Необходимо помнить о своих грехах

 

Несмотря на то, что все мы имеем различную внешность, но все мы имеем одинаковую внутреннюю сущность. Мы одинаково думаем, желаем и чувствуем. И, к сожалению, у всех у нас многие внутренние движения и внешние дела зачастую бывают греховными. Может ли кто-либо из нас сказать, что он ни разу в жизни не злоречил различными способами и не обижал ближнего?! Есть ли кто-то, кто скажет, что он всегда реагировал на зло правильно и никогда не обижался или не гневался в ответ?! Но пусть даже и найдется тот, кто может так сказать о себе, но и он будет не без греха.

Блаженный Августин (Феофан Затворник (Истолкования молитвы Господней словами святых отцов)): «Никто из вас да не почитает себя праведным, который не имел бы нужды говорить: «остави нам долги наша». Пусть далеки вы от идолопоклонства, от звездочетства, от волхвований; пусть непричастны еретичества и раскола; пусть отвращаетесь от человекоубийства, блуда, хищничества лжесвидетельства и всяких подобных непотребств; но и кроме этого есть многое, чем человек грешит. Воззревая (смотря) с вожделением на недолжное, он грешит. Но кто удержит быстродвижность ока?—Глаз впрочем тотчас закрыть можешь, если захочешь; а ухо и закрыть не всегда можешь, и оно набирается против воли речей срамных, нечистых, соблазнительных, злословных и хульных. … И язык сколько учиняет грехов, нередко и таких, за которые следует удалять от чаши? Празднословие, пересуды, злословие, хулы— его дело. Но пусть рука не делает ничего худого, нога не течет на зло, око не направляется вожделением, ухо не приемлет непотребного, язык не говорит недолжного: кто удержит помыслы, скажи мне? Не бывает ли часто, братья мои, что когда молимся, мыслями блуждаем не знать где, забыв пред Кем стоим и пред Кем простершись лежим долу? —Если все подобное собрать вместе, ужели это не должно тяготить совести, хотя каждое отдельно есть малость? Какая разность—свинец ли давит тебя или песок?—Свинец массою давит, а песчинки количеством. Каждая ничтожна, а когда много их соберется, они также давить могут, как и свинец.—Малы грехи! — Не видишь, как из капель составляются реки? Малы, да многочисленны».

Григорий Нисский (О молитве, сл.5): «Кто безгрешен оком? Кто невинен слухом? Кто чужд этого скотского услаждения гортани? Кто чист от прикосновения ко греху осязанием? … А весь рой погрешностей души и произвола в состоянии ли и исчислить какое слово? Сказано: изнутри «исходят злые помыслы» (Мф.15:19) - и присовокуплен список оскверняющего нас помыслом. Итак, если повсюду распростерты нам мрежи грехов всеми чувствилищами и сердечными движениями души, то «Кто может сказать», как говорит Премудрость, «`я очистил мое сердце» (Притч.20:9)? «Кто чист от скверны?» - как о подобном этому свидетельствует Иов (Иов.14:4). А скверна для душевной чистоты есть удовольствие во многих видах и многими способами примешиваемое к человеческой жизни и душой и телом, помышлениями и чувствами, намеренными движениями и телесными действиями. Итак, у кого душа чиста от этой скверны? Кто не был поражен кичливостью? Кто не попран ногой гордыни? Кого не поколебала рука грешная? Чья нога не поспешала к пороку? Кого не оскверняло бесчинное око, не ввергал в нечистоту невежественный слух, не занимал собою вкус? У кого сердце оставалось бездейственным для суетных движений?».

Также, в каждом из нас иногда более действует добро, а иногда – зло.

Игнатий Брянчанинов (Аскет. опыты. 2. Слово о различных состояниях естества человеческого по отношению к добру и злу): «В падшем естестве человеческом добро смешано со злом. Прившедшее в человека зло так смешалось и слилось с природным добром человека, что природное добро никогда не может действовать отдельно, без того, чтобы не действовало вместе и зло. …От греховной заразы все в человеке пришло в расстройство, все действует неправильно, все действует под влиянием лжи и самообольщения. Так действует его воля, так действуют все его сердечные чувствования, так действуют все его помышления. …С самого рождения своего человек не имеет ни одного дела, ни одного слова, ни одного помышления, ни одного чувствования, ниже на кратчайшую минуту, в которых бы добро было без большей или меньшей примеси зла. Это засвидетельствовано Священным Писанием, которое говорит о падших человеках, что между ними «нет праведного ни одного; … все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного». (Рим.3, 10-12)».

Все мы творим одни и те же грехи, только ситуации бывают разные и творим в разное время. Так, когда нас злословят, мы можем быть в спокойном состоянии и действительно не делать ничего плохого, но ранее, до того как нас злоречили, мы грешили множеством грехов. Исходя из этого, Господь и святые учат помнить о своих грехах по отношению к людям и Богу. Это позволит сдерживать нашу гордыню, которая любит считать себя невиновной и жертвой (об этом мы еще будем говорить подробно позже).

Заметим, что у смиренного человека знание и чувство своей греховности действует само собой, т.е. он изначально думает о своих грехах и не думает о грехе ближнего. Далее приведем молитву человека, преследуемого людьми, записанную свят. Игнатием. В ней мы увидим истинное смирение, не просящее наказать обидчиков, не жалующееся на них, не жалеющее себя, а помнящее о своих грехах и благодарящее Господа за всё.

Игнатий Брянчанинов (т.1, Молитва преследуемого людьми): «Благодарю Тебя, Господь и Бог мой, за все совершившееся надо мною! Благодарю Тебя за все скорби и искушения, которые посылал Ты мне для очищения оскверненных грехами, для исцелении изъязвленных грехами, моих души и тела!

Помилуй и спаси те орудия, которые Ты употреблял для моего врачевания: тех людей, которые наносили мне оскорбления. Благослови их в этом и будущем веке! Вмени им в добродетели то, что они делали для меня! Назначь им из вечных твоих сокровищ обильные награды.

Что ж я приносил Тебе? Какие благоугодные жертвы? — Я приносил одни грехи, одни нарушения Твоих Божественнейших заповеданий. Прости меня, Господи, прости виновного пред Тобою и пред человеками! Прости безответного! Даруй мне увериться и искренно сознаться, что я грешник! Даруй мне отвергнуть лукавые оправдания! Даруй мне покаяние! Даруй мне сокрушение сердца! Даруй мне кротость и смирение! Даруй любовь к ближним, любовь непорочную, одинаковую ко всем, и утешающим и оскорбляющим меня! Даруй мне терпение во всех скорбях моих! Умертви меня для мира! Отними от меня мою греховную волю, и насади в сердце мое Твою святую волю; да творю ее единую и делами, и словами и помышлениями, и чувствованиями моими.

Тебе за все подобает слава! Тебе единому принадлежит слава! Мое единственное достояние — стыдение лица и молчание уст. Предстоя страшному суду Твоему в убогой молитве моей, не обретаю в себе ни единого доброго дела, ни единого достоинства, и предстою, лишь объятый отвсюду бесчисленным множеством грехов моих, как бы густыми облаком и мглою, с единым утешением в душе моей: с упованием на неограниченную милость и благость Твою. Аминь».

Подай, Господи, и нам такую смиренную и самоукорительную реакцию и подобные молитвы!

Примеры как подвижники подготавливали себя к смирению молитвой и самоукорением

Выше мы не раз говорили, что святые подвижники имели смирение. Но оно не бралось ни откуда, они желали его, учились ему, и Господь давал им его.

О научении себя добродетелям необходимо помнить всегда, и когда начались искушения, и когда их нет. И в том, и в другом случае подвижники постоянно укоряли себя и молились. Приведем примеры:

Иоанн Лествичник (Лествица. О преподобном Мине): «Видел я в …обители послушников о Господе, которые сами себя укоряли и бесчестили по Богу, для того, чтобы быть готовыми к принятию уничижений со стороны, заранее приучившись не бояться бесчестий».

Георгий Затворник (Письма, 2. 50):«Моя мысль всегда мне вну­шает одно и то же: люби, терпи, смиряйся; не мни себя великодушным. …В не­мощи и смирении говорю к себе: ежели кто на тебя и плюнет, ты порадуйся этому и не оскор­бись».

Исаак Сирин (Слова подвижнические, Сл.20): «Некто из братии написал и всегда полагал пред собою, напоминал себе и говорил: "Неблагоразумно изжил ты жизнь свою, человек посрамленный и достойный всякого зла; остерегись же хотя этот день, оставшийся от дней твоих, прошедших напрасно без дел добрых и обогатившихся делами худыми. Не спрашивай ни о мире, ни о поведении его, ни о монахах, ни о делах их, ни о том, как они живут, как велико их делание, не заботься ни о чем подобном. Таинственно исшел ты из мира и как мертвец вменен о Христе; не живи более миру и тому, что в мире, да предварит тебя упокоение, и будешь жив во Христе. Будь готов и вооружен терпением против всякого поношения, всякой обиды, осмеяния и порицания от всех. И все это принимай с радостью, как действительно того достойный, переноси с благодарением всякий труд, и всякую скорбь, и всякую беду от демонов, которых волю исполнял ты, мужественно сноси всякую нужду, и что приключится естественно, и все горести. В уповании на Бога терпи лишение того, что необходимо для тела и вскоре обращается в гной. Желай все сие принимать в надежде на Бога, не ожидая ниоткуда более ни избавления, ни чьего-либо утешения. «Возверзи на Господа печаль твою» (Пс.54:23) и во всех искушениях своих осуждай сам себя, как виновного во всем этом. Ничем не соблазняйся и не укоряй никого из оскорбляющих тебя, потому что и ты вкусил с запрещенного древа, и ты приобрел разные страсти. С радостью принимай горести, пусть приведут они тебя в содрогание; зато впоследствии почувствуешь услаждение. Горе тебе и смрадной славе твоей! Душу свою, которая исполнена всякого греха, оставил ты, как неосужденную, а других осуждал словом и мыслию. Достаточно, достаточно для тебя этой свиниям приличной пищи, какою доныне питаешься ты. Что общего с людьми у тебя, скверный, и не стыдишься оставаться в их обществе, проводя жизнь так неразумно? Если обратишь на сие внимание и сохранишь все это, может быть, и спасешься, при содействии Божием. В противном же случае отойдешь в страну темную и в селение демонов, которых волю исполнял ты с бесстыдным лицом. Вот засвидетельствовал я тебе обо всем этом. Если Бог праведно подвигнет на тебя людей воздать тебе за обиды и порицания, какие держал ты в мысли и изрекал на них во все время своей жизни, то целый мир от тебя не будет иметь покоя. Перестань, наконец, хотя отныне, и терпи все, чем будет тебе воздаваемо". Все это напоминал себе брат каждый день, чтобы, когда придут на него искушения или скорбь, быть ему в состоянии претерпевать это с благодарностью и с пользою для себя».

 

 

Примеры того, как подвижники сами воспитывали в себе смирение, кротость и терпение

 

 

Житие и подвиги преп. Синклитикии (Новый эклогион): «Смиренномудрия можно достичь через терпение поно­шений, оскорблений и побоев. Когда услышишь, что тебя называют "безумным и сумасшедшим", "нищим", "больным и жалким", "неудачником", "безрассудным", "безобразным внешностью", "тощим" - все это суть нервы и сила смирен­номудрия».

Итак, святые подвижники, зная о пользе скорбей, учились воспринимать их правильно, и когда Господь не посылал им унижения и бесчестие, то они сами их искали. Конечно, нам, грешным, еще рано думать о таких самовольных подвигах.

Василий Великий (Нравственные правила, пр. 62, гл.2): «Не должно самому кидаться в искушения прежде времени до Божия на то попущения, а напро­тив того, надобно молиться, чтобы не впасть в искуше­ние».

Но все же приведем примеры о тех подвигах.

Григорий Богослов (На гневливость): «О Синопийце рассказывают, что, приходя к живущим в непо­требных домах, старался их раздражать. С каким же намерением? С тем, чтобы их оскорбленьями приучить себя без труда переносить оскорбленья. И ты, если размыслишь об этом,— станешь презирать оскорбления».

Иоанн Лествичник (Лествица. Об архидиаконе Македонии) «Обижу я всех ревнителей добра, если погребу во гробе молчания добродетель и подвиг Македония, первого из тамошних диаконов. Сей, усердно работавший Господу муж, однажды, когда приближался праздник св. Богоявления, за два дня до него испросил у пастыря позволение сходить в Александрию, по некоторой своей надобности, обещаясь скоро возвратиться из города, по случаю наступающего праздника и приготовлений к оному. Но диавол, ненавидящий доброе, воспрепятствовал сему архидиакону, и он отпущенный не поспел в обитель к святого празднику в назначенный срок, а пришел на другой день. Пастырь отлучил его за это от священнослужения, и низводит в чин последних между новоначальными. Но сей добрый диакон терпения и архидиакон твердости так беспечально принял сие определение отца своего, как бы не он, но кто другой кто-нибудь подвергся запрещению. Когда же он сорок дней провел в сем состоянии, премудрый пастырь опять возвел его на степень диаконства; но по прошествии одного дня, Македоний умолял авву оставить его в запрещении и прежнем бесчестии, говоря, что он сделал в городе непростительный грех. Преподобный знал, что архидиакон говорит неправду, и ищет сего только ради смирения, но уступил доброму желанию сего подвижника. Удивительное было тогда зрелище! Старец, почтенный сединою, пребывал в чине новоначальных и усердно просил всех, чтобы о нем помолились; ибо я, говорил он, впал в блуд преслушания. Мне же, смиренному, сей великий Македоний сказал за тайну, почему он добровольно прибегнул к пребыванию в таком уничижении. «Никогда, говорил он, не чувствовал я в себе такого облегчения от всякой внутренней брани и такой сладости Божественного света, как теперь».

Иоанн Кассиан (Послание к Кастору…, кн.4, гл.30): «В одном многочисленном общежитии египетском недалеко от города Панефиса, был авва и пресвитер Пинуфий, которого все уважали за его лета, жизнь и священство. Видя, что при всеобщем к нему уважении, он не может упражняться в вожделенном смирении и послушании, тайно удалился в крайние пределы Фиваиды. Там сложив образ монашеский и одевшись в одежду мирскую, пришел в киновию тавенских монахов, зная, что она строже всех, и что по отдаленности страны, по обширности монастыря и по множеству братий он легко мог тут остаться не узнанным. Здесь очень долго пребывая, при воротах, и кланяясь в ноги всем братиям, упрашивал принять его. Наконец, приняли его с большим презрением, думая, что он уже глубокий старик, всю жизнь провел в мире, а теперь вздумал поступить в монастырь, в преклонном возрасте, когда уже не может раболепствовать своим удовольствиям. (Они) говорили, что он идет в монастырь, не по чувству благочестия, а чтобы иметь пропитание, и как не способного к тяжким работам старика, приставили к саду отдали под надзор одному из младших братьев. Здесь он упражнялся в вожделенном смирении и повиновался приставнику в своему с такою ревностью, что не только усердно смотрел за садом, но еще делал вообще все дела, которые для вех казались трудными, или низкими, или за которые боялись приняться. Притом весьма многое делал ночью и тайно, так что не знали, кто это делал. Таким образом, от прежних своих братий, которые искали его по всему Египту, он укрывался три года. Наконец, один человек, пришедший из Египта в Тавенский монастырь, едва мог узнать его по уничиженному виду и по низкой должности, которую он исправлял, ибо он окапывал землю у оливковых деревьев, и нося навоз на своих плечах, осыпал им корни их. Когда сей, видя его и долго оставаясь в недоумении касательно признания его, наконец, подошел к нему ближе и, узнав его по лицу и голосу, тот час упал ему в ноги. Этим сначала он привел всех видящих в недоумение, для чего он это сделал ему, новичку, недавно пришедшему из мира и который считался у них последним. А потом поражены были большим удивлением, когда он открыл его имя, которое и у них было в большой славе. Когда вся братия стали просить у него прощение в том, что так долго, по неведению, держали его в чине вновь поступающих, он же плакал о том, что, по зависти диавола, лишился возможности упражняться в смирении и окончить жизнь в послушании, доказать которое он нашел было, после долгого искания, самый лучший случай. После этого против воли отвели его в свою киновию, наблюдая в пути, чтобы он как ни будь не убежал от них».

Но научение необходимо не только подвижникам, но и каждому христианину. И далее приведем пример, как знатная женщина училась смирению и кротости.

Луг духовный (Гл. 206):«Один из отцов рассказывал нам о некоей знатной особе, из се­наторского рода. Она отправилась на поклонение св. местам. При­быв в Кесарию, она предпочла здесь остаться и проводить жизнь в уединении. «Дай мне девицу, — стала просить она епископа, — чтобы она воспитывала меня для иноческой жизни и научила страху Божию» Избрав одну смиренную девицу, епископ приставил к ней. Спу­стя немного времени при встрече епископ спросил: «Ну, что девица, приставленная к тебе?» «Она прекрасного поведения, — отвечала знатная женщина, — только совершенно бесполезна для души моей, потому что предостав­ляет мне действовать по произволу. Она очень скромна, а мне нужно, чтобы бранили меня и не позволяли мне исполнять мои прихоти» Тогда епископ, избрав другую, крутого нрава, приставил к ней. Та то и дело говорила ей: «дура богатая», или бранила ее другими подобными словами. Вскоре епископ опять спрашивал: «Какова девица?» «Вот эта воистину приносит пользу душе моей» Таким-то об­разом она стяжала великую кротость».

 

Примеры научения смирению другими людьми

 

В древних монашеских уставах приписывалось проверять желающих стать монахами путем оскорблений. Эти испытания проводились намеренно и осознанно определенными людьми.

Древне-иноческие уставы (Устав Преп. Венедикта, п.58): «Кто новоначально приступает к иноческой жизни, не тотчас давать ему вход в обитель, но как говорит Апостол: «испытывайте духов, от Бога ли они» (1Ин. 4:1). Итак, если пришедший прибудет, толкая в дверь, и наносимые ему нарочито оскорбления, и намеренное недопущение его внутрь обители в продолжение четырех или пяти дней вынесет терпеливо, не отступая от своего прошения, то дозволить ему, наконец, войти, и пусть несколько дней пробудет в гостинице; после же сего, — поместить его в келлии новоначальных…».

Приведем подобный пример такого испытания.

Отечник (Игнатий Брянчанинов): «Прибыв в скит, святой Арсений объяснил о намерении своем принять монашество пресвитерам. Они отвели его к старцу, исполненному святого Духа, Иоанну Коллову. Старец захотел, подвергнуть Арсения испытанию. Когда они сели за трапезу, чтобы вкусить хлеба, старец не пригласил Арсения, но оставил его стоять. Он стоял, устремив глаза в землю и помышлял, что стоит в присутствии Бога, пред Его ангелами. Когда начали есть, старец взял сухарь и кинул Арсению. Арсений, увидя это, обсудил поступок старца так: «старец подобный Ангелу Божию, познал, что подобен псу: съем же я хлеб так как его едят псы». После этого размышления, Арсений встал на колени и на руки и в этом подошел к сухарю, взял его устами, отнес в угол и там съел. Старец, увидев смирение его, сказал пресвитерам: «Из него будет искусный инок». По прошествии непродолжительного времени Иоанн дал ему келью близ себя и научил его подвизаться о спасении своем».

Но не только новоначальных испытывали на смирение, но и подвижников и монахов, проживших в монастыре многие годы.

Отечник Игнатия Брянчанинова (Повести из жития старцев… египетских): «Некоторый старец пребывал в пустыне отшельником и промышлял сам о себе, что он совершен в добродетелях. Он молил Бога, говоря, покажи мне, в чем совершается совершенство души, и я исполню это. Богу благоугодно было смирить помышления его, почему и сказано было ему: «пойди к такому-то архимандриту и сделай все то, что бы он ни приказал тебе». Бог открыл и архимандриту о пришествии к нему отшельника прежде, нежели тот пришел, причем повелел: «вот! Такой-то отшельник придет к тебе: скажи ему, чтобы он взял плеть и пошел пасти свиней твоих». Пришел отшельник в монастырь, постучал во врата. Его ввели к архимандриту. Поприветствовав друг друга, они сели. И сказал отшельник архимандриту: «скажи, что мне делать чтобы спастись?» Архимандрит спросил: «исполнишь ли то, чтобы я тебе ни приказал?» Отшельник отвечал: «Исполню». На это архимандрит сказал: «Возьми длинную плеть, пойди паси свиней». Отшельник немедленно исполнил это. Знавшие его прежде и слышавшие о нем, когда увидели, что он пасет свиней, говорили между собою: «видели ли вы великого отшельника, о котором шла такая молва? Он сошел с ума, он взбесился, он пасет свиней!» Бог, видя его смирение, и что он терпеливо перенес бесчестие человеческое, повелел ему снова вернуться на свое место».

Иоанн Лествичник (Лествица. Об Аввакире): «Находясь в …обители, я удивлялся вере и терпению некоторых новоначальных, и тому, как они с неутомимою твердостью переносили от настоятеля выговоры и укоризны, а иногда и отгнания, и терпели это не только от настоятеля, но и от других меньших. Для душевного назидания спросил я одного из братий, уже пятнадцать лет жившего в той обители, по имени Аввакира, которого, как я видел, почти все обижали: а служители едва не каждый день выгоняли из трапезы, потому что сей брат от природы был несколько невоздержан на язык. „Брат Аввакир”, сказал я ему, „за что тебя всякий день выгоняют из трапезы, и я часто вижу, что ты идешь спать без ужина?” Он отвечал: «поверь, отче, сии отцы мои искушают меня, точно ли я монах? И как они делают сие не вправду: то и я, зная намерение их и великого отца, терплю все без отягощения; и вот уже пятнадцать лет живу, имея сию мысль; как и сами они, при вступлении моем в обитель, говорили, что до тридцати лет искушают отрицающихся от мира. И справедливо, отче Иоанне, ибо не искушенное золото не бывает чисто». Сей доблестный Аввакир, пребыв в том монастыре, по моем пришествии туда, два года, отошел ко Господу, и когда был при смерти, сказал отцам: «благодарю, благодарю Господа и вас; ибо за то, что вы меня, на спасение мое, искушали. И я семнадцать лет был свободен от искушений бесовских».

Предыстория следующего примера такова: монах Сервий прожил 17 лет с архиереем и был прекрасным послушником. По прошествии этого времени он попросил дозволения удалиться на безмолвие и архиерей отпустил его. Но ему явился ангел и сказал, что он должен сурово испытывать Сервия 3 года. И начались после этого испытания, в которых мы увидим, как проявляет себя истинное смирение.

Нил Мироточивый Афонский (Посмертные вещания. ч.4, гл.3-4): «Пошел Сервий на кухню, смотрит, и не знает что и как делать: идет он к прежнему повару, тот научил его, как обращаться с каждою вещью. Сварил Сервий обед, и, хотя научен был, однако кушанье оказалось до того вкусно, что архиерей удивился, но, чтобы не потщеславился этим Сервий, говорит ему архиерей: «Что это за кушанье, несчастный? Для кого ты его сварил? Для людей или для свиней?» Отвечает Сервий с дерзостью: «Говорил я тебе, что варить не умею, чего же ты сердишься? Поставь другого на кухню»! Говорит архиерей: «Другого я поставлю, но тебя в сад пошлю воду таскать из колодца!» Говорит Сервий: «В руках твоих я, куда захочешь, туда и пошлешь». Говорит архиерей: «Так как ты в моих руках, то делай то, что я тебе повелеваю. Ступай, возьми у такого-то курицу и свари ее» (На востоке архиереи вкушают мясо). Сервий пошел и взял курицу; на обратном пути встретилась ему одна женщина и спросила его: «где дом такого-то?» Сервий говорит: «Иди отсюда вот по этой дороге, и придешь прямо к дому». Пришел Сервий на кухню и сварил курицу, не спросил архиерея, как ее надо приготовить. Когда настало время вечерней трапезы, говорит он архиерею: «Повели по­давать трапезу?» Говорит архиерей: «Ходил ли ты туда, куда я говорил?» Говорит Сервий: «Да, ходил, дали мне курицу, и я сварил ее». Говорит архиерей: «О, что за превратная такая душа нашлась! Доколе будешь со мной так делать, несчастный! Я тебя посылаю за делом, а ты идешь дорогою и разговариваешь с женщинами? Не слушаешься меня, не спросил, как надо сварить? А теперь приносишь мне нечистое варево свое и становишь на стол предо мною?» Сервий отвечает: «Ты беседовал с человеком, и потому я не имел удобного времени спросить тебя». Говорит архиерей: «Еще у тебя, морда, находится смелость разглагольствовать предо мною?» С этими словами архиерей схватил котелок, выкинул его вон вместе с курицею и сказал: «Подлец ты такой! Куда мне деть тебя! Я тебя на дело посылаю, а ты с женщинами раз­говариваешь? За то, что разговаривал ты с женщиной, ступай таскать воду три дня из колодца для поливки сада». Пошел благословенный Сервий в сад таскать воду; таскал трое суток из сорокапиховой (5 сажен) глубины; когда он таскал воду и вращал черпательное колесо, то беспрестанно воспоминал память смертную и говорил: «Какого рода смерть будет мне несчастному? Как меня в землю зароют, меня, который и малейшего укора от архиерея перенести не может? Как покроют меня землей, меня, который совсем наг от вся­ких дел благих! О, несчастный! О, несчастный я; как мне землей сделаться, когда я разговаривал с женщиной сегодня? И еще сейчас я прекословил! Как я еще живой человек! Я не умолчал от прекословия и не удержался от разговора; как отрешится мясо мое от костей моих? О, несчастный я, обессиливающий и изнемогающий от сего дела - вращения, во­докачки; как возмогу я переносить муки, которым нет конца? Терпи же, Сервие, терпи, ибо смерть приближается, землею засыпан будешь и земля покроет тебя! Терпи, Сервие, терпи, ибо суд приблизился. Терпи, Сервий, жестокость архиерея, чтобы снова не попасть сюда и не вращать больше колеса, как осужденник, сам себя вини, ибо злое духа твоего привело тебя сюда; если бы ты потерпел от архиерея, то не подвергнулся бы такой пытке! Терпи же прочее, Сервие, чтобы терпением твоим избегнуть тебе кары вечной!..» Это и иное многое подобное говорил себе Сервий благосло­венный. Через три дня архиерей позвал Сервия; как только Сервий пришел, архиерей говорит ему: «Как провел ты службу свою?» Отвечает Сервий: «Хорошо, молитвами твоими». Говорит архиерей: «Смотри же хорошенько, ибо, если другой раз провинишься, то будешь присужден к тому же, но только не на три дня, а на сорок». Потом опять послал его на службу на кухне. Однажды пришло несколько мирян из властей места того, и повелел архиерей Сервию приготовить кушанье. Го­ворит Сервий: «Чего сварить?» Отвечает архиерей: «По­ложи немного октопода в воду, чтобы размок, а когда размокнет, положи на малое время в огонь, заворотив в мокрую пеньку и засыпь золой, чтобы октопод испекся». Сотворил Сервий, как было приказано, но ошибся в двух вещах: во-первых, не спросил архиерея, когда клал, столько ли положил, во-вторых, передержал октопод на огне, и он подгорел; архиерей понял по запаху, что горит октопод; по­шел на кухню и видит, что октопод дымится. Спрашивает архиерей Сервия: «Где же октопод? Положи его отмокнуть». Говорит Сервий: «Я его на огонь положил». Тогда архиерей показался как будто сильно разгневанным и сказал Сервию: «О, злая главо! Что мне за мучение с тобою! Отчего не по­казал ты его мне, чтобы я посмотрел, сколько положить, и вот то, что ты положил, подгорело вследствие преслушания твоего». Вынул Сервий октопода, октопод был хорош и прекрасен, но Сервию показалось, что он подгорел. Говорит архиерей: «Ныне, злая главо, что мне с тобою делать? Что за злодей был тот человек, который привел тебя сюда мучить меня. Убирайся отсюда, болван и лжец!» Говорит Сервий: «Прости меня, но я сделал так, как ты мне сказал». Говорит архиерей: «Значит, по словам твоим выходит, что я виноват? Не говорил разве я тебе, чтобы ты обо всем спрашивал меня, а ты меня здесь спрашивал ли? Ты мне октопод не показал; за преслушание это сделаешь следующее! Иди, 40 дней таскай воду из колодца черпалкой, или трое суток простой по середине кухни, или кастрюлю себе на шею повесь, и так стой перед трапезой, пока она не окончится. Выбирай же одно из трех». Размыслил Сервий, видит, что все три наказания тяжки; в конце концов благословенный выбрал себе кастрюлю. Была одна такая кастрюля с дужкой, как у ведра; он наполнил ее водою, надел эту кастрюлю себе на грудь, как эпитрахиль и стал с распростертыми руками крестообразно перед трапезой; так он стоял все время, пока слуги не начали убирать со стола, архиерей же между тем, как бы не замечая его, беседовал со своими друзьями и, наконец, сказал Сервию: «Зачем ты пришел сюда и стоишь, сумасшедший? Пришел ты сюда выказывать пред друзьями моими безумия твои? Убирайся отсюда!» Благословенный же Сервий, не понимая смысла слов архи­ерея, не сходил с места своего. Архиерей видит, что Сервий не уходит, притворился разгневанным, схватил жезл, который имел около себя, замахнулся им очень гневно и сказал: «Я тебе говорю, а ты не слушаешь? Послушай же теперь жезла!» И ударил его семь раз по ребрам, в знамение (биения) семи­главого зверя высокоумия, потом снял кастрюлю с его шеи, вытолкал Сервия вон, как какого злодея; вышел тогда бла­гословенный Сервий; архиерей же вслед ему бросил кастрюлю, потом сел на место свое, как будто взволнованный, и говорит друзьям своим: «Сосуд сей превратный пришел сюда морду свою нам казать!» Друзья говорят ему: «Столько времени он здесь стоял, отчего же ты не говорил ему, чтобы он убирался?» Архиерей говорит: «Я из-за разговора не замечал его, но отчего же вы мне не сказали?» Говорят ему друзья его: «Мы думали, что ты нарочно его поставил, смущались о тебе, так как весьма тебя за это мыс­ленно порицали и говорили в себе: что это за бесчестие нам?» Отвечает архиерей: «Если вы меня порицали, почему же не говорили? Это - сумасшедший, который измучил меня своими проделками». Когда сказал это архиерей, пришел и Сервий, чтобы подмести пол в трапезе. Архиерей говорит чиновным гостям: «Видите вы этого сумасшедшего, который один столько делает мне мук своим дурачеством? Что бы я с ним сделал, если бы не ваше присутствие; не будь бы вас, убил бы я его и этим сам себя бы погубил!» Говорят гости чиновные: «Не хорошо, владыко святый, та­кой гнев иметь архиерейству твоему». Отвечает архиерей: «На раба своего гневаюсь и наказываю его в науку ему, ибо, если не наказывать ученика с доброю строгостью, то сделается он подобным необузданному коню, каким он и стал. Но что делать? Бог да помилует того, кто привел его мне сюда, вот я мучаюсь с ним». Гости, услыхав такие слова, весьма стали сожалеть архиерея, начали ему говорить слова утешительные и беседы. Говорит архиерей: «Бог да подаст терпение тому, кто имеет такого ненаказанного раба, какого я имею, так же и мне». Опять гости начали беседу и, побеседовав с архиереем, удалились».

Но эти испытания были самыми легкими. Мы не будем приводить всех их, т.к. желающие узнать могут прочесть об этом первоисточнике. Скажем только, что Сервий благодарил архиерея и Бога за тяжелейшие испытания, и по прошествии 3-х лет они закончились.

Еще бы хотелось заметить, что никому из нас не следует самовольно приступать к испытанию чужого смирения и оправдываться при своем гневе о том, что это мы смиряли другого. Это бесовское обольщение, о котором скажем позже.