ГлаваДЕВЯТАЯ. Ивозвращаютсяветрынакругисвоя

 

ПутьмойпролегпопереквсейРоссии—отПечорскойтайгидопредгорийАрарата—России 1944 года, втянутойвчетвертыйстрашныйгодвойны, притерпевшейсяклишениям, придавленнойдвойнымгнетомвойныипроизвола, нашедшегодополнительноеоправданиевнеобходимостивоенноговремени.

Словновесьнародвзялсяпереезжатьсместанаместо. Биткомнабитыевагоныопаздывающих, простаивающихназапасныхпутяхпоездов; кишащиепроезжимлюдомстанцииивокзалы; семьи, спящиевповалкунаузлахимешкахвзагаженныхнетопленыхзалахсполами, устланнымиизмученнымнародом. Ступают, пробираютсякдверямивчудовищногрязныесортиры, балансируяиневсегданаходяместо, кудапоставитьногумеждутелами. Крики, ругань…Отпущенныенапобывкиивозвращающиесявчастьсолдаты; пробирающиесяизголоднойэвакуациивсвоиразоренныедеревнижители; бабушки, отправившиесянарозыскисирот-внуков; подростки, заблудившиесявовсеобщемпереселении; покинутыестарикии, конечноже, пропастьбезрукихибезногих, "костыльников", какназываютинвалидовмилиционеры…Нужда, беды, горе…

Вкраплениями—плотные, справноодетые, самоувереннопрокладывающиесебедорогувтолкучкелюдиспрочноувязаннымитяжелымичемоданамиитвердымилицами. Скудостьинехваткирасплодилимногочисленноеплемязнающих, где, чтоиукогодостатьикудапереправить, чтобынажиться. Всюдукомендатуры, охрана, патрули: развернутывнушительныевоенныесилыпротивсвоихмирныхграждан. Адлятаких, какя, эшелонамиотправляемыхнавысылкуирассасывающихсяподорогелагерников, —летучиеотрядыоперативников. Онитоиделопрочесываютвагоны, проверяядокументы. Ихнеобескураживаетникакаятолчеявпроходах: всеравнопротиснутся, непропустятникого, наметаннымглазомсразуобнаруживаютподозрительное.

Срединасбольшинствоуголовников. Их— "социальноблизких" —легкоотпускаютизлагеря: дляних—зачетырабочихдней, какие-тоамнистии. Ониголодныидерзки: товодном, товдругомконцевагонараздаютсявоплиобокраденных. Оперативникивыслушиваютжалобыипроходятдальше.

Какяупоминал, впервуюженочьобокралиименя: выхватилииз-подголовыторбусхлебом. Яспалнаузкойбоковойполкедлябагажа. Покаслезал, расталкивал: "Пропустите, хлебукрали!" —вораиследпростыл. Сталбылозаявлятьпроходившемуповагонуоперативнику…Вотчаяниисноваулегсянасвоейполке: нетнасветениправды, нимилости…

Нослучилосьневероятное. Подутро—поездстоялнастанции—менявызваливкомендатуру. Ясразуувиделнастолесвоймешок. Всторонкестоялпаренеквбушлате—вор, безошибочноопределиля. Человекзастоломпредложилперечислитьсодержимоемешка. Покаяназывалхлеб, рыбу, теплыеноски, кружкусложкой, оншарилвнемрукой, удостоверяясьвихналичии. Потомпододвинулегокомне:

— Забирайиуходи. Повезло—всецело, неуспелирастащить, попалисьнадругойкраже. Аты, парень, отгулялнаволе…

Такпришлосьимне—впервые—воздатьхвалуоперативнойслужбеиеерасторопности!

Апотомямедленноиробкошелвтолпе, запрудившейплатформумосковскоговокзала. Увыходастоялонесколькочеловеквштатском. Онипронзительнозоркооглядывалипассажиров, словнопросвечивали. Намигостановиливзглядинамне. Мелькнуло—сейчасзадержат! —иячутьлинесделалшагвихсторону. Ноострыйвзглядскользнул—имимо. Авотшедшегорядоммужчинувпальтопоманили, сталиочем-тоспрашивать. Онполезвкарманзадокументом…

Навокзальнойплощадигремелитрамваи, бежалигрузовыемашиныи "эмки": загоды, чтоменянебыло, Москвапереселаслошадинаавтомобиль. Красныеогонькиубегавшихмашинобразоваливдалеке, наподьемекКраснымворотам, хороводмелькавшихвтемнотеточек, имнечудилось, чтотозагораютсяигаснутвпотемкахглазатаинственныхинфернальныхсуществ, подозрительноивраждебноприсматривающихсякпрйшельцу. Оникакбысвидетельствовалипришествиеновойэпохи, покончившейсвековымукладомжизни, ещенеполностьюподчиненнымвластимашинныхритмовискоростей. Ияпочувствовал, какмногоутекловоды, какяотсталотсовершившихсяперемен.

ЗадерживатьсявМосквебылорискованноиз-завошедшихвобиходпроверокжильцов. Пустившийксебеночеватьгостябылобязантотчасизвеститьжилищноеуправление, представитьегодокументы, получитьразрешение. Нарушениеэтогопорядкагрозилонемалыминеприятностямиидажекарами. Былотемболеенеполитичнообращатьсясобъявлениямиосвоихсвязяхсовчерашнимлагерником. Иродственникипродержалименявгородевсегодвадня, даитостем, чтобыяночевалвразныхместах, непоказывался, покасветло, налестницахинепопадалсянаглааасоседям…Засвиданиемчудилисьосложнения. Меняоченьдеятельноипоспешноснаряжаливдальнейшийпуть, Какнибеднывсебыли, какниобносились, отыскивалиодеждуибелье, нашлисьдажепарусиновыетуфли—наюгаонидолжныбылипригодиться.

Такпустилсяявдалекийпуть. НонепоКурскойжелезнойдороге, ачерезволжскиегорода. Ехалибесконечнодолгоитогодольшеповсюдуотрядиилиедваползлипотолькочтовосстановленнымпутям.

Ехалипоопаленнымвойнойполямсторнащиминадолбами, изрытымтраншеями, миморазоренныхстанцийидеревень. ОсобойжутьюповеялоотразвалинпрежнегоЦарицына, многоверстныхкладбищсбитыхсамолетов, сгоревшихтанков, горпокореженногометалла, накоторомчудиласькровь. Выглядело, словножи" ньникогданевозродитсяпослетакогоразорения; уродливыеразвалиныспросвечивающимиглазницамипустыхокондолжнынавекиотпугнутьееотсюда. Любойбугорокземликаяалсимогилой.

Вагонымедленнокатилисьдлинныекилометры; слеваотдорогиблестелиширокиеипустынныеивлучиныВолги, мощноиневозмутимостремившейсвоиводыкдалекомуморю. Онатакжеизливалаих, когдаутвердилосьнаееберегах, апотомпалоХазарскоецарство, шумелитаборыкочевников, основаласьЗолотаяОрда; когдапростерласьсюдадланьМосквыимирноимернопротаптывалибечевники-бурлакисихбудившейсовестьроссиянпееней-етоном. Справарасстилаласьмертваястепь—безединогоклоказелени, —высилисьпокинутыедомаспустымипроемамиоконидверей, корчилисьжелезныепереплетывзорванныхмостовипочерневшиеостовысгоревшихзаводов.

Явглядываюсьвизмученное, нездоровоелицосолдата, сидящегоналавкепротивменя. Унегоохрипший, тусклыйголос. Ненужновслушиватьсявегослова, чтобызаключить: онпрошелчерезвеличайшиемукиипередглазамиунеговсеещестоитсмерть. Итаких—миллионы. Итаких, какя, лишенныхвозможностизащищатьроднуюземлю—миллионы. Насзаперливлагерях, завезливтайгу, имыпережиливойнузасотниитысячикилометровотфронтов. Дажемедали "Задоблестныйтрудвовремявойны" неоставиммысвоимдетямивнукамнапамять, мы, лишенныеправаотстаиватьОтечествосоружиемвруках. Иотсюда—неприятиеотождествленияпобедынародасторжествомленинскихзаветов, осуществленныхСталиным. Победа—торжествонарода, вдохновленноголюбовьюкроднойземле, анеуправляющегоимрежима.

Невиноватырусскиесолдатывтом, чтоучаствоваливподавлениивенгерскоговосстания 1848 года, штурмовалистенытуркестанскихкрепостей, покорялиКавказ, чтобылизавоевателямиинасильниками—мирпрахупавшихвбесславныхделахрусскихцарей! ОднаковнароднойпамятинесохранилисьименагероеввзятияБудапешта, неувенчанылаврамисподвижникигенерал-адъютантаКауфмана…

Историческиепараллелипомогаютразобратьсявпервопричинахпротиворечивыхчувств, испытываемыхпередполемСталинградскойбитвыилиизмученнымлицомветерана. Сердцерусскогочеловекаобливаетсякровьюпривидеих, норадостьизбавленияотчужеземногонашествияомраченаторжествомсвоихнасильников. Великиепобедынадфашистамисокрушилиодногогада, нопозволиливоспрянутьдругому, укрепитьпобедойсвоюдиктатуру, учуятьвпеременевоенногосчастьявозможностьбезнаказаннопродолжатьугнетатьиподавлять…Чтозамучительная, чудовищнаядилемма! ЗащитаОтечестваотвнешнеговрагаувековечиваетвласть, разрушившуюегоисторическуюоснову…

…ПокаехалипоКубани, поСтаврополью, наснепокидалиследывойны, картиныпожарищиразорения. ИтолькокогдадобралисьдоКаспияиповернуликюгу, ониосталисьпозади. Изменилсяисоставпассажиров. Ввагоневсечащеслышалсянерусскийговор, местазанималикавказцывпапахахиноговицах, подпоясанныйнаборнымиремешками, однакобезтрадиционногокинжала, отнятогореволюцией. Вполнемирныйнарод, едущийсженамивглухихплаткахидлинных, доземли, сборчатыхюбках, какуцыганок, ивсе—сковровымивьючнымисумами, изкоторыхдостаютлавашспахучимсыромимолчасосредоточенноедят. Нотеперьиуменянепустойстол. Набольшихстанцияхяидуккранузакипятком, завариваюимщепотьчаявэмалированнойкружке, потом, выложивизсумкиразнуюснедь, неторопясьчаевничаюзастоликом, накрытымчистымивыглаженнымполотенцем. Мневсеещетаквновеэтотопрятныйобиходсчистымисалфеткамиипосудой, аглавное, сотступившимжаднымстремлениемкакможноскореесъестьвседоступное, чточаепитиеобращаетсявмилыйсердцуобряд.

НапоследнихперегонахпередКировабадомвсесильнеегложетбеспокойство—небезумиелиехатьвчужой, иноплеменныйгород, безединойзнакомойдуши? Что-тонеторопилисьменяприветствоватьореховыерощи, неманиликсебеобремененныеплодамисады! Всюдубылоголо, дажепустынно, подолинамедвазеленелатрава, ибезлюднымивыгляделикрохотныепристанционныерынки. —Меняневсегдапонимали, когдаязаговаривалпо-русски. Крайнетолькодалекий, ноииноязычный.

Конечноже, этодобрыймойгенийподсказалмнеотправитьсяпервымделомвинститут. Оставивбагажнавокзале, япустилсявдлинноепутешествиепогородувдребезжащем, переполненномтрамвае, тотчаспогрузившемменявместныепатриархальныенравы. Водительсбавлялход, чтобыдатьпассажирувыйтивнужномемуместеиливзятьнового, издалимашущегорукой; резкоостанавливалсяиначиналнеистовозвонить, чтобыпонудитьневозмутимогобуйволаубратьсясрельсов. Десяткилюдейдавалимнесовет, гделучшевсегосойти, какближедобратьсядоинститута, составлявшего, очевидно, городскуюдостопримечательность.

Вдольтротуаровобсаженныхплатанамиулицтекливузенькихжелобахпотокичистейшейгорнойводыиззнаменитых "кыгрызов" —сооруженногоещевсредниевекаганджийскимиханамиводопровода. Мосткичерезнихбылиперекинутыневезде, имне, ещеструдомволочившемуноги, запомнилисьэтирискованныепереправы: приходилось, потоптавшисьнаместеипопри-мерившись, отчаянноотрыватьногуотземлииширокошагнуть…Икакжеярадбылрадешенек, чтообошлосьбезпаденияпослеэтогоаршинногопрыжкачерезбездну.

Ястоялвозленечересчуримпозантногоподъездаинститута, согорчениемдочитываявывеску, накоторойзначилось, чтопочтенноеэтозаведение "имениЛ. П. Берия". Сразупотускнелимоисмутныенадеждыувидетьсебявэтихстенахпреподавателемязыков: имясовременногоМалютынадвходомвинституткакбыпреграждалопутьпонедоразумениюускользнувшемуизегозастенков.

— Вы, вероятно, кого-нибудьздесьразыскиваете?

Обернувшисьнаголос, яувиделоченьнемолодуюрусскуюдамувстаромодномплатьеикрохотнойсоломеннойчернойшляпке, красноречивонапоминавшейостаромПетербурге. Покаяторопливоизлагалсвоисложныеобстоятельства, стараясьдатькакможноболеевыгодноепредставлениеосвоихзнаниях, незнакомкасучастиемслушала.

КсенияДмитриевнаКленевскаяведалакафедройиностранныхязыковинститута, остронуждавшейсявпреподавателях. Онаоказаласьсестроймичмана, чьеимявысеченонапамятнике "Стерегущему" даКамен-ноостровскомпроспекте…

КсенияДмитриевнаввеламенявтемноватыйвестибюльи, предложивтамподождать, отправиласькдиректору. Потоммыснейвместесиделивегокабинете. Приемдиректорапоразилменячрезвычайно: оннетолькоговорилсомнойдоброжелательно, нооченьтвердозаявил, чтососенизачислитменявштатинститута, итутжевызванномуначальникуотделакадровпоручилсогласоватьмойприемсНКВД.

— Никакихпрепятствийнебудет, поверьте, —угадалонмоесомнениеввозможностиобремененномусудимостямичеловекусделатьсявузовскимпрофессором, —тутунаснепридаютэтомузначения.

Летниемесяцыонпредложилмнепоработатьвбиблиотекеинститутапоразборуиностраннойлитературы. Имоежалкоевременноеудостоверениебылотутжепереданонаоформление.

КсенияДмитриевна, когдамывышли, рассказаланемногоосебе. Какяугадал, онабыласмолянкаипринадлежалапетербургскойвоеннойсемье. ВднивеликогоисходарусскойинтеллигенцииизПетрограда, когдабежаликудактомоготзловещихкамерШпалерной, повальныхобысковидирижируемыхЗиновьевыммассовыхрасстрелов, онисмужемукрылисьвЗакавказье. Еесупругслужилвминистерствеюстиции. Обадавалиурокиязыков—темижили. Винститутонабылаприглашенасодняегооснования.

Библиотекаремоказаласьмолоденькаярусскаядевушка, бывшаястуденткаКленевской. Онауказаланагрудыкниг, ожидавшихвнесениявкаталогиразмещенияпополкам—этимпредстоялозанятьсямне. ПоручивменяпопеченияммилойзастенчивойНаташи, КсенияДмитриевнаушла.

Мояноваяпринципалкапервымделомосведомиласьомоемустройстве. Узнав, чтоуменянеткрышинадголовой, какнетиосновыоснов—хлебнойкарточки, расстроилась.

— Какможно, конецрабочегодня, азавтравоскресенье…Япобегу. Ждитеменя. Хотянет…Лучшесъездитезавещами, привезитепрямосюда—уменяидея. Одинсправитесь?

Пожиткимои, хотьигромоздкие, былинеоченьтяжелы. Ничегокапитальноговдерюжноммешкеидопотопномпортпледенебыло: заполнявшиеихбельеиодежда, старыеиизношенные, весилинемного. Однако, доставиввсеэтововременноемоепристанище, явыдохсяокончательнои, поканевозвращаласьНаташа, удерживалсяотискушениярастянутьсянаполу, какслучалосьнеразнаэтапахипересылках.

Онапришлаедвалинеболеенагруженной, чемя. Принеслаподушку, одеяло, белье, какую-топосудуигоршочексупа, кукурузныелепешки, веткусушеноговинограда!

— Вотвидите, какхорошовсеустроилось. Комендантразрешилвамвременнопоселитьсяздесь. Соорудимпостельнастульях, вонкакихтутмного. Карточкуонвамдостанет, апокаявотнемногопринесла…Последороги…

Воскрешатьлиэтиничтожныеподробности, спустядесятилетияперечислять—чтоименноприпасладлянезнакомца, впервыеувиденного, занятаяиобремененнаясобственнымизаботами, нелегкоживущаядевушка? Ипочемумнестакойпронзительнойчеткостьювспоминаютсястеганоелиловоеодеяловсшитомизкусковпододеяльнике, прокаленныйнаогнеглиняныйгоршочекслуковымсупом, вижукаксейчасбаночкусзасахареннымвареньемизайвы? Вовсемэтомбылоподлинноечеловеческоетепло, сочувствие, незабываемыенепривыкшимикнимлюдьми. И, смутнопредставляясебесейчасчертыНаташи, явсеслышуеемягкийголоссвызывающимирасположениеиоткликинтонациями, всепомнюеесерьезныеглаза, вкоторыхискреннеесочувствие. Онамнепотомговорила, какпоразилиеемоимедленные, неуверенныедвиженияибольнойвид.

АвотКсениюДмитриевнувпервуюочередьпривлекпокроймоейкурткиэтобыла, кстати, английскаякурткапогибшеговтюрьмеотцаЛюбыНовосильцовой, отданнаямнееематерью: бывшаявоспитанницаСмольногоинститутаучуялавнейнечтопринадлежащееотвергнутому, нонезабытомумиру. Моепроизношениеубедилоееокончательно, чтооблаченвпотертую, новсеещещеголеватуюкурткучеловек, скоторымунееможетбытьобщее.

Вэтупервуюночья, какниудобнолежал, немогуснуть. Занесшийхлебнуюкарточкукомендант—пожилойдобродушныйармянин, однимвидомсвоимопровергающийжестокоепредставлениеобоблаченныхэтимзваниемлицах, внимательноогляделвсе, чемрасполагалядляночлега, зацокалязыком, покачалголовой:

— Нэгодится? Чтодэлатьбудэм?

Иоченьбыстронашел, какименнопоступить. Черезполчасазабиблиотечнымшкафомстоялараскладнаякроватьсматрацем, анастолевысиласьувенчаннаячайникомкеросинка. Комендантдаженезабылснабдитьменяспичками.

Былооченьтихо, дажеглухо. Скреблисьишуршалипоугламмыши, ителубылопредельнопокойно. Нослишкоммногонабралосьзаденьвпечатлений, разрозненныемыслинедавалиуснуть. Зароилисьнадежды. Вотона, зацепкадляних: ввольногуляющихпостране, залившихвсевокругволнахзлобы, жестокости, себялюбиясохранилисьидобро, иотзывчивость. Меняпопростуошеломилпереходотпривычнойгрубойвраждебности, отчерствостикнуждам "чужого" —ктакомувотсердечномуприему, бескорыстнойготовностипомочь. Наглазанет-нетданабегалинепрошеныеслезы. Яподнимался, ходилпокомнатам, стараясьвзятьсебявруки, успокоиться; потомвсеговдругпронизывалоостроеощущениесвоейбеспомощности, зависимостиотдругих, одолевалигорькиесожаления.

Иещеэтакуртка. НитькЛюбе. Мучительноевоспоминаниеосвиданиисеематерьюнедавалопокоя. Насемейномсоветебылорешеноскрытьотнеесмертьдочери, датьпройтивремени: опасались, чтовнезапноеизвестиеубьетее. Имнепришлосьровнымголосомиглядятеткевглаза, уверятьее, чтоЛюбуперевелинадругуюкомандировку, чтоейтамбудетлучше, нопоканеналаженасвязьдляпереписки, иВеревкинхлопочет, чтомнехотьинеудалосьснейвстретиться, нописьмоотнеебыло…Глуховатаятеткапереспрашивала, задумывалась, сновазадавалавопросы. Ияврал, боясьзапутатьсявсвоейлжиивыдатьсебяфальшивымтоном.

Апотомжизньвошлавпредначертаннуюейколею, ипотеклидни. Оченьскорокзанятиямвбиблиотекеприбавилисьчастныеуроки. Дваждывнеделюяходилвдомдоцентаинститута—азербайджанца, женатогонарусской, обучатьанглийскомуязыкуегосупругуидочь-школьницу. Главадомассамогоначалаотнессякомнесдержанно, какбыподчеркиваянамерениеневыходитьзарамкиофициальныхотношений, впротивоположностьжене—молодой, оченьяркойженщинеспышнойфигурой, крупнымиголубымиглазамиироскошнымибелокурымиволосамигероининордическихсаг. Онисдочерьюсталибаловатьменя, кдоговореннойплатеприбавлялисьчаепитиясугощениямииукрадкойпередаваемыекулькисовощамиираннимифруктами—доцент-ботаникведалоранжереямиинститута. Современемяпривыккрадушномуприему, освоилсясрольюдомашнегоучителя, накоторогоотчастикоситсяхозяиндома, недовольныйвниманием, оказываемымемуегосемьей. Былоочевидно, чтосупруганеоченьсчитаетсяснахмуреннымчеломревнивогомужа, какбыприглашаяименянеприниматьвсерьезегонадутость.

Покинуляибиблиотечныйкров. ТажеНаташаподыскаламнеприютууборщицыинститута, одинокойрусскойженщинысдвумядетьми. Ясделался "угловым" жильцомвеепросторнойнеперегороженнойкомнате. ЖилосьэтойДусесдвумяболезненными, хилымимальчикамибесконечнотрудно, хотяейивыдавалинищенскоепособиезапропавшегобезвестимужа. Онабылавечноозабочена, затуркана, доночиперестирывалагрудыбелья, отдаваемогоейнеслишкомщедрымиклиентами.

Повечерамяготовилсякпредстоящейпедагогическойдеятельности: штудировалпрограммыразличныхкурсов, читалруководстваипособия. Изаранеесострахомпредставлялсебе, какокажусьпереднезнакомойаудиторией, десяткамимолодыхлюдей, ожидающих, чтонанихсейчаспросыплется—черезмоепосредство—манназнаний. Нетольконебылоопыта, ноитойнеобходимойсамоуверенности, какаяможетвсегдаприйтинапомощь: язаранеепостыдноробел. Темболеечточувствовалсебяещеслабыминеполноценным, чтобылостыднопоявитьсявпрофессорскойипередстудентамивзаплатанныхштанахиневозможной, недопустимойобуви. Из-заотековябылвынужденходитьвфетровыхдомашнихполусапожках—оченьуютных, чтобысидетьввольтеровскихкреслахукамелька, длячегоони, несомненно, некогдапредназначались (онинашлисьвстаромсундукеначердаке). Поканадворебылосухо, ониотличнослужилидляпоходоввбиблиотекуивгород. Нокакябудувыглядетьвтакихзелено-коричневых, утратившихформурастоптанныхладьяхпереднасмешливымиочамиюнцов, готовыхпокосточкамразобратьсвоегопреподавателя?

Повадилсяя—увы! —ходитьнарынок, кишевшийтолпамилюдей, жаждущихчто-тоспустить, приобрести, перекупить, подцепить. Януждалсялишьводном—впокупателях, которыебыпольстилисьнатетряпкиивещички, чтоявыносилтуда, мучаясьнеобходимостьюдержатьихпередсобойнавиду, даватьоглядыватьипрощупывать, назначатьцену, торговаться. Чувствовалясебяуниженнымнетолькоиз-зажалкогоскарба, какойприходилосьсбывать, аещеипотому, чторасставалсястем, чтостакимихлопотамиидалеконебезболезненнобыломнепожертвовановМоскве. Дали, чтобыяносил, могрегулярноменятьбелье, аявотпродаюинавырученныеденьгипокупаюсъестное—необхожусьполагающимсямнепайком!

Носомнойпроисходилостранное. Толисталорганизмвозрождатьсяивосстанавливаться, толиподругимпричинам, ноявсегдаострохотелесть. Покарточкескромногослужащегополагалосьчетырестаграммовхлебавдень, давалисольикусокстиральногомыла. Небудучиникгрептэдзвателем, нистудентом, янебылвхожвинститутскуюстоловую, поэтомусприваркомобстоялопредельноскудно. Наобесцененныеденьгиможнобылокупитьнарынкетакмало, чтомоеймесячнойзарплатыедвахваталонакирпичикхлебаикулеккартофеля. Я, разумеется, стеснялсяоткровенно "приналечь" наугощенияВалькирии, чтобыневыдатьсвоеговолчьегоголода. Даисемьябыланеслишкомобеспечена, жила, струдомсводяконцы, прибегаякразнымстратагемам, чтобычто-тодостать, откуда-топривезти. Милыехозяйкиподкладывалинатарелку, аяотказывался, уверяя, чтосыт…

Испытываемыйстыд—пустьложный—припродажесвоихшмотоктруднообъяснить, ноонсковываеттемболее, чемсильнеенуждаввыручке. Чрезвычайногоусилия, даженасилиянадсобойпотребовалпочин, ноположениерисовалосьбезвыходным: хлебпокарточкезабранвперед, последниегрошиотзарплатыистраченыи—никакихзапасов, хотьшаромпокати! Яуходил—будтобыподелам—издома, чтобынеприсутствоватьприскудномобедехозяйки.

Ивотяшарювсвоеммешке…Ага! Почтинетраченнаямольюшапка, даещебобровая. Тутюг, явполнебезнееобойдусь; вотещесвежийжилетоткостюма; парасносныхбашмаков, из-заотековтесноватых…Выбортруденбесконечно, яколеблюсь, соображаю, перерешаю, наконецпонимаю, чтомедлю, обманываюсебя—страшноидтитуда, вэтуощетинившуюсяподвохамииунижениемгорластуютолкучку. Ивдругсрываюсь, почтивотчаяниивыбегаюиздома, завернуввплатокпервуюподвернувшуюсявещь.

Яникогдакэтомунепривык, хотязапочтилишнимиилималонужнымивещаминаступилчередсорочек, белья, даженадежнойанглийскойбритвы. Свыручкойяшелвряды, гдепродавалсяхлеб, крупа, кукуруза—настаканы, итутжеиокуталчтоудавалось. Тамжеторговалимаслом, сыром, молоком, иныминедоступнымиблагами. Тудаяинесовался.

Несразурешилсяязаглянутьвчайхану—мнеможнобылобывтепорыприписатькомплекснеполноценности, —нооднаждывсе-такипереступилеепорог, селзастоликизаказалчай, подаваемый, каквстарыхрусскихтрактирах, вдвухчайниках. Этостоилонедорого, ияпоцривьжсюдазаходить. Изредка, еслиудавалосьсбытьчто-нибудьпоудачнее, добавлялкчаюсахариликонфету.

Мненравилосьподолгутутсидеть, поглядываянапосетителей, прислушиваяськнезнакомомуязыку, смутноиленивоочем-томечтая. Выглядело, словновсетутдругдругазнают, быликлиенты, передкоторымитрактирщик, едваонипоявлялись, ставилгоршочек "пти" —местныйнаваристыйбульон, тарелкискаймаком, медомимаслом. Какистыекавказцы, онирасплачивалисьвеличественно, швыряяпачкиелепересчитанныхденегинебрежнымжестомпресекаяпопыткувернутьсдачу. Нопо-настоящемусвоюширотуищедростьэтисостоятельныепосетители—какяузналпотом, мясникиидругиеторговцысрынка—проявляли, когдавчайхануприходилпевец, мужчиналетсорокасполным, выбритымдосиневылицом, вдобротной, военногопокрояодежде.

Певцутотчасжеосвобождалистоликвдальнемуглу, ставилипереднимеду. Сегопоявлениемпомещениебыстронаполнялось. Напевцакакбынеобращаливнимания, оннеторопилсяначинать. Новотнаступаламинута, когда, почтинеменяяпозы, облокотившисьнастолислегкаподперевголовурукой, онначиналпеть. Сначаланизкимглуховатымголосом, речитативом, свибрирующимигорловыминотами. Постепенноониусиливались, чайнуюнаполнялинапряженныеокрепшиеЗвуки. Чембольшерасходилсяпевец, темвыше, пронзительнееислитнеезвенелагортаннаянота, отдаваласьвсердценевысказаннаяскорбь. Всесиделимолча, затаивдыхание, взятыевплен. Мне, непонимающемунислова, чудиласьвпеснеотчаяннаяжалоба, трагическийплач, тоскаВостока…Вопль, исторгнутыйиз-заневозвратнойпотери. Иявдругосознал, чтопесньоплакиваетмоегоВсеволода. Сбеспощаднойясностьюпредставилсяужасразлукиснимнавсегда, егоуходанавечно. Кактискамисжалисердцесожаление, нежностькбрату; вспомнилисьегозаботы, иукороммояневнимательность, случаи, когдазанятыйсвоимипереживаниями, бывалнеотзывчивичерств, аонсловнонезамечал…Явотчаяниизакрыллицоруками. Мирзаполнялипохожиенарыданиязвуки. Менятерзалораскаяние, темболеегорькое, чтоятолькоимогпросебяповторять: "Братмой, милыйбратец, чтожтыоставилменяодного? Какябезтебя, близнецмойродной?" Янасилуссобойсправился; украдкойвытерлицоинесразурешилсяоглянутьсявокруг.

Песнявнезапнооборвалась. Яосмотрелся. Кругомбылирасстроенныелица, взволнованныелюди, опущенныеголовы. Потомвсесталиподходитькпевцу, инаегостоликебыстророслакучкаденег. Какнибылиониобесценены, явидел, чтокладуткупюры, составлявшиеитогдавесомуюсумму. Ивсежеосмелилсяположитьсвоюбумажкуподотсутствующимвзглядомпевца.

Ивоткакбывает: всезамечавшийхозяин, дотогодостаточнонеприязненносмотревшийначужака, откоторогонидохода, ничаевых, заставлявшийподолгуждать, сделалсявнимательным. Вступалвразговор, расспрашивал, сразуприносилмоичайники. Онхорошоговорилпо-русски—дореволюциидержалбуфетнаоднойизкрупныхстанцийНиколаевскойжелезнойдороги—нынеОктябрьской. Тутонведалпищеторговскойточкойназакавказскийманер, тоестьбылодновременнодиректором, официантом, кассиромипайщикомзаведения. Язапомнилего—совсегдашнейсильноотросшейседойщетинойнаподбородке, сдобрымиоченьтемнымотечнымлицомпостояннопьющегочеловека.

Онрассказал, чтоприходившийвчайханупевец—одинизизвестнейшихашуговАзербайджана, чтоонвернулсяизраненнымсвойны, орденовненосит, ичтопесня, такпотрясшаяменя, —переделанныйимнасвойладстаринныйплачневестынадубитымджигитом. Ибылхозяинчайнойпервымчеловеком, скоторымявКировабадезаговорилосвоихвстречахсмусаватистами—дотогопоказалсяонмнезаслуживающимдоверия. Онзналнесколькосемейпогибшихвзаключении, но, всевзвесив, отсоветовалзаводитьснимизнакомство: этотолькоразбередитстароегоре. Даинебезопасно—трагедиямусаватистовоставилаглубокиеследы, ивластипо-прежнемуотносятсяоченьревнивоковсему, чтоможетнапомнитьорасправесними.

Занятияначалисьпоздно, воктябре: студентыбылимобилизованыпоколхозам. Яподзабыл, какименносиепроизошлоикакявпервыеподнялсянавысокуювузовскуюкафедру, носохранилвоспоминаниеочрезвычайнойсуетеизагруженности—мнесгорячапоручилистолькогрупп, чтопришлосьперетряхиватьрасписание, чтобыямогфизическипоспеватьналекции: аудиториибылиразбросаныповсемугороду. Училядвумязыкамтюрковиармян, первокурсниковиоканчивавшихвуз, и, конечно, оченьдолгонеузнавалвлицосвоихстудентов, непредставлялсебе, усваиваютонихотьчто-либоизмоихобъяснений, терялся, имеяделоспаренькамииздалекихгорныхаулов, непонимавшимирусскогоязыка. Каквсякогонеопытногопреподавателя, меняугнеталосознаниенедостаточнойподготовленностиипробеловвзнаниях, иядосмертибоялсякаверзныхвопросов, какиебымоглименяоконфузитьпередвсемчестнымнародом.

Кконцусеместраясправилсясвнутреннейробостью, ваудиториювходилувереннееидаженаучилсянаводитьтишинуипорядокназанятиях. Познакомилсяикоескемизсвоихколлег. КсенияДмитриевнаследила, чтобыячувствовалсебяполноправнымвпрофессорскойкомнате, выхлопоталамнепропусквстоловуюидополнительную, полагающуюсяИТР, карточку. Положениемоесущественноулучшилось: прибавилосьнаполовинухлеба, сахару; случалосьотоваритьталонснадписью "жиры".

Делстановилосьвсебольше. Кконцузимы—неверной, непривычнойитоскливойюжнойзимы—менясталирегулярнодваждывнеделювозитьвпригородныйНИИтабаководства (илиюжныхкультур—запамятовал), гдеяобучалязыкамнаучныхсотрудников, сдававшихкандидатскиеидокторскиеминимумы.

Новотвжизньворвалисьоглушительныефанфары. УдиктораЛевитананехватаетоктавы, чтобыобъявлятьпобедоносноепродвижениефронтаназапад, перечислятьвозвращенные, апотомизавоеванныегорода, освобож-денныестолицы, трофеи. ИмяверховногоглавнокомандующегогенералиссимусаСталинапроизноситсянаистерическомпределе, скандируетсятак, каквозглашалипридворныедьяконыдолголетиечленамцарствующегодома…Сделалосьочевидным: разгромГитлеранеминуем, имяСталинаозолотятлучиславыполководца-победителя.

Имнезаранеестрашно. НесравненноесчастьеимилостьБожия, чтоповергнутлютыйврагРоссии, близитсяконецвойны, ноужеможнопредвидеть, чтовсесилырежимабудутброшенынаподавлениеирассеиваниепроявляющихся—робкоиосторожно—надеждмногострадальногонароданальготы, человеческуюжизнь, послабление. Тобылимесяцызародившихсяиллюзий. Предсказывали—наухоисоглядкой—всеобщуюамнистию, роспусклагерей; колхозникаммерещилосьраскрепощение, конецграбительскимпоборам; оптимистыожидалиреформ, отдушиндляторговли, производства, снабжения; безумцыуповалинадобровольныйотказвластиотбеесудныхрасправ, дутыхпроцессов, произвола.

Победа, доставшаясяценойнеслыханныхжертв, потоковкровиислез, должнабыланеминуемовызватьподъемдуха. Людинепременнозахотятвидетьизнатьбольше, чемдозволено, ихпотянетпоездитьпобелусвету, показатьсвое, поперениматьчужое, впораженныхапокалипсическимужасомсердцахоживутзаглушенныеросткиверы, тягакнравственномусовершенствованию, поискиправды. Народзахочетжитьсытнее, достойнее, лучшеодеваться, вольнееговорить, шутить, критиковать, возмущаться, высвободитьсяиз-подгнетаполицейскойцензурыиказарменныхпорядков.

Новглазax властивсякоемечтательствопредосудительно, таитвсебесеменакритикиинедовольства, невериявсправедливостьеепутейипотомудолжнопресекаться. Притом—взародыше, покаэтисмутные, почтиинстинктивныесомнениянепереросливуверенность, чтотворитсянеладное, чтолюдскоесчастьеназемлеустрояется- по-иному, необязательнопутемзатыканияртовиустрашения.

Занепоугныечетырегода, чтодлитсявойна, множествонародупобывалоназапрещенномЗападе, повидало, какживутлюди, угнетаемыекапитализмом; русскиесолдатынасмотрелисьнанемецкиеичешскиедеревни, нажителей "нищих" Балканскихстран. Онинесмеютрассказыватьозажиточных "бауарах", условияхжизниавстрийскихрабочих, онезависимойпрослойкеремесленников; несмеютзаикнутьсяоневмешательствебуржуазныхправительстввчастнуюжизнь, отсутствиизапретовнавыезд" нопобеданеминуеморазвяжетязыки. Иможноаприорисказать, чтоСталинсотоварищинеупустятвовремядатьострастку, подсечьподкореньвсякие "бессмысленныемечтания".

ЯпривелэтисловаНиколая II, сказанныедепутациитверскогодворянства, всеподданнейшесоветовавшейиослекоронацииввестиреформустроя—ограничитьсамодержавиепарламентом. Нопоследниерусскиецариуженемоглиинеумелиникакихмечтанийпресекатьиподавлять. Принимаемыеимикуцыеинепоследовательныемерыдляискоренениякрамолылишьподбавляливотоньжару, дразнилииразжигалиотрасти, бывалибессмысленножестокиибезобразны, вродедикогорасстреланаЛене (то-тоЛенинпотиралтогдавсвоемЦюрихеруки—этакийкозырьврукидляпропаганды!). Большевикиэтиошибкицарскойвластипомнилиинеповторяли: ониотверглистрашившийпутьистинногопросвещениянарода, воспитаниявлюдяхнезависимостиисвободы, собственногодостоинстваисталибезжа-лостиойрукойподавлятьживуюмысльисамостоятельность.

Итак—посыплемглавупепломираздеремнасебеодежды—похюроншяпоглубже "бессмысленныемечтания" олиберализациистрояипрекращениипроизвола.

Вмоембезоблачномнебекак-топрогремелгромок. Этобылоужепосле 9 Мая, днякапитуляцииГермания, отмеченноговнашемгородефейерверками, пальбой, собраниями, торжественнымпоявлениемпартийныхтузовнатрибунах.

Таквот, вскорепослеэтогогремучегодни, когдаяготовилсяотправитьсянаканикулывгоры, погоститьуродителейодногоизмоихколлег, комнестаинственнымимногозначительнымвидомподошелначальниккадровинститутаипредложилпослезанятийзайтикнемувкабинет. Я, естественно, насторожилсяи, всевзвесив, решилослушаться. Ктомувремениуменясложилисьдружественныеотношениясместшамвидныйврачом-гинекологом, вхожимвсилусвоейспециальности—черезсупруг—вдомачекистов, ияотправилсяегоразыскивать; хотелпредупредитьовызове, исходившем, явэтомнесомневался, изгосбезопасности. Онмогразузнать, вчемдело, иповозможностиотаестиилисмягчитьнадвинувшуюсянаменяугрозу.

Одеакюдодокторанедошел. Встретивподорогекнемудиректораинститута, вдругрешил, именноемурасскажуопроисшествии. Этотчеловек, ссамогоначалахорошокомнеотнесшийся, нашеливдальнейшемнеодинслучайвыразитьсочувствиемоейсудьбе, схожейстем, чтоиспыталимногиеегодрузья, средикоторихбылижертвыБагирова. Мнеприходилосьразговариватьснимсглазунаглаз, оченьоткровенно, лявполяеуверилсявегодоброжелательности.

Онсразупровелменявсвойкабинетиоттудапереговорилсначкадрами. Тотподтвердил….. повесткаизКГБ, явитьсяимярекв 24.00 вбюропропусковуправлениягосбезопасности. Тогдадиректорзаглянулвзаписнуюкнижку, позвонилкуда-тоидолгопотомразговаривал. Разадваназвалмоюфамилию. Потомположилтрубку.

— Вампридетсясходить—этозапросизМосквы, очевидно, проверка, потомучтониокакихмерахвотношениивасречинет. Анкетузаполнитеивернетесь. Данет, несомневайтесь—вызнаете, чтоеслибывамчтогрозило, ябы, поверьте, предупредил. Ненервничайте—дозавтра.

Всеинасамомделеограничилосьдлиннымвопросником, параграфыкоторогостарательноимедленнозаполнялплотныйрыжийследовательсвоспаленнымиглазаминавыкате. Этобылавсетажезнакомаяканительсгенеалогическимиэкскурсами, графамиослужбевохранкеивбелойармии, перечислениемродственниковзарубежомдотретьегоколена, судимостей—стемчтобысовокупностьвсехданныхпозволилаобнаружитьвбиографиилюбоголицаизъяны, какимибыможноподкрепитьобвинение. Такнадопросеследовательламбросает: "Вашдядябылтоварищемпрокурора, значитприсуждалреволюционеровнакаторгу, значит—научилвассдетстваненавидетьреволюцию, итакимобразомвы…" ит. д. Или: "ВашатеткавыехалаизоккупированнойзонынаЗапад…увасбыласнейпереписка, значит, вы…" ит. д. Воспаленноеполицейскоевоображениетворцаэтиханкетвозноситсякидеальномуварианту, когдабыоднихрасставленныхвнихловушекбылодостаточно, чтобыдатьчеловекусрок!

Грустноитеперь, спустямноголет, признать, чтомы, опрашиваемые, чувствовалисебявсамомделевиновнымивтом, чтобылдядя-прокуроритетка, уехавшаянаЗапад, считалисебявответе…

Вчетвертомчасуночиявернулсядомойиразложилпоместамзубнующеткусмылом, полотенце, бельеикулекспровизией—все, чемзапасся, отправляясьнаночноесобеседование.

Нависшеенадомнойгрозовоеоблачкорассеялось, такимобразом, бесследно, явилоськакбылишьстем, чтобынапомнить, чтоведомствообомненезабылоиясостоюунегонаучете…Помниосмерти! Нотобылоченьслабыйтревожныйзвонок, иянесталонемзадумываться. Слегкимзаплечныммешкомипосохомотправилсяяпобродяжничатьвгоры…

Яосматриваюдревние, венчающиескалыкрепостисобвалившимисястенамиизвалунов, уцелевшимиглубокимицистернамиипроемами, перекрытымимноготоннымиплитами. Никтовокругенезнал, когдаикембыливоздвигнутыэтисторожившиеперевалыкаменныетвердыниикогдаушлаотсюдажизнь. Ккакомувеку, какойнародностипринадлежатэтициклопическиепостройки, яэтогонеузналипозднее, вМоскве.

Часамиосматриваляостаткивымощенныхплитнякомдворовиступеней, дивилсяуцелевшимвкладкедеревяннымсвязям, крепившимстены, угадывалвнагроможденияхкамнейразрушенноежилье. Иказалось, такбесконечноудаленыотнасжившиездесьнеоднутысячулетназадлюди, ибылоневозможнопредставить, чтоонидумали, чувствовали, любилиигневались, какмы…Чтобудутзнатьонаспотомкичерезтысячелетия? Есливообщесохранитсяжизньназемле…

Воктябре 1945 годаявозвратилсяваудиторииинститутаеслиинекаквроднойдом, тоибезследапрошлогоднейрастерянности. Язналвлицоипоименамвсехсвоихстудентов, сомногимиустановилисьхорошиеотношения, появилисьлюбимыегруппыифаворитыобоихполов.

Койкуууборщицыяпокинулрадикрохотнойсторожкиводнукомнатусприхожейвобширномсадуармянскогосемейства, состоявшегоиздвухнемолодыходинокихсестерибрата, всемскопомопекавшихсемнадцатилетнегоплемянника-сироту. Былиэтолюдиинтеллигентные, неочень-тоумевшиеприспособитьсяктогдашнимтруднымобстоятельствам, апотомуижилионистесненноинеобеспеченно, темболеечтоподкармливаниеидажезакармливаниеюногокраснощекогошалопая, будтобырасположенногоктуберкулезуикатавшегосякаксырвмасле, составлялоосновнуюкруговуюзаботу.

Особеннохорошиеотношениясложилисьуменясоднойармяно-русскойг