Неандертальцы возлагали на могилы своих сородичей цветы

 

У научно-популярных произведений есть серьезный недостаток – их авторы далеко не всегда сообщают читателю, где в их повествовании заканчиваются твердо установленные факты и начинаются гипотезы. Писателей можно понять! Если постоянно вставлять в текст «предположительно», «вероятно», «возможно», «некоторые специалисты считают, что…», будет неинтересно читать. Но получается, что те, кто должен бы нести в массы свет научного знания, одновременно с этим формируют новые научные мифы. Увы, нередко сами находясь у них в плену.

 

 

Интересно проследить, как труды писателей и режиссеров преобразили образ неандертальца за последние сто лет. Из сутулого, злобного и тупого троглодита наш герой превратился в доброго лесного эльфа – философа, друга животных и музыканта (не верите мне – посмотрите, например, французский фильм «Последний неандерталец» 2010 года). Неандерталец мечтает. Неандерталец осуждает варваров-кроманьонцев, творящих беспредел на его земле. Неандерталец скорбит об усопших товарищах. На могилу своей мамы он принес омытый слезами букетик незабудок. Зрители тоже подносят к глазам платочки.

Поплакали – и хватит. Давайте выяснять, откуда взялась история с букетиком.

Знаменитая иракская пещера Шанидар раскапывается с 1953 года. Археологи нашли в ней останки десяти неандертальцев – семи взрослых и трех детей.

Когда в 1972 году французский палинолог Арлетт Леруа-Гуран изучала образцы грунта из погребения Шанидар IV, она обратила внимание на удивительную деталь. Большинство образцов содержали один и тот же набор пыльцы, характерный для этой местности. Однако два образца резко выделялись – в них Леруа-Гуран нашла скопления цветочной пыльцы, не менее чем по 100 пыльцевых зерен в каждом. Такое бывает, если в почву попадают целые бутоны. Пыльца относилась к семи видам растений – эти цветы и сейчас растут в Ираке.

«Могли ли они случайно попасть в пещеру?» – задался вопросом археолог Ральф Солецки. Могила находилась в 15 м от входа. Ни деятельность птиц или грызунов, ни окаменевшие фекалии, по мнению археолога, для объяснения не подходили. Интересно, что в одном из образцов ученые нашли крыло насекомого, вероятно, бабочки. Не на могильные ли цветы она прилетела 60 000 лет назад? Солецки представил находку как часть погребального ритуала: букеты на могиле либо подстилка из цветов и веток, на которую уложили покойника[269].

Однако позже исследователи обратили внимание на фармакологические свойства растений, найденных в Шанидаре (впрочем, в 1975 году медицинскую версию высказал и сам Солецки). В статье 1992 года исследователь Ян Лиетава подробно рассматривает этот вопрос[270]. В шанидарской могиле оказалась пыльца тысячелистника, василька, крестовника, мускари, хвойника безлистного, алтея. Все эти растения славятся своими лекарственными свойствами и давно используются в народной медицине.

Знание трав помогло бы врачевателю каменного века залечивать раны. Но почему лекарственные растения оказались в могиле? Неандертальцы лечили усопшего? Или покойник сам наглотался цветов перед смертью?

Разумеется, картина будет неполна, если я не расскажу вам о последовавшей критике.

В статье, опубликованной в 1989 году в журнале Current anthropology [271], палеоантрополог Роберт Гаргетт усомнился не только в могильных букетиках, но и в наличии самой могилы. Автор критической статьи указал, что в Шанидар IV нет признаков погребальной ямы. Камни над скелетом, вероятно, просто осыпались с потолка пещеры, а ниша, в которой находились останки, вполне могла быть природной. Бедняга сам заполз в нее перед смертью. Доказательств погребения нет!

А что касается пыльцы, то есть очень простое объяснение – ветер! Ширина входа в пещеру 25 м, высота – 8 м, все хорошо продувалось, и потоком воздуха даже в дальний угол могло нанести и ветки, и бутоны цветов. Другой возможный вариант – растения притащили грызуны, чьих нор тут полно. А может, цветы выросли прямо в пещере? Через широкий вход значительная ее часть освещалась солнцем!

Гаргетт призывал исследователей к осторожности. Давайте сначала искать естественные причины, а потом уже привлекать такое сложное объяснение, как погребальный ритуал.

В 1999 году в Cambridge Archaeological Journal появилась статья[272], автор которой – археолог Джеффри Соммер – развивал тему грызунов, чьих нор в Шанидаре особенно много рядом с человеческими останками. Археозоологи Ричард Реддинг и Дуглас Лэй выяснили, кто выкопал норы в пещере: это были персидские песчанки Meriones persicus. А песчанки любят таскать в свои гнезда различные растения. По словам Соммера, в 1971 и 1973 годах Реддинг самолично раскопал несколько нор песчанок (правда, другого вида) и нашел в них множество цветочных бутонов.

Хорошо, но почему скопления пыльцы найдены только в двух образцах и отсутствуют в остальных 50 из других частей пещеры? И почему среди растений из могилы столько ярких цветов?

Для того чтобы ответить на эти вопросы, нужно было продолжать раскопки, однако обстановка в Ираке этому не способствовала – работы в пещере прервались. Наконец, в 2015 году журнал Review of Palaeobotany and Palynology опубликовал первые результаты новых исследований в Шанидаре[273].

Как вы уже поняли, пыльца попадает в пещеру многими путями. Ее заносит ветер, водные потоки, животные – на шерсти, с пищей или экскрементами. Пыльцу переносят насекомые-опылители и, в конце концов, человек. У каждого из источников – свой характер распределения пыльцы. Например, пыльцевых зерен, задуваемых ветром, больше у входа пещеры и меньше в глубине. А пчелы тащат пыльцу в определенное место – в свое гнездо.

В апреле 2014 года специалисты изучили 12 образцов современных отложений Шанидара. Выяснилось, что и сегодня в пещере продолжает скапливаться пыльца. В каждой пробе ученые обнаружили от 120 до 500 пыльцевых зерен, относящихся к нескольким десяткам видов растений. В том числе – цветковых, концентрация пыльцы которых внутри пещеры выше, чем снаружи. «Может быть, пыльцу в пещеру заносили пчелы?» – предположили авторы. В одном образце цветочной пыльцы оказалось очень много – возможно, в этом месте раньше находилось пчелиное гнездо.

Важно, что в современных поверхностных пробах из Шанидара встречаются все те же виды растений, что и в старых, «неандертальских» образцах (за исключением мальвы). Есть и скопления по 2–5 пыльцевых зерен. Из этого авторы статьи сделали вывод, что пыльца, найденная когда-то Леруа-Гуран в погребении Шанидар IV, могла попасть туда без участия людей, естественным путем – с помощью пчел.

Что же, про трогательные букетики на могиле неандертальца придется забыть?

И все же что-то мне подсказывает, что 2–5 зерен (как в современных пробах) и более 100 (как у Леруа-Гуран) – это, как говорится, две большие разницы. Я специально проконсультировался со специалистом-палинологом – кандидатом биологических наук, старшим научным сотрудником Института археологии и этнографии СО РАН Наталией Рудой. Вот ее комментарий:

 

«Авторы статьи провели исследование методически правильно, но его результаты никак не опровергают утверждения Солецки 1975 года. Тогда, насколько я понимаю, были найдены целые пыльники с большим количеством кластеризированной пыльцы, по 100 зерен. Пчелы столько не унесут!»

 

Так пчелы или люди? А может, все-таки песчанки? Не будем торопиться и отбирать у неандертальца цветы мальвы. Они так идут к его глазам! Я уверен, что рано или поздно в этом сложном вопросе будет поставлена точка. Однако независимо от того, к какому консенсусу придут специалисты, цветам из Шанидара найдется место в художественных произведениях и научно-популярном кино. Массовые стереотипы инертны, а погребальный венок на могилке каменного века греет душу домохозяйкам, журналистам, учителям, преподавателям вузов и даже некоторым археологам.

 

 

Неандертальцы играли на флейтах!

 

И еще одна тема, которая касается имиджа европейских троглодитов. Неандертальская музыка. Камнем преткновения в этом вопросе стала знаменитая «костяная флейта» из пещеры Дивье Бабе в Словении.

Пресловутый артефакт – бедренная кость детеныша пещерного медведя – был найден в 1995 году в слое номер 8, среди прочих медвежьих останков. Авторы находки утверждали, что слой мустьерский (неандертальский). Почему столько внимания привлекла какая-то косточка? Все из-за двух округлых отверстий, зияющих на ее трубчатой части. С обоих концов кость обломана, и на ее краях при некоторой доле фантазии можно углядеть полукруглые остатки еще двух разрушенных дырок! А в разломе с обратной стороны есть смутный намек на пятое отверстие. Возможно, когда кость была целой, четыре дырочки на одной ее стороне образовывали прямую линию (под пальцы руки!), а пятая с другой стороны находилась прямо под большим пальцем. Ну что это, если не флейта?

Словенский археолог Иван Турк именно так и описал данную находку, а в 1997 году даже посвятил ей монографию «Мустьерская "костяная флейта" и другие находки из пещеры Дивье Бабе I в Словении»[274]. С легкой руки Турка «флейта» стала одним из ключевых экспонатов Национального музея Словении. В 1997 году американский музыковед Роберт Финк по фотографии изготовил свою реконструкцию флейты из Дивье Бабе I, и… «волосы на моем затылке встали дыбом, когда я услышал, что неандертальский лад звучит эквивалентно до, ре, ми, фа – четырем нотам, открывающим ирландскую балладу „О, Дэнни, мальчик, трубы, трубы зовут“», – писал впоследствии Финк[275].

 

Позже сам Турк заметил, что реконструкция Финка вряд ли верна, поскольку получился длинный инструмент, а бедренная кость медвежонка коротенькая. Финк ответил, что флейта могла быть составной (!) из двух костей. Я почему-то представил себе неандертальца, отвинчивающего от своей костяной флейты латунный мундштук.

 

Оригинально мыслившие музыканты стали упражняться в игре на «древнейшем музыкальном инструменте» (вы можете найти многочисленные ролики, запечатлевшие это действо, на YouTube). Флейта попала на телеэкран и в кинематограф. В уже упоминавшемся фильме «Последний неандерталец» мы видим главного героя – флейтиста, который исполняет на здоровенном костяном инструменте печальные мелодии.

Тут научно-популярная лирика заканчивается и начинается археологическая проза. Практически сразу же историю с неандертальской дудочкой специалисты раскритиковали в пух и прах.

 

 

Скептики из числа археологов припомнили, сколько раз за последние 100 лет древние кости с дырочками объявлялись «музыкальными инструментами» или «свистками». Но всякий раз этим отверстиям находилось естественное объяснение. Что могло оставить такие следы на костях? Элементарно, Ватсон! Зубы плотоядных животных. Кости с отверстиями давно не удивляют археологов, и специалисты даже научились распознавать почерк волка, гиены, леопарда или того же пещерного медведя.

Тем же способом утрачены и оба конца кости – их отгрызли, оставив полукруглые отметины, которые кто-то принял за остатки отверстий. Между прочим, в Дивье Бабе обглоданных костей найдено множество, а вот следов орудий как раз на удивление мало – только 8 на 200 000 костных фрагментов! Нет никаких следов обработки и на самой «флейте». Как такое могло получиться, если это рукотворный объект? Кроме того, просверленные дырочки должны обладать характерными особенностями, видимыми в микроскоп. На «флейте» таковых не замечено. В общем, заявили скептики, другому кому-нибудь рассказывайте, что этот огрызок – музыкальный инструмент.

Иван Турк не замедлил с ответом. Он не отрицал, что кость повреждена какими-то животными. Но, по мнению исследователя, это относится к ее краям, а не к отверстиям на трубчатой части. Хищники обычно обгладывают кость с концов, а не прокусывают посередине. И как это надо грызть, чтобы получить несколько дырок, расположенных строго вдоль линии, а тем более – в соответствии с диатонической гаммой? Турк провел эксперименты на современных костях, которые «прокусывал» с помощью бронзовых копий челюстей различных хищных животных, и заявил, что получаются совсем не такие отверстия, как на флейте. Промежуток между дырками не соответствует расстоянию между клыками известных хищников. Да и форма слишком правильная, округлая – при прокусывании должна получиться не такая, а овальная или ромбовидная.

Затем Турк с коллегами показали, что отверстия можно получить не сверлением, а проковыряв кость с помощью каменного орудия, не оставляя при этом на ней никаких дополнительных следов.

Разумеется, скептиков объяснения не убедили.

В журнале Current Anthropology за август 1998 года Филипп Чейс и Април Ноуэлл уверенно заявили: обломанные концы «флейты» – прямо-таки хрестоматийный пример погрызов плотоядными животными[276]. На кости, рядом с дырочками, даже царапины от зубов имеются. То, что дырки расположены на трубчатой части, конечно, не совсем обычно, но такое встречается. А округлая форма – результат разрушения кости уже после того, как она попала в слой.

Конечно, Иван Турк молодец, что смог проковырять кость, однако зачем неандертальцам такие сложности, если гораздо проще дырки просверлить? Что касается мелодий, выдуваемых кем-то на «неандертальской флейте», то сыграть при желании можно на любой кости с отверстиями. И, главное, вопрос: если это действительно флейта, то зачем ее грызли животные? Обычно они так делают, чтобы добраться до костного мозга. Флейта с костным мозгом – это что-то очень необычное.

В том же году другая группа исследователей опубликовала в журнале Antiquity анализ повреждений на останках пещерных медведей из Дивье Бабе и других памятников Словении с тем же заключением: найдена не флейта, а обглоданная животными кость[277]. В частности, даже среди материалов Дивье Бабе нашлась еще одна бедренная кость молодого медведя с двумя отверстиями сходной формы! Но эту находку никто не пытался выдавать за флейту, потому что играть на ней невозможно: кость с обоих концов закрыта.

Затем раздается голос: а неандертальский ли слой номер 8? Словенский археолог Митя Бродар заявил, что относить культуру к мустье нет оснований: скорее всего, она ориньякская, то есть ее создателями были кроманьонцы, Homo sapiens. Радиоуглеродная датировка слоя – 43 000 лет. В это время люди современного типа уже должны были проникнуть в Европу. Так что даже если это флейта, то мелодии на ней наигрывали изящные пальцы сапиенсов[278].

 

Надо сказать, что методом электронно-спинового резонанса для 8-го слоя Дивье Бабе были получены даты более 60 000 лет. Турк позднее указывал в публикациях именно этот возраст.

 

«Флейтологи» не собирались сдаваться. В 2005 году «флейту» подвергли мультиспиральной компьютерной томографии[279]. Томография, казалось бы, подтверждала, что полукруглые отметины на концах кости остались от разрушенных отверстий, так что дырочек все-таки четыре! Анализ, по мнению авторов, показал, что повреждение кости хищниками произошло уже после того, как на ней появились отверстия. Сами же дырочки, вероятно, были сделаны каменными и костяными орудиями.

Год спустя археолог Иен Морли опубликовал в «Оксфордском археологическом журнале» очередной обстоятельный разнос всех доводов сторонников «флейты»[280]. Кость погрызена – это признал сам Турк. Зачем грызли? Чтобы скушать питательную губчатую ткань. А до того, как эту ткань слопали, на кости нельзя играть, ведь ее концы закрыты! Значит, прокалывать в кости отверстия и превращать ее в флейту имело смысл только после того, как плотоядные животные сделали свое дело. Раз так, зубы животных не разрушали никаких отверстий – ведь этих отверстий еще не было. Что это значит? Это значит, что у нас не пять, не четыре, а всего две дырочки. Про «ирландские мелодии» и «диатонические гаммы» можно забыть, как и про всевозможные реконструкции флейты. И еще: наверное, скоблением можно получить похожие отверстия. Но где подходящие для такой цели инструменты? В слое 8 подобных орудий не найдено. Зачем же фантазировать, когда есть простейшее объяснение – хищное животное? Возможно, это был пещерный медведь – каннибал, решивший поживиться детенышем.

Тем не менее в 2011 году в сборнике Института археологии Словении вышло очередное музыковедческое (!) исследование находки. Изучив ее копию, авторы пришли к заключению, что «расположение отверстий и длина флейты формируют систему, допускающую широкий ранг звуков и мелодического движения, и таким образом представляет собой объект, являющийся музыкальным инструментом в истинном смысле этого слова. В звуковой последовательности 12-тоновой шкалы инструмент обладает диапазоном в две с половиной октавы» [281].

Мы подходим вплотную ко дню сегодняшнему.

В 2015 году чешский исследователь Кайюс Дидрих провел скрупулезный анализ медвежьих костей с погрызами и отверстиями из 15 европейских памятников[282]. Таких находок много, ведь пещерный медведь был типичной добычей для хищников ледниковой Европы – львов, леопардов, волков. Однако в роли главного «разгрызателя костей» выступала, конечно, пятнистая гиена. Именно она, утверждает Дидрих, и обкусала ряд находок, ошибочно принимавшихся исследователями за «флейты» (напомню, что кость из Дивье Бабе – далеко не первый «артефакт» такого рода). Конечно, отверстия остались не от клыков гиены – клыками она никогда не дробит кости, – а от ее мощных верхних премоляров. Под их размеры и форму отверстия идеально подходят. Есть и отметины на противоположной стороне кости – от соответствующих зубов на нижней челюсти.

Откуда на человеческой стоянке столько медвежьих костей? Вероятно, человек населял пещеру Дивье Бабе не постоянно, а сезонно. Такой образ жизни типичен для кочевых групп охотников-собирателей. Люди уходили – медведи приходили. А к медведям наведывались гиены. Характерно, что отверстия от зубов гиен часто располагаются именно на костях детенышей, реже – на останках подростков и никогда – на скелетах взрослых медведей. Причина в том, что у детенышей косточки мягкие и легко прокусывались, а толстые кости больших медведей гиены просто расщепляли на куски. Ну а если гиена прокусит 200 костей подряд – среди этой кучи найдется пара похожих на флейты, просто по теории вероятности. Так что, по выражению Дидриха, гиены тысячелетиями производили «псевдофлейты» в логовах пещерных медведей по всей Европе.

 

 

В этой главе я упомянул только небольшую часть публикаций за и против «флейты». Готовы ли сторонники неандертальской дудочки по прошествии 20 лет вложить шпаги в ножны и признать поражение? Сомневаюсь. Еще лет на 15 запала у обеих сторон хватит. Ну а за пределами науки миф уже никуда не денется. Ведь, во-первых, «научно доказанный древнейший музыкальный инструмент» – хороший способ привлекать туристов в некоторые восточноевропейские города. А во-вторых, неандертальский мальчик-флейтист – это ми-ми-ми!

Для полноты картины я обязан упомянуть о настоящих костяных флейтах каменного века. Такие действительно найдены, правда, все они относятся к верхнему палеолиту и изготовили их представители Homo sapiens. Древнейшему инструменту такого рода, найденному в Холе Фельс (Германия), более 35 000 лет[283]. Замечу, что на этот раз флейта, сделанная из лучевой кости белоголового сипа, обладает всеми признаками рукотворного объекта. На ней пять отверстий – действительно отверстий, а не намеков на них (четыре сохранились полностью, на пятом кость обломана). Оформлен и конец флейты, в который, вероятно, дули. Рядом с дырочками видны аккуратные насечки – видимо, древний мастер отмечал места, где будет прорезать отверстия.

Сравните с костью из Дивье Бабе и почувствуйте разницу.

 

 

* * *

 

Где же пролегает грань между добротной гипотезой, заслуживающей внимания ученых, и фантазией лженаучного толка? Пролистайте вторую часть книги, и вы увидите, что начали мы с откровенных предрассудков и нелепостей. А закончили спорами на страницах солидных научных журналов. В последнем случае вполне научная идея рискует стать мифом с подачи ретивых популяризаторов науки, забывающих употреблять слово «гипотеза». А затем не слишком усердные в проверке фактов авторы – журналисты, публицисты, «независимые исследователи» и даже профессиональные ученые – подбирают идею, используют в доказательствах, делают кирпичиком своих умозрительных моделей. Там, где правила научного исследования нарушены, ничего путного не родится.

 

 

Заключение

 

Читателя двух моих книг (предыдущей и настоящей) может напугать разнообразие предрассудков. Но разнообразие это кажущееся. Полагаю, что если я возьмусь за третью часть «мифов о происхождении человека», то прочитает ее только узкий круг библиофилов. Тема почти исчерпана. Конечно, вокруг нас хватает других пораженных лженаукой направлений, но там трудятся свои мифоборцы, гораздо мощнее меня.

Собранные небылицы поначалу мне самому казались смехотворными. Стало не до смеха, когда я понял, сколько людей всерьез воспринимают этот театр абсурда. Адекватных, образованных людей! Я не преувеличиваю. Эту книгу я хотел начать с диалога между мной и таксистом. Но с таким же успехом я мог бы рассказать про другой реальный спор об эволюции, в который ввязался лет десять назад. Дело было на одной московской кухне, а оппонентом моим оказался доктор исторических наук, который безапелляционно заявил, что «слоны остались слонами, обезьяны – обезьянами и ни одна в человека не превратилась». Я призадумался тогда: что же это за мыслевирус такой, если от него не защищает даже ученая степень по истории? Кажется, именно после этого эпизода я стал искать способы защиты интеллекта от троянского коня под названием «лженаука». Способы, которые помогли бы не только мне, но которыми смог бы овладеть любой вменяемый читатель.

Вы думаете, что вас это не касается? У вас есть здравый смысл и образование – потому вы в безопасности? Друзья, и я так считал всего несколько лет назад. Но мне пришлось столкнуться с реальностью. Выбирайтесь из своего офиса. Идите в народ. Включите телевизор. Лженаучная мифология ближе, чем вы думаете. Она внезапно прорывается в разговорах ваших друзей, коллег, родных. Она ждет вас в ленте «Фейсбука». В вечернем телешоу. На полке книжного магазина. В россказнях туристических гидов. В фитнес-клубе, кабинете врача, школе, где учится ваш ребенок. Найдете ли вы, что ответить, когда услышите от своего чада: «А правда, что пирамиды построены инопланетянами? Учительница сказала…»

Занимаясь научной пропагандой, легко расслабиться. Приезжая в новый город, куда меня приглашают выступать, я приятно удивляюсь интеллигентной, доброжелательной публике, задающей здравые вопросы. Да, 200 таких слушателей набирается на лекцию в городе населением миллион человек. А что на уме у остальных 999 800? Как это узнать? Ну, например, дать интервью популярному сетевому изданию, а потом почитать комментарии. Отрезвление гарантировано.

Впрочем, активных мракобесов тоже меньшинство, хотя своей интернет-суетой они создают видимость толпы. А огромному количеству людей просто все равно. Тем, кто не верит ни в Бога, ни в Дарвина, ни в инопланетян, поскольку эти темы просто не входят в набор ежедневных забот, вращающихся вокруг семьи, работы, дачи. Наука – это громко сказано, но масса граждан устранила из своей жизни даже крупицы знаний, добытых колоссальным трудом десятков поколений. Забыв, что эти вещи имеют цену – благодаря им мы вообще-то существуем. Забыв, что от содержания нашей головы зависит, будут ли дети жить лучше или хуже нас. Человек, убравший из своей жизни науку, – легкая мишень. За мозг именно таких людей и идет война.

Да, это война. Она началась давно. Вероятно, тысячи лет назад впервые столкнулись традиция и прогресс, предание и знание, скептический разум и вера в иррациональное. Знание пробивало себе дорогу через века. Знание выстояло в сражениях, возрождалось из пепла сожженных библиотек, его не смогли уничтожить ни религиозные фанатики, ни агрессивные невежды. Очередная битва идет прямо сейчас – бескровная, бесшумная. Солдат армии мракобесов XXI века – воинствующий дилетант-полузнайка с веб-камерой наголо, а невидимый фронт проходит через квартиру любого гражданина, у которого есть доступ в интернет. Выстоит ли наука на этот раз? Надеюсь, что да. Но для этого нужна ваша помощь.

После выхода моей первой книги мне говорили: «Ваше произведение любопытно, но бесполезно, ведь это "проповедь для обращенных". К чему тратить столько слов на убеждение тех, кто и так на вашей стороне? А кто по другую сторону баррикад – те в руки вашу беллетристику не возьмут». Однако вышло по-другому. Я получил письма от читателей, которые купили мою книгу «по ошибке», письма читателей, которые использовали ее в полемике, для убеждения друзей и близких, письма школьных учителей и вузовских преподавателей. И даже – бывших сектантов, для которых научно-популярная литература сыграла роль прививки, вернувшей их в реальный мир[284]. Если правильно приложить усилия, для многих людей научная картина мира вполне может стать частью мировоззрения. А значит, лженауку можно побеждать. Пришло время переходить в наступление. Но это возможно только в том случае, если сообща будут действовать научные журналисты, популяризаторы, ученые, издатели, меценаты, читатели научно-популярных книг – те, кому небезразлична судьба науки в нашей стране.

 

Борьба с лженаукой – наше общее дело!

 

Для этого мы проводим форумы «Ученые против мифов». Для этого работает портал АНТРОПОГЕНЕЗ.РУ. Для этого я писал книгу. В ней я постарался:

• объяснить, почему я считаю необходимой активную борьбу;

• рассказать о способах противодействия мракобесию;

• познакомить с некоторыми ловушками бытового мышления;

• предложить инструменты, позволяющие оценить степень научности или лженаучности книги;

• сформулировать правила научной реакции на критику, которых стоит придерживаться для «самогигиены»;

• предостеречь от реакций бытовых, слабых, уводящих в сторону от пути исследователя беспристрастного и строгого в первую очередь к самому себе;

• дать несколько простых советов популяризаторам науки и научным журналистам: как писать, как выступать, как ходить на телевидение и как вести полемику.