Второе плавание брига «Новая Земля» 1822 года

Приготовления. – Отплытие от города Архангельска. – Опись гаваней и рейдов по берегу Лапландии. – Переход к Новой Земле и опись берегов ее. – Продолжительный шторм. – Возвращение в Архангельск.

 

Вскоре по возвращении моем в С. – Петербург объявлено Государственному Адмиралтейскому Департаменту, через начальника морского штаба,^[195] о продолжении на прежнем основании экспедиции к Новой Земле. Избрание начальника для нее предоставлено было Департаменту, который рассудил за благо возложить ее по-прежнему на меня.

Для экспедиции, имеющей целью единственно берега Новой Земли, первая половина лета должна теряться без всякой пользы, поскольку эти берега никогда прежде последней половины июля ото льдов не очищаются. Для предупреждения таковой бесполезной потери времени Департамент счел нужным поручить мне, сверх того, еще обозрение берега российской Лапландии, омываемого Северным океаном.

Странным покажется, может быть, но это тем не менее справедливо, что берег этот, вдоль которого уже около трех веков плавают беспрерывно суда первых мореходных народов, был нам до сих пор в гидрографическом отношении менее известен, чем многие отдаленнейшие необитаемые части света. Он никогда не был описан надлежащим образом, и все карты этого берега были основаны на неполных и иногда неточных известиях, рассеянных во многих старинных книгах. Голландцы в этом случае доставили наибольшее число вернейших сведений. Карты и лоции, заключавшиеся в Зеефакеле,^[196] своей подробностью доказывали особую тщательность собирателя. Но так как старинные мореплаватели составляли свои карты только с вида и не основывали их на наблюдениях астрономических, то весьма естественно, что они не содержали в себе той точности, какая в наше время обыкновенно требуется от морских карт. Суда наши, плававшие в Архангельск или из Архангельска, долго к руководству своему не имели иных карт, кроме Зеефакела, который напоследок заменен был атласом, изданным в 1800 году генерал-майором (ныне генерал-лейтенант) Голенищевым-Кутузовым. Карта Лапландского берега, в нем находящаяся, имела уже несколько точнейших данных. Судами эскадры, крейсировавшей у этого берега в 1779 году, под начальством контр-адмирала Хметевского, были описаны многие якорные места между Святым Носом и Кольским заливом, некоторые довольно точно, некоторые же и неверно, но все поверхностно; так, например, ни на одной из карт не находим мы при глубинах показания грунтов. Все эти отдельные карты помещены были в генеральную; но промежуточный между этими местами берег, равно как и простирающийся к W от Кольского залива, мог быть нанесен только с прежних и, вероятно, был взят с голландских карт, как должно заключать по разным искаженным названиям. Притом же по всему берегу, простирающемуся по долготе с лишком на 10°, два только места, город Кола и остров Кильдин, определены были астрономическими наблюдениями. По этой причине как общий вид берега, так и взаимное положение главнейших пунктов были весьма неверны. С 1808 до 1810 года английские военные суда, крейсировавшие против несчастных рыбачьих людей, приставали ко многим местам Лапландского берега, и замечания свои, по обыкновению весьма похвальному, делали общеизвестными. Следствием этого было то, что в последующие два или три года вышло в Англии несколько карт этого берега from the best surveys; те, однако же, которые мне случилось видеть, особенно верностью похвалиться не могут, хотя и вернее арросмитовых, основанных, как кажется, на наших землемерческих картах, на которых, по этой причине, берег, вместо NW SO, имеет направление от О к W. Общий же недостаток всех карт был тот, что они не имели видов, без которых морская карта всегда остается несовершенной.

По предмету нового моего назначения Государственный Адмиралтейский Департамент снабдил меня следующей инструкцией:

«Сего лета вы вторично назначены командиром брига и посылаетесь для обозрения Новой Земли и определения как ее пространства, так и географических широт и долгот; а как известно уже из опытов, что плавание близ Новой Земли бывает свободно ото льдов не прежде исхода июля месяца, то до того времени вы можете с пользой употребить время ваше в обозрении Лапландского берега от Святого Носа до устья реки Колы. На сем пространстве находятся многие якорные места, закрытые с моря, из коих некоторые посещаемы были российскими мореплавателями, как то: за островами Святого Носа, Семью островами, Оленьим островом, за юго-восточной оконечностью Кильдюйна и при устье реки Колы, за Екатерининским островом. Все эти якорные места хотя и помещены в Морском атласе, изданном в 1800 году Г. Л. Голенищевым-Кутузовым для плавания из Белого моря к Английскому каналу, но в малом виде, и нет обстоятельных описаний, которые служили бы достаточным руководством мореплавателям для входа к оным.

Каждого якорного места положение окружающих берегов нужно описать на байдарах, с точностью, по правилам морской геодезии, промерить глубины, испытать грунт на дне. Сыскать прикладной час, наблюдать высоту прилива и направление течения моря в продолжение оного. Не только при входах с моря и выходах, но и при всяком удобном случае снимать виды берегов и тщательно замечать створы мысов и других приметных мест, по коим можно было бы узнавать берега и безопасно входить к якорным местам всякому мореплавателю.

В исходе июля вы должны плыть к Новой Земле, и ежели юго-западный ее берег, так же как и прошедшего лета, окружен будет льдами, а к северу свободно ото льдов, то не упускайте случая, постарайтесь дойти до самой северной оконечности Новой Земли и, определя оной широту, возвратиться к Маточкину Шару, который легко можете отыскать по широте места и по карте, вами сочиненной. У пролива сего остановитесь на якоре для поверения хода ваших хронометров и определения по астрономическим наблюдениям географических широт и долгот. Между тем ежели в Маточкином Шаре не попрепятствуют льды, то пошлите штурманов на двух байдарах через сей пролив на восточную сторону Новой Земли и предпишите им, чтоб на одной байдаре отправились к северу, а на другой к югу вдоль берегов Новой Земли и осмотрели оные столь далеко, сколько время позволит, чтоб могли возвратиться к судну в назначенное вами время.

Как вы сомневаетесь в верности обозначения на карте расстояния между Святым Носом и Канденоесом, то для удостоверения в сем можете, ежели время позволит, после поверки хода хронометров у Святого Носа, перейти к Канденоесу и, у оного взяв утренние или вечерние наблюдения высот солнца по хронометрам, потом возвратиться к Святому Носу и там вторично по соответственным высотам солнца определить ход хронометров.

При наступлении августа месяца начнутся уже темные ночи, в которые видеть можно будет звезды, то, находясь тогда где у берега, постарайтесь не упускать случая наблюдать как закрытие юпитеровых спутников, так и закрытие Луной известных звезд.

На голландской старинной карте, на широте 71°17′ и долготе от Гринвича 44°40′, обозначен остров под именем Витсен, существование которого сомнительно, почему при плавании вашем к Новой Земле или обратно, ежели время и обстоятельства позволят, пройти по сей параллели.

Как вы плавать будете в Ледовитом море, то замечания ваши должны простираться на свойство видимых вами льдов, различая, речные ли они или полярные, что познается по виду, толщине и величине их. Записывать четыре раза в сутки воздушные перемены, возвышение и снижение барометра, теплоту и стужу по термометру.

Во время плавания вашего вы обязаны вести, кроме судового журнала, особые записки, в которые помещать все происшествия от начала до конца по вверенной вам экспедиции, с вашими наблюдениями, не оставляя ничего без замечания, внося в оные все, что покажется вам новым и стоящим любопытства, не только по морской части, но и вообще во всем том, что служит к распространению познаний человеческих.

Во всех местах, где на берегу будете, наблюдайте по инклинатору, который для сего вам отпускается, наклонение магнитной стрелки.

Пребывание ваше у Новой Земли должно продолжаться столь долго, как обстоятельства и время, удобное к тому, позволят, но не оставаться там на зимовку. Ежели, паче чаяния, необходимость к тому вас побудит, то главнейшее попечение приложите о сохранении здоровья экипажа и о целости брига, чтоб возвратиться на следующее лето; и на таковой случай велено отпустить на ваше судно избу в срубе и кирпич или же верх (крышу) для всего судна с двумя каминами и двумя чугунными печками. От вашего усмотрения зависит взять то или другое, так как и оставить избу для прибежища кому-нибудь из промышленников, в таком месте, которое признаете за благо.

Впрочем, смотря по времени и местным непредвидимым обстоятельствам, предоставляется вам делать некоторые отступления от сей инструкции и поступать по своему благоразумию.

По прибытии обратно в Архангельск проверить ход хронометров и, по сдаче судна к порту, возвратиться в Петербург со своими журналами, хронометрами и астрономическими инструментами».

Как я ни старался поспешить с моим отправлением в путь, но разными делами, и в особенности истребованием и приемом инструментов, частью в замену прежних, оказавшихся негодными, частью же таких, которых прежде совсем не было, задержан я был в С. – Петербурге до половины марта. Между тем необычайно ранняя весна, бывшая в тот год во всей Северной Европе, принесла с собой и преждевременную распутицу: в то время не было уже ни снежинки на половине дороге к городу Архангельску. Инструменты невозможно было везти в почтовых телегах и надлежало купить для них коляску, в которой я наконец и отправился 21 марта. Первая половина пути, по особенно дурным дорогам, была весьма беспокойна. Я очень боялся за свои инструменты, особенно за барометр; однако же успел довезти все в целости до санной дороги, которую встретил через две станции за городом Вытегра. Тут поставили мы коляску на сани и продолжали путь гораздо спокойнее прежнего, но с большими опасностями, так как беспрестанно надобно было переправляться через реки и речки, которые или только что тронулись, или покрыты еще были самым тонким и опасным льдом; часто перетаскивали мы экипаж почти до половины в воде. Однако же все миновалось счастливо, и я прибыл благополучно в Архангельск 31 марта.

Немедленно приступил я к формированию команды и к истребованию всего нужного для похода, стараясь всевозможно поспешить с приготовительными распоряжениями, потому что несравненно большие задачи нынешней нашей экспедиции требовали, чтобы мы отправились в море как можно ранее. Между тем первые дни моего пребывания в Архангельске ознаменовались весьма неприятным случаем: у одного из хронометров наших (Арнольд, № 2112) лопнула цепочка, не во время заведения, а часа два спустя, сама собой. Часовой мастер нашел некоторые звенья этой цепочки перержавленными. Повреждение это исправить надлежащим образом в городе было невозможно, и потому мне осталось только радоваться, что ныне взял я с собой три хронометра, так что и после этого случая осталось у меня еще два, и весьма надежные.

Река Двина вскрылась 11 апреля. Столь раннего вскрытия уже более 50 лет не было. Мы весьма радовались этому случаю, так как могли привести бриг из Лапоминской гавани к адмиралтейству 26 апреля и поэтому надеялись, что нам возможно будет отправиться в море еще в мае месяце. Но снаряжение наше задержалось неожиданным образом. После разных несчастных случаев, встречавшихся нам в прошедшую кампанию, нужно было непременно осмотреть подводную часть нашего судна. Мы уже говорили, что при архангельском порте киленбанки нет и что для килевания судов устраивают обыкновенно барочное днище. Корабельный мастер надеялся, однако же, что, воспользовавшись высоким стоянием воды после разлива, возможно будет исполнить то же, повалив судно просто на пристань, но, к несчастью, дня за два до килевания вода сильно упала, и когда судно, наконец, повалили (8 мая), то киль его остался еще на два фута под водой, и можно только было рассмотреть в нем такие повреждения, которых без исправления никак нельзя было оставить. Устройство киленбанки заняло опять несколько дней; бриг повалили вторично 13 мая. Часть киля, около 6 футов длиной, найдена была совершенно исщепленной и болты по этому пространству изогнутыми в крючки. Все это было исправлено в тот же день, и мы, наконец, 15 мая могли приступить к его погрузке и вооружению. И в этой работе встретили мы большие препятствия из-за неблагоприятной погоды, так что не ранее 6 июня были в состоянии оттянуться от адмиралтейства. 10 числа мы были совершенно готовы к походу.

Так как назначение нашей экспедиции к Новой Земле было совершенно такое же, как и прежде, то и снабжение брига было, с весьма малыми изменениями, подобно прежнему. Гавриил Андреевич Сарычев советовал мне взять с собой кожаную байдару, какие употребляются в северо-восточном нашем крае и, по свидетельству его, в прибрежных плаваниях гораздо удобнее обыкновенных гребных судов. Но, к сожалению моему, подобной байдары, за недостатком материалов и знающих эту работу людей, в Архангельске сделать было нельзя.

Собственный опыт уверил меня также, вопреки прежнему моему мнению, что человек, знающий подробно берега Новой Земли, может быть нам весьма полезен, и потому я просил, чтобы нам наняли одного опытного новоземельского кормщика. Но в самом городе Архангельске такого в то время не было, да и из других мест Архангельской губернии на вызовы Губернского правления никто не явился.

 

Экипаж наш состоял из следующих чинов и служителей:

Лейтенанты: Федор Литке 1-й, командир

Михайло Лавров

Мичман – Александр Литке 2-й

Штурманы: 12-го класса Степан Софронов

14-го класса Григорий Прокофьев

Штаб-лекарь – Никита Смирнов

Штурманский помощник унтер-офицерского чина – 1

Штурманских учеников – 2

Лекарский помощник – 1

Шкиперский помощник – 1

Квартирмейстеров – 2

Матросов – 28

Баталер – 1

Артиллерии унтер-офицер – 1

Артиллерии унтер-бомбардир – 1

Плотник – 1

Помощник – 1

Кузнец – 1

Парусник – 1

Конопатчик – 1

 

Всего 49 человек

 

Инструменты отпущены нам были следующие:

Хронометров (Арнольда № 1889 и Баррода № 665) – 2

Секстанов медных – 3

Телескоп Доллонда, длиной 4 фута – 1

Морской барометр – 1

Массеев лаг (Mafsey’s perpetual log) – 1

Инклинаториев, работы Леонара и Ижорских заводов – 2

Ареометр – 1

 

Компасы по моей просьбе сделаны были со шпильками, имевшими агатные вершинки, так что агатная топка, вращаясь на шпильке того же вещества, от времени не только не портилась и не притупляла шпильки, но, напротив того, обе еще более полировались, и компасы эти совершенно не застаивались. Но, к сожалению, вершинки были сделаны не полусферические, а острые и довольно тонкие, и от этого весьма легко ломались.

Понедельник 17 июня. После совершенной готовности нашей дул целую неделю беспрерывно северный ветер при самой тяжелой, сырой погоде. 17-го июня последовала, наконец, перемена. При маловетрии от SO стали мы сдаваться вниз по реке и скоро смогли встать под паруса, но едва миновали реку Маймаксу, как ветер обратился по-прежнему к NW и заставил нас бросить якорь под западным берегом острова Бревенника. Мы простояли тут четыре дня в мучительном бездействии. Чтобы время сколько-нибудь обратить в пользу, делали мы на берегу наблюдения над ходом хронометров, склонением и наклонением магнитной стрелки и прочие. Посылали также ловить рыбу, но в реке ничего не могли поймать, кроме нескольких раков, запутавшихся в неводе; в небольшом же озере, лежащем в нескольких саженях от берега, попадались щуки, нельма, окуни, язи, но в малом количестве.

Четверг 20 июня. Ветер перешел к WSW; я хотел немедленно сняться, но лоцман на это не соглашался, утверждая, что ветер сейчас опять перейдет к NW. Предсказание лоцмана сбылось, и мы должны были еще остаться на месте, не менее того негодуя на его упрямство. Между тем на смену ему был прислан другой.

Пятница 21 июня. Ветер обошел через N к NO. Наш новый лоцман, более решительный, согласился сняться, и мы в десятом часу были уже под парусами, где лавируя, где дрейфуя с помощью течения. В двенадцатом часу миновали крепость, которой салютовали, в час дня у Поворотной вехи прошли бранд-вахту, а в 5 часов пополудни перешли бар и легли под всеми парусами на NNW.

Суббота 22 июня. Белое море приветствовало нас крепким ветром с ONO, обратившимся поутру 22 числа, когда мы миновали Зимние горы, в шторм. Мы с трудом могли нести совершенно зарифленные марсели на езельгофте. В двенадцатом часу подошли к северному берегу на расстояние двух-трех миль; видели на нем много рыбачьих избушек, карбасов и между ними ходящих людей, но, по известному его единообразию, не могли решить, против какой именно его части находились. Близ берега лежала на якоре ладья, которую ужасным образом качало: нельзя было понять, как у нее держатся мачты. Отсюда повернули на левый галс, а в 5 часов опять на правый. Приближаясь к берегу, находили всегда ветер несколько тише, удалившись же к югу, получали его опять с прежней жестокостью. В седьмом часу буря начала утихать, а до 8 часов могли мы уже поставить брамсели. Примечательно, что ни прежде, ни во время этого шторма барометр нисколько не упал, и только по окончании его несколько понизился. В 9 часов повернули от Терского берега. Вышеупомянутая ладья лежала от нас на О, милях в четырех.

Воскресенье 23 июня – понедельник 24 июня. Следующий день лавировали при весьма тихом NO ветре, а 24-го получили, наконец, попутный от SW, с которым продолжали путь весьма успешно. В 11 часов увидели сквозь туман за кормой лодочку под одним парусом, и в ней двух человек, ехавших весьма спокойно к NNO, они, по-видимому, не обращали на нас никакого внимания. Поморские жители обоих берегов переезжают таким образом весьма часто друг к другу в гости или по делам. Мы не могли не изумиться смелости этих людей, пускающихся в открытое море, подверженное пресильным течениям, почти в челноках, в которых не только такой ветер, какой мы имели 22 числа, но и гораздо меньший подверг бы их очевидной гибели. Но всегдашнее сообщество моря со всеми ужасами его делает, наконец, человека равнодушным ко всяким опасностям. Да и что значат переезды эти в сравнении с гибельным Весновальским промыслом,^[197] на котором они перебегают с одной плавающей льдины на другую и таким образом удаляются иногда на самую средину моря? Нам сопутствовало несколько купеческих судов из Архангельска; корпус и мачты этих судов видны были так хорошо, как в самый ясный день, но все, что выше марса, было как будто отрезано, скрываясь в густом тумане. Вероятно, что наш бриг представлял им такое же зрелище.

Вторник 25 июня. Продолжая идти вдоль берега по шести узлов, миновали мы в 4 часа башню, поставленную прошлым летом на Пулонгском мысу, в 8 часов – остров Сосновец, где в этом году должна быть поставлена подобная же, в 3 часа утра – устье Паноя, а в 6 часов Орлов Нос. Берег от Сосновца к N становится с каждой милей выше, отрубистее и дичее, только левое плечо реки Паноя представляет невысокий, ровный, отрубистый берег, покрытый приятной зеленью; Орлов Нос состоит уже из высоких, крутых и совершенно обнаженных скал, в таком же виде продолжается берег и далее к NW.

Среда 26 июня. Вечером находились мы на северо-востоке от Лумбовских островов. Погода несколько времени уже портилась, а ночью поднялся прекрепкий северный ветер с туманом, дождем и жестокой зыбью, причинявшей нам беспокойную и опасную качку; носовую статую обломало совершенно, а бугшприт претерпевал сильные потрясения. На этот раз барометр был исправнее и предсказал ненастье это падением на 0,3 дюйма. К 8 часам вечера поднялся он на 0,15 дюйма, и ветер начал стихать. Во все это время лавировали мы короткими галсами, стараясь не потерять своего места.

Четверг 27 июня. Поутру совершенно стихло, погода прояснилась, а в десятом часу и ветер подул от SOtO. Мы легли под всеми парусами к Святому Носу, который вскоре и увидели.

Святой Нос есть низкий каменный мыс, выдавшийся острой оконечностью к N. От него к NW в одном кабельтове лежит подводный камень Воронуха. Между ним и оконечностью мыса чистый проход, которым ходят малые рыбачьи суда, когда ветер не позволит обогнуть камня с севера. Около версты южнее берег поднимается вдруг особенно высоко и идет отрубистыми черными скалами, между которыми в расселинах лежит снег, вероятно, никогда совершенно не сходящий. Как этот берег, так и самую оконечность Святого Носа отличить весьма легко, ибо далее к югу нет ни низменностей таких, какой выдается этот мыс, ни столь мрачного вида скал. Но в царствующую здесь мрачную погоду это различие приметно только в таком расстоянии, на какое подходить к берегу бывает иногда сопряжено с опасностью, и потому башня на Святом Носе, подобная поставленным в других местах, была бы для мореплавания весьма полезна.

Я имел намерение, взяв несколько высот солнца с хронометром на меридиане Святого Носа, плыть к Канину Носу, чтобы проверить положение его, найденное нами в прошлом году. Но ветер перешел в NO четверть и вынудил нас, отложив это до другого времени, идти, во-первых, в Иоканские острова, лежащие по западную сторону Святого Носа. Обогнув последний, увидели мы обширный залив, окруженный от О через S до W высокими горами, в который и легли на S1/2W. Немного спустя различили острова Медвежий и Сальный; находящийся между ними, самый широкий из всех, пролив был у нас прямо перед носом. С порывистым ветром прошли мы его в половине пятого, зайдя на острова, бросили якорь на глубине 11 сажен, грунт – песок, в пространной и закрытой со всех сторон губе, от юго-восточной оконечности Сального острова на SW 55° в 21/2 кабельтовах.

В то же время съехал я с некоторыми из офицеров на остров Сальный, как на ближайший берег, чтобы поискать удобного для наблюдения места. С этой стороны не имели мы удачи, так как приставать к нему, в особенности же при малой воде, весьма неудобно. Впрочем, остров этот довольно приятное место, южная сторона покрыта хорошей травой, диким луком, которым служители наши запаслись в изобилии, и множеством морошки и земляники, которые были тогда в цвету; но кустарников нигде нет. Состав острова – гранит. В разлоге, разделяющем остров от N к S, находится множество круглых камней, годных на каменный балласт. Посредине острова, на самом возвышенном месте, стоял крест с надписью 1786 года; под ней была другая надпись, которой, однако же, невозможно было разобрать.

Не найдя тут удобного места, чтобы расположить нашу обсерваторию, поехали мы на другую сторону губы к материковому берегу и скоро нашли вдавшуюся к SW и совершенно закрытую заводь, составлявшую прекраснейшую гавань для гребных судов, где я и решился учредить наше пристанище.

В юго-западный угол заводи стекал водопадом ручей, чистой воды, которой весьма удобно тут наливаться. Материковый берег растительностью изобиловал еще более, нежели остров, окрестности залива были покрыты множеством стелющегося березняка и можжевельника. Видели много оленьих следов, но животного ни одного не встретили. Тьма комаров, самых неотвязчивых, не давали нам покой ни на минуту. В 12 часов возвратились мы на бриг.

Пятница 28 июня. С раннего утра расположились мы начать наши работы. Когда хотел я сравнить хронометры, то поражен был, увидя их стоя́щими. Накануне, готовясь входить в губу, забыл я в хлопотах их завести, невзирая на все меры осторожности, принятые мной для предупреждения подобного случая, который здесь, где совершенно ясные дни столь редки, можно почесть настоящей бедой. Хронометры заводил всегда я сам и сравнивал их со штурманским помощником, стоявшим вахту с 9 до 1 часа, который до того не должен был сдавать вахту другому; часовому, стоявшему ту же вахту под склянками, строго запрещено было сменяться, прежде нежели узнает он от штурманского помощника, что хронометры заведены, но всего этого было недостаточно в данном случае.

Важнейшее теперь было дело получить наблюдения для сыскания хода хронометров, который от сказанного случая мог весьма измениться. И потому, отрядив штурмана Софронова описывать западную часть губы, провел я весь день в вышеупомянутой бухте, опасаясь оставить ее, чтобы какое-нибудь непредвидимое обстоятельство не воспрепятствовало довершить обсерваций, но дежурство это не наградилось успехом: к полудню стали собираться облака, я едва успел взять меридиональную высоту солнца, и вслед за тем окружил нас густой мрак. В шестом часу возвратились мы на бриг, недовольные неудачными работами дня.

Суббота 29 июня. На другой день густой туман не позволил нам до 11 часов продолжать начатого дела. Когда он прочистился, отряжены были лейтенант Лавров в восточную часть губы, а штурман Софронов в западную. Они возвратились уже за полночь. Мне удалось только взять после полудня несколько высот для часового угла.

Воскресенье 30 июня. Окончена опись западной части; обсервована меридиональная высота солнца и часовые углы. Вечером посетили нас лопари, привозившие сюда Кольского благочинного священника отца Иоанна. В летнее время по Лапландии не бывает никакого проезда берегом; имеющие надобность быть в разных местах священники или чиновники уездного или земского суда и т. п. ездят на шняках вдоль берега по станциям: от Колы до острова Кильдина, потом к Оленьему острову и так далее до Иоканки; оттуда около Святого Носа в Лумбовские острова, в Паной, Варзуху и Кандалакшу. Из Кандалакши же есть путь по рекам и озерам, а где и пешком, в Колу. Этим трактом отец Иоанн объезжал свой округу. Проезжаемые таким образом расстояния считают лопари водами, то есть числом попутных шестичасовых течений, потребных на переезд. Каждую воду полагают в 30 верст. От Семи островов до Иоканских считают они пять вод. Лопари рассказывали нам, что прошедшая зима и здесь была необыкновенно тепла и что льдов было весьма мало, отчего во многих местах тюленьих промыслов весной почти не было, а также что за островом Нокуев (который на прежних картах назывался Нагель) есть обширная и безопасная корабельная гавань.

Понедельник 1 июля. Сделаны наблюдения над отклонением магнитной стрелки и довершена опись восточной части губы. Хронометры после случившейся с ними беды нисколько не переменили своего хода; это явствовало как из наблюдений, делаемых три дня подряд, так и из того, что суточная перемена разности между ними продолжала быть совершенно такая же, как и прежде. Мы были рады, что достоинство хронометров поправило нашу ошибку, хотя и не вполне, поскольку определение долготы Иоканских островов от Архангельска при всем том было невозможно.

Иоканские острова лежат в конце довольно обширного залива по западную сторону Святого Носа, в 7 милях от последнего. Они получают название свое от реки Иоканки, впадающей в юго-восточный угол этого залива. Из семи главнейших пять лежат вдоль южного берега залива, расстоянием от него 300 сажен, другие два в полуверсте и в следующем порядке от NW к SO: 1) остров Чаичий, 2) больший из всех назван нами Безымянным, 3) остров Сальный, 4) остров Медвежий, 5) остров Обсушной, называемый так потому, что южная его оконечность соединяется с материковым берегом рифом, высыхающим в малую воду, по которому часто перебегают на него олени; два последних, лежащих перед устьем реки Иоканки, назвали мы Усть-Иоканскими.

Острова эти образуют обширный рейд, имеющий длины до 6 миль и глубины в западной половине от 4 до 10 сажен, а в восточной от 10 до 20 сажен. На нем многочисленный флот может расположиться весьма покойно. Но лучшее и безопаснейшее якорное место есть против островов Безымянного и Сального, в западную сторону не далее середины первого острова, а в восточную не далее середины последнего. Это пространство совершенно закрыто от всех ветров, от S и N материковым берегом и островами, от NW мысом Клятны, створяющимся с островом Чаичьим, а с NO Сальным островом, створяющимся со святоносским берегом; глубина 9—12 сажен, грунт – песок с илом. Далее к О беспокоят N, а далее к NW-NW ветры и, сверх того, течения, которые от узости места бывают тут довольно сильны, под Сальным же островом едва приметны. Не должно также без нужды сдаваться ни к которому берегу, где грунты не всегда чисты.

На Иоканский рейд ведут два совершенно безопасных прохода: восточный, между островами Сальным и Медвежьим, имеющий ширины 800 сажен, и северо-западный, между островом Чаичьим и материковым берегом, шириной в 350 сажен. Линейным кораблям всегда лучше избирать первый, так как в другом есть местами глубины не более 4 сажен, чего, тем более на волнении, для линейного корабля недостаточно. Прочие суда могут ходить обеими равно, и в этом случае должны быть руководимы обстоятельствами. Идя от Святого Носа, если ветер дует с западной стороны, лучше избирать северо-западный проход, если только можно взять выше острова Чаичьего; напротив того – с восточным ветром должно идти восточным проходом. Само собой разумеется, что, приходя от NW, нет ни в каком случае надобности избирать дальнейший путь в восточный пролив. Прочие между островами проливы также удобопроходимы, но так как они узки, то без крайней нужды и не следует в них пускаться.

Иоканские острова, будучи ниже материкового берега и одного с ним вида, издали совершенно с ним сливаются. От Святого Носа при нечистом горизонте едва возможно их различить. В таком случае желающим идти за них путеводителем остается компас. Избрав восточный путь, следует, обогнув Святой Нос в расстоянии около одной или полутора миль, лечь на StW, или на S½W, если ветер дует с О. Пройдя этим курсом 4 или 4½ мили, более или менее, смотря по состоянию атмосферы, обозначатся ясно острова и проливы между ними. Распознав Сальный и Медвежий острова, необходимо править на северо-западную оконечность последнего или несколько правее ее, так чтобы оставить ее слева не более как в полуверсте, чтобы быть в безопасности от подводного камня, лежащего в 200 саженях на SOtS от юго-восточной оконечности Сального острова, на котором только 4 фута воды, и в малую видны бывают буруны, и от другой двухсаженной банки, лежащей от этой оконечности на восток в таком же расстоянии. Войдя в пролив, следует править S в указанном расстоянии от Медвежьего острова до тех пор, пока юго-западная оконечность этого острова, отличающаяся черным, приметным отрубом, придет на NO, тогда лечь SW; когда же юго-восточная оконечность Сального острова придет на NNW, то лечь W и WNW к якорному месту. Пройдя створ острова Сальный со Святым Носом, можно класть якорь везде, где заблагорассудится.

Если же по причинам, выше приведенным, избран будет северо-западный проход, то надлежит от Святого Носа взять курс на SWtW.

Рассмотрев остров Чаичий, огибать его, оставляя слева в расстоянии около одной версты. Когда ж откроется пролив между ним и материковым берегом, то править по самой средине его SO и OSO, пока придешь к якорному месту. Без нужды не следует сдаваться ни к одной из сторон, поскольку у обоих берегов в некоторых местах есть рифы, при полной воде покрывающиеся.

Идя от NW, следует, миновав мыс Клятны, править вдоль берега, который чист и приглуб, держась от него не далее одной мили. Увидев же пролив между Чаичьим островом и материковым берегом, идти в него, как сказано выше.

Во внешней Святоносской губе глубины от 20 до 40 сажен, грунты различные: песок, песок с камнем, песок с ракушкой, ракушки и прочее. Под Святоносским берегом можно при восточных ветрах также останавливаться на якоре.

За Иоканскими островами весьма удобно наливаться свежей и хорошей водой во многих бухточках, рассеянных по южному берегу, из которых главнейшие: Немецкая, против малого Усть-Иоканского острова; Обсерваторная (названная нами так потому, что в ней сделаны были все наши наблюдения) на юг от восточной оконечности Безымянного острова; Гремиха и Островская, лежащие рядом, в двух милях к NW от Обсерваторной. Подъехав в полную воду к ручьям, стекающим с гор водопадами, можно наливать бочки прямо через ватершланг. В малую воду в бухтах этих глубина менее сажени.

Прилив приходит от NW со скоростью в самом узком месте, между Безымянным островом и материковым берегом, от одного до полутора узлов. Далее к О, где место шире, течения, как выше упомянуто, вовсе не чувствительны.

Река Иоканка – хорошая гавань для судов, не более 15 футов углубленных. Устье ее, которое в ширину около версты, имеет глубину 3½ и 3 сажени, которая и продолжается, не уменьшаясь, на две мили вверх по течению; грунт – песок. Чтобы войти в реку, следует, пройдя посередине Усть-Иоканских островов, лечь на OSO и, подойдя к восточному, высокому и отрубистому плечу реки сажен на 150, плыть вдоль правого берега, не приближаясь к другому, который не столь приглуб. Река в полумиле от устья совершенно уже закрыта от всех ветров. Она судоходна не более как на 3 или 3½ миля; далее начинаются пороги, не оставляющие прохода и для малых лодок. Значительные приливы в этой реке представляют удобность килевать суда в случае надобности. Зимовать в ней также весьма покойно, потому что ледоплавы и наводнения, которые в больших реках бывают столь опасны, здесь, по очевидным причинам, вещь неизвестная. С 1816 на 1817 год зимовало тут одно английское купеческое судно, запоздавшее слишком у города Архангельска, шкипер его решился лучше дождаться здесь весны, чем подвергнуться ужасам зимнего плавания в Северном океане.

На левом берегу реки этой, в двух милях от устья, при небольшой бухточке, окруженной высокими горами, находится лопарское селение, называемое Летним Иоканским погостом. Жилища лопарей, как зимние, так и летние, называются погостами. В последние выезжают они около 9 мая, живут в них до выпадения снега и возвращаются в зимние погосты, отстоящие от моря в 150–200 верстах. Оленей, на которых приезжают, пускают они частью на острова, частью же в тундру на волю, последних находят осенью по следам на снегу. Случается, однако же, нередко, что некоторые олени и пропадают или бывают съедены волками. Олени же, на островах находящиеся, от этого спасены, но для всех тут нет довольно корма.

Все лето лопари проводят в рыбных промыслах. Иоканские лопари ловят почти исключительно семгу, потому что другой рыбой море около них бедно. Семгу промышляют частью в реке Иоканке, но более в озере, из которого она вытекает и которое лежит от их погоста верстах в семи на SSW. Кроме заколов[124], не знают они другого средства ловить семгу: когда вода сбудет, идут они по заколам и собирают увязшую в них рыбу. Некоторое количество наловленной рыбы оставляют себе, но бо́льшую часть выменивают на муку и другие потребности ладейщикам, приходящим к ним из разных мест Белого моря. Иногда всю реку или некоторую часть ее отдают на откуп на лето или на несколько лет архангельским судохозяевам, торгующим рыбой. Одно из непременных их летних занятий есть делание кережек. Кережки – это зимние экипажи, имеющие вид остроносого корыта. Лес для них, который должен быть непременно сосновый, привозят они с собой верст за 50. Лопари их делают летом потому, что зимой нельзя как следует выгибать дерево. Зимой лопари занимаются ловлей озерной рыбы и звериными промыслами.

Иоканский погост состоит из 11 веж, в которых обитают до 60 душ лопарей обоего пола. Вежи построены из хвороста и валежника, покрыты дерном и мхом, имеют вид конуса, в основании от 3 до 4 аршин, в высоту от 2½ до 3 аршин. Небольшое отверстие наравне с землей служит вместе и дверью, и окном, другое в вершине служит выходом дыму. Посреди вежи складывается из камней очаг, около которого они греются, варят на нем кушанье и пекут хлеб. Последнее совершается очень просто: замесят густо муку с водой, сделают лепешку, которую одной стороной положат на горячий камень, а другой обратят к огню; когда лепешка высохнет, их хлеб готов. Пространство от очага до стен застилается хворостом и покрывается оленьими шкурами, на которых лопари, закутавшись в шкуры же, спят вповалку.

Около веж царствует отвратительная нечистота и беспорядок: внутренности рыб, груды костей, собаки, котлы, сани и кережки валяются