Стратегия и тактика Хрущёва в Советском Союзе

Корни трагедии Советского Союза. Этапы, через которые проходил Хрущёв на пути к взятию политической и идеологической власти. Хрущёвская каста притупила меч революции. Что скрывалось за хрущёвским «коллегиальным руководством». Хрущёв и Микоян - головы контрреволюционного заговора. В Советском Союзе дует ветер либерализма. Хрущёв и Ворошилов открыто выступают против Сталина. Хрущёв превозносит свой культ. Враги революции объявляются «героями» и «жертвами».

Одно из главных направлений стратегии и тактики Хрущёва заключалось в том, чтобы полностью прибрать к своим рукам политическую и идеологическую власть в Советском Союзе и поставить себе на службу Советскую армию и органы государственной безопасности.

Хрущёвская группа думала осуществить эту цель поэтапно. Вначале она не должна была вести фронтальное наступление на марксизм-ленинизм, социалистическое строительство в Советском Союзе и на Сталина. Напротив, этой группе надо было опираться на осуществление достижения и даже как можно больше превозносить их, чтобы завоевать себе доверие и создать обстановку эйфории с целью подорвать затем социалистический базис и надстройку.

Эта группа ренегатов собиралась прежде всего прибрать к рукам партию, чтобы сломить возможное сопротивление тех кадров, которые не утратили классовую революционную бдительность, нейтрализовать колеблющихся и перетянуть их на свою сторону методом убеждения или угроз, а также выдвинуть на ключевые руководящие посты зловредных, антимарксистских, карьеристских, оппортунистических элементов, а такие элементы в Коммунистической партии Советского Союза и в советском государственном аппарате, конечно, были.

После Великой Отечественной войны в Коммунистической партии Советского Союза имели место некоторые отрицательные явления. Тяжёлое экономическое положение, разруха, разорение, большие людские потери Советского Союза требовали полной мобилизации кадров и масс на борьбу за его консолидацию и прогресс. Но вместо этого произошли известное ослабление характера и моральное падение многих кадров. С другой стороны, своим тщеславием и превознесением одержанных побед, своими наградами и привилегиями, как и многими пороками и порочными взглядами кичливые элементы усыпляли и душили бдительность партии, подтачивали её изнутри. В армии появилась каста, распространившая своё самовластное и грубое господство и на партию, изменив её пролетарский характер. Она притупила меч революции, которым должна была быть партия.

Мне думается, что в Коммунистической партии Советского Союза ещё до войны, но особенно после войны, появились симптомы предосудительной апатии. Эта партия пользовалась большой славой, она добилась больших успехов на своём пути, но в то же время она стала терять революционный дух, стала заражаться бюрократизмом и рутинёрством. Ленинские нормы, ленинские и сталинские положения были превращены аппаратчиками в избитые формулы и словеса, лишённые действующей силы. Советский Союз был огромной страной, народ трудился, создавал, творил. Говорили, что промышленность развивалась нужными темпами, что социалистическое сельское хозяйство продвигалось вперёд, тогда как фактически они не были на должной высоте.

Не «ошибочная» линия Сталина тормозила прогресс, напротив, линия Сталина была правильной, марксистско-ленинской, но зачастую её проводили плохо, её даже извращали и саботировали вражеские элементы. Правильную линию Сталина извращали также замаскированные враги в рядах партии и государственных органах, оппортунисты, либералы, троцкисты, ревизионисты, какими являлись открыто выступившие впоследствии хрущёвы, микояны, сусловы, косыгины и другие.

Хрущёв и его ближайшие соучастники путча ещё до смерти Сталина относились к числу главных руководителей, действовавших исподтишка, подготавливавших и ожидавших подходящего момента для развёрнутого и открытого выступления. Факт, что эти предатели являлись заядлыми заговорщиками, перенявшими опыт различных русских контрреволюционеров, опыт анархистов, троцкистов, бухаринцев. Они были знакомы также с опытом революции и Большевистской партии, однако ничему хорошему не научились в процессе революции, но зато усвоили всё, что нужно было для подрыва революции и социализма, избежали удара революции и диктатуры пролетариата. Словом, они были контрреволюционерами и действовали как двурушники. С одной стороны, они славословили социализм, революцию, Коммунистическую партию большевиков, Ленина и Сталина, тогда как с другой - подготавливали контрреволюцию.

Итак, весь этот скопившийся сброд саботировал самыми ухищрёнными методами, которые он прикрывал восхвалениями в адрес Сталина и социалистического строя. Эти элементы срывали революцию, организовывая контрреволюцию, показывали себя «суровыми» с внутренними врагами, чтобы сеять страх и террор в партии, стране и народе. Это они измышляли и рисовали Сталину блестящую обстановку, тогда как на деле подрывали основу партии, основу государства, развращали души и превозносили до небес культ Сталина, чтобы легче было низвергнуть его завтра,

Это была коварная враждебная деятельность, схватившая за горло Советский Союз, Коммунистическую партию Советского Союза и Сталина, который, как показали исторические факты, был окружён врагами. Почти ни один из членов Президиума и Центрального Комитета не поднял голоса в защиту социализма и Сталина.

Если тщательно проанализировать политические, идеологические и организационные директивы Сталина в отношении руководства и организации партии, борьбы и труда, в целом нельзя найти в них принципиальных ошибок, но если учесть то, как они извращались врагами и как проводились в жизнь, то увидим опасные последствия этих извращений и поймём, почему партия стала бюрократизироваться, сползала к рутине, к опасному формализму, которые сковывали её, выхолащивали её революционный дух и порыв. Партия стала покрываться ржавчиной, впадать в политическую апатию, неверно считая, что только голова, руководство действует и решает всё. Из-за такой концепции сложилось положение, при котором везде и обо всём говорили: «Это руководство знает, Центральный Комитет не ошибается», «Это сказал Сталин и всё» и т.д. Возможно, многое не было сказано Сталиным, но прикрывалось его именем. Аппараты и служащие стали «полномочными», «безошибочными» и бюрократически орудовали, прикрываясь формулами демократического централизма, большевистской критики и самокритики, которая фактически уже не была большевистской. Этим самым Большевистская партия, несомненно, утратила свою былую жизнеспособность. Она жила правильными формулами, но только формулами; она была исполнительной, но не самодействующей партией; применявшиеся в руководстве партии методы и формы работы привели к противоположным результатам.

При таких условиях бюрократические административные меры стали брать верх над революционными мерами. Бдительность утратила свою действенность, так как она лишилась революционности, хотя и трубили о революционной бдительности. Из бдительности партии и масс она превращалась в бдительность бюрократических аппаратов; если не полностью, с точки зрения форм, то фактически она превращалась в бдительность госбезопасности и судов.

Понятно, что в таких условиях в Коммунистической партии Советского Союза, среди коммунистов, в сознании многих из них стали насаждаться и укоренились непролетарские, неклассовые настроения и взгляды. Начали распространяться карьеризм, подхалимство, шарлатанство, болезненное покровительство, антипролетарская мораль и т.д. Всё это изнутри подмывало партию, душило чувство классовой борьбы и самоотверженности и поощряло погоню за «хорошей», уютной жизнью, за привилегиями, личными выгодами, за жизнью, требующей меньше труда, меньше лишений. Тем самым создалось буржуазное и мелкобуржуазное настроение, которое чувствовалось в таких словах и мнениях: «Мы трудились, боролись за это социалистическое государство и победили, а теперь будем радоваться и пользоваться его благами», «Мы неприкосновенны, прошлое прикрывает у нас всё».

Самая большая опасность заключалась в том, что это умонастроение укоренялось также в старых партийных кадрах с хорошим прошлым и пролетарским происхождением, и в членах Президиума Центрального Комитета, которые должны были подавать другим пример чистоты. Многие из них стояли в руководстве, работали в аппаратах, умело оперировали словами, революционными фразами, теоретическими формулами Ленина и Сталина, стяжали славу на чужом труде и поощряли дурной пример. Итак, в Коммунистической партии Советского Союза создавалась рабочая аристократия из кадров-бюрократов.

К сожалению, этот процесс вырождения происходил под «радостными» и «обнадёживающими» лозунгами о том, что «всё идёт благополучно, нормально, в соответствии с партийными нормами и законами», которые на деле нарушались, что «классовая борьба продолжается», что «соблюдается демократический централизм», «критика и самокритика развёртывается как и раньше», что «в партии существует стальное единством», «нет больше фракционных и антипартийных элементов», «время троцкистских и бухаринских групп кануло в вечность» и т.д., т.п. Подобное извращённое представление о положении, впрочем, именно в этом и заключается суть драмы и роковой ошибки, даже революционными элементами считалось вообще нормальным явлением, поэтому полагали, что ничего тревожного не было, что врагов, расхитителей, нарушителей морали карали суды, что недостойных членов партии исключали из неё, как обычно, что, как обычно, принимались другие, новые члены, что планы выполнялись, хотя были и случаи недовыполнения, что людей критиковали, наказывали, хвалили и др. Итак, по их мнению, жизнь шла своим чередом, и Сталину так и докладывали: «Всё идёт нормально». Мы убеждены в том, что Сталин, будучи великим революционером, если бы он знал реальное положение дел в партии, нанёс бы сокрушительный удар этому нездоровому духу, и Коммунистическая партия, советский народ встали бы как один, так как они по праву питали к Сталину огромное доверие.

Аппараты не только неправильно информировали Сталина и бюрократически искажали его правильные директивы, но и создали в народе и партии такую обстановку, что даже когда Сталин, насколько это ему позволяли возраст и здоровье, вступал в контакты с партийными и народными массами, те не информировали его о недостатках и недочётах, ибо аппараты внушали коммунистам и народным массам идею, что «не следует беспокоить Сталина».

Поднятая хрущёвцами большая шумиха вокруг так называемого культа Сталина фактически была блефом. Этот культ насаждал не Сталин, который был скромным человеком, а весь ревизионистский сброд, который собрался во главе партии и государства и, помимо всего прочего, использовал в своих целях и горячую любовь народов Советского Союза к Сталину, особенно после победы над фашизмом. Если читать выступления Хрущёва, Микояна и всех других членов Президиума, то можно видеть, какие разнузданные и лицемерные похвалы расточали эти враги по адресу Сталина при его жизни. При мысли о том, что за этими похвалами они скрывали свою враждебную работу от коммунистов и масс, которые заблуждались, полагая, что имели дело с верными марксизму-ленинизму руководителями, с верными соратниками Сталина, чтение этих выступлений вызывает отвращение.

И после смерти Сталина некоторое время «новые» советские руководители и прежде всего Хрущёв продолжали не отзываться о нём дурно; более того, они ценили его и называли «великим человеком», «вождём, пользующимся неоспоримым авторитетом» и др. Хрущёву надо было говорить так, чтобы завоевать себе доверие в Советском Союзе и за его пределами, создать впечатление, что он был «верен» социализму и революции, был «продолжателем» дела Ленина и Сталина.

Хрущёв и Микоян были самыми заклятыми врагами марксизма-ленинизма и Сталина. Оба они были головой заговора и путча, давно подготовленного ими вкупе с карьеристскими и антимарксистскими элементами в Центральном Комитете, армии и с местными руководителями. Эти путчисты не раскрыли карты сразу же после смерти Сталина, но продолжали дозировать яд в своих похвалах по адресу Сталина, когда это им надо было и в нужной им мере. Правда, особенно Микоян, на многочисленных встречах, которые мне приходилось иметь с ним, никогда не хвалил Сталина, хотя путчисты в своих выступлениях и докладах кстати и некстати пели дифирамбы Сталину, славословили его. Они культивировали культ Сталина, чтобы как можно больше изолировать его от массы и, прикрываясь этим культом, подготавливали катастрофу.

Хрущёв и Микоян работали по плану и после смерти Сталина они нашли свободное поле действия ещё потому, что Маленков, Берия, Булганин, Ворошилов показали себя не только ротозеями, но и властолюбивыми - каждый рвался к власти.

Они и другие, старые революционеры и честные коммунисты, уже превратились в типичных представителей той бюрократической рутины, той бюрократической «легальности», которая дала себя знать, но когда они захотели как-нибудь использовать эту «легальность» против явного заговора хрущёвцев, всё уже было сделано.

Хрущёв и Микоян, в полном единстве между собой, сумели действовать, противопоставить одного другому. Иными словами, они прибегли к тактике: разделяй в Президиуме, организовывай силы путча вне его, продолжай хорошо высказываться о Сталине, чтобы миллионные массы были на твоей стороне, и приближай, тем самым, день взятия власти, ликвидацию противников и всей славной эпохи социалистического строительства, эпохи победы Отечественной войны и др. Вся эта лихорадочная деятельность (мы это чувствовали} преследовала цель сделать Хрущёва популярным в Советском Союзе и за рубежом.

Прикрываясь победами, одержанными Советским Союзом и Коммунистической партией Советского Союза под руководством Ленина и Сталина, Хрущёв всё делал для того, чтобы народы Советского Союза и советские коммунисты думали, что ничего не изменилось, великий вождь умер, но выдвигался «ещё более великий» вождь, да какой! Столь же принципиальный и такой же ленинец, что и первый, и даже больше его, но зато либеральный, обходительный, весёлый, полный юмора и шуток!

Между тем оживлявшаяся ревизионистская гадюка стала изрыгать яд на облик и дело Сталина. Вначале это они делали, не атакуя Сталина по имени, а нападая на него косвенно.

Во время одной из моих встреч с Хрущёвым в июне 1954 года он якобы в принципиальном и теоретическом плане принялся развивать мысль о большом значении «коллегиального руководства», о большом ущербе, который наносится делу, когда это руководство заменяется культом одного лица, он привёл мне также отдельные цитаты из Маркса и Ленина, чтобы дать мне понять, что сказанное им основывалось на «марксистско-ленинской почве».

О Сталине он ничего плохого не сказал, а все батареи обратил против Берия, обвинив его в действительных и вымышленных преступлениях. В самом деле, на этом первоначальном этапе ревизионистского наступления Хрущёва Берия являлся подходящим козырем для продвижения тайных планов. Как я писал и выше, Хрущёв изобразил Берия виновником многих зол, Берия недооценивал, мол, роль первого секретаря, он, мол, посягнул на «коллегиальное руководство», стремился поставить партию под контроль органов госбезопасности. Под маской борьбы за преодоление ущерба, нанесённого Берия, Хрущёв, с одной стороны, пускал корни в партийном и государственном руководстве и прибрал к рукам Министерство внутренних дел, с другой стороны - подготавливал общественность к предстоящему открытому нападению на Иосифа Виссарионовича Сталина, на истинное дело Коммунистической партии большевиков, партии Ленина и Сталина.

Мы удивлялись многим из этих неожиданных действий и изменений, однако рано ещё было угадать истинные размеры осуществлявшегося заговора. Тем не менее, ещё тогда мы не могли не уловить противоречивый характер в действиях и мыслях этого «нового руководителя», бравшего в свои руки бразды правления в Советском Союзе. Тот же Хрущёв, который теперь выступал «последователем коллегиального руководства», за несколько дней до этого, на встрече, которую мы имели с ним, говоря нам о роли первого секретаря партии и премьер-министра, выступал пламенным сторонником «роли личности», «крепкой руки».

После смерти Сталина создалось впечатление, будто эти «принципиальные» деятели установили коллегиальное руководство. Они трубили об этом, чтобы доказать, будто «Сталин нарушил принцип коллегиальности», будто он «извратил эту важную норму ленинского руководства», будто при нём «партийное и государственное руководство превратилось из коллегиального в личное руководство». Это была вопиющая ложь, и хрущёвцы распространяли её для подготовки почвы. Если принцип коллегиальности и был нарушен, то вину за это надо искать не в правильных мыслях Сталина о различных проблемах, а в мошенничестве других и в произвольных решениях, которые они сами принимали, извращая линию в различных подведомственных им секторах. Как же можно было контролировать подобные действия этих окружавших Сталина антипартийных элементов, если они сами распространяли идею о том, что ЦК знает всё?! Этим они пытались убедить партию и народ в том, что «Сталину известно всё, что делается», и «он всё одобряет». Иными словами, именем Сталина и посредством своих аппаратчиков они зажимали критику и пытались превратить Большевистскую партию в мёртвую партию, в организм, лишённый воли и энергии, который прозябал бы, одобряя все бюрократические решения, махинации и извращения.

В период кампании за установление так называемого коллегиального руководства Хрущёв пытался ухищрённо жонглировать, поднимая оглушительный шум о борьбе против культа личности. Исчезли портреты Хрущёва со страниц газет, исчезли заголовки с крупными буквами, полные похвал в его адрес, но была пущена в ход другая, избитая тактика: все газеты заполняли его публичные выступления и речи, сообщения о его встречах с иностранными послами, о его ежедневном участии в приёмах, устраивавшихся дипломатами, о его встречах с делегациями коммунистических партий, с американскими журналистами, дельцами и сенаторами и с западными миллионерами - друзьями Хрущёва. Эта тактика должна была быть противопоставлена методу «замкнутой работы Сталина», методу «его сектантской работы», который, по словам хрущёвцев, серьёзно мешал открытию Советского Союза по отношению ко внешнему миру.

Эта хрущёвская пропаганда должна была показать советскому народу, что он теперь приобрёл «истинного вождя-ленинца, который всё знает, всё решает правильно, выделяется исключительной, живостью, даёт заслуженный отпор любому», и бурная деятельность которого «помогает исправить в Советском Союзе всё, преодолеть преступления прошлого и двигаться вперёд».

Я находился в Москве по случаю какого-то совещания партий всех социалистических стран. Кажется, это было в январе 1956 года, на совещании по вопросам экономического развития стран-членов СЭВ. Это было время, когда Хрущёв и хрущёвцы усиливали свою вражескую деятельность. Мы с Хрущёвым и Ворошиловым были на даче под Москвой, где должны были обедать все мы, представители братских партий. Остальные ещё не пришли. Никогда до этого советские руководители открыто не говорили мне плохо о Сталине, и я, со своей стороны, продолжал по-прежнему с любовью и глубоким уважением отзываться о великом Сталине. По-видимому, эти мои слова плохо звучали в ушах Хрущёва. В ожидании остальных товарищей Хрущёв и Ворошилов сказали мне:

- Не выйти ли нам в парк подышать свежим воздухом?

Мы вышли и прошли по дорожкам парка. Хрущёв говорит Климу Ворошилову:

- Ну, расскажи-ка Энверу об ошибках Сталина.

Я навострил уши, хотя давно подозревал их в злопыхательстве. И Ворошилов заговорил о том, что «Сталин допускал ошибки в партийной линии, был груб и до того жесток, что с ним нельзя было спорить».

- Он, - продолжал Ворошилов, - потворствовал даже преступлениям, за которые и несёт ответственность. Ошибки допускал он и в области развития народного хозяйства, поэтому эпитет «зодчий социалистического строительства» ему не подходит. К другим партиям Сталин относился неправильно...

Ворошилов вдоволь наговорил на Сталина.

Кое-что я понял, а кое-чего нет, ибо я, как писал и выше, не очень хорошо знал русский язык, но, тем не менее, суть беседы и цель обоих я хорошо понял и был возмущён услышанным. Хрущёв шёл впереди и палкой касался посеянных в парке капуст. (Хрущёв даже в парках сеял овощи, выдавая себя за большого знатока земледелия.)

Когда Ворошилов закончил свою болтовню и клеветнические измышления, я спросил его:

- Как это возможно, чтобы Сталин допускал такие ошибки?

Побагровевший Хрущёв обернулся и ответил мне:

- Возможно, возможно, товарищ Энвер, Сталин такие ошибки допускал.

- Но ведь вы все это замечали ещё при жизни Сталина. Как это вы не помогли ему избежать этих ошибок, которые, как вы утверждаете, он допускал? - спросил я Хрущёва.

- Вопрос-то, товарищ Энвер, естественный, но видишь эту капусту? Сталин рубил голову с такой лёгкостью, с какой садовник может срубить эту капусту, - и Хрущёв палкой тронул капусту.

- Всё ясно! - сказал я Хрущёву и больше не вымолвил ни слова.

Мы вернулись на дачу. Остальные товарищи уже приехали. Я кипел негодованием. В тот вечер они собирались преподнести нам улыбки, как и обещания «более быстрого» и «более стремительного» развития социализма, обещания «большей помощи» и «более широкого» и «всестороннего» сотрудничества. Это было время, когда готовили пресловутый XX съезд, время, когда Хрущёв рвался к власти. Он создавал облик руководителя-мужика, «народного» руководителя, который открывал двери тюрем, открывал ворота концентрационных лагерей, который не только не боялся реакционеров и осуждённых и заключённых врагов Советского Союза, но, выпуская их на волю, хотел показать этим, что среди них были и «несправедливо» наказанные.

Известно, что за троцкисты, что за заговорщики, что за контрреволюционеры были Зиновьев и Каменев, Рыков и Пятаков, что за предатели были Тухачевский и другие генералы-агенты Интеллидженс сервиса или немцев. А для Хрущёва и Микояна все они были хорошими людьми, и несколько позже, в феврале 1956 года, они должны были быть объявлены невинными жертвами «сталинского террора». Эта волна поднималась постепенно, тщательно подготавливалось общественное мнение.

«Новые» руководители, которые были теми же старыми руководителями, за исключением Сталина, выдавали себя за либералов, чтобы сказать народу: «Дыши свободно, ты на воле, пользуешься настоящей демократией, ибо тиран и тирания исчезли. Теперь всё идёт по ленинскому пути, создаётся обилие, рынки будут завалены товарами и нам некуда будет девать продукцию».

Хрущёв, эта отвратительная трещотка, свои уловки и коварства прикрывал болтовнёй и вздором. И, тем не менее, этим ему удалось создать благоприятную для своей группы обстановку. Не было дня, чтобы Хрущёв не разводил разнузданную демагогию о сельском хозяйстве, не менял людей и методы работы, не объявлял себя единственным «компетентным знатоком» сельского хозяйства, предпринимавшим подобные личные «реформы».

Своему вступлению на пост Первого секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Хрущёв «положил начало» пространным докладом о вопросах сельского хозяйства, сделанном на пленуме Центрального Комитета в сентябре 1953 года. Этот доклад, который был назван «очень важными докладом», содержал в себе те хрущёвские идеи и реформы, которые фактически подорвали советское сельское хозяйство настолько сильно, что катастрофы видны и по сей день. Шум и фанфаронство относительно «целинных земель» являлись ложной рекламой. Советский Союз покупал и продолжает покупать у Соединённых Штатов Америки миллионы тонн зерна.

Однако «коллегиальному руководству» и исчезновению портретов Хрущёва со страниц газет суждено было недолго длиться. Культ Хрущёва возвеличивали мошенники, либералы, карьеристы, лизоблюды и льстецы. Великий авторитет Сталина, основанный на его бессмертном деле, был подорван в Советском Союзе и за его пределами. Его авторитет уступил место авторитету шарлатана, клоуна и шантажиста.