выступлений в Мадриде и Барселоне на севере страны, то есть в Астурии, где события раз­вернулись совсем по-другому?

 

Астурийская коммуна

 

Если в двух самых больших го­родах Испании всеобщая забастов­ка и восстание потерпели провал из-за полного беспорядка и разла­да, то в Астурии все было не так. В этой индустриальной провинции, парализованной с 5 октября всеоб­щей забастовкой, руководители движения, опираясь на бесчис­ленные низовые комитеты, назы­вавшие себя Союзом братьев-про­летариев ( Union de Hermanos Prole ­ taries )(эти три буквы UHP-СБП облетели весь мир), действовали согласованно. Угольный бассейн Астурии и ее крупные города пре­вратились в подлинное поле битвы. Развернулись ожесточенные сражения, а предпринятый социальный эксперимент, как бы краток он ни был, вошел в историю под назва­нием «Астурийская коммуна».

Очень скоро став для испанского и международного рабочего дви­жения символом единства в борьбе против фашизма, а для профа­шистских и монархических пар­тий — пугалом, Астурийская комму­на впоследствии послужила темой многих серьезных исторических трудов, не говоря уж о рассказах и

46

воспоминаниях ее участников, принадлежавших к одной и другой стороне.

Как дать общий обзор этого со­бытия, последствия которого за­тормозили, а потом и вовсе оста­новили на полтора года сползание всей Испании к фашизму, многим казавшееся неизбежным? Здесь мы тоже ограничимся самым существенным.

Прежде всего важно указать, что всеобщая забастовка, начатая в ус­ловиях единства снизу всех течений рабочего движения — социалистов, коммунистов, анархо-синдикалис­тов, — породила под эгидой «рабо­чих альянсов» объединенные коми­теты для захвата и защиты власти, причем каждый из них имел секции, руководившие особой сферой дея­тельности: политикой, снабжени­ем, вооружением. Это было новым явлением в истории испанского революционного движения XX века.

Этому новому явлению сопут­ствовал парадокс: во главе полити­ческого и военного руководства оказался более чем умеренный со­циалист Рамон Гонсалес Пенья. Он сразу был увлечен (как и его ду­ховный отец Индалесио Прието) идеей восстания, хотя ранее никог­да серьезно не думал о стратегии и тактике подобного предприятия.

В молодости Гонсалес Пенья был шахтером. Этот сорокасеми­летний активист, смелый, но не обладающий политической культу­рой, всю свою жизнь участвовал в экономической борьбе, которую вели рабочие угольных бассейнов севера страны и других центров до­бычи угля, особенно Андалусии. Эта борьба привела его на пост се­кретаря Национальной федерации горняков (входившей в ВСТ) и сде­лала видной фигурой правого кры­ла Испанской социалистической рабочей партии. После провозгла­шения республики он был избран депутатом Учредительного собрания, а потом кортесов.

Рядом с Гонсалесом Пеньей ока­зались еще два социалистических руководителя. Первый, Теодомиро Менендес — ветеран социальных боев нашего века, в частности участник политической всеобщей забастовки 1917 года, железнодорожник, одиннадцать раз предста­вавший перед военным судом и шесть раз приговоренный к смерти (но всякий раз помилованный под давлением общественного мне­ния), — примкнул к движению, не играя в нем активной роли.

Второй, Белармино Томас — шах­тер, синдикалистов 20-х годах принимал участие в стихийных и совершенно утопических попытках коллективизации нескольких уголь­ных шахт, где горняки отличались особо боевым характером; попыт­ки эти терпели провал при первом же появлении гражданской гвар­дии. Этот грубоватый отважный лидер, председатель профсоюза горняков (ВСТ), пользовался

Социалист Белармино Томас — один из руководителей Астурийской коммуны.

47

огромной популярностью среди тру­дящихся угольной промышленно­сти.

Если социалистическая партия и взяла на себя главную ответствен­ность, поскольку ее активисты за­нимали различные посты в «рабо­чем альянсе», однако и другие ли­деры — Мансо и Амбоу от Комму­нистической партии Испании, Хосе Мартин ее от НКТ— равно при­нимали участие в руководстве вос­станием.

Единство на высшем уровне, вен­чающее единство масс, было ред­чайшим явлением в революцион­ной истории Испании. Это, несом­ненно, объясняется более однород­ной структурой пролетариата на севере страны, его солидным опытом, приобретенным в ходе эконо­мических забастовок, гораздо луч­ше организованных и руково­димых, чем в остальной стране.

 

Причины поражения

 

С самого начала восстания астурийцы не теряли времени даром. Меньше чем за двое суток они за­хватили все крупные города уголь­ного бассейна, где могли рассчиты­вать на серьезную поддержку, а именно Мьерес, Овьедо и Хихон.

5 октября они овладели Мьересом (шахтерским городом с 42 ты­сячами жителей). 6 октября, после схваток с многими постами гра­жданской и штурмовой гвардии, они двинулись к Овьедо, занимая один за другим стратегические пункты и административные зда­ния, в том числе ратушу и Испан­ский банк. Астурийские комму­нары воспользовались динамитом, чтобы вскрыть бронированные сейфы, и реквизировали, по свиде­тельству некоторых авторов, 40 миллионов песет и 3 миллиона долларов. Надежно укрыв эту во­енную добычу, они взяли штурмом арсеналы Трубии, Ла-Веги и Маригойи и тут же вооружили добро­вольцев, прибывавших со всех кон­цов угольного бассейна. В лучшие дни своей недолгой власти они кон­тролировали зону в форме тре­угольника, размером в несколько сот квадратных километров.

Социальная сущность Астурийской коммуны на контролируемой ею территории зависела от того, какая из двух ее составных сил пре­обладала в руководстве на местах: кое-где в большинстве были социа­листы и коммунисты, кое-где заправляли анархо-синдикалисты? Отсюда ее смешанный характер.

Если, например, в Хихоне был издан декрет об отмене частной собственности и бумажных денег, то это означало, что там внутри «рабочего альянса» преобладали анархо-синдикалисты. Напротив, начатки планирования в распреде­лении продовольствия и сырья, за­думанного и осуществленного в Овьедо, являлись своего рода отпе­чатком преобладания в местных органах власти социалистов и ком­мунистов.

Стремясь показать на деле, что их революция не ведет к новым привилегиям, повстанцы решили выдавать фабрикантам и коммер­сантам такой же продовольст­венный рацион, как трудящимся. Они приняли меры для прекращения грабежей, которыми занялись подозрительные элементы и в част­ных домах, и в магазинах, однако им не удалось предотвратить и сдержать акты насилия со стороны некоторой части населения как против священников (причем мо­нахинь не трогали никогда), так и против культовых зданий, которые становились в ряде мест добычей поджигателей.

Этот разгул антиклерикального насилия был ловко использован монархической и консервативной прессой, которая опубликовала множество пугающих рассказов, предваряя и заранее оправдывая последующие затем кровавые ре­прессии. Не приводя ни малейших серьезных доказательств, эти га­зеты утверждали, например, что монахини монастыря Святого причастия в Овьедо были изнасило­ваны; что священнику из города Сама де Лангрео выпустили киш­ки, а тело его повесили на крюк в мясной лавке с надписью «свиная туша»; что малым детям, чьи отцы служили в полиции, выкалывали глаза; что все церкви на террито­рии, контролируемой повстанца­ми, были ограблены или сожжены. И распространяли тысячи других россказней того же порядка.

Если в первые дни Астурийской коммуны правительство Лерруса доверило руководство военными операциями генералу Лопесу Очоа, республиканцу и франкмасону, вступившему в конфликт с полков­ником Ягуэ (командовавшим частями Терсио), то генерал Франко, опасаясь, что солдаты «не пойдут» против шахтеров, бросил на штурм удерживаемых повстанцами цита­делей таборы (батальоны) марок­канцев. Таборы состояли из наем­ников, чья жестокость в бою была известна. Использование колони­альных частей в карательных целях положило начало методам, ко­торые затем легли в основу школы, разработавшей современную си­стему пыток (электрический ток, погружение в воду и так далее).

В результате крутых поворотов, которыми так богата история, лю­ди, преследуемые во время войны в Марокко, сами стали преследова­телями. Марокканцы не знали по­щады. Они убивали на месте всех, кто сдавался; в этой смертоносной работе им помогали Иностранный легион и гражданская гвардия.

У повстанцев не было никакой оборонительной стратегии, и кара­тели без труда проникали в едва за­щищенные слабенькими баррика­дами города, атакуя их по всем правилам с использованием одновременно

49

пехоты, артиллерии и авиации.

Повстанцы и их руководители сидели в своих убежищах, никогда не пытаясь прорваться на волю си­лой, пока это было еще возможно; теперь они оказались перед выбо­ром: либо дать изрубить себя в ку­ски, либо сдаться. После переговоров между военным руководите­лем восстания Рамоном Гонсалесом Пеньей и генералом Лопесом Очоа повстанцы согласились сдаться на условии, что они сложат оружие, но отдадут его не марок­канцам, а испанским вооруженным силам. Так и было сделано. Жизнь Астурийской коммуны пришла к концу. Она просуществовала всего две недели.