Вторая половина XX века: ученые не сдаются

 

После Второй мировой войны исследование манускрипта продолжалось. Занимались этим как профессионалы – криптологи, лингвисты, позднее – программисты, так и просто увлеченные любители всего загадочного.

В 1947 году свою версию относительно «манускрипта Войнича» высказал Леонелл Стронг (1894–1982), американский врач‑онколог и «по совместительству» криптоаналитик‑любитель. Логично, что, будучи медиком, Стронг принялся исследовать в первую очередь области, так или иначе связанные с врачебной деятельностью. Он хорошо знал, что в период, который условно считается временем создания рукописи, главным средством лечения от болезней были травы. Поэтому, предположил он, перед нами, скорее всего, нечто вроде сборника рекомендаций по лечению «натуральными средствами». В качестве предполагаемого автора Стронг назвал малоизвестного британского травника и астролога Энтони Эскема (Аскема, ок. 1517–1559). История сохранила о нем лишь самые приблизительные сведения: родился в небогатой семье, но благодаря своим талантам врачевателя стал близок к английским аристократическим кругам. Эскем является автором таких произведений, как «Малый травник», «Трактат об астрономии Энтони Эскема, в котором говорится, что все травы и все виды лекарств являются лечебными под влиянием планет и созвездий», «Прогноз на год 1550».

Леонелл Стронг заявил, что ему удалось расшифровать несколько страниц манускрипта. По его мнению, изначально документ составлялся на латыни, после чего был зашифрован при помощи полиалфавитного шифра, причем для замены знаков применялась арифметическая прогрессия. Напомню описание этой прогрессии:

a1, a1 + d, a1 + 2d, … a1 + (n – 1)d, …

То есть в последовательности членов прогрессии (цифр или, как в данном случае, букв) каждый последующий член прогрессии получается из предыдущего путем добавления к нему какого‑то постоянного числа.

Таким образом, автор манускрипта сначала занимался многоступенчатым шифрованием латинского текста, заменяя буквы в соответствии с математическими последовательностями, а затем заменял полученный текст условными значками.

Заявление Стронга не произвело особой научной сенсации, более того, его выводы были раскритикованы. Причины? Во‑первых, он не представил сколько‑нибудь подробных описаний своей работы над расшифровкой текста, не привел конкретных примеров перевода – лишь готовый текст. Как именно он сопоставлял латинский «исходник» с условными обозначениями, которыми заполнены страницы манускрипта, – тоже не было удовлетворительно объяснено. Также Стронг не привел никаких обоснований того, почему он «определил» в авторы манускрипта малоизвестного британского травника и астролога.

Противники версии американского врача утверждали, что труды Энтони Эскема не отличаются ни особым литературным талантом, ни какой‑либо изысканностью – это типичные «рабочие справочники» астролога‑лекаря XVI столетия, и сложно предположить, чтобы Эскем мог создать нечто настолько из ряда вон выходящее, как «манускрипт Войнича».

Одним словом, научная общественность решила, что исследование Стронга – из разряда тех, что провел, например, Джозеф Фили… Новизна заключалась разве что в том, что, привязав историю манускрипта к имени человека, жившего в XVI столетии, Леонелл Стронг снова «омолодил» документ.

В начале 1950‑х годов попытки прочесть манускрипт предпринимает английский бригадный генерал Джон Хессел Тилтман (1894–1982). Он работал в британской разведке, начиная с 1920‑х годов обучал шифровальщиков, принимал участие в исследованиях немецкого шифра «Лоренц». Интересно, что университетского образования Тилтман не имел, но его безусловный талант и огромную одаренность в области криптологии, математики, статистического анализа отмечали все, кто знал его.

Вскоре после Второй мировой войны Тилтман ушел в отставку и в 1951 году познакомился с Уильямом Фридманом. Еще в военные годы британский разведчик выступал за расширение военного сотрудничества с Соединенными Штатами, а после окончания военных действий ему выпала возможность «расширить сотрудничество» в сфере исследования «манускрипта Войнича». Правда, нельзя сказать, что Фридман и Тилтман сформировали нечто вроде рабочей группы: они изучали документ независимо друг от друга, а их переписка была не слишком активной.

Британский криптоаналитик получил практически те же неутешительные результаты, что и его американский коллега.

Джон Тилтман сначала не отрицал однозначно того, что манускрипт мог бы быть составлен на некоем искусственном языке. Были выявлены определенные закономерности в соотношении отдельных групп знаков, частотности отдельных символов. Но в итоге все же Тилтман пришел к выводу, что перед ним – не искусственно созданный язык, а довольно громоздкий многоступенчатый шифр.

Но прочесть манускрипт или хотя бы заложить основы для возможной расшифровки Тилтман также не смог.

В 1970‑х годах он передал свои материалы относительно «рукописи Войнича» криптоаналитику Мэри д’Империо, которая в 1978 году издала книгу «Манускрипт Войнича – элегантная загадка». В этой монографии было обобщено и систематизировано практически все то, что было известно о книге на тот момент. Предисловие написал Джон Тилтман…

В 1960‑х годах произошло много событий, на первый взгляд незаметных, но имевших значение для истории манускрипта.

В 1960 году умерла Этель Лилиан Войнич. Ее покойный супруг незадолго до смерти распорядился, что, если кто‑то когда‑либо пожелает приобрести манускрипт, кандидатуру покупателя должны будут одобрить Этель Лилиан, Энн Нилл и несколько «душеприказчиков» из числа известных антикваров и ученых. Вдова не занималась продажей манускрипта, руководила процессом уже после ее смерти Энн Нилл – на правах самого близкого к семье человека. О процессе «одобрения» кандидатуры потенциального покупателя – уже упоминавшегося нью‑йоркского книготорговца и антиквара Ханса Крауса – мало что известно, но, видимо, возражений она ни у кого не вызвала. Правда, Краус пожелал иметь исключительные права на публикацию всех материалов, связанных с манускриптом, – видимо, этим и объясняется тот факт, что многие исследователи манускрипта получили от Нилл письма с просьбой вернуть сделанные ими копии страниц, если у них таковые имелись. Но к этому времени манускрипт был уже довольно широко растиражирован, копии вернули не все, и в итоге остановились просто на том, что все дальнейшие публикации будут согласованы с новым хозяином.

Сделка состоялась; Краус приобрел «манускрипт Войнича» за 24,5 тысячи долларов. Книготорговец был уверен, что на самом деле книга стоит значительно дороже, но его дальнейшие попытки перепродать ее (он хотел получить ту сумму, которую когда‑то называл сам Войнич – 160 тысяч долларов) успехом не увенчались.

В итоге в 1969 году Краус подарил уникальное издание Библиотеке Бейнеке при Йельском университете… Там же оказалась и часть документов, непосредственно связанных с манускриптом.

В 1967 году британским издательством Macmillan Publishers была выпущена книга толщиной более 1100 страниц, которая называлась «Взломщики кодов». Написал ее историк и писатель, специалист по криптологии Дэвид Кан. Это издание объединило под своей обложкой громадное количество материалов по истории криптографии – от времен зарождения письменности до середины ХХ столетия. Особый интерес читателей вызвало то, что автор привлек документы, еще недавно являвшиеся засекреченными, и раскрыл некоторые тонкости работы европейских, американских и советских криптоаналитиков и разведчиков. Читателей привлекал и тот факт, что язык и стиль книги были рассчитаны на самый широкий круг интересующихся, а не только на «узких специалистов». Правда, надо сказать, что Агентство национальной безопасности США было не в восторге от публикации работы Кана и всячески ей препятствовало.

Это издание по сей день считается настольным для всех, кто интересуется историей криптоаналитики; книга часто упоминается в исследованиях, посвященных «манускрипту Войнича».

В 1976 году за «рукопись Войнича» взялся профессор Йельского университета, физик Уильям Ралф Беннетт (1930–2008). Он одним из первых использовал для изучения манускрипта (вернее, для изучения символов манускрипта) компьютер. Беннетт провел частотный анализ текста на основании новейших на тот момент достижений техники. И оказалось, что «уровень энтропии» в тексте манускрипта несколько ниже, чем во многих других известных языках, ниже, чем было принято думать до сих пор – до того, как текст «пропустили» через электронный мозг. Что такое энтропия? О частотном анализе мы с вами уже говорили. Энтропия – это показатель «информационной емкости» языка, вернее, его слов и знаков. Чем больше разнообразие в виде и порядке букв, в составе слов и в их сочетаниях – тем выше энтропия. Чем предсказуемее расположение букв в словах, чем менее разнообразно написание – тем ниже. Можно рассчитать энтропию не только для текста или языка в целом, но и для отдельных букв и сочетаний. Например, в некоем языке буква А в большинстве случаев следует в словах за буквой К. Другие сочетания и последовательности с буквой А встречаются крайне редко. Значит, энтропию буквы А в данном случае следует признать низкой.

Итак, оказалось, что энтропия «манускрипта Войнича» – в среднем не более 10 бит на слово, меньше, чем в латыни и в английском языке (если называть «словами» группы символов манускрипта, отделенные друг от друга пробелами). Для сравнения: энтропия английского языка составляет в среднем около 2 бит на букву.

Этот факт привел профессора Беннетта к нескольким интересным выводам.

Во‑первых, он заявил, что вряд ли шифр, которым пользовался автор манускрипта, был полиалфавитным – в этом случае энтропия текста была бы значительно выше.

Во‑вторых, сравнивая энтропию различных языков, он обратил внимание на то, что по своим показателям к языку «манускрипта Войнича» ближе всех находится… гавайский. А чисто внешне некоторые символы показались ученому схожими с глаголицей.

Наверное, здесь нужны некоторые разъяснения.

На гавайском языке и некоторых схожих с ним говорит население многочисленных островов Тихого океана – правда, на протяжении всего ХХ века он активно вытеснялся английским; в современном гавайском алфавите всего 13 букв. Но какое отношение гавайцы могли иметь к «манускрипту Войнича»? Скорее всего, никакого. Да и сам Беннетт утверждал, что гавайский язык он привел просто для примера и схожесть по частотным показателям вовсе не означает реального родства языков. Тем более что гавайская письменность ни для кого не являлась секретом – она сложилась лишь в XIX веке на основе латиницы, благодаря европейским миссионерам. Так что совпадение «показателей энтропии» здесь чисто случайное.

Что же касается глаголицы, то этот алфавит был создан в IX веке византийцем Кириллом и впоследствии, видимо, вытеснен более практичной кириллицей, авторами которой стали все тот же Кирилл и его брат Мефодий. Правда, вопрос о «старшинстве» между глаголицей и кириллицей историками обсуждается до сих пор (рис. 3.12).

 

Рис. 3.12. Страница «глаголического Евангелия» Х века

 

Беннетт никак не развил свою идею о сходстве некоторых символов манускрипта с глаголическими – он просто обратил внимание на этот факт. Каких‑либо своих версий расшифровки документа ученый не предложил.

В том же 1976 году Библиотека Бейнеке изготовила первую микрофильмированную копию манускрипта.

1976 год оказался урожайным на исследования. В 1976 году в Вашингтоне состоялась конференция, посвященная «манускрипту Войнича». В числе прочих докладчиков (среди них была, например, уже известная вам Мэри д’Империо, «идейная наследница» Джона Тилтмана) выступал Прескотт Карриер, криптограф ВМС США, до того несколько лет подряд изучавший таинственную книгу. Этот человек был обладателем ученой степени по романским языкам, а первое образование получил в университете Лондона по специальности «сравнительная филология».

Он заявил, что, вероятнее всего, текст книги написан не одним человеком, а как минимум двумя или даже больше (в первую очередь эта особенность, по мнению исследователя, проявилась в «ботаническом» разделе). Более того, утверждал Карриер, писали не на одном языке или использовали несколько разных алгоритма шифрования. Текст на разных страницах различается по своим статистическим свойствам и по почерку – так что можно предположить, что каждый из условных авторов «отвечал» за определенный язык, определенный шифр и определенные страницы. Образцы страниц, которые исследователь привел как примеры разночтений в оформлении и содержании, были условно обозначены как «Currier A» и «Currier B».

Как вы помните, мы уже обращали внимание на то, что некоторые страницы манускрипта действительно отличаются стилистически, но большинство исследователей объясняли это чистой случайностью. Карриер был одним из тех, кто считал: манускрипт – плод коллективного творчества. Забегая вперед, скажем: в наше время мало кто поддерживает его точку зрения. Современные исследователи неоднократно обращали внимание на те места в манускрипте, где имеется «переход» от одного стиля к другому – и переход этот достаточно плавен и постепенен. Так что версия о том, что разночтения в оформлении рукописи объясняются бытовыми причинами – усталостью писаря, изменениями условий работы, – в настоящее время господствует.

Есть и другая версия: можно предположить, что страницы заполнялись не по порядку, а по мере того, как автор получал сведения о том или ином растении, явлении, факте, которые собирался описать. А так как, возможно, сначала были сделаны рисунки, а потом «под них» писался текст, то стилистический разнобой получает вполне логическое объяснение…

Кстати, через несколько лет было проведено несколько почерковедческих экспертиз, результаты которых показали: текст манускрипта с огромной долей вероятности создавался одним автором.

Но тогда, в 1976 году, Карриер считал иначе. По его мнению, в «фармацевтическом» разделе, как раз посередине, прослеживаются как минимум «две руки» (а возможно, значительно больше, он называл цифры от двух до шести) и «два языка», в «ботаническом» также минимум «две руки»… Так что, в соответствии с версией Карриера, над манускриптом трудились от двух до восьми человек. По его мнению, происходило это так: листы с заранее нанесенными на них рисунками были распределены между «писцами», которые – одновременно ли, или с неким временным разбросом – заполняли свободное пространство текстом.

Исследователь собрал обширную статистику относительно текста манускрипта: он фиксировал длину предполагаемых слов и частоту использования символов, которые можно было условно принять за заглавные буквы; изучал, какими символами чаще всего заканчиваются слова; подсчитывал, как соотносится частота использования одних символов с другими, стоящими рядом или, наоборот, отделенными от них пробелами… В записях его выступлений сохранились даже описания того, какими, по мнению Карриера, движениями пера выписывались те или иные значки: по часовой стрелке или против нее? Сверху вниз или снизу вверх?

Важнейший вопрос: предложил ли Прескотт Карриер какую‑то теорию относительно того, на каком языке создавался первоначальный текст манускрипта (если это шифр) и каким образом он был зашифрован? Увы, нет. Исследователь ограничился тщательнейшим статистическим анализом, но никаких революционных выводов на суд публики не представил. Впрочем, он утверждал, что, по его мнению, манускрипт не является бессмысленным набором символов: «это целенаправленное, но нечленораздельное письмо», – сообщал он. Почему же его не удается расшифровать? Карриер считал, что все исследователи манускрипта (и он сам в том числе) упускают что‑то важное. То есть в ряду статистического анализа, подбора возможных вариантов и интерпретации символов должен быть еще какой‑то шаг. Который пока никем из исследователей не сделан… Но, утверждал ученый, основой дальнейших исследований должен стать все тот же тщательный статистический анализ текста.

И тут мы снова сталкиваемся с проблемой, которая сильно мешала всем, изучавшим «рукопись Войнича». Это неопределенность алфавита. То есть выделить в тексте манускрипта отдельные слова более или менее удалось – а вот в плане отдельных букв все было не так гладко. Это‑то и мешало досконально исследовать книгу при помощи компьютера. Как вы помните, даже энтропию текста в 1970‑х годах определяли не применительно к буквам, а применительно к условным словам, представлявшим собой комбинации неких знаков.

А ведь для того, чтобы ввести в машину зашифрованный текст и заставить ее подбирать возможные значения, нужно иметь в своем распоряжении точные критерии единиц текста: то есть знать, как выглядят отдельные буквы и символы. Текст «манускрипта Войнича» не дает возможности со стопроцентной уверенностью судить: «вот это буква, а вот это – сочетание двух или трех букв». Отчасти поэтому применительно к манускрипту часто используют не понятия «буквы» или «символы», а термин «графемы». Это более широкое понятие, означающее некую единицу письменности: знак, иероглиф, слоговой знак; буква тоже относится к графемам. В тексте также явно много лигатур – так называются знаки, полученные путем соединения двух или более графем. Одним словом, «разделить текст» на знаки в манускрипте очень сложно!

Поэтому исследователи начинают предлагать свои варианты транслитерации текста манускрипта. Еще одно незнакомое страшное слово? На самом деле ничего сложного в нем нет. Транслитерация – это передача знаков одной письменности знаками другой письменности. Например, так называемый пиньинь – система записи китайских слов буквами латинского алфавита (рис. 3.13).

 

Рис. 3.13. Китайская монета номиналом 1 цзяо. Слева видно обозначение номинала, написанное на пиньинь – латинскими буквами

 

Зачем же транслитерировать «манускрипт Войнича»? Причина простая. Внести в компьютерную программу те значки, из которых состоит текст, практически невозможно. Но можно заменить их условно знаками какой‑то другой, хорошо известной письменности и вносить в машину именно их. Например: «вот эту закорючку мы обозначим буквой А, а вот эту – буквой Б». Компьютер подсчитает все необходимые соотношения, и полученный результат потом можно будет приложить к реальному тексту!

Конечно, у этого метода есть свои недостатки и погрешности, ведь по‑прежнему будут не совсем понятны «границы» отдельных символов манускрипта. Но все же это даст возможность провести анализ, более глубокий и тщательный, нежели мнение даже самого одаренного ученого…

Думаю, вы уже поняли: с середины ХХ века предлагались различные варианты транслитерации «алфавита Войнича». Многие ученые предлагали варианты того, какими буквами и знаками (прежде всего латинскими) можно заменить знаки рукописи. Предлагал свой вариант и Прескотт Карриер, используя буквы от А до Z и цифры от 1 до 9. Но самая известная система транслитерации знаков рукописи Войнича, активно используемая по сей день, появилась лишь в конце 1990‑х годов. Будем последовательны и обратимся к ней чуть позднее…

В 1978 году появилась одна из самых, пожалуй, одиозных версий. Криптолог‑любитель Джон Стойко в книге «Письма к оку Божьему» предположил, что текст манускрипта написан на некоем «протоукраинском» языке, из которого при написании были попросту выкинуты гласные. А фактически это то ли сборник писем одного из правителей Киевской Руси – Оры (или Орива) хазарской правительнице, то ли описание религиозного раскола на территории этой же самой Руси. В целом книга Стойко представляет собой нагромождение странных и нелогичных утверждений в духе самых яростных «исторических ревизионистов».

Большинство исследователей, если и упоминают об этом произведении, то лишь в ироническом ключе…

В 1978 году была издана работа профессора Йельского университета, специалиста по средневековой философии Роберта Брамбо «Самая загадочная рукопись: шифр манускрипта Войнича». Профессор предложил свой вариант расшифровки книги, основываясь на данных нумерологии.

Эта система эзотерических верований зародилась еще в эпоху Древнего мира, не в последнюю очередь благодаря древнегреческому математику и философу Пифагору, который был уверен: сила чисел огромна. Все закономерности мира имеют количественные, числовые закономерности, познать мир по Пифагору значило изучить числа, которые им управляют.

Магическое значение числам придавали каббалисты, алхимики, астрологи, которые были уверены в особом влиянии их на судьбу человека. В эпоху Средневековья и Возрождения нумерология была весьма популярна. Поэтому предложение Брамбо начать «копать» в этом направлении выглядело вполне логично…

Профессор обратил внимание, что многие символы, при помощи которых записан текст манускрипта, внешне напоминают арабские цифры. Например, на фолио 66, которое он наиболее часто использовал для работы, во второй строке сверху неоднократно встречается символ, похожий на цифру 4. (рис. 3.14).

 

Рис. 3.14. Верхняя часть фолио 66. В начале некоторых «слов» хорошо видны знаки, напоминающие цифру 4

 

Следовательно, решил он, значительная часть символов на самом деле является цифрами. Но что с ними делать дальше? Роберт Брамбо знает: существует множество нумерологических теорий, в которых цифры сопоставляются с буквами, цветами, знаками зодиака, драгоценными камнями… Значит, рассуждает профессор, нужно не просто «узнать» разнообразные цифры в тексте, но и сопоставить их с буквами латинского алфавита! (То, что основа манускрипта – латынь, у Роберта Брамбо не вызывало сомнений.) Вариантов подобных сопоставлений довольно много, и профессор предложил следующий (рис. 3.15):

 

 

ХИТРОСТИ

В нумерологии принято сокращать большие числа до «элементарных»: если число слишком велико, сначала складываются все его десятичные разряды, а потом, если полученное число больше десяти, складываются между собой цифры, из которых оно состоит. Таким образом, нумерологи в основном имеют дело с цифрами от 1 до 9. Например, определяя «число даты рождения» человека (скажем, он родился в 1967 году), производится сложение цифр 1, 9, 6 и 7. В результате получено 23. Складываем 2 + 3, получаем «число даты рождения», равное 5.

 

Рис. 3.15. Таблица соответствий букв и цифр в «нумерологической системе» Роберта Брамбо

 

То есть одной и той же цифре может соответствовать несколько букв. Это предположение уже выглядело довольно натянутым, ведь такие допущения сразу делают расшифровку слишком уж многовариантной. Но Брамбо пошел еще дальше. Как быть с теми символами, которые внешне никак не напоминают ни одну цифру? Профессор предположил, что они могут быть образованы путем слияния двух других знаков и, следовательно, символизировать сумму нескольких цифр. А значит, обозначать сразу несколько букв. (Систему Брамбо подробно анализировали, в частности, Джерри Кеннеди и Роб Черчилль в своей книге, посвященной манускрипту.)

Попробуем разобраться более детально. Например, перед нами вот такое слово из «манускрипта Войнича» (рис. 3.16):

 

Рис. 3.16. «Слово» из манускрипта – одно и тех, которые Роберт Брамбо использовал для расшифровки

 

Третья «буква» в нем, напоминающая скамеечку на кривых ножках, по предположению Брамбо, соответствовала цифре 7. Но обратим внимание: предпоследний символ в этом слове представляет собой комбинацию подобной «скамеечки» и еще одного символа, похожего на флажок. Этот «флажок» в системе Брамбо соответствовал цифре 3. Почему? Удовлетворительных разъяснений своим ассоциациям ученый не оставил… Следовательно, этот «составной» знак мы можем расценивать как символическую сумму 7 + 3, а также как олицетворение всех букв, которые этим цифрам соответствуют!

Представим это наглядно (рис. 3.17):

 

Рис. 3.17. Соответствие символов и цифр в слове по системе Брамбо

 

Ну а применительно к буквам это будет выглядеть примерно так (рис. 3.18):

 

Рис. 3.18. Здесь хорошо видна многовариантность расшифровок Роберта Брамбо

 

То есть предпоследний «комбинированный» знак может соответствовать шести буквам! А последний, который представляет собой практически не видоизмененную девятку, – четырем… Думаю, вы уже догадались: этот метод в итоге завел профессора Роберта Брамбо в такие дебри, что его попытки представить расшифровку нескольких строк манускрипта никем не были восприняты серьезно… Современники писали: «Его разъяснения вполне убедительны и логичны, но то, что расшифровка в итоге может представлять собой десятки разных вариантов, отнюдь не внушает доверия». Многовариантность предложенной профессором системы практически позволяла увидеть в манускрипте все, что душе угодно. Снова и снова ученые мужи повторяли ошибки своих предшественников – Ньюболда, Фили и других… Правда, у них было оправдание: уж очень особым явлением в науке и культуре стал «манускрипт Войнича»!

В 1987 году в Соединенных Штатах вышла книга Лео Левитова, называвшаяся «Разгадка манускрипта Войнича: литургический справочник по обряду эндура. Ересь катаров, культ Исиды». Версии относительно содержания манускрипта, высказанные Левитовым, были весьма примечательны, и о них мы поговорим в соответствующем разделе. Пока нас интересуют лишь предположения исследователя о том, на каком же языке был составлен манускрипт и каким образом зашифрован (если это шифр).

Левитов предположил, что текст представляет собой смесь фламандских, старофранцузских и старогерманских слов, сильно искаженных и записанных при помощи особой системы письменности, созданной, видимо, специально для написания манускрипта. Он считал, что чисто лингвистически это могла быть очередная попытка создания «научного языка» взамен латыни.

Возможно, нужно пояснить, что такое фламандский язык. Фламандцы – это народ, проживающий ныне в Бельгии (вернее в ее северной части – во Фландрии), Нидерландах, частично во Франции. Язык, на котором они говорят, именуется нидерландским, его же часто называют голландским или фламандским, а относится он к группе германских языков.

Правда, каких‑либо убедительных обоснований своим теориям – как относительно языка, так и относительно содержания, к которому мы еще вернемся, – Левитов не представил. Также осталось неизвестным, каким образом «смесь языков» трансформировалась в знаки, при помощи которых был написан манускрипт. Во всяком случае, лингвисты теорию Лео Левитова всерьез не восприняли.

А теперь вернемся к попыткам создать варианты транслитерации знаков, составляющих «манускрипт Войнича». Самая, пожалуй, плодотворная попытка сделать это была предпринята доктором технических наук Рене Цандбергеном, сотрудником Европейского космического агентства, и преподавателем Бирмингемского университета Габриэлем Ландини в 1998 году. Их система транслитерации графем манускрипта в латинские символы получила название «Европейский алфавит Войнича» (European Voynich Alphabet, или EVA). Принцип создания «европейского алфавита» был довольно простым на первый взгляд и очевидным: отдельные знаки рукописи представили в виде визуально похожих на них латинских букв (рис. 3.19):

 

Рис. 3.19. «Европейский алфавит Войнича»

 

Правда, иногда сходство это весьма относительно, да и однозначного ответа на вопрос, как именно «отделить» в манускрипте друг от друга отдельные буквы, до сих пор нет. Но все же сейчас EVA активно используется для компьютерного статистического анализа и в тех случаях, когда отдельные строки нужно «прочитать и произнести», чтобы донести до своего собеседника или оппонента ту или иную мысль. К недостаткам системы относят также то, что в ней не учитываются некоторые незначительные мелкие детали отдельных графем, которых в рукописи достаточно много и значение которых пока не разгадано. Но свою основную функцию – упростить обсуждение текста в научном сообществе и сделать его более «читаемым» для электронного анализа – EVA выполняет.

Кстати, какие версии относительно языка рукописи высказывали авторы «европейского алфавита»?

Рене Цандберген всегда более чем осторожно относился к результатам исследований, полученных с помощью разработанных им же методик. Он неоднократно заявлял, что признаки некоего стройного языка, имеющиеся в тексте манускрипта, еще не означают, что этот язык имеет какой‑то смысл. Исследователь допускает, что манускрипт – плод вдохновения какого‑то весьма одаренного лингвиста или художника. Именно поэтому его не удается пока расшифровать – создана лишь видимость системы, которая определяется исследователем или машиной, но сама система не несет в себе никакой конкретной информации.

Более того, он заявлял, что в манускрипте много знаков, наводящих на мысль о том, что перед нами – результат наложения одного текста на другой. Помните «составные» значки, которые использовал в своей расшифровке Роберт Брамбо? Так вот, с точки зрения Цандбергена, подобные символы вполне могут оказаться вовсе не «составными значками», а наложенными друг на друга символами – возможно, даже относящимся к разным языкам и разным шифрам. В противовес ученым, заявлявшим, что манускрипт находится в прекрасном состоянии и несет на себе лишь минимальные следы каких‑то изменений, Цандберген утверждал: эти изменения все же могут быть искусственными и скрывать результат наложения двух шифров, двух систем знаков друг на друга. Также Цандберген не исключал того, что с течением времени окажется, что манускрипт составлен все же на каком‑то искусственном языке, созданном, например, в эпоху Возрождения.

Впрочем, с точки зрения многих других исследователей, выводы Цандбергена о наложении двух шрифтов выглядят слишком уж неожиданно. Да и исследование написанных чернилами знаков показало, что значки, которые мы можем условно назвать «составными» и предположить, что они представляют собой результат наложения двух разных алфавитов, все же, скорее всего, писались одномоментно. Убедительно доказать наличие «наслоений» пока никому не удалось.

Одна из основных претензий к выводам Цандбергена заключается в том, что его теория практически является подтверждением того, что при желании можно подделать даже такие бесспорные, казалось бы, доказательства «реальности языка», как результаты статистического анализа. Можно ли создать текст, который с точки зрения содержания будет являться белибердой, но при этом обладать всеми признаками логичного и стройного языка?

Исследования Гордона Рагга, проведенные в начале 2000‑х годов, подтвердили: в принципе можно!

 

Новый век, новые версии

 

Британский академик Гордон Рагг, сотрудник Кильского государственного университета, родился в 1955 году. Он – обладатель степеней по лингвистике и психологии, а основной сферой его деятельности были и остаются методы сбора и интерпретации информации (в том числе для создания продуктов программного обеспечения). Ознакомившись с «манускриптом Войнича», он заявил: подобный документ можно изготовить с помощью так называемой решетки Кардано. Давайте разберемся, что это такое.

В XVI столетии итальянский математик, астролог и врач Джероламо Кардано (1501–1576, рис. 3.20) предложил простое, но интересное приспособление для шифрования текста, представляющее собой пример так называемой стеганографии.

Принцип действия таков: в листе картона, пергамента или какого‑либо другого материала прорезаются прямоугольные окошки, располагающиеся вдоль условных линий письма. Полученную решетку накладывают на лист, предназначенный для написания сообщения. Его текст пишут в прямоугольных отверстиях решетки, причем в каждом из них может оказаться как одна буква, так и слог, и целое слово. Впрочем, целые слова нежелательны – за них проще «зацепиться», если сообщение попадет в руки того, для кого оно не предназначено. После написания текста решетку убирают, а пустые места на листе с сообщением заполняют любой текстовой ахинеей – но так, чтобы переходы от «реального» текста к этой самой ахинее были по возможности незаметны. В итоге у нас в руках оказывается лист, заполненный неким текстом, который на первый взгляд абсолютно бессмыслен. У адресата должна быть точно такая же решетка с окошками – и он, получив от нас зашифрованное сообщение, просто наложит ее на текст и прочитает предназначенную для него информацию.

 

Рис. 3.20. Джероламо Кардано. Гравюра XVI в.

 

Можно усложнить метод: например, при помощи поворотов решетки и так далее. Конечно, у решетки Кардано есть и недостатки. Например, довольно сложно заполнить пустые места в шифруемом тексте так, чтобы переходы были не видны. Кроме того, необходимость наличия одинаковых решеток у всех участников переписки облегчает задачу «охотникам за информацией»… Но тем не менее метод Кардано был довольно популярен.

Итак, по мнению Гордона Рагга, некий мистификатор в свое время поступил следующим образом. Сначала он придумал систему знаков своего будущего текста. Затем из этих знаков были составлены определенные сочетания, которые должны были играть роль суффиксов, корней, окончаний условных слов, – в этом было много общего с формированием, например, «языка Уилкинса», уже хорошо вам знакомого. Чтобы не перепутать ничего и сохранить подобие строгой лингвистической системы, автор манускрипта, как считал Рагг, составил таблицу, разделенную на несколько колонок. В них были вписаны все эти условные части слов. Затем при помощи решетки Кардано из этой самой таблицы выбирались сочетания знаков и складывались в слова со строгим соблюдением последовательности приставок, суффиксов и прочего.

Но не слишком ли это просто? Ведь если допустить, что манускрипт создан именно таким образом, то он неизбежно должен был бы иметь еще более скудный лексикон, нежели тот, которым он располагает (уже говорилось о том, что «энтропия текста» манускрипта довольно низка)? Рагг объяснял это так: скорее всего, в распоряжении того, кто составлял манускрипт, было несколько решеток (от трех до семи‑восьми) и создание документа велось на протяжении не одного дня… И даже, возможно, не одного месяца. При этом неведомый автор был хорошо осведомлен в вопросах лингвистики и, видимо, владел в совершенстве несколькими языками – иначе создать основу, таблицу для использования решетки Кардано ему было бы весьма проблематично.

Кстати, об авторе. Гордон Рагг практически не сомневался, что создателем манускрипта был Эдвард Келли, о котором мы подробно говорили во втором разделе. А для большей убедительности своих теорий относительно решетки Кардано ученый даже сконструировал образец лингвистических таблиц, о которых писал, и провел несколько опытов, стремясь доказать, что «манускрипт Войнича» можно было создать именно таким образом. Эти эксперименты окончательно убедили его в том, что рукопись – результат талантливой мистификации. Рагг, по его словам, несколько раз получал вполне связный текст, по своим показателям очень похожий на текст «манускрипта Войнича». Свои выводы он оформил в нескольких работах, опубликованных в 2003–2004 годах.

С выводами Рагга соглашался австрийский физик Андреас Шиннер. Он обнаружил закономерности в порядке слов рукописи, которые, по его мнению, не могут встречаться ни