Про Сеню. История не слишком затейливая, но ситуация комичная

 

В октябре, так случилось, бухгалтерия наша офисная напутала чуток и выдала мне одномоментно зарплату за два месяца. Получить такую сумму было приятно. Неприятно стало позднее, когда деньги улетучились. Но вот вчера наступил светлый день вручения мне декабрьского аванса. Сумма не великая – 5 тысяч рублей, но мне и она казалась царским подарком. Сразу выросли крылья, которые и занесли меня в магазин.

Повод был! Требовалось купить утеплитель для балконной двери. Стоил этот утеплитель буквально копейки, отчего на радостях я купила сразу 10 метров и уже пошла к выходу, как вдруг заметила ЕГО!

Он висел себе на стеночке – такой красивый, такой желанный и такой одинокий! Мягкий, нежный, украшенный каким‑то увядшим вышитым цветочком, и такой доступный! Протягивал ко мне ручки и молил: возьми меня, ведь ты так обо мне мечтала!

Я подошла, не веря своим глазам, пощупала, даже понюхала, хотя уже знала, что отсюда мы уйдем вдвоем. Я принесу его домой, истомившегося от ожидания, помою в теплой водичке и покажусь ему во всей красе – молодая, обнаженная, привлекательная! Наш дом сразу поймет – пришел тот, кого мы ждали. Уют воцарится в нашем доме и наших сердцах.

И вот иду я с новым унитазным сидением (знакомьтесь – Soft Seat, можно просто Сеня) по нашему районному Бродвею. Иду, раскрасневшаяся от предвкушения мягкой посадки. Сеня под мышкой, ибо пакет лень было доставать, несла по‑американски: в руках, в обнимку. Сеня завернут в прозрачный «целлофан» и горделиво посматривает на окружающих. Вот и меня домой забрали!

По пути в зоомагазин зашли, купила Варюшке лакомое копыто – немаленькое, пусть грызет девочка, раз праздник в дом пришел!

 

И тут вспоминаю, что надобны мне утепленные синтепоном штаны. Просто позарез! Уже три года как надобны! Чтобы гулять с Варварой. Потому что надоело гулять, как капуста, в десяти рейтузах‑гамашах. Но все руки‑ноги не доходят до покупки «нормальной амуниции». И вот сегодня, раз уж выбралась «по магазинам», самое время зайти в какой‑нибудь «Спорт‑мастер» и купить нормальные теплые штаны или комбинезон. Без затей, без «дольче габаны», без «фирмЫ», но чтоб не продувало в минус двадцать.

А тут местный «Спорт‑мастер» как раз на горизонте и возник. Залетела я в него прямой наводкой, шапчонка набекрень, ботиночки на непогоду, пуховик, закаленный в трамвайных боях. Лицо пятничное: землистое с перламутром. Из сумки кусок поролона торчит – утеплитель домой несу. Облик венчает унитазное сидение, с которым, как обнялась, так и не расстаюсь. В правой руке, вместо скипетра, копыто.

– Здрасьте, – говорю, – а это… спортивные штаны с начесом есть?

Слышится стук падающих в обмороке тел.

И понимаю, что как‑то слишком громко говорю. И дышу. И ворвалась ураганом зря. И Сеню у входа надо было привязать. И сказать: «Место! Жди!»

Приглушенный свет. Янтарные интерьеры. Запах дорогих духов. Девочки на каблуках, в тончайшего полотна блузочках и юбочках. Нежно‑персиковые мальчики. Мерцание витрин.

 

Тут надо заметить в скобках, что есть у меня одна черта. Характера. Не понятно откуда взявшаяся. Может, из самозащиты. В иных местах начинаю вести себя как поизносившийся Рокфеллер. Из серии «я сегодня без кадиллака, уж простите». Высоко во лбу ломаю заросшую бровь, делаю скучное лицо и томно развожу руками, изображая Елену Соловей в широкополой шляпе.

Подумаешь, с копытом. С унитазным сиденьем. В старых ботинках. Причуда такая!

Но сама понимаю, что надо красиво уходить. Но убегать сразу, как ошпаренный кот от плиты, не позволяет самолюбие.

Говорю: «Покажите мне утепленные штаны! Горнолыжные не надо, у меня есть (бу‑га‑га), а попроще – с собачкой гулять».

Ошалевшие мальчики бегут за штанами. Приносят. Штаны австрийские – 8 тысяч рублей. Штаны финские, «эти похуже, потоньше – всего за 2,5 тысячи».

Термоноски – за 500 рублей.

Термобелье – за 3 тысячи.

Не сдерживаюсь, спрашиваю:

– Белье у вас спинку, случайно, не чешет? Сказки на ночь не рассказывает?

Мальчик в ошалении… (Клиент непонятен. То ли капризен, то ли самодурен! Да еще сиденье унитазное из рук не выпускает! Да еще это копыто, небрежно положенное на витрину!)

– Шучу, – говорю. – Вольно, молодой человек. Что же, все у вас нравится. Но примерять сегодня не буду, видите, с покупками я, неудобно мне, шофера отпустила… Зайду как‑нибудь на неделе. Не провожайте!

Покидаю помещение.

На улице, уткнувшись в мягкий Сенин бок, начинаю хохотать. Сеня опасаясь, что это нервное, неумело утешает. Купим, мол, штаны, чего ты… В крайнем случае, одиннадцатые гамаши.

 

Домой мы пришли в отличном настроении. Что штаны! Конфет купили!

Оставшееся до прогулки время прилаживали Сеню.

Сеня встал, как влитой, горделиво и уверенно. Правда, не очень любит, когда его используют. Норовит хлопнуть крышкой в самый неподходящий момент. И после момента. И до. Вообще не любит, когда крышку открывают и лезут с откровениями. Потому что иначе не видно вышивки – Туманный Альбион… Белая кожа… Зеленый цветок.

 

Год 2007

 

Январь

 

Знакомый ходил с дочкой в зоопарк, потом они обсуждали, чем пингвины отличаются от мужчин. Про мужчин и пингвинов сказать не возьмусь, зато знаю, чем Варвара отличается от верблюда.

Практически ничем! А, ну горба нет, конечно. А так – одно лицо! И повадки.

 

…Началось все с того, что я изучила книгу Селины дель Амо про язык собак. Невербальный. Что, зевая, можно собаку расслабить. Или моргая. И что она, садясь к тебе спиной, вовсе не игнорирует, как кажется сначала, а наоборот, тебя, электровеник психованный, успокаивает. Если уши как‑то по‑особому закладывает, значит, изображает щенка, а щенков нельзя наказывать, надо только любить, целовать и выдавать сыр и мясо.

Много интересного почерпнула я в той книге, но малость запуталась.

Поэтому «разговаривала» с Варварой на тарабарском языке, который она понимала плохо. Да и кто поймет, если хозяин одновременно зевает, моргает, шевелит ушами и при всем этом пристально смотрит на собаку – соображай, мол, тундра, с тобой разговариваю!

Чтобы облегчить понимание сторон, Варвара стала тырить мои жвачки. Свежее дыхание, как известно, облегчает понимание! Пачки «Орбитов» я легкомысленно оставляла на зеркале в прихожей. Жвачку я люблю, покупаю много, и Варвара мое увлечение одобряет. Стыренную пачку жевала сразу, не умея достать «подушечки», а потом выплевывала обертку.

Я, конечно, такого допустить не могла. Не то чтобы мне было жалко, но девиз: «Слипнется!» – звучал в сторону Варвары регулярно. Жвачку на зеркале я больше не оставляла.

Зато на каждой прогулке, стоит только мне вынуть «Орбит», как Варвара начинает меня доставать. «Мам, дай вкусняшку, ну дай вкусняшку!»

Собака реально балдеет от запаха жвачки. И запаха зубной пасты… Больше всего ей нравится «Зимняя свежесть» и «Сладкая мята», «С корицей» хуже, но тоже годится.

В общем‑то в жизни, не считая потыренных упаковок, Варвара получала всего‑то пару раз по микроскопическому кусочку. А сегодня она взяла меня на абордаж. Мы как раз поужинали, я сунула пластинку в рот, а Варвара уж тут как тут. Пристала: «Дай пожевать, дай пожевать!»

– Да на! – сказала я и дала свою жвачку.

После чего с интересом последователя Павлова уставилась на собаку, забывая не только моргать, но даже и дышать. Что будет делать собака со жвачкой?

 

А что будет делать? Жевать!

Кто‑нибудь видел аттракцион «Животное и ириски»? Когда пасть открывается со звучным «чпоком»? А сладкая конфетная масса прилипает к зубам. Вкусно, но отодрать невозможно, прожевать толком – тоже.

У Вари получилось лучше. Она очень аккуратно пожевала минут пять, красиво перекатывая жвачку в пасти, а потом деликатно выплюнула ее на свою подстилку. Спасибо, мол, было вкусно. А теперь пожалуйте десерт.

Десерт отсутствовал. «Тогда почешите пузо», – сказала Варвара, вольготно ерзая спиной по подстилке и болтая в воздухе лапами. Не проходите мимо, тут она я!

Пузо почесали. В нос поцеловали. Отметив приятный, сладко‑мятный запах из пасти. «А где, кстати, жвачка?» – спросила я Варвару, уже подозревая неладное.

 

…Теперь, когда Варвара просит жвачку, я сразу предлагаю ей подсолнечного масла. Оно и для здоровья полезнее, и жвачку из шерсти с ним вычесывать легче.

 

ИСТОРИЯ ПРО МЯЧИК

 

Сегодня во время прогулки я подумала, что давно нет историй про Варвару. Что‑то с нами приключений не приключается. В помойное ведро за куриными костями Варишна не суется, на выставки не ходит, к брюнетам равнодушна…

Думала я, думала, но ничего не вспомнила. В голову навязчиво лезло только одно воспоминание – о том, как однажды, еще по осени, перед прогулкой выпила пива, не подумав о последствиях. Которые своевременно наступили в середине маршрута. До дома далеко… Деревьев‑кустов нет… А есть школьный двор и школьный же подвал, по ступенькам которого периодически спускаются подростки, воровато оглядываясь, а потам, через пару минут, поднимаются с блаженными лицами. И я решила закосить под подростка. Долго мылилась, озиралась, губы жевала, за угол смотрела, топталась рядом… Но в туалет хотелось так сильно, что даже совесть уже замолчала. И воспитание. И прочие социальные принципы.

Спускаюсь, значит, на одну ступеньку, вторую, куртку снизу расстегиваю… Сердчишко бьется.

И тут над ступеньками загорается лампочка! Яркая такая, как прожектор! Видимо, в школе у охраны камеры стоят. На непонятное шевеление на ступенях подвала охрана отреагировала включением света.

У меня инфаркт (вот такой рубец!). Думаю: ну все, конец фильма! засекли! Надо как‑то из положения, не теряя лица, выходить. Осквернить ступени и подвал я не успела, просто стою под лампой в расстегнутой куртке. Шиплю: «Варвара, иди сюда! Сюда, сюда, говорю, иди, быстро!»

Варвара сует нос в подвал: «Мам, звала?»

Свожу брови к переносице, начинаю нарочито по карманам искать, головой вертеть, по ступеням с сердитым видом топтаться: «Ну, и где твой мячик?! Куда ты мячик подевала?! Где нам теперь его найти?! Говорила я тебе, надо было сразу за ним бежать, теперь вот не найдем! Хорошо, хоть свет включили!»

Варвара чуть в обморок не упала. С мячиком мы давным‑давно не гуляем. С времен глубокой юности. Поэтому на поиски смотрела заинтересованно. Вдруг, правда, найду?

«Не найдя мячик», но не потеряв достоинства, выползаю из подвала и, не разжимая губ, даю команду: «Уходим».

 

…И подумалось. Нет бы изобрести для собачников плащ‑сорочку! Спасать путников в беде… Чтоб они не шкерились по подвалам, а гордо шли и, не снижая скорости…

 

 

Февраль

 

Дети

 

Можно расскажу одну историю? Учились мы тогда в первом классе, и было нам по 6‑7 беззубых лет.

 

Когда‑то здесь был «частный сектор», и вот на его месте выстроили несколько белоснежных кораблей‑девятиэтажек. В сентябре школьники из новых домов пошли учиться. Утром – на уроки, а днем, как и все советские дети образца 60‑70 г.г., бесконтрольно пропадали на улицах.

 

Только представьте, какое удовольствие для детей исследовать границы нового микрорайона! Справа – пустырь, слева – стройка, где‑то рядом – пустые частные дома, из которых хозяева уже выехали, а здания еще не снесли. А там – подвалы! чердаки! потайные ходы! комнаты с печками! старые деревья с качелями!

 

Всю осень мы искали сокровища. На всей территории, включая ближайшие стройки. Кстати, даже был кой‑какой улов: старее часы, чеканка «Девушка и береза», старый ЧЕРНЫЙ телефон с диском, подшивка журнала «Работница» и целая пачка открыток 50‑х годов, перетянутых бечевкой. Большое богатство по меркам 1979 года! Ведь на эти открытки можно было наклеить библиотечные карточки с переписанными рецептами печенья «Улыбка негра» и торта «Графские развалины». Карточки всем желающим бесперебойно поставляла моя мама библиотекарь. Писали в первом классе мы коряво, долго и трудно, поэтому карточек уходило много, а о ярко‑обложечных книгах для записи рецептов тогда никто и слыхом не слыхивал.

 

Зимой вылазки наши стали менее масштабными, но зато более точечными.

И вот однажды… Идем январским сумеречным днем по пустырю. Еще осенью здесь были частные дома, но потом их снесли. Идем себе, сугробы пинаем, по раскатанным ледяным «дорожкам», разбежавшись, прокатываемся.

И вдруг смотрим – дыра в земле! Снег, лед, чисто поле и дыра! Настоящая! Круглая! Как будто большой бур просверлил ледяную твердь аж до самого земного ядра и вышел на поверхность где‑то в районе Австралии! Там, где антиподы вверх головами ходят!

Дыра заинтересовала нас чрезвычайно.

Мы легли на животы вокруг этой дыры и стали в нее «ухать» – иной метод проверки глубины в головы нам тогда не пришел. Потом кто‑то притащил палку, пошуровав которой мы поняли, что дыра глубокая и таит в себе по меньшей мере подземный ход. Это по меньшей мере! По большей, мы все же надеялись на Австралию.

Никто из нас в первом классе, понятное дело, не курил, поэтому зажигалок и спичек под рукой не было. Единственный инструмент развлечения в тот вечер – мяч – мы, посовещавшись, бросили в дыру, ожидая услышать, как он стучит по гулким каменным ступеням. Кажется, какой‑то стук мы даже услышали.

Темнело. Дети мы были хоть и наивные, но уроки героев Фенимора Купера даром не прошли. Мы решили, что завтра принесем из дома веревку, фонарик, и будем в дыру спускать Ленку, так как она самая тощая и уже год ходит «на гимнастику».

Чтобы дыру не приметили конкуренты, мы изобретательно прикрыли ее какими‑то досками.

На следующий день, едва досидев до окончания уроков, побросав дома портфели, побежали к дыре. За ночь с ней ничего не сделалось. Обвязали Ленку бельевой веревкой поверх цигейковой шубейки, решив подстраховаться, второй конец привязали к дереву. На всякий случай, вдруг Ленку не удержим.

Первый этап спуска начался.

Ленка опустила ноги в дыру и зависла на руках. Среди остающихся наверху разгорелась дискуссия: велеть ей прыгнуть вниз самой или лучше всем вместе опускать ее медленно и осторожно, как в кино – мы видели. Отвлеклись на обсуждение условных сигналов – сколько раз надо дергать веревку в случае опасности. Во мнениях не сошлись, заспорили громко, как воробьи, расчирикались.

Возможно, именно этот шум‑гам и привлек случайного прохожего. Он мазнул взглядом по нашей компашке, по Ленке, наполовину уже скрывшейся в этой дыре… Лицо его вытянулось, глаза расширились: «Эй, ребята! РЕБЯТА! Вы что делаете?! Немедленно пацана доставайте! Совсем с ума сошли?! Давайте, быстро!»

И сам рванул к нам, вынул упирающуюся Ленку из дыры, поставил на землю и только потом перевел дух.

«Ребята! Это же дырка от туалета‑скворечника, вы что, совсем ни черта не соображаете?!»

 

Такого коварства от Австралии мы никак не ожидали. Хотя, если честно, на туалет дырка походила больше, чем на подземный ход.

Мы были раздавлены. Мы стояли кружком и не верили своим глазам.

«Я вам не пацан!» – в спину прохожему крикнула очнувшаяся Ленка.

 

 

Март

 

Да нет, что вы! Никто на нас не нападал! Все культурно.

Алабай на крыше сидел. Гаража. Вместе с хозяином. Медитировали на звезды. Их, звезд, правда, не было видно, но на небо, с появляющимся из‑за туч тонким серпиком месяца, смотреть, несомненно, интереснее, чем на землю, укрытую грязево‑снеговой кашей. По которой, что называется, ни пройти, ни проехать.

А по этой каше, как раз под гаражами мы шли. Я, как всегда, вслух развлекала себя искристыми монологами, Варвара нюхала битое стекло. Прогулка проходила в нормальном режиме, а тут – алабай… На крыше.

Варвара сказала: «Ой».

Я сказала: «Ой».

После обмена приветствиями («У вас кобель?» «Нет!» «А кто?»), хозяин алабая попросил разрешения сойти вниз и познакомить собак. Так они спустились на нашу землю.

При ближайшем рассмотрении алабай оказался огромным роскошным псом. Я спросила: «Это у вас алабай?», чем сразу зарекомендовала себя подкованной и серьезной собачницей. Хозяин спросил: «А у вас кто?», чем сразу зарекомендовал себя человеком неравнодушным и интересующимся поступью кинологии в стране.

Алабай рвался в бой (зачеркнуто) играть, дергал поводок, бил себя в грудь, что не убежит в черную даль, а будет только играть, играть и еще раз играть, как завещал великий Чайковский.

Был отпущен, и от избытка сил, энергии и восторга начал нарезать круги на такой скорости, что мы, все трое, почувствовали себя зрителями на футбольном матче. «На фиг, на фиг такие игры…», – пробормотала Варвара и стала бочком продвигаться к выходу. Изображая из себя маленькую, незаметную обертку от чупа‑чупса. Шурша комбинезоном и светя своим ошейниковым фонариком.

Тут алабай ее заметил и закричал на бегу: «О! Клевая чувиха! Давай я буду нестись, как будто хочу тебя сбить, а ты от меня уворачивайся!»

«Нннет, спасибо, – сказала струхнувшая Варвара, – я лучше пойду лужу понюхаю». И двинулась к луже. Алабай за ней. Хозяин за алабаем. Я за хозяином. Варвара за мной. За ней алабай. За ним – хозяин. Варвара от него. Я за ней. И алабай за ней. И хозяин. И я. А она – за мной. Карусель, карусель, посади меня в кисель! Чтоб сосулькой с высоты звонко шлепнуться в кусты!

В общем, Варвара была не в восторге. Забоялась такого напора. И таких скоростей. Говорит: «Мам, ты хочешь с ним играть?»

– Я?! Да нет, он вообще‑то тебе в пару просился!

– Нет, – сказала Варвара. – Я сегодня, пожалуй, пас.

Ну, пас – так пас, пойдем дальше.

Попрощались с хозяином и двинули дальше. Алабай расстроился и решил силой нас удержать. Варвара растерялась и собралась зареветь. Я хотела по привычке сказать: «Не реви!… Вот и не реви!», но вспомнила, что у меня теперь новая метода воспитания уверенности в своей собаке.

Вместо того чтобы дать собакам самим разбираться в своих взаимоотношениях, даже если они кому‑то одному не в радость, и вмешиваться только в критических ситуациях, теперь сразу встаю на сторону Варвары и даю ей понять, что ее никто не бросил, тяжелая артиллерия просто стоит в кустах. Подбадриваю: «Не бойся, – говорю, – Варварушка, мама рядом, и мы с тобой всех порвем! Пошли разберемся! А нуууу, кто на нас?!»

Разбираюсь обычно я, и обычно – с агрессивными бездомными стаями, взявшими моду вылетать из‑за угла и, не разбирая чина и звания, сразу вцепляться во все, что движется.

Варвара потом идет гордо: «Мам, здорово мы их! А они такие несутся! А мы такие: «А нууууу!» А они такие испугались! Потому что мы сила, да, мам?!»

– Да, – говорю, – мы сила. Пойдем, малыш. Никогда ничего не бойся. И никогда ничего не бойся заранее. Я рядом.

… Так, рядом, мы и ушли. Мирно помахав рукой на прощание алабаю и хозяину. А кто нам что сделает? Мы – сила.

 

Апрель

 

Про «красную штучку»

 

Как‑то давным‑давно, почти случайно, гостившая у меня мама купила прищепки для пакетиков. Ну, знаете, когда у пакета молока уголок отрезаешь, потом скрепляешь прищепкой, и все отлично. Или кофе в пакетах, чтобы не «выдыхался». И прочие мешочки с сахаром‑солью‑крупой.

Прищепки были чудесные – почти как бельевые, только махонькие, с цветочками‑ягодками… Игрушка!

Потом мама уехала и прищепки увезла с собой. А тоска по ним осталась. И пакеты с кофе и солью. И мешки с кормом.

С эстетической болью защипывала их бельевыми деревянными прищепками, что смотрелось, конечно, не «шарман». А тут приходит мне от подруги из Финляндии замечательная посылка. А там, кроме всего прочего, лежит такая вот штучка: ручка – не ручка, карабин – не карабин, одним словом, красная палочка с каким‑то щупом на конце. И ни комментариев в посылке, ни инструкций, ни малейшего намека!

Повертела ее в руках. Понюхала. На свет посмотрела.

А потом дошло! Это ж финская прищепка для пищевых пакетов!

То‑то радости было в доме! Жаль, прищепка была одна. Хотя немного странная. «Щуп» слишком большой. «Но финны – они ж люди другой национальности, да и пакеты у них, наверное, другого формата, побольше», – подумала я и нацепила прищепку на 15‑килограммовый пакет с кормом. Держалось плохо.

Убрала с корма, прицепила на пакет с сахаром. Но пакет лежал в шкафу, и красоту никто не видел.

И вот нашлось применение! Прищепка гордо зафиксировала мешочек с молотым кофе – украшение чайного столика.

Мешочек красивый, фирменный, живописный – зерна кофе нарисованы, тонкий фарфор, улыбающиеся люди с признаками социального здоровья в лице. Сверху пришпилена прищепка. Любуюсь. Душой отдыхаю. Приходящим демонстрирую…

Отсылаю подруге восторженное письмо. Спасибо, мол, за все, за дары, за конфеты, за шарф! Но самое большое спасибо – за прищепку, искала такую много лет и вот!

«Да, да, – пишет подруга, – спасибо за спасибо, очень я довольна, не поняла только про какую прищепку ты пишешь, но это ладно. Слушай, а та красная штучка – пинцет для клещей – понравилась тебе?»

Я поперхнулась кофе, который благостно вкушала в момент чтения письма.

Без лишнего шума пинцет был снят с кофейной мечты, унесен на работу, сфотографирован и выставлен на всеобщее обозрение. Ну попадитесь мне, клещи! Пришпилю к пакету!