Итоги фотокиноконкурса «горы и люди»

 

В большом выставочном зале Грузинского общества дружбы и культурной связи с зарубежными странами успешно экспонировалась третья традиционная фотовы­ставка Федерации альпинизма Грузии. Представленные на выставке фотографии, а также демонстрация цветных диапозитивов и кинофильмов вызвали большой интерес широкой общественности. На конкурс 1970 г., проводившийся под девизом «Горы и люди», было представлено более 300 фотосним­ков, 60 диапозитивов, 5 кинофильмов. По условиям кон­курса размер фотографий — не менее 30 х 40 см, а кино­фильмы — не более двух частей.

Участники конкурса — 51 человек — люди самых раз­личных профессий, объединенные одним могучим и пре­красным чувством — любовью к горам. Здесь были пред­ставлены Москва, Ленинград, Орехово-Зуево, Никополь, Харьков, Красноярск, Львов, Ташкент, Челябинск, Ялта, Кутаиси, Тбилиси... Как и в предыдущие годы, в кон­курсе приняли участие альпинисты Польши и Болгарии, На выставке вне конкурса были представлены работы японских и французских альпинистов (школа гидов Ша­мони). Художественный и технический уровень фотографий, диапозитивов и кинофильмов значительно превышал уровень предыдущих конкурсов, что было отмечено в отечественной и зарубежной прессе. Тематика работ от­личалась широтой и разнообразием. На выставке нашли отражение спортивные достижения и бытовые сцены из жизни горцев, горные пейзажи и архитектурные ан­самбли, портреты, этнографические зарисовки и, конечно, горы Кавказа, Памира, Тянь-Шаня, Гиндукуша.

Жюри в составе И.И. Антоновича, В.М. Кизеля, В.А. Соколовой, Н.М. Надирашвили, Д.С. Гозалишвили под председательством О.Н. Туркия — председателя фотосекции Союза журналистов ГССР подвело итоги Третьего международного фотоконкурса «Горы и люди».

Уголок Сванетии

Фото Ш. Мирианашвили

«Гран при» — чеканную эмблему Федерации альпи­низма Грузии (работа известного мастера чеканки И. Очиаури) — получил Э. Петров (Ленинград) за се­рию снимков: «Седловина Ушбы», «На ледовом отвесе», «Кальгаспоры», «Царство льда».

Первая премия присуждена: Еве Абгарович (Поль­ша) за художественный портрет заслуженного мастера спорта СССР Александры Джапаридзе; Ш. Мирианашвили (Тбилиси) за серию: «Ушба», «На вершине», «Ушгули»; В. Жиргалову (Челябинск) за серию сним­ков, отражающих эпопею покорения высочайшей вер­шины СССР — пика Коммунизма.

Вторая премия присуждена москвичу А. Карабутову, варшавянину К. Целецкому, болгарам А. и К. Костовым — обладателям прошлогоднего Большого приза. В нынешнем году они прислали на конкурс 19 работ, выделяющихся широтой тематики.

Третью премию получили ленинградец Ю. Соколов, челябинцы Г. Сидоров и В. Жиргалов, И. Гелдиашвили из Тбилиси и поляк К. Олех за серию фотографий вер­шин Шхара, Джантуган, Накра, снимки с вершин Гиндукуша.

Не легок путь к Ушбе

Фото Э. Петрова

Четвертая премия присуждена В. Онищенко (Мо­сква) за фото «Последние шаги Михаила Хергиани» (в Итальянских Доломитах на стене Су-Альто), В. Ники­тину из Орехово-Зуева и ленинградцу И. Курочкину.

Приз журналистов Грузии получил Г. Лукашвили за серию фотографий «Зима в Сванетии»; приз альпинист­ской секции Академии наук ГССР — В. Жиргалов за снимок «Памятник смелости». Приз тбилисского фото­клуба «Сакартвело» получили К. Олех (Варшава), В. Габелашвили и П. Пхакадзе (Кутаиси).

Специальным призом Грузинской федерации альпи­низма были отмечены фотоснимки немецкого журнала «Альпинизмус».

В конкурсе диапозитивов второй премии был удо­стоен П. Секачев (Львов), третьей премии — В. Сохашвили (Тбилиси), четвертой — В. Светлаков (Красно­ярск), О. Эркомаишвили (Тбилиси). Поощрительную пре­мию получил ленинградец Б. Кошевник.

До вершины уже недалеко

Фото А. и К. Костовых

Первая премия за лучшую киноленту была присуж­дена Ю. Бурлакову (Ялта) за фильм о Михаиле Хергиани «Здравствуй, Миша». Вторая премия за фильм «Шаан-Каия» также была присуждена Ю. Бурлакову. Четвертую премию получил фильм Ш. Мирианашвили «Грузинские альпинисты в Японии».

Специальным призом Федерации альпинизма Грузин­ской ССР были отмечены два внеконкурсных широко­форматных фильма Г. Чубабрия (режиссер» и опера­тор) — «Белый Торгвай» и «Ушгули».

Проводившийся фотокиноконкурс имеет большое аги­тационно-пропагандистское значение для популяризации альпинизма. В то же время он дает богатый материал учебно-методического характера.

Фотокиноконкурс пополнит Музей альпинизма но­выми материалами по истории горовосхождения.

 

 

В. Фрейфельд

ПЕРВЫЕ ВОСХОЖДЕНИЯ

В АНТАРКТИДЕ

 

Статья участника 12-й Советской антарктической экспедиции аль­пиниста В.Я. Фрейфельда освещает историю первых восхождений в Антарктиде и участие в одном из них нашего соотечественника, члена экспедиции Р. Скотта к Южному полюсу, на вершину вул­кана Эребус. Помещая статью, редколлегия рассчитывает, что она будет с интересом встречена всеми советскими альпинистами и дру­гими любителями гор и истории горовосхождений.

На крайнем юге лежит закованный в лед таинствен­ный материк Антарктида. Открытый более 150 лет тому назад русскими мореплавателями, он до сего времени остается наименее изученным материком земного шара. Особенности Антарктиды — удаленность от других мате­риков, громадные размеры (около 14 млн. кв. км), суро­вый климат, обусловленный географическим положением, и полная безжизненность внутренних областей — препят­ствовали исследованию этого континента.

«Только в последние годы исследователи стали про­никать в глубь шестого континента, но еще на большей части его огромной территории не только не ступала нога человека — эти пространства не исследованы и с воздуха. И лежит этот неведомый край снега и льда за Южным полярным кругом, ослепительно сияя в лучах солнца полярного дня или окутанный облаками и вих­рями пурги во тьме полярной ночи»1.

Эта характеристика изученности Антарктиды, данная участником 1-й Советской антарктической экспеди­ции заслуженным мастером спорта профессором А.М. Гусевым, несмотря на большие успехи в исследо­ваниях последних лет, остается в основном в силе.

Одно десятилетие — слишком короткий срок для того, чтобы даже при современной технике и размахе работ можно было изучить целый огромный материк, находящийся в столь сложных условиях для исследований. Не­смотря на это, к нашим дням изученность Антарктиды продвинулась далеко вперед. Ученые многих стран прочно обосновались на ледовом континенте. Научными сотруд­никами постоянных станций и экспедиционных отрядов проводятся исследования по многим отраслям знаний: изучаются рельеф, оледенение, климат, ведутся разно­сторонние геофизические, геологические и другие наблю­дения, все более поднимающие пелену таинственности, витающую над Антарктидой.

Антарктида — высочайший из материков Земли. Ее средняя высота 2040 м, что в 2,8 раза превышает сред­нюю высоту всей остальной суши (730 м). Здесь распо­ложены один действующий и ряд потухших вулканов, горные хребты с вершинами до 5140 м (массив Винсон в западной Антарктиде), прорывающие мощный ледо­вый панцирь, покрывающий 98,6% площади материка.

Участники современных научных экспедиций, среди которых есть и альпинисты, поднимались на ряд хреб­тов и вершин Антарктиды, расположенных вблизи баз этих экспедиций. Организовывались и специальные аль­пинистские экспедиции с участием известных горовосхо­дителей (например, Э. Хиллари, одного из покорителей высочайшей вершины мира Джомолунгмы)1, Сообщения об этих восхождениях с интересом встречались альпи­нистами всех стран мира. Они вызывали внимание и к почти забытым, давним восхождениям на этом кон­тиненте, совершенным еще в начале XX столетия.

Первое восхождение в Антарктиде было совершено в 1908 г. участниками английской южнополярной экспедиции, которой руководил Э. Г. Шеклтон, на вершину действующего вулкана Эребус, расположенного на полу­острове Росса.

Высадившись в начале февраля 1908 г. на мысе Ройдс — западной оконечности полуострова Росса1, уча­стники экспедиции Шеклтона занялись подготовкой базы к зимовке и научными наблюдениями. С оконча­нием этих работ до установления безопасного пути на материк, где намечались основные исследования, было решено совершить подъем на Эребус.

Шеклтон писал тогда: «Это восхождение казалось желательным во многих отношениях. Прежде всего на­блюдения над температурой и воздушными течениями... могли бы иметь серьезное значение для изучения дви­жения воздуха в верхних слоях... С точки зрения геоло­гии изучение Эребуса также могло дать ряд интересных фактов.

Помимо научных соображений восхождение на гору высотой более 13 000 футов, находящуюся на крайнем юге, могло доставить немало спортивного удовольствия как нашим альпинистам, так и всем остальным, желав­шим им успеха»2.

Восхождение было поручено геологам — профессору Т.В. Девиду и Д. Моусону, а также врачу Э.Ф. Макксю. Основную партию должна была сопровождать вспо­могательная в составе метеоролога Д. Б. Адамса, врача Э.С. Маршалла и картографа Ф.Л. Брокльхерста. Адам-су было разрешено, если он сочтет это возможным, подни­маться на вершину с основной партией.

От базы экспедиции на мысе Ройдс до вершины было не менее 25 км. Обе партии — основная и вспомогатель­ная — 5 марта в 6 часов утра вышли к вершине. Их имущество было погружено на сани, общий вес которых составил 254 кг. Остающиеся на зимовке помогли до­везти сани до первого подъема, от которого уже начи­нался путь восхождения. Отсюда шестеро смельчаков двинулись по снежному склону, придерживаясь ближе к моренам и скалам, для того чтобы избежать подъема по ледникам, изобиловавшим трещинами.

С первых же шагов начало сказываться несовершен­ство снаряжения: сани переворачивались; обувь, не при­способленная для гор, не обеспечивала устойчивости.

Шеклтон позже записал: «В одном месте, на крутом склоне небольшого ледника, партии пришлось прило­жить много усилий, передвигаясь ползком на руках и коленях, чтобы протащить сани по голубой поверхности льда, покрытой тонким слоем рыхлого снега».

Серьезно мешали передвижению и поля застругов. Все же к 18 часам в 13 км от базы на высоте 840 м был установлен лагерь I. Ночь прошла нормально, хотя тем­пература к утру понизилась до —23,5°. На следующий день от места ночевки подъем стал круче. Заструги, косо вытянутые к направлению пути, крайне затрудняли перевозку саней. Вечером на высоте 1500 м в 5,5 км от лагеря был установлен второй лагерь. Ночью темпера­тура упала до —33°. Утром 7 марта было решено, что вспомогательная группа вместе с основной пойдет до вершины. Для облегчения подъема на месте ночевки были оставлены сани, шесты от палаток и часть другого снаряжения, а также продукты. Взятый груз состоял из спальных мешков, палаток, походной кухни и трехсуточ­ного запаса продовольствия. На каждого восходителя приходилось по 18 кг. В крепком фирне на крутом склоне приходилось вырубать ступени, но даже и при этом несовершенная обувь не обеспечивала устойчиво­сти. Нередко происходили падения и срывы.

Лагерь III был установлен на высоте 2670 м. Так как шесты были оставлены во втором лагере, палатки просто растянули над спальными мешками. Вечером поднялся сильный ветер. Температура упала до —35°. К утру уже бушевала метель. К середине дня она перешла в настоя­щую бурю. Брокльхерст и Адаме, вылезшие из спаль­ного мешка, были сброшены вниз сильным порывом ветра. Маршалл, оставшийся в их мешке, вел отчаянную борьбу с ветром, стараясь удержать мешок и имущество. Все было забито снегом. Адаме, а за ним и Брокльхерст ползком добрались до мешка и залезли в него.

В этом буйстве стихии восходителям пришлось при­ложить немало усилий, чтобы навести в лагере относи­тельный порядок. Весь день и ночь они не пили, так как разжечь кухню и растопить снег было невозмож­но. Да и поспать им удалось лишь немного под самое утро.

К рассвету 9 марта метель прекратилась. После скуд­ного завтрака восходители решили выходить. Они поки­нули засыпанный снегом лагерь в 6 часов утра.

Крутизна склона достигала 35°. Начали сказываться высота и холод. Преодолеть склоны, покрытые плотным снегом, без рубки ступеней они не могли. Продвигались по скальным гребешкам, вырубая ступени лишь на уча­стках, где было особенно необходимо. Недостаточная акклиматизация вызвала у Маккея приступ горной болезни. В меньшей степени она поразила и Брокльхерста. Продвижение еще более замедлилось.

Несколько ниже края древнего кратера восходители организовали очередной лагерь. У Брокльхерста, кото­рый еще с утра жаловался на потерю чувствительности ног, при осмотре пальцы оказались сильно поморожен­ными. Ему растерли ноги и уложили в спальный мешок. Несколько восходителей вышли на разведку дальней­шего пути.

Поднявшись метров на 15-20, восходители оказа­лись на краю внутренней стены древнего кратера. Стена, сложенная из черной лавы, была отвесной, а на отдель­ных участках и нависала, и обрывалась вниз метров на 30. У ее подножия простиралось некрутое снежное поле с конусом действующего вулкана в южной части. Из кратера поднимались густые клубы пара.

Обвязавшись веревкой, восходители спустились на снежное поле. Пройдя по этому полю около полутора километров, они поднялись на 300 м выше лагеря. Здесь их внимание привлекли ледяные фумаролы фантасти­ческих форм, образовавшиеся превращением в лед водя­ных паров, выходящих по трещинам из недр.

Полюбовавшись необычным зрелищем, восходители решили возвращаться. Поскольку значительных трещин им не встретилось, они шли без страховки. Маккей и Маршалл несколько раз проваливались в каналы фумарол, но все обошлось благополучно.

На шестой день штурма, 10 марта, восходители встали в 4 часа утра. Громадная тень Эребуса, отбрасы­ваемая восходящим солнцем на плывущие внизу облака, представлялась незабываемой картиной.

В 6 часов утра, предварительно определив высоту края древнего кратера (она оказалась равной 3477 м), участники штурма направились к вершине Эребуса. Кру­тые снежные взлеты на пути чередовались с участками скал, сложенных лавовыми породами. Темп движения снижался с увеличением высоты. К 10 часам 10 марта шестеро англичан, пройдя примерно 4,5 км и набрав 600 м высоты, достигли края действующего кратера. Первая победа над вершиной Антарктиды была одер­жана.

Вулкан Эребус

Фото В. Ноздрюхина

Осмотрев кратер вулкана сквозь клубы поднимаю­щегося из него пара, измерив глубину кратера и диаметр, определив высоту вулкана, оказавшуюся равной 4069 м1, а также проведя ряд других наблюдений, пер­вые покорители этого антарктического вулкана начали спуск.

Не задерживаясь в верхнем лагере, они продолжали движение и к 22 часам достигли лагеря II, Сначала они не узнали этого места. Все оставленное здесь было по­гребено под сугробами свежего снега или разбросано прошедшей бурей. Уставшие восходители все же нашли в себе силы собрать все имущество и организовать ночевку.

Утром 11 марта, погрузив все вещи на сани, они уже в половине шестого двинулись в путь, рассчитывая в тот же день прибыть на базу. Путь оказался еще более трудным, чем при подъеме. Заструги «выросли» в про­шедшую бурю до 1,5 м. Перетаскивать через них сани стало чрезвычайно трудно. Мела неприятная поземка. В лагере I они остановились ненадолго. Решили оста­вить здесь сани, так как тащить их не хватало сил. Двигались они медленно, видимо, сказывалась усталость. В 11 часов 11 марта их встретили друзья на базе, на седьмой день после выхода.

Восхождение на Эребус, несмотря на пережитые трудности и невзгоды, доставило его участникам боль­шое удовлетворение. Позднее в своем отчете Девид и Адаме писали:

«Эти удивительные закаты и еще более волшебный восход солнца, когда огромная тень Эребуса ложилась на море облаков под ногами, тянулась через весь пролив Мак-Мердо и достигала далеких Западных гор, фанта­стические формы холмиков из зеленого и белого льда над фумаролами древнего кратера, снежный покров дна кратера, сверкающий кристаллами льда вперемежку со снегом и пемзой, наконец гудящее жерло кратера с вы­рывающейся из него высокой струей паров, заканчи­вающейся белым облаком, — все это совершенно неиз­гладимые впечатления, которые никогда не исчезнут из нашей памяти»2. Значительны были и результаты науч­ных наблюдений в области метеорологии, геологии и вулканологии.

Так проходило и закончилось первое горовосхождение в Антарктиде, первое покорение Эребуса. Его участ­ники проложили путь к вершинам этого континента всем последующим восходителям ледового материка.

Несомненно, что описанное восхождение заинтере­сует альпинистов. Но еще больший интерес представляет второе восхождение на эту вершину в 1912 г.

Еще в 1911 г. в Антарктиду прибыла очередная анг­лийская экспедиция во главе с Р.Ф. Скоттом. Не впер­вые уже этот упорный исследователь предпринимал такую попытку. Белое безмолвие Антарктики не сдава­лось. Но и исследователь не собирался отступать.

На этот раз он со своими друзьями мог бы торжест­вовать. Пробившись сквозь бури и ураганные ветры, преодолев 1500 км пути по безжизненным снежным пу­стыням ледового континента, они 18 января 1912 г. достигли той заветной точки, где «укреплен» южный конец оси земного шара. Исполнилась давняя мечта Скотта. Но она оказалась омраченной: его опередили. На ме­сяц раньше, 16 октября 1911 г., Южного полюса достигла норвежская экспедиция во главе с таким же упорным исследователем Р. Амундсеном.

Достижение Южного полюса было не единственной целью участников этой экспедиции. Уже после трагиче­ской гибели Скотта и его спутников шестеро остальных участников экспедиции совершили восхождение на Эребус. Возглавлял его геолог Р.И. Пристли. В числе участ­ников был и русский Д.С. Гирёв, именуемый в англий­ских источниках Д. Горевым.

Восхождение проходило в конце декабря 1912 г. Его участники встретили на пути все те трудности, что и участники экспедиции Шеклтона в 1908 г. Безжизнен­ная снежная пустыня, низкие температуры, ураганные ветры, бесконечные ряды высоких снежных застругов делали их путь таким же сложным, как и первовосхо­дителей. Требовались большое мужество и упорство. Шестерка шла к вершине, спаянная общей целью, общей задачей — подняться на Эребус. И победа была одер­жана. Стал ее покорителем и Д. Гирёв. Более того, в знак большого уважения к нему Р. Пристли назвал один из пиков — выступов лавового барьера древнего кратера вулкана — пиком Дмитрия (высота — 3500 м). Так по­явилась на шестом континенте первая вершина с рус­ским названием.

Кто же такой Д.С. Гирёв и как он попал в англий­скую экспедицию к Южному полюсу?

Правильная транскрипция фамилии (Гирёв) стала из­вестна лишь в 1968 г. В первых переводах дневников Скотта на русский язык он именуется, как и в англий­ских изданиях, Горевым. В историю полярных исследо­ваний он вошел под фамилией Горева.

Дмитрий Семенович Гирёв родился в 1888 г. на Саха­лине. Там он завоевал известность как отличный охот­ник и каюр собачьих упряжек. В начале XX в. он жил в Николаевске-на-Амуре. Когда сюда прибыли представи­тели экспедиции Скотта для закупки ездовых собак, то им порекомендовали Гирёва как специалиста в таких де­лах. Впоследствии он был включен в экспедицию в каче­стве каюра.

Попал в эту экспедицию и другой представитель на­шей страны — Антон Лукич Омельченко. Работал он тогда во Владивостоке по выездке скаковых лошадей. Предста­витель экспедиции Скотта пригласил его как специалиста помочь в выборе маньчжурских лошадей для экспедиции. Омельченко вместе с лейтенантом В. Брюсом ездил для этого в Харбин, затем был включен в экспедицию.

Гирёв и Омельченко сразу же вошли в экспедицию как ее полноправные члены. Оба они участвовали во вспо­могательных группах. Р. Скотт высоко оценивал помощь обоих русских. В своем дневнике 18 января 1911 г. он записал: «Антон и Дмитрий всегда готовы прийти на по­мощь. Они прекрасные парни»1.

Гирёв и Черри-Гаррард провожали группу Скотта к полюсу до 84° ю.ш. на леднике Бирдмора. А поздней осенью 1912 г. они же совершили труднейший поход на­встречу Скотту. В условиях тяжелой осенней непогоды они на собачьих упряжках достигли почти 80° ю.ш. На месте назначенной встречи они ждали возвращения Скотта до тех пор, пока у них почти кончилось питание. Только благодаря их упорству и выдержке они не по­гибли в этом тяжелом пути.

А. Омельченко провожал направляющихся на Южный полюс до середины барьера Росса.

По возвращении экспедиции в Англию Омельченко и Гирёв были награждены медалями и ценными подарками. После этого Гирёв ездил в Новую Зеландию и вновь вер­нулся в Николаевск-на-Амуре. В 1915 г., как известно из сообщений и отчета, помещенных в газете «Амурский ли­ман», Гирёв выступал с воспоминаниями об экспедиции в местном Народном доме. В 1925 г. Дмитрий Семенович работал на Колчанских приисках «Дальзолото», вначале мотористом на моторной лодке, а затем на драге. О даль­нейшей его судьбе ничего не известно.

Антон Лукич Омельченко родился в селе Батьки на Полтавщине в 1883 г. Основной его деятельностью была выездка скаковых лошадей. Вернувшись после экспеди­ции в Россию незадолго до первой мировой войны, Антон Лукич был призван в армию. В гражданскую войну был бойцом Красной Армии. После возвращения из армии в родное село он работал сельским почтальоном. Одним из первых вступил в колхоз. Погиб Омельченко от удара молнией весной 1932 г.

У А.Д. Омельченко и Д.С. Гирёва хранились различ­ные материалы об экспедиции Скотта, представлявшие интерес для истории исследования Антарктиды. Свой ар­хив Омельченко, как сообщали знавшие его люди, неза­долго до смерти передал для опубликования неизвестному им лицу. С тех пор никаких сведений об этих материалах нет. Находившиеся у Гирёва альбом, фотографии и два тома английского издания дневников Скотта тоже пока не найдены.

Советские исследователи Антарктиды назвали именем Д.С. Горева (так он именуется в истории исследований Антарктиды) остров в море Дейвиса у Берега Правды (рейд советской обсерватории «Мирный»). Одну из бухт Берега Отса они назвали именем А. Омельченко. Именем русского моряка-помора Александра Степановича Ку­чина — участника норвежской экспедиции Р. Амундсена — назван ледник на Земле Уилкса.

Учеными современных советских антарктических экс­педиций, равно как и экспедиций других стран, много де­лается для исследования шестого континента. С каждым годом они открывают все новые тайны забронированного в ледовый панцирь материка.

Д. Петров    

В КРАТЕРЕ ВУЛКАНА

 

Тысячи юношей и девушек ежегодно направляются во все концы нашей огромной страны. Их маршруты идут через высокие горы, по сибирской тайге, по дорогам и рекам, по субтропикам юга и по Заполярью. Увлеченные романтикой путешествий, они не боятся трудностей, стремятся глубоко изучить родную страну, полюбо­ваться ее красотами, посидеть с задушевной песней у костра, на­браться впечатлений на долгие месяцы до следующего сезона.

Многие из них интересуются и историей путешествий. Для таких любознательных и дается ниже очерк о малоизвестном путе­шествии замечательного исследователя Дальнего Востока Влади­мира Клавдиевича Арсеньева на Камчатку и его восхождении на Авачинскую сопку.

Владимир Клавдиевич тяжело опустился на лавовую глыбу. За те 100 минут, которые он и его спутники1 про­вели в кратере Авачинского вулкана, они так надышались сернистыми и другими ядовитыми газами, что у них кру­жилась голова. В горле першило. Всех их одолевал удуш­ливый кашель. Слезились глаза.

— Вот силища-то, — первым нарушил молчание Сав­ченко, обращаясь к Арсеньеву. — Бурлит, как гигантский котел.

— Да, — неторопливо отозвался Владимир Клавдие­вич. — Сила неимоверная. Жаль только, что пользы от нее людям никакой нет. Но я уверен, что дойдет и до этого. Люди будущего поставят себе на службу эту не­ иссекаемую энергию подземных сил.

— Может быть, это когда-то и будет, — включился в разговор Марков. — Только сейчас от этой силы ника­кой пользы. Бед же она приносит достаточно.

— Стоило все же карабкаться сюда, на Авачу, — про­должал свою мысль Арсеньев. — Картина, конечно, грандиозная. Помните, как она нам представилась? — обра­тился он к товарищам. — Огромная воронка, заваленная лавовыми глыбами самых вычурных очертаний. Дно во­ронки закрыто «пробкой». Со дна воронки с грохотом, от которого содрогается воздух, выделяются огромные столбы удушливых газов и паров. Они же выбиваются из многих трещин и фумарол. Иногда сквозь просветы далеко внизу было видно какое-то отверстие неправильной формы, по­крытое налетами всех цветов спектра — от оранжевого, красного и кончая изумрудным. Порой появлялись сине-фиолетовые огоньки пламени. Нагромождения лавовых глыб, столбы желто-зеленых газов и языки пламени пред­ставлялись развалинами большого пожарища, внешне уже утихающего, но в глубине еще бушующего. Зрелище, ко­нечно, незабываемое.

Разговор стих. Путешественники, видимо, еще не от­дышались. Да и воздух здесь, у верхнего края кратера, был еще не такой животворный. В нем явно чувствова­лась солидная примесь сернистых газов, поднимающихся из кратера и фумарол.

Владимир Клавдиевич надолго задумался. Затем он окинул взглядом окружающее. Почти рядом высились сопки Сарай, Монастырь, Горка Фауста, Игорева, Сомма. Они, словно хороводом, окружают действующий конус Авачинского вулкана. Кольцо это, разорванное в трех местах, представляется как бы почетным караулом неути­хающего главного конуса вулкана.

Грозная деятельность Авачи отмечалась издавна. Из­вержения вулкана зафиксированы с 1737 г. В его вспыш­ках нет никакой закономерности. Вулкан взрывается то через 50 с лишним лет (1773-1827), то грохочет почти ежегодно (1827, 1828, 1829).

Наиболее мощное извержение было в 1827 г. 27 июля жители Петропавловска увидели, как с севера на город надвигаются темные тучи пепла и песка такой плотности, что затмили солнце. Два дня был слышен громоподобный гул. В воздухе стал чувствоваться запах серы. К счастью, катастрофа произошла лишь с самим вулканом: его конус провалился.

Известный знаток Камчатки Степан Крашенинни­ков — очевидец этого извержения — свидетельствует, что Авачинский вулкан, до того превышавший по высоте Коряцкую сопку, провалился. После извержения он стал ниже Коряцкой сопки почти на 800 м.

О мощи того извержения можно было судить и по дру­гому явлению — хлынувшие массы лавы растопили веко­вые фирновые поля. Внезапно образовавшаяся от их тая­ния вода, нагретая до состояния кипятка, страшным раз­рушительным потоком ринулась на запад-северо-запад, увлекая за собой массы пепла, пемзы и песка. Пройдя за короткое время более тридцати километров, эта грязевая река достигла океана.

— Взгляните, друзья! — Владимир Клавдиевич пока­зал рукой. — Вот след этого потока. Он-то и называется теперь Сухой рекой.  Какая мощь понадобилась бы для того, чтобы прорыть это гигантское русло? Именно здесь нашла выход энергия извержения. Представьте себе, как неслась эта кашеподобная масса, перехлестывая высокие увалы, оставляя по пути каменные завалы до десяти и более метров высотой. Окружающая местность на сотни километров вокруг была засыпана толстым слоем пепла. Так образовались сухие тундры. Только с начала XX века они начали зарастать кедровым стлаником и можжевель­ником.

— Не весело же было здесь в то время, — задумчиво произнес Савченко. — Натерпелись, видимо, тогда камча­далы.

Арсеньев не ответил. Его взгляд был устремлен то на близкие, то на далекие склоны вулкана. Задержавшись на какое-то мгновение на Петропавловске, он вспомнил прой­денный им путь сюда, к вершине вулкана.

От города до селения Завойко шла торная дорога. Есте­ственно, что она не представила трудностей для путеше­ственников. Да и силы были свежие. Затем им пришлось свернуть вправо, на плохую проселочную дорогу, которая вскоре перешла в тропу. Как говорили Арсеньеву, эта тропа проложена охотниками за горными баранами. Она проходила по возвышенному плато, поросшему редко­лесьем из Эрмановой березы, годной только на дрова. Километрах в трех от поворота тропа почти совсем про­пала. Отсюда путь идет в северо-восточном направлении, пересекая ряд увалов и заболоченных распадков между ними. Затем редколесье кончилось. Перед путниками еле заметная тропа все тех же охотников, проходящая по обширной тундре, густо поросшей кедровым стлаником. На этом участке легко потерять тропу, сбившись на одну из медвежьих тропинок, пересекающих основную тропу во всех направлениях.

Впереди вновь редколесье. Оно окаймляет ложе «Су­хой реки». «Сухая река» вполне оправдывает свое назва­ние. Воды в ней нет. В самом ложе реки и по его бере­гам следы огромных разрушений — хаос лавовых глыб всех размеров, гальки и песка...

Владимир Клавдиевич вспоминал, как они тщательно просматривали окружающее. Каждый из участников хо­тел увидеть горных баранов, которых здесь, по рассказам местных жителей, очень много. К большому сожалению путешественников, это им не удалось. За два дня пути, как потом писал Арсеньев, им не встретилось ни одно животное, ни одна птица и даже ни одно насекомое. Во­круг настоящая пустыня.

На высоте 900 м древесная растительность сразу ис­чезла. Переход к мхам был настолько резок, что создава­лось впечатление, будто кто-то провел линию, «перешаг­нуть» которую ни в ту, ни в другую сторону не дано ни мхам, ни цветковой растительности. Глубокая тишина, ца­рящая здесь, нарушалась изредка глухими звуками осе­дающей почвы, похожими на «подземные вздохи», да из­редка журчанием ручья, который то появлялся на поверх­ности, то вновь исчезал в песках и камнях.

Вспомнил Арсеньев, как они начали подъем по скло­нам Авачи с последнего бивака в верховьях «Сухой реки». Шли они без всяких грузов. На этом пути встретилось не­мало трудностей и неожиданностей. То крутая осыпь, одно прикосновение к которой вызывало настоящий каменный обвал, то глубокие трещины в фирне, подчас запорошен­ные снегом. Провалиться в таких местах можно совер­шенно неожиданно и на большую глубину.

Чем ближе к седловине между Авачей и Соммой, тем рыхлее становился фирн. Причиной тому, как считал Ар­сеньев, была нагретая поверхность конуса вулкана. Не доходя до седловины, восходители повернули налево, прямо к вершине конуса.

Размышления руководителя похода были прерваны.

— Владимир Клавдиевич! Посмотрите! Погода явно ухудшается. — В голосе Новограбленова звучали тревож­ные нотки.

Арсеньев осмотрелся. Со стороны Козельской сопки неслись большие клубы тумана. Они крутились наподобие вихря, быстро заполняя окружающее пространство.

Владимир Клавдиевич по своему опыту знал, насколько неприятен туман даже в условиях обычного пу­тешествия. Здесь же, на вершине Авачинского вулкана, он представлял весьма серьезную угрозу. Старожилы этих мест предупреждали Арсеньева, что вслед за туманом обычно начинается дождь или снегопад. Поднимается ве­тер. По верхним склонам вулканов завьюжит пурга. Трудно будет тогда человеку вырваться из объятий раз­гулявшейся стихии.

— Нужно спешить, — встревоженным голосом произ­нес Владимир Клавдиевич, поднимая свою массивную палку, — если мы не хотим замерзнуть или упасть где-то со склона, заблудившись в этом промозглом тумане. По­шли! Пошли!

Действительно, вскоре налетел шквал. Резкие порывы ветра пытались сорвать идущих по крутому склону восхо­дителей. Температура стала быстро падать. Сильный ветер поднимал со склона песок и ожесточенно бил по рукам и лицам. Вокруг уже ничего не было видно. Еще мгнове­ние тому назад над белой пеленой тумана поднималась самая верхняя часть Ключевской сопки. Теперь же ни его, ни нижних склонов Авачи, ни Петропавловска и не­далекого океана не было видно.

— Быстрее, друзья. И предельно аккуратнее. Учтите, что свалиться можно на каждом шагу. А это к хорошему не приведет.

Владимир Клавдиевич говорил это уже не в первый раз. Сам он, несмотря на свои пятьдесят два года, шел быстро и уверенно. Следил за тем, чтобы никто не отставал, чтобы каждый чувствовал близость товарища. Однако во взглядах его спутников чувствовалась явная тревога. Были случаи, когда кто-то падал, но с помощью товарищей тут же поднимался, и движение продол­жалось.

Часам к четырем дня пятерка уставших людей подо­шла к биваку у «Сухой реки». Мокрые, продрогшие, в со­вершенно разбитой обуви, они залезли в палатку. Забот­ливые друзья, остававшиеся здесь, на биваке, кипятили чай, стремясь поддержать силы вернувшихся товарищей и дать им возможность согреться. Но те настолько устали, что, не дождавшись этого приятного момента, быстро пе­реоделись и заснули крепким сном.

На следующий день около шести часов вечера группа Арсеньева подходила к Петропавловску. Победители Авачи чувствовали себя превосходно. Изредка перебрасы­вались шутками. Напоминали друг другу отдельные мо­менты восхождения. Новограбленов, как истый ботаник, набрал целый ворох трав, цветов, ветвей кустарников и, не доверяя никому своего богатства, нес на себе этот объемистый сверток. Колмаков1, потомок открывателей «Русской Америки», улучив удобный момент, все же всу­нул в его букет какие-то под руку попавшие травы и ветки. Савченко и Марков, увидевшие с высоты вулкана свою обширную «губернию», степенно переговаривались. Прислушавшийся к их разговору неожиданно услышал бы, что предметом разговора был не поход на Авачу, а их очередные дела как представителей Советской власти на далеком восточном полуострове.

Арсеньев шел спорым шагом бывалого путешествен­ника. На коротких привалах он доставал свою походную тетрадь и быстро вносил в нее записи. Спутники пони­мали, что Владимиру Клавдиевичу как краеведу и иссле­дователю не терпелось набросать впечатления об этом интересном походе. Записывая наиболее памятные мо­менты, Владимир Клавдиевич часто и надолго задумы­вался. Мысли были о жизни.

Вступил уже в шестое десятилетие. За двадцать лет исходил все Приморье. Великая страсть к новому бросала его в самые глухие уголки этого огромного и совершенно еще не изученного края. Как богата там природа! Какие великолепные перспективы хозяйственного развития! Сей­час его освоение только начинается, а пройдет несколько десятилетий, и край расцветет. Он уверен в этом. Будут проложены хорошие дороги. Возникнут новые города, порты. Скольким людям все это позволит наладить пол­нокровную жизнь! Даже пустынные Беринговы острова, заброшенные в суровых водах Тихого океана, куда его, Арсеньева, тоже забрасывала судьба, будут служить род­ному народу.

А Камчатка с ее неисчерпаемыми рыбными богатст­вами? Это же край нетронутых возможностей. Интересна и Чукотка. Давно манила она Владимира Клавдиевича. «Да, пожалуй, уже поздно, — вздыхал он. — Годы не те».

Арсеньев набрасывал строчку за строчкой. Не все его мысли, конечно, ложились на бумагу. Не все они отра­жены и в его книгах. Не успел этот замечательный чело­век рассказать о всем том, что накопилось в его памяти за долгие годы путешествий.

Такие люди, как В.К. Арсеньев и ему подобные, сво­ими исследованиями внесли большой вклад в дело изуче­ния нашей страны. Их по заслугам называют исследо­вателями-краеведами.

А разве мало могут сделать и делают туристы и аль­пинисты? Пусть каждый из них внесет маленькую ча­стичку в общее дело исследования родной страны. Но эти частички, слившись воедино, составят огромный и очень ценный материал.

 

 

Л. Бархаш

НА ГОРНЫХ ТРОПАХ ПАМИРА