ГлаваВОСЬМАЯ. Ивот, коньбледный

 

— Слышали?

— Очем?

— Какочем? Война!.. Немцыперешлиграницу, бомбятнашигорода.

— Бытьнеможет! —толькоимогя, ошеломленный, ещенепостигаявсегозначенияновости, проговорить. Однакосразуотключилсяотнасущныхзабот, менязанимавших. ЭтуновостьмнепреподнесАлексейИвановичКуликов, освободившийсяужегодадваназадбывшийзэк.

ОнюнцомучаствовалвЛедяномпоходе, уцелелврезню, устроеннуюБелаКуномвКрымупослеуходаВрангеля, азатемиспыталвсепревратностисудьбычеловекаставромбелогоофицера. ЕмублаговолилБредихин, черезнегосбывшимпоручикомпознакомилсяия. Этобылзамкнутый, привычноскрытныйчеловек, державшийсянезаметноисводившийсвоиотношенияслюдьмикинтересамспециальности: влагереонпрочнозакрепилсяинженером-строителем.

Мыснимвстретилисьнабезлюдномпустыре, какимбылатогдацентральнаянезастроеннаяплощадьЧибью.

— Ятолькочтовышелизкабиныгрузовика…Мывтайгеничегонеслышали, Эточто, западныйвариантХалкин-Голаили…

— Вотименно "или"…Схватканенажизнь, анасмерть. Иухолоповбудутчубытрещатькакникогда: паныпозаботятся! —АлексейИвановичоглянулсяи, хотявокругзадвестиметровникогонебыло, продолжалгорячимшепотом: —Начальствобеспрерывнозаседает, вУправлениеникогонепускают. Телеграфработаеткруглыесутки…Итосказать—естьнадчемзадуматься. Война, австранедесяткимиллионовзарешеткой. Иимнезаслабит, перестреляютоднуполовину, чтобыустрашитьдругую. Прошелслух, чтовсехрасконвоированныхзагонятвзону. Вашугеологоразведкуприкрывают—недонее: будутжатьнарежим…Опасныенаступилидни, дорогоймой, непридумаешь, какпоступить. Залезтьбынакакое-товремякактараканувщель, дагдееетутнайдешь? Бежатьотсюданадо. Еслиуженеопоздали…

МневспомнилисьСоловки—остров-западня. Нетожелииздесь, даиповсейстране, опутаннойтенетамислежки, паспортнойсистемы, какимпозавидовалибыисамыеизощренныеполицейскиережимы?

МолчунАлексейИвановичзаговорилнапористо, выговариваявсето, чтогодамиподспуднокопилосьнадуше.

… - Обратилсякнароду—дорадио: проникновенно, сдрожьювголосе: "Братьяисестры!" —а? —АлексейИвановичоченьверноскопировалнеистребимыйакцент Coco. — "Квамобращаюсья, друзьямои…" Чуете? Друзьямистали, обратьяхисестрахзаговорил, палач! Приспичило, наложилвпортки—ипротягиваетруки: выручайте, спасайте…Аруки-товышелоктявкровиэтихсамыхбратьевисестер. Данародтаков, чтонеразглядитивпрямьподыметсязащищать…своегоубийцу!

Мыпростились. Вотделе, кудаязабежал, ужезналиопредстоящемсвертываниигеологическойразведки. Всеходилирастерянныеиозабоченные. Бывшимзэкамбыл "временно" запрещенвыездзапределыКомиреспублики, аоканчивавшимсрокпрекратиливыдаватьдокументы "доособогораспоряжения". Воттебе, бабушка, иЮрьевдень!..

Ввоенкоматпосыпалисьзаявлениядобровольцев: "Отправьтенафронт". Пятьдесятвосьмойстатьеотказывали. Возможностьотсюдавырватьсячерезармиюбылазакрыта.

…Наулицеужешагаютпервыеотрядымобилизованных; попоселкуползутслухиостремительномнаступлениинемецкихтанков, озалетающихвглубокийтыл "мессершмиттах"…Впечатление, чтовмагазинеубралисполоквсетовары. Людибоятсяразговаривать, старательновыполняютпервыеприказыозатемнении…Беданадвинуласьвплотную. Привычныймракещесгустился, вот-вотобъявятсятаящиесявнемугрозы: убиватьбудутнетольконафронтахвойны!

Ясижувнаглухозатемненнойкухне—окноплотнозадраеноодеялом—умоегоприятеляисослуживца. Он—ухтинскийстарожил, работаетвгеологическомотделеужепятыйгодпослессылки. Нонасснимсближаютделакудаболеедавние. Онпетербуржециноситфамилию, бывшуюособеннолюбезнойюнымжителямпрежнейстолицы: этовнукилиправнукоснователяизвестнойкондитерскойфирмы "ЖоржБорманиКo", поставщикадвораЕгоВеличества. Незнаю, откакихпредков—французовилиевреев—уЮрияжгучаяюжнаявнешность: сросшиесянапереносицешелковыетемныеброви, крупные, плотныезавиткиволос; глазаярко-, густо-черные; ностонок, породист, схищнойгорбинкой. Юрийтих, осмотрителениразборчиввлюдях, схозяйственнойжилкой. Наработеонстрогинедоступен; подчиненные—хозяйственникиикладовщики—егопобаиваются: унегонеукрадешь.

Носейчасмыдалекиотпроблемснабженияэкспедиции. Вполголосанавселадыобеуждаемнависшуюнадомнойугрозу. НакануненочьюналагпунктеЭ 1 переарестовалимногонароду. Целыйотряд "попок" ходилсначальникамипобаракам, вызванныхподлиннымспискамвыводилинаулицуирассаживалипогрузовикам. Прошелестело: "Заложники"…Выкликнулиимоюфамилию. Кто-тоснарответил: "Ищитеветравполе. Оносвободился!" Вохровецотметилчто-товсписке, темделоикончилось.

— Опоздали. Доследственнойчастиещенедошло, чтовыужеосвобождены. Машиналагерногоучетагромоздкая—непоспевает…Этодаетнамкрохотныйсрок" чтобычто-топредпринять. Покавотделсообщат, чтовасбольшенетнасписочномсоставелагпункта, узнают, чтовыпринятынаработувольнонаемным, иначнутсярозыски—пройдетдень-другой. Заэтотсрокнадоотсюдавырватьсявочтобытонистало. Нокак?

Юраперечисляетразныеварианты, янапряженнослушаю. Ничегопутногонепридумывается, имыоткладываемрешениедоутра. Оно, какизвестно, мудренее…

Уженочь. Мыпотихонькувыходимналестницу. Юраведетменявнизвпустуюквартиру: соседуехалвкомандировкуиотдалемуключ. Устроивменя, Юразапираетдверьснаружиивелитнинакакойстукнеотворять. Ияостаюсьодин, насамодельномдиване, наединесосвоейтревогой. Новбезопасности: сюдазамнойнепридут.

Полудремлю, перебираявголовевсевозможныепланы. Навсехдорогахзаставы—проверкадокументов: еслипробиратьсятайгой—буссольесть, картвотделедостаточно, —токуда? Задержатвпервомпоселке. Связанныестайгойзаманчивыепланыневыдерживаюттрезвойоценки. Чтобыдостатьфальшивыйдокумент, нужнынетолькоденьги—ониуЮры, может, иесть, —ноизнакомства. Даиневижуясебяживущимподчужимименем.

Подутроязаснулкакубитый. Иснилосьчто-топраздничное, светлое. Юраразбудилменя, исознаниетотчасже, безперехода, возвратилокпоискамвыхода. Яказалсясебеобреченным, подумывалосамоубийстве: нетрать, кума, силы—опускайсянадно! НоЮра—трезвый, находчивый, —былнастроениначе. Егорискованномуплануяподчинилсясоблегчением: сейчасменяболеевсегоустраивалопоступатьпочужойуказке.

Былоещеоченьрано. Мыпозавтракали, акчасуоткрытияястоялудвериотделакадровУправления—самсунулсявпастьволку! —сзаявлением "оботчислениивсвязисосвертываниемполевыхработ". Длячитавшегомоюбумажкучиновникаэтобылорутиной—увольнялисьтогдаизлагеряпачками, —ноонвсе-такиспросил:

— Кудапереходите?

— Уменяповесткаизвоенкомата, —четкоответиля.

Иэтобылокакразто, чтоонвэтиднислышалотбольшинствапосетителей. Вверхнемлевомуглумоегозаявленияпоявиласьрезолюция: "Бух. Произвестирасчет".

Потянулиськазавшиесябесконечныминервныечасыожидания, покаоформлялосьувольнение "пособственномужеланию", готовиласьсправка, выписывалсярасчет, открыласьнаконецкасса. ЯсиделвкоридореУправлениякакнаугольях, прячасьзадругих. Томилстрах: вотопознаеткто-нибудьизснующихздесьначальникови…Гадать, чтоожидаломенявэтомслучае, неприходилось.

Когдаменявыкликнуликокошкузаудостоверениемирасчетом, яужебылизмучен, напряжендопредела: мнепростомерещилось, как, покасодногостоланадругойкочуютбумагинамоеувольнение, оформляютсядругие—намойрозыскиарест…Тутябылвсамомделе, какговорятангличане, "a narrow escape" —наволосокотгибели!

Новременногоудостоверенияоботбытиисрокаисправкиобувольнениинедостаточно: билетнапоездпонимнеполучишь. Иясноваподзапоромвпустойквартире. Юрарыщетпопоселкувпоисках "вольной", непринадлежащейлагерюконторы: авосьнайдетсявкоторой-нибудьработавотъезд!

Томительноидетвремя. Рабочийденьподходиткконцу, аназавтравоскресение, всеучреждениязакрыты. Этопочтиверныйпровал: отсрочкаистекает. Чем-нибудьотвлечься, занятьсяневозможно. Ястоювприхожейивслушиваюсьвмалейшийшорохзадверью. Акогданадеждыпочтинеосталосьуменянетчасов, светлокруглыесутки, ноячувствую, чтоприблизилсявечер, —резколязгнулзамок, дверьоткрылЮра.

— СтупайтескореевпредставительствоЛенинградскогогеологическоготреста, адресвызнаете. УнихработаетвСыктывкареотряд, итудаещевчеранабиралинарод. Иеслипримут, идитепрямонастанцию, поспеетеквечернемупоезду. Никуданезаходите—кое-чтовдорогуявамсоберу, будуждатьнаперроне, вконце, упакгауза…Тольконепускайтесьпоулицебегом, покажетсяподозрительным.

Зазапертойдверьюстабличкойтихо. Никтонастукнеотвечает. Яждуисновастучу. Икогдавотчаянииужесхожускрылечка, раздаютсяшаркающиешаги, звукотодвигаемогозапора. Слышуизприотворившейсядвери:

— Вамкого? —Наменяглядиточеньгрузный, согромнымживотомиотечнымлицомпожилойчеловек, совершеннолысый. Унеготяжелое, астматическоедыхание.

Ясуюемусвоибумажки, запинаясьотволнения, рассказываюосвоемстажевгеологоразведке. Самчувствую, чтополучаетсяпутано. Онслушает, глядякуда-товсторону. Яумолкаю. Молчитион. Молчитдолго, мучительнодолго. Наконец:

— Зайдемтевпомещение.

Крохотнаякомнаткасконторскимстоломинесгораемымшкафомвыглядиттеснойдлясвоегогромоздкогохозяина. Пройдякокнуиповернувшиськомнеспиной, ончто-товыглядываетнаулицеивполголоса, словнорассуждаяссобой, роняетредкиеслова:

— Чтотутсделаешь? Да…унихтамкомплект…Ираспоряжение—воннастолетелеграммаизтреста: представительствозакрыть, мнесматыватьудочки. Война, буровыеконсервируют…Даибурильщикимы, авыгравиметрическойсъемкойзанимались…Нет, ничего, пожалуй, непридумаешь…

Ястоял, какприговоренный, даженепытаясьнастаивать, просить. Видимо, несудьбаотсюдавырваться…Ивсеже…оннеповертывалсякомне, невыговаривалтвердословаотказа. Ямедлил, неуходил, самнезная, начтоещенадеюсь. Мелькнуловголове: сказатьначистоту, какаянадомнойнавислаопасность? Ияисейчаснемогурешить: испугалсябытолстякисразуменявыставил, или, наоборот, этопобудилоегоменявыручить?

— Мненеобязательнотехническуюдолжность, ямогуирабочим…

Наконецначальники, какядогадываюсь, единственныйслужащийпредставительстваотворачиваетсяотокнаидолговменявсматривается, какбыопределяя, чтозаптицакнемузалетела.

— Небосьпопятьдесятвосьмойсидели? Сколько?

— Пятьлет. Идоэтогопришлось…

Кряхтяипродолжаяссобойговорить, грузныйдобряк—именнотакимбылопервоевпечатление, едваонотворилдверь, —сталотпиратьсейф, досталбланк, печать, снялчехолсостаринного "ремингтона".

— ВСыктывкаревсегооднагостиница—найдетесразу. Внейунаспостоянныйномер, работытольконачалипо-настоящемуразворачивать. Начальникэкспедициихорошийчеловек, мойприятель, вотдлянегозапискаспрячьтеподальше. Аэто—командировочноеудостоверение: снимпрямовкассу, получитебилет. И—сБогом, какговорится. —Онвзглянулначасы: Поездчерезчас, ещеуспеете.

Станция, разумеется, наводненаохранникамииагентами, нояпробираюсьсквозьтолпубезтойтревоги, чтоклещамисжималасердцевпоследниедвоесуток. Послевстречисдобрым, отзывчивымчеловекомнадушелегче. Можно, значит, жить, коливкритическуюминутуещенаходятсянезнакрмыелюди, идущиенариск, чтобывыручить. ПотемвременамиЮрий, непобоявшийсяменяспрятать, инезнакомецвконторе, выдавшиймнеспасительныйдокумент, подвергалисебянесомненнойопасности: тутбылопособничествоврагу, вовсякомслучае, личностиподозрительной. "Настоящий" советскийчеловек, стопроцентный, воспеваемыйсонмомслужителеймуз, долженбылследоватьканонам, обусловившимпамятникПавликуМорозову, и, являяобразецбдительностиипреданностирежиму, выдатьменявластям. Алюдивзялидаспасли.

Какяупомянул, станциякишеланародом, ияпочувствовалсебязатеряннойвтолпепесчинкой. Елепротиснувшиськокошкукассира, ясмелоподалсвоибумаги. "Сезам, отворись!.." Ибилетмнепродали. Я, ликуя, ринулсявонизтесногозальцаразыскиватьЮру.

— Вижуполицу—сощитом…Уф, вздохнулсвободно—уженечаял, чтопронесет! Вотвамрюкзачок—белье, фуфайка, провизия. Возьмитеинемногоденег. Берите, берите, пригодятся…Какиетамсчеты! Впрочем, мнекажется, мыненавсегдапрощаемся—ещеувидимся. Какподадутсостав, неспешитеквагону: протиснитесьвпоследнююминуту, когдадокументыещесмотрят, ноуженепроверяют. Естьпоручения?

Какнебыть! НикакиестрахиизаботыпоследнихднейнезаслонялитревогузаЛюбу. Мучиланевозможностькнейсходить, датьзнатьослучившемся. Верев-кинвотъезде, ипринестиотнееизвестиебылонекому. ЯтутженаспехнаклочкебумагинаписалнесколькословипечальныепрощальныестрокиизБайрона:

FARE THEE WELL, AND IF FOR EVER STILL FOR EVER FARE THEE WELL! (Прощай! Иеслинавсегда, Тоитогдавсе-таки—прощай!)

Надобылонайтисловаободрения, надежды, ногдеихвзять? Юраобещалсходитьнаинвалидныйпунктирассказатьопоспешноммоемотъезде.

Мимеплатформыпокатилиобшарпанныепассажирскиевагоны. Воткрытыхтамбурахрядомспроводникомстоялоподвавохровца. Выждав, покапроверочныйпылпоостынет, япробралсяквагону, гдепосадкашлавсегоживее. Охранникивпрямьедвавзглянулнамоидокументыипропустилнаплощадку. Потокедущихтотчаспотащилменя, ияочутилсявпроходе, набитомлюдьми, ищущими, гдебыпристроитьсянаплотнозанятыхтрехъярусныхполках. ВокнемелькнулЮра. Япочувствовалсебяспасенным.

 

X x x

 

Начальникапартииязасталутонувшимвгрудебумажеквпоходившемнавещевойскладномере. БорисАркадьевичСеймукбылсухощав, примерномоихлет, сбольшимизалысинамиивстаренькихметаллическихочках. Суховатый, деловойчеловек, несомненно, умныйипроницательный.

Взглянулнамоюсправку, прочиталмагическуюзаписку. Задумался.

— Слошадьмиуправитесь?.. Вотиотлично. Нечеговамтутсидеть, налюдяхтолкаться. Требуетсяперегнатьнабуровуютройкулошадей, вотвынапервыхпорахизаймитесьэтим. Атамподумаем, каквасиспользовать.

Спустячасяшелвподгородныйколхоз, гдемне, завхозугеологическойэкспедиции, передалилошадей, повозку, сбруюифураж. СэтимнадлежалоотправитьсяверстзавосемьдесятвдеревушкунарекеКельтмезаУсть-Куломом, аоттудапровестилошадейпотропенабуровую. Вдорогуяпустилсясловновувлекательноепутешествие.

Влеснойсвоейпристани—заимкеодвухлегонькихбревенчатыхдомиках, елеотвоевавшихтеснуюплощадкуудремучеголеса—яобжилсяоченьскоро.

Мнеотвелиголуюкомнатенкусоставленнойпрежнимпостояльцемкое-какойпо-походномусколоченноймебелью. Явыписалсебе—самхозяинкаптерки! постельныепринадлежности, добрыеохотничьисапоги, обзавелсякотелкомскружкойиприступилкнесложнымобязанностямкладовщика, рассыльного, отчастиучетчика. Кромеменя, назаимкебылонесколькосемейныхрабочих, техник, неахтикакойквалификациимастер—вобщем, ссемьямичеловектридцать, живущихсвоейобособленнойжизнью, замкнутыхинеобщительных.

Окомвластинабуровойбыл, какядогадался, пожилойслесарь, членпартиисдевятнадцатогогода, хмурыйиленивый. Еслиемуибылопорученоследитьзанами, тодействовалоннеслишкомретиво, предпочиталвсемусидетьвсвоейконуре—онсоорудилсебеотдельнуюполуземлянку, впрочем, уютнообставленную, иуглублялсявзатрепаннуюкнижку. Унегобыладодырзачитаннаябиблиякомсомольцев "героическихлет" — "Какзакаляласьсталь"…Этотвобщеммирныйипокладистыйработяга, можетбыть, иразделялнакалявшиеПавкустрасти, носимбурлящиммолодымвиномопьянялсячеловекизношенный, утомленныйжизнью.

СпустянекотороевремянабуровуюприехалСей-мук, окончательноочертившийкругмоейдеятельности: явозводилсяврангегопомощникапохозяйствуиснабжениюидолженбылотнынеездитьпорайонуивколхозыполучатьвсякоепрод- ивещдовольствие. БорисАркадьевичбыл, какяпонялужевномерегостиницы, нетолькоделовымспециалистом, ноещеиловкимполитиком. УбедивруководителейКомиреспубликивпервостепенномзначенииэкспедициидляеесудеб, ондобилсяисключительноговниманиядлясвоейорганизации. Даиумел, очевидно, щедроблагодаритьзаоказанныеуслуги. Передомной, какпредставителемЭкспедициисбольшойбуквы, отворялисьвседверии, чтобылоособенноценно, складыстакимиархидефицитнымисущественностями, каксливочноемаслоисахар, которыеввоенныегодыупотреблялиоднируководящиеначальникииснабженцы. Картофельэкспедициипоставляликолхозы, расставалисьсовечкамиибычками, выделялиовесдлянашихлошадей—этобылокакое-тоокруглоефантастическоеблагополучие, невестьначемоснованное. Иэтовтовремя, каксамиколхозникинеполучализерназатрудодни, непомышлялиомясе, аклячсвоихкормиличемпопало, посколькунакашиваемоесеношловармию!

Теперь, попрошествиистолькихлет, нелегкоощутитьреальностьтоговремени, когдаузаконилось, сделалосьнормойобираниекрестьяндонитки, достепени, обрекавшейнаголодание. Онидолжныбыликормитьвсех, неоставляясебеничего. Подфлагомснабженияармиисытообеспечивалисьпартийныеработникиипримазавшиесякнимхолуи, незевалиитакиеловкачи, какмойначальник, стольдеятельноиуспешнохлопотавшийосотрудникахэкспедиции, чтобыобеспечитьисвоюсемью, имногочисленнуюродню, предусмотрительновывезеннуюизПитеравтихийтыловойгородок.

Прочносделавшись "агентомпоснабжению", япочтинежилнабуровой, аобосновалсявКирде, упомянутоймноюдеревушкенаберегуКельтмы. Тамбылаучрежденаперевалочнаябаза, откудагрузывьюкамидоставлялисьнатрииличетыреучастка, гдеработалаэкспедиция. Впятидомахдеревниоставалисьмалыедастарые. Жилитихоидружно, какой-тоособойзамкнутойлеснойжизнью: главнымикормильцамибылидвадеда, делившиемеждувсемипоровнудобытыеимидичьирыбу—хлебапочтинеели.

Неправдоподобной, невозможнойдлятоготягостного, накаленногозлымистрастямивременивыгляделажизньэтойгорсткиспокойныхимирныхлюдей, родившихсяисостарившихсявнезамутненнойтишипервозданныхлесов, живших, "какжилидеды". Ниропота, нибогохульства: нежалуясьинеозлобляясь, сносилиобездоливавшиеихпоборы, молчаскорбелиосвоихвзятыхнавойнудобытчиках. ДедАрхип, мойхозяин—рослыйикрепкийсемидесятилетнийтаежник, —привечалсоседскихдетейнаравнесосвоейвнучкой, следил, чтобыникогонеобделилирыбой. Принявменявсвойдом, обходилсякаксосвоим. Такжеблагожелательнаизаботливабылаегобабка, любившаяменярасспрашиватьобоставленныхдалекоблизких, соболезновавшаямоемуодиночеству. Напервыхпорахдичиласьмолодаяхозяйка, ихневестка, незадолгодоменяпроводившаянавойнумужа.

ИизсвоихчастыхпоездокподеревнямиврайонныйгородокясталвозвращатьсявКирдукакдомой. Тамменяждали. ДедАрхипвыходилпомочьраспрячьлошадь, бабкадоставалаизпечкичугунысобедом, оживляласьисдержанная, молчаливаяДуня. Этихлопотысогревалиирадовали. Топиласьдляменябанька, убабкибывалиприпрятанныесвежиехариусы, Дунязаботиласьомоембелье. Янередкопривозилгостинцы—кулексахару, хлеб, пачкучая, атоикусокмыла, отрезситцаилиинойматерии, окоторыхдавнозабылижителидеревни. Всемэтимменяпремировалмойначальник—разумеется, вполненезаконно.

ЛасковаяитихаяобстановкапомоглавосстановитьутраченноепослепоследнихпередрягивнезапногорасставаниясЛюбойдушевноеравновесие. Писатьейвлагерьянемог, опасаясьвыдатьсвойадрес. ВсежеизКирдымнеудалосьотправитьнесколькописемроднымиузнатькое-чтооВсеволоде.

ОтбывсвоипятьлетвВоркутинскихлагерях, снуспелдовойнывыехатьсСевераижилвнебольшомжелезнодорожномпоселкеподКалугой. Работытамненаходилось. Нечегоиговорить, чтоктомувремениникакиеКалининыииныепрежниееговлиятельныепоткровители (вбольшинственепережившие 37-гогода) уженемоглипомочь, ижилосьемутяжко. Ион, человекмужественный, неспособныйпасоватьпереднеблагоприятнымиобстоятельствами, поступилрешительно; осадилместноговоенкома, поканедобилсяотнегоназначениявсанитарныйжелезнодорожныйотряд. Пустьнаденутнарукавповязкускраснымкрестом, разпризнан "недостойнымзащищатьотечествосоружиемвруках!".

Правда, подэтимпредлогомотказываливприемевармиюсоциальночуждымлишьнапервыхпорах. Едваобозначилось, какихгекатомбтребуетсталинскаястратегия, приступиликформированиюизэтой "контрреволюционнойсволочи" особыхбатальоновибросалиих, кое-каквооруженныхиобученных, назатычкупрорывовидырфронтов. Ибылипридуманыкрасивыеслова: "Онисмертьюискупиливинупередродиной…". Ихчудовищнуюлживостьдолжнооценитьпотомство. Отбратаяполучилписьмо, когдаимбылсделанвторойнепоправимый—шагнаединственном, каконполагал, пути, ведшемкнормальнойжизни.

"Пятилетнийсроквлагерезакрылмневседороги, —писалон. —ЯдаженемогужитьссемьейвМоскве. Всорокодингодстакимположениемнельзямириться. Иярешил: "головавкустахилигрудьвкрестах"! Последвухмесячныхкурсов, кудаяоткомандированпоходатайствуначальникасанпоезда, помощникомкоторогоясделался, менянаправятнафронтофицером. Коливернусь, вседолжнобытьзабыто, потомучтоянамеренотличиться. Еслипогибну, женеисынустанетлегчежить".

Иневозможноотсюда, изсвоейноры, остановитьбрата, недатьемусовершитьэтотмужественный, благородный, нотакойнапрасныйиошибочныйшаг, открытьглазанаегозаблуждение! Мнебылотакочевидно, чтоникакиезаслугиижертвы, никакиеподвигинемогутизменитьотношениевластейктем, ктобылоднаждызанесенвспискилиц, длянихопасных, —лицосуждающихирассуждающих, сосвоимимнениямиивзглядами, способныхумалитьихавторитет, посеятьсомнениевнепререкаемойправедности. Короче—тех, ктонеобманутнигримом, нидемагогией, авидитихнеразоблаченнуюсутьдорвавшихсядопирогавластиневежественныхвременщиков. Даженаоборот: человек, выдвинувшийсяблагодарясвоемумужеству, заслугам, таланту, становилсяособенноопаснымиподозрительным. УпованияВсеволодапокоилисьнаневерныхоценках, нанепониманиисутигосподствующейполитикиитактики, основанныхнапринципе, чтолучшеобезвредитьсотнюневиновных, чемпрозеватьодноговрагаиливозможногоконкурента. Прошлоеникогданезабывалосьинепрощалосьникому. Будьярядом, явнушилбыбрату, чтонаследникиЛенинаиДзержинскогонеспособнынаблагородныйпоступок, немогутчестнопроститьстарого, сделавшегосябезвреднымнетольковрага, ноиинакомыслящего, предатьзабвениюбылыерасхождения.

Недожилты, родноймой, додня, когдатактрагическиоправдалисьвсеэтипредчувствияибезнадежныеоценки! Уженавторойгодвойнысразилитебянемецкиепули, ипокоитсягде-товновгородскихлесахтвойбезвестныйпрах, такчтоиузнатьнельзя, гдемогила.

Какоборваласьтвояжизнь? Чтопередумалты, оказавшисьврядахармии, сражавшейсяпротиввековыхвраговРоссии, ноиобъявившихкрестовыйпоходзаосвобождениемираотигамарксизма? Почтинавернякаугадываю, чтоты, какия, едванарушилигитлеровскиеполчищанашиграницы, сталжитьнадеждойнато, чтопобедительницейизогненнойбоевойкупеливыйдетмилаянаша, исстрадавшаясяРоссия, котораясможетнетолькопоставитьнаколениизвечныйтевтонскиймилитаризм, ноипокончитьсдомашнимидиктаторами. Пустьпожретгадгада! ДаизбавитсянавекиРодина, аснеюирастоптаннаяЕвропа, весьмир, отвластинасильниковидемагогов, всехкровавыхосвободителейчеловечества. Пустьразвеетсявпрахприманчивыйореолихученийионисгинут, обескровивдругдруга, иочнутсянароды, придутвсебяпослекошмарныхлеттеррораинасилия, заживутпо-настоящемусвободноидостойно. Должныбыли, непременнодолжныбылиитебемерещитьсязадышавшаявольноРоссия, нашнарод, нашимужики, по-настоящемурасправившиеплечи, поднявшиеголову, почуявшие, чтонетболеенаднимижестокихуказчиковипогонщиков, закабалившихих, опустошившихдуши, приучившихкраболепию, чтобывоплотитьидеалэлиты, правящейбезгласнымикрепостными, каквлучшихсоциалистическихутопиях…

Да, одинизгадовбылсокрушен. Авторой, ещенепридявсебяпослеопьяненияпобедой, ещеоглушенныйфанфарами, призваннымирассеятьиспытанныйсмертельныйстрах, спешилнасытитьжертвамистосковавшиесяпомассовымпополнениямячеиГУЛАГа, загрузитьзастенки, датьпалачамработу. Корчилисьнависелицахтелаказненных, исрединихповисливпетляхпойманныегде-товАзиидевяностолетниестарцы—уцелевшвепризракибелыхатаманов…Однихэтихрасправсничтожнымитенямигражданскойвойныдостаточно, чтобыопровергнутьиллюзии, какиевдохновлялипоступкимоегобрата.

ЯвчитываюсьвстрокипоследнегописьмаВсеволодаивспоминаюнашуперепискуснимвтульскойтюрьмеивАрхангельске, какуюмывели, помняоперлюстрацииисоглядатаях…Неонилимерещилисьему, когдаонписалмневэтотпоследнийраз?..

 

X x x

 

Всеэтоещевпереди, зажуткимопытомсмертельнойсхваткидвухдиктатур, загодамилишений, голода, расправ. РокачтояразъезжаюпопустыннымдорогамЗырянскогокрая, ставшегореспубликойКоми, средкимитаежнымидеревнями, глухимилесамиирастекшимисяпятнамилагернойпроказы. Война, ипотомуматеринемогуттребоватьхлебадлясвоихдетей, колхозники—оставленияимзернадляпосева, переселяемыеиссылаемыенароды—требоватьедывсвоитеплушки: вседляфронта, вседляпобеды!

ИногдамнеприходилосьбыватьвСыктывкаре, прежнемУсть-Сысольске, ставшемстолицейКоми. Тутяполучаюотмоегошефаочередныевыхлопотанныеимнарядынапоставкииснабжение. Нетоонпоручаетмнесамомусходитьвсоответствующиереспубликанскиеорганизации. Тогдаяощущаю, скакимзатаеннымнегодованием, скакимвнутреннимвозмущениемведающиевыдачейслужащиеподписываютдокументынаполучениесахара, масла, мяса, круп…кемже? Чужаком, представителемникомуненужнойэкспедиции, когдавсегоэтоголишеныонисами, ихдетииродители…

Городокнаводненприезжими. ВСыктывкардоставляютвывезенноеизПрибалтийскихреспубликнаселение. Этобольшейчастьюсемейныегорожане, интеллигентныелюдиссемьямииобычнымбестолковымбагажомбеженцевиссыльных. Онирадыобменятьнакусокхлеба, начто-либосъестноевсе, чтонаходитпокупателя. Рыноккишмякишитэтимипродавцами, аспросапочтинет. Золотоевремядляспекулянтовиловкачей! Повторяетсято, чтонаблюдалосьвпервыегодыреволюции" в, период "военногокоммунизма", когдаимеха, идрагоценностисбывались, заовесикартофель. Стойтолькоразницей, чтоовесикартофельмужики. обменивалисвой, добытыйтрудом, тогда, какнынешниеценности, служащиевалютой, —буханкихлеба, кускисахараилизавернутыевгазетукрохимаслаиломтикисала—ворованные, поступившиесоскладовилипекаренотзаведующихикладовщиков, работающихвдолесначальством. Авостальном—тежепопавшиевбедулюди, расстающиесявморозсваленкамиилиовчиной, споследнимбельем, ите, кто, радуясьудаче, жаднобросаетсянадобычу…Впрочем, былаиленинградскаяблокада, послекоторой, яполагаю, удивитьничемнельзя: итамбылилюдинивчем, благодарясвязямсвсесильнымиобкомовцамиирайкомовцами, ненуждавшиесяирасполагавшиедажеизлишками, которыеоченьвыгодновыменивалинаценныевещи, когдаподбокомунихвымиралицелымисемьями, авыжившиесгадливостьювспоминают, каквариликошек…

…Облитыеяркимлуннымсветомнескончаемыеельники, бросающиегустуютеньваокаменевшиеотморозасугробы, итишина, взрываемаянещаднымскрипомполозьев. Доближайшейдеревнянеменеепятнадцативерст. Коньмой, весьзакуржавевший, неторопливотрусит, ночащепереходитпаспорыйшаг. Янеоченьпонукаю—позадиужесдесятокверст, надопоберечьлошадку, даиприходитсятоиделососкакивать, ссанейиидтирядом, держасьзаоглоблю, На. мне- тулуп, валенки, ватныештаны, ностужапробирает, иесливремяотвременинеразогреваться, невыдержишьдороги. Накануневгородетермометр, упалдо— 38o, атутночьюзастывшийлесивоздухсловно, железный. Итакпустынно, таквсенедвижно, чтоиз-заэтогохочетсядвигаться, подтвердитьсебе, чтотыживойвэтоммертвом, стыломерцающемцарстве.

Задваслишнимчасадорогинебыловстречных, никогонепришлосьобогнать. Итакбудетвсюночь: вовсейпростывшейнасквозь—доелемигающихзвезд—Вселеннойпопряталосьвсеживое, затаилосьипережидает…Итолькомояупряжкасхрипящимконемиподневольнымседокомдвижетсякрохотнойживойточкойпоедванаезженномутвердомуснегу: ничтожныйибеспомощныйочажокжизни. СтрашныэтизаковывающиеСеверстойкиестужи, беспощадныедляослабевших, плохоукрытых, бездомных.

Яостановился, чтобыочиститьноздриулошадиотзакупорившихихльдинок. Яростныйскрипполозьевсмолк, иособенноглубокойиполнойсделаласьвсеобъемлющаятишинатайги. Белоебезмолвие! Такоеже, какпоКлондайку, —итутнадесяткиверсткругомнетниживойдуши, нижилья.

Вдругявственнодонессяскрип. Сразусделалосьтревожно. Добранежди, еслиэтоодинизтехпатрулей, чторазъезжаетподеревням, разыскиваялагерныхбеглецов! Этиохранникиопасны: ониприученыохотитьсязалюдьмииполучаютпремиис "представленнойголовы". Вдобавок, явезудваящикасосливочныммаслом, связкуодеял, ещекое-что—призбогатый…

Явскочилвсани, высвободилиз-подсенатопор, потомкрутонатянулвожжи, хлестнулимизадремавшегоконька: навсякийслучай—вдругпридетсяпуститьсявскачь…Сновапослышалсянасторожившийменяскрип. Онраздалсяближе, прервался, чтобыснованенадолговозобновитьсяитутжесмолкнутьокончательно. Ятронуллошадьнавстречу, вслушиваясьивглядываясь. Мелькнуладогадка: разнеслышноматюгов, врядлиэтоохранники. Апотомнафонезаиндевевших, ослепительнобелых, искрящихсяпридорожныхкустовзачернелачеловеческаяфигура.

Синийсветмесяцавбольшиеморозынастолькосилен, чтопозволяетнаблизкомрасстояниивидеть, какднем, тольковыглядитвсенеживым, вернее, непривычнымитаинственным, каквстаринныхбалладах. Ясразуразличиллицостарой, грузнойженщиныспобелевшимиотморозащекамииблестящиминеподвижнымиглазами. Онабылазакутанавтряпье: головаобернутавобрывкишалиилипледа, туловищенеимоверноутолщалзаплатанныйпросторныйбушлат, надетыйповерхпальто, ноги-тумбыбылиобутывогромныеразношенныеармейскиеботинки. Ейвплечоврезаласьлямкаотверевочныхпостромок, привязанныхкдеревяннымсанкам—довольнодлинным, ноненастолько, чтобыуместилисьногилежавшегонанихнавзничьмужчины. Онидеревянновытянулись, оставаясьнавесу, носкирасшнурованныхботинок, неподвижныеижуткиесвоейоцепенелостью, торчаликверху. Яуспелразглядетьлагерныештаны, что-товродеватногорваногоодеяла, какимбылнакрытлежащий…очевидно, мертвый, подумаля.

Завидевлошадь, женщиназамахаларуками, сталачто-тохриплоторопливовыкрикивать. Яподошелкней. Вблизимнепоказалось, чтоонасмотритнаменя, невполнесознаваямоеприсутствие. Невсемогяразобратьвеенепрерывнойскороговорке, темболеечтоонапродрогладокосноязычия, губыиязыкейплохоповиновались. Крусскимсловампримешивалисьукраинские, немецкие; акцентвыдавалеврейкуизкакого-нибудьбелорусскогоместечка.

Ивсежеизбессвязныхеефраз—онатообращаласьклежащемунасаняхмужу, пенялаемузато, чтооннехочетвстатьиейпомочь, тодоказывалакому-то, чтонужноелекарстволегкодостатьвсоседнейаптеке, илипросилапомощи, жаловалась, вкакомотчаянномположенииееоставили, —японял, чтоонаповезлазаболевшегомужавбольницуинепонимает, чтоонмертвиокоченел. Догадалсяяиотом, чтоонапомешаласьотнуждыилишений, авпутиееразумокончательнопомутился. Чтобылоделать?

Старуха, случалось, впопадотвечаланамоивопросы, иэтопомоглопринятьрешение: везтиеевдеревню, кудаехалсамиоткудаонаотправиласьвсвойбезумныйпуть.

Онисмужемжилитамнаотшибе, никомуненужныечужаки-ссыльные, дряхлыеибеспомощные. Голодалиимерзливразвалившейсяизбе. Икогдазаболелмуж, началвжарубредить, плохосоображавшаястаруханесталаниккомуобращаться—даинеккомубылоскореевсего! —решив, чтосамаотвезетеговбольницу, каквозиланасебеизлесасанкисвалежинаминадрова. Поеесловамвыходило, чтоонаещезасветлопустиласьвпуть—незнаятолкомнирасстояния, ниназваниядеревнисбольницей—поуводившейкуда-топервойпопавшейсядороге.

Мужеезамерзужедавно—наеголицессинимивтянутымигубамииплотнозакрытымиввалившимисяглазами, накоторыхкак-тоудерживалисьжелезныеочки, блестелиней. Вженщинеогонекжиэниещенепотух, помутневшеесознаниепобуждалонепрерывночто-тобормотатьидвигаться, куда-тостремишься.

Онанесразупоняла, чтоясобираюсьснейделать. Когдаясталсниматьснеелямку, повелксвоимсаням, онадажезапротестовала, уперлась. Носилыеебылинаисходе: онаеледержаласьнаногах, имнепришлосьее, грузнуюинеповоротливую, приподнять, чтобыпосадитьвсани. Чутьневсейдюжинойодеялясголовойукуталсвоюпассажиркуизарылпоглубжевсено. Многотруднеепришлосьспокойником—онникакнеумещалсяввозок, аподогнутьзатвердевшиеногибылонельзя. Яужесобралсяоставитьеговлесу, каквдругнашелвыход: уложилвнизголовойвпередок, такчтотуловищелеглонаискосьвдольроспусков, аногиторчалинаружу. Исамкое-какпримостилсямеждустарухойипокойником.

Ясместапогналлошадькрупнойрысью, понимая, чтоеслиещеможноспастинесчастнуюпутешественницу, тотолькодоставивеекакможнобыстреевтеплуюизбу. Саниподбрасывалонаухабах, имнепришлосьостановиться, чтобыпривязатьмертвого. Потомясталмерзнутьсам, таккакизрядновзмок, покавозилсясосвоимиседоками. Нослезтьссанейисогретьсябегомянемог: лошадинельзябылодаватьсбавлятьходу, —исквозьтолщуодеяляпочувствовал, какстаруху, начавшуюстонать, колотитозноб.

Додеревнибылонедалеко, имыскородоехали. Тутябывалпреждеисразунаправилсякзнакомомухозяину. Онпомогмневнестивдомещеживуюстаруху. Покойникамыпобоялисьоставитьводвореиз-засобакизаперливчулане. Оказалось, чтовдеревнеужезналиобисчезновениистариков-ссыльных. Обэтомсообщиливсельсовет, откудаответили: "Ладно, отыщутся, далеконеубегут", —чемдеятельностьвластейизаключилась.

Звоноквсельсовет, чтобыобъявитьопроисшествииивызватьфельдшера, мнепришлосьотложитьдоутра: ночногодежурногонателефоненебыло. Старухапересталабормотать, прерывистоимелкодышала. Хозяинуверял, чтодоутраейнедотянуть. Давлошадиотдохнуть, япоехалдальше.

Онаивсамомделескончаласьвскорепослемоегоотъезда. Колхозники, наряженныезакопатьодногоссыльного, уложиливямуобоих. Ходившаяприбратьизбупокойниковсоседкадажененашла, чтобывзятьнапамять: такназываемогоимуществавналичиинеоказалось. Ничего. Наверное, ивовсемсветенебыложивойдуши, котораябызналаэтучету, помнила, еюинтересовалась. Нелюди, агорсткапраха, вьющегосязаколесницейреволюции…

 

X x x

 

Средидеревень, которыеподвергалисьмоимнаездам, оборачивавшимсямешкамикартофеляиовсеца, возамисена, свежейубоинкой, —деревень, одинвидкоторыхговорилоскудостиобихода, выделяласьодна, выглядевшая, несмотрянапоборы, менееопустошеннойипришибленной, поживееипосытнееостальных. Десяткадваизбнедавнейпостройки, добротныеобщественныедворыипрочиехозяйственныезаведения, скирдысоломывокруггумна, сараиссеном, —всетутсвидетельствовалохозяев "справных", какговориливстарину.

Этобылвовсемолодойколхоз, основанныйнеболеедесятилетназадссыльными—раскулаченнымирусскимимужиками. Председатель, крепкийинапористыймужчиналетподсорок, укоторогоя. неразостанавливался, современем, когдамысошлисьснимпокороче, рассказал, какдовелосьемусуцелевшимиземлякамипоселитьсяздесь, впропастяхтайги, корчеватьлес, таскатьнасебебревна, строитьдома. ОбживатьбедныйотвекаЗырянскийкрай…

…Вбелыхберегахтемнаяводанезамерзшейречкивыглядитжуткой. Сплошныестенкиелейипихт, подступившиекнейвплотную, четкоотражаюттарахтениекатера. Этоединственныйзвук" нарушающийлитуютишинупредзимнейтайги. Короткийденьбыстрогаснет, иелеподнимающийсявстречьтечениякаравансливаетсявсумеркахстенямилеса. Штыкичасовыхнакормеиносубаржвзблескиваюттускло, сдовнооловянные.

Двигательсмолк. Скатеразабрасываютвприбрежныекустыякорь. Течениеприбиваеткберегуибаржи.

Скатерасходятнаберегвоенныевремняхповерхбелыхполушубков. Подихкомандойначинаетсявыгрузка.

Покрутым, упертымвобтаявшиекочкидоскамснабитымипоперечнымиперекладинамисходятлюди. Мужчинытяжелонагруженымешками, женщинынесутузлыполегче. Детейидряхлыхстариковсводятнаберегобщимиусилиями. Иныеоступаются, попадаютвямкисталымснегомитогда, уженеразбирая, кудаставитьногу, спешатнапрямикчерезузкуюболотистуюпоймунаугор, гдеподсоснамисухо.

Тамужескопилосьмногонароду, асбаржвсесходятисходятновыелюди. Ниразговоров, нивозгласов—всестоятмолча, неподвижно. Никтодаженеприсаживаетсянавещи: ждут. Вотопорожнятбаржи, всехпостроятвколонныиповедут. Толькокуда? Невидатьнигдедороги, нетдажесрубленногодерева. Иникакихследовжилья. Совсехсторонобступилдремучий, хмурыйлес…

Междутемохранникинакидаличерезборткатеранаберегкучулопат, топоры, пилы.

— Чеговаали? —зычнокричитначальникохраны. —Невидите—ночьнадворе…Иликтостанет<