Тактика допроса в конфликтной ситуации «со строгим соперничеством»

Тактика допроса в конфликтной ситуации «со строгим соперничеством» наиболее сложна. Здесь интересы взаимодействующих лиц строго противоположны: допрашиваемый, 'как это вытекает из материалов дела либо с той или иной достаточно высокой степенью вероятности предполагается следователем в результате проведенной диагностики его ин­формационного состояния, скрывает или умышленно искажа­ет имеющуюся у него искомую, необходимую для полноты и объективности расследования информацию.

В этой ситуации следователю требуется приложить все свои умения, использовать разнообразные допустимые средства (приемы, их комбинации) своего тактического арсенала.для достижения основной тактической цели допроса — воз­действия на допрашиваемого для получения в результате этого полных и объективных показаний об известных ему, но -скрываемых или умышленно искажаемых обстоятельствах расследуемого преступления.

Вопрос о формах и методах воздействия на личность в условиях уголовного судопроизводства и о допустимости в &целом такого воздействия весьма сложен и остродискуссио­нен. Диаметрально противоположные позиции по этому вопро­су занимают, с одной стороны, Р. С. Белкин, И. Е. Быховский, А. Р. Ратинов, автор настоящей работы и другие кри­миналисты, с другой — М. С. Строговнч, И. Ф. Пантелеев, С. Г. Любичев и др. В первую очередь эта проблема касает­ся именно тактики допроса в строго конфликтной ситуации. И в этой связи нам представляется необходимым рассмотре­нию конкретных приемов воздействия на допрашиваемого в рассматриваемой ситуации предпослать несколько слов о сущности, целях и формах воздействия на личность.

В процессе многовековой социальной практики выкрис­таллизовались два основных метода воздействия на лич­ность — убеждение и принуждение. Эти же методы воздейст­вия на личность — убеждение, как первостепенный и основ­ной, и принуждение, как подчиненный и факультативный, ле­жат в основе всех тактических и процессуальных средств при расследовании преступлений (наиболее характерно их соче­тание проявляется, в частности, при производстве такого следственного действия, как обыск). Сразу отметим, что цель любого воздействия, как убеждения, так и принуждения, применительно к тактике следственных действий едина: изменение допрашиваемым, подвергающимся воздействию, своего поведения и (или) отношения к имеющейся у него искомой следователем информации — от ее сокрытия или искажения к объективной и полной передаче.

Убеждение, как метод воздействия на личность, состоит в передаче нравственных, интеллектуальных, эмоциональных и других представлений от одного лица к другому с целью изменения мотивов, которыми лицо, подвергающееся воздей­ствию, руководствуется в своей деятельности. Убеждение имеет весьма сложную структуру; выступая как метод внешнего воздействия на поведение лица через его внутренние по­буждения, оно создает мотивы свободного и осознан­ного определения человеком характера своих поступков и поведения в целом.

Убеждение следователем допрашиваемого в необходи­мости изменения им избранной линии поведения относитель­но искомой информации может осуществляться в различных формах и различными приемами (и их комбинациями), отдель­ные из которых мы рассмотрим чуть ниже. Однако все они направлены не только на то, чтобы допрашиваемый дал прав­дивые показания, но — и это главное! — на то, чтобы их дача под воздействием убеждения осознанно представлялась допрашиваемому в сложившейся ситуации общения единст­венно верной, отвечающей его интересам линией поведения. Иными словами, допрашиваемый, изменяя свое поведение под воздействием убеждения, сознает и отчетливо представляет себе, что в создавшейся ситуации передача им следователю искомой последним информации, в бессмысленности или не­состоятельности сокрытия или искажения которой он убе­дился, необходима в его интересах или как минимум жела­тельна по определенным рациональным или эмоциональным мотивам (а чаще всего по совокупности этих мотивов).

Сущность метода принуждения противоположна убеж­дению. Она состоит в том, что стоящая перед воздействием цель (единая, как сказано, и для убеждения, и для принуж­дения) достигается (или делается попытка ее достижения) помимо свободного и осознанного желания допрашиваемого лица. Думается, именно этот признак явля­ется наиболее существенным, отличающим принуждение от убеждения при допросе в конфликтной ситуации. Естественно, что здесь мы имеем в виду не физическое, однозначно и ка­тегорически запрещенное принуждение, а принуждение моральное и психическое. Под моральным принуждением мы по­нимаем постановку допрашиваемого в условия, когда в свя­зи с занимаемой им позицией в допросе — сокрытием им ис­комой следователем информации — может последовать не­желательное для него изменение мнения о нем со стороны отдельных лиц, групп, общественного мнения в целом. Под психическим принуждением при допросе, также, на наш взгляд, допустимым, мы понимаем средства (главным обра­зом вербальные) воздействия на лицо, в результате приме­нения которых искомая следователем информация выдается допрашиваемым без свободного и осознанного желания или без осознания значимости передаваемой под влиянием тако­го воздействия информации для своих интересов, которые в -этой ситуации состоят в общем-то в сокрытии ее от следова­теля (или умышленном ее искажении).

Выбор следователем видов и форм воздействия и кон­кретных приемов его осуществления при допросе зависит от многочисленных факторов. В число их входят: степень адек­ватности осознания следственной ситуации; количество и ка­чество имеющейся в распоряжении следователя информации относительно предмета допроса, личности допрашиваемого конфликтующего со следователем; сфера психики допраши­ваемого, рациональная или эмоциональная, на которую рас­считано воздействие (иными словами, является ли оно логи­ческим или эмоциональным). Говоря о последнем факторе, следует отметить, что строгое выделение той или иной сфе­ры психики допрашиваемого, на которую предполагается воздействовать средствами и приемами убеждения, невозмож­но, ибо по своей структуре убеждение всегда имеет две сто­роны — интеллектуальную и эмоциональную — и существу ет только при их неразрывном единстве. И тем не менее одни приемы убеждения в основе своей «апеллируют» к логике до­прашиваемого, к его рассудку, другие — к его эмоциям.

Понимая невозможность рассмотрения даже большинст­ва реализуемых па практике средств и приемов убеждения при допросе (и уж ни в коем случае не претендуя на освеще­ние всех известных нам из этого арсенала), остановимся лишь на отдельных из них, которые представляются нам либо наи­более значимыми для многих типовых ситуаций при конф­ликтном взаимодействии при допросе, либо дискуссионными я неоднозначно оцениваемыми в криминалистической литера­туре.

Основным принципом применения средств убеждения для предупреждения и разрешения конфликтных ситуаций при допросе является неукоснительное выполнение следова­телем требований, изложенных в ст. 20 УПК. Именно полно­та, всесторонность и объективность выяснения всех обстоя­тельств, составляющих предмет допроса, во многих случаях предупреждает саму возможность возникновения конфлик­тов, а также служит удовлетворительным и достаточным средством разрешения возникшей конфликтной ситуации допро­са. В тактическом отношении важно не только то, чтобы допрос велся объективно, чтобы в ходе его выявлялись как ули­чающие, так и оправдывающие, как отягчающие, так и смяг­чающие вину обвиняемого обстоятельства, но и то, чтобы ха­рактер допроса (предельная объективность) был нагляден и именно так осознавался допрашиваемым.

Во многом из этого положения вытекает один из наибо­лее распространенных приемов убеждения следователем до­прашиваемого. Мы имеем в виду убеждение конфликтующе­го со следователем допрашиваемого путем разъяснения ему обстоятельств, которые согласно уголовному закону призна­ются в качестве смягчающих ответственность (ст. 38 УК). Как верно рекомендуется в литературе, используя этот при­ем убеждения, недостаточно просто сослаться на норму УК, а надо предоставить допрашиваемому возможность самому ознакомиться с соответствующей статьей и разъяснить содер­жание каждого ее пункта, иллюстрируя это известными сле­дователю примерами того, как отдельные из указанных в статье обстоятельств учитывались судом при назначении на­казания ²¹.

На практике реализация этого приема убеждения обыч­но состоит в тщательном разборе следователем каждого из обстоятельств, перечисленных в ст. 38 УК, и «примеривании» его к данному допрашиваемому. При этом последнему разъ­ясняется, какие из указанных в разбираемой статье обстоя­тельств в его случае могут быть признаны смягчающими, а также то, что признание таких обстоятельств в качестве смягчающих для суда обязательно.

Для иллюстрации приведем часть фонограммы допро­са ранее судимого Семенцова, подозреваемого в совершении квартирной кражи, причастность к которой он отри­цал. «Вам разъясняется содержание смягчающих вину об­стоятельств, предусмотренных ст. 38 УК РСФСР: п. 1 «Предотвращение виновным вредных последствий совер­шенного преступления, или добровольное возмещение нанесенного ущерба, или устранение причиненного вреда». Как понимаете, в вашем случае, если вы возместите причиненный ущерб, а еще лучше, выдадите похищенное, суд, будет обязан учесть это обстоятельство как смягчающее; п. 2. «Совершение преступления вследствие стечения тяжелых личных или семейных обстоятельств». Насколько нам известно, таких обстоятельств для совершения кражи у вас не было. Вряд ли этот пункт подходит вам. Во вся­ком случае, пока вы не объясните мотивы кражи, говорить об этом — о возможности учета судом в качестве смягча­ющего данного обстоятельства — преждевременно; п. 3. «Совершение преступления под влиянием угрозы или при­нуждения либо в силу материальной, служебной или иной зависимости». Как, по вашему мнению, подходит ли вам это смягчающее обстоятельство? Думаю, что нет; п. 4. «Совершение преступления впервые...». Вы ранее судимы и ясно, что этот пункт к вам не относится, так же как и со­держание следующих четырех пунктов, гласящих... (следо­вателем воспроизводится содержание п. 5—8. — О. Б.), п. 9. «Чистосердечное раскаяние или явка с повинной, а так­же активное способствование раскрытию преступления». С явкой с повинной вы опоздали, а вот дать суду возможность при назначении наказания учесть как смягчающие обстоя­тельства чистосердечное раскаяние и активное способство­вание раскрытию преступления, зависит сейчас только от вас, от вашего поведения. Не спешите, подумайте. Ведь речь идет именно о вашей судьбе, о наказании вас, а не кого-либо другого. Имейте в виду, что обязанность учесть это как смягчающее обстоятельство не право суда — за­хочет учтет, не захочет — не учтет, а именно его обязан­ность».

Как видим, этот прием из арсенала убеждения рассчи­тан на изменение мотивов поведения допрашиваемого в конф­ликтной ситуации в основном по рациональным побуждени­ям, в надежде на смягчение ответственности за совершенное преступление.

Широко используемым в криминалистической практике приемом убеждения, в основе своей также рассчитанным на воздействие па интеллектуальную сферу психики допраши­ваемого, является обращение к имеющимся доказательствам и установленным обстоятельствам совершения преступления. Проблемы использования доказательств для убеждения до­прашиваемого в рациональности и необходимости для него изменения своего поведения и отношения к искомой следова­телем информации в конфликте при расследовании различных видов и категорий преступлений и тактика предъявления доказательств при допросе достаточно полно, обстоятельно и в различных аспектах исследованы в процессуальной и крими­налистической литературе последних лет. Это позволяет нам ограничиться изложением лишь следующих двух, имеющих, на наш взгляд, принципиальный характер рекомендаций по использованию доказательств под углом рассматриваемой темы:

1. Предъявлять доказательство следует после того, как лицо допрошено по всем обстоятельствам, связанным с дока­зательством, которое будет предъявляться. При этом допрос по названным обстоятельствам должен производиться так, чтобы допрашиваемый в дальнейшем при предъявлении из­вестного следователю факта не мог опорочить его доказатель­ственную силу. 2. Предъявлять доказательства в зависимос­ти от следственной ситуации и личности допрашиваемого: ли­бо в их совокупности с нарастающим итогом — от «меньше­го» доказательства к «большему», либо предъявлять отдель­ные доказательства с постепенным введением новых при по­следующих допросах.

Более подробно следует остановиться на близких к рас­смотренным выше, но отличающихся от них по своей приро­де и механизму воздействия тактических приемах убежде­ния, которые, как нам представляется, еще недостаточно ос­вещены в литературе. Эту группу тактических приемов убеж­дения мы назвали «тактическими приемами демонстрации возможностей расследования» ²². Их сущность заключается в демонстрации допрашиваемому возможности объективного установления каких-либо скрываемых им обстоятельств не­зависимо от его показаний путем: а) проведения в дальней­шем определенных следственных действий (допросов тех или иных лиц, очных ставок, осмотров, обысков и т. д.); б) ис­пользования научных методов расследования (применения научно-технических средств, назначения и проведения опре­деленных экспертиз). Приведем пример последовательного и эффективного применения приемов «демонстрации возмож­ностей» при раскрытии двух убийств, весьма сложных с точки зрения доказывания.

Имея к моменту допроса лишь весьма косвенные ули­ки причастности подозреваемого Асеева к расследуемым убийствам, следователь решил провести предварительное

исследование вещественных доказательств, а подозревае­мого сделать его «участником». Дальнейшее следователь описывает так: «Мы взяли плащ болонью, изъятый при осмотре квартиры Асеева, и в его присутствии стали тща­тельно его осматривать. При этом мы обратили внимание на то, что в области правой лопатки мел настолько глубоко проник в ткань, что счистить его не удалось. Показывая Еплащ Асееву, мы рассуждали о механизме образования этого пятна. Включившись в наш разговор, Асеев подтвердил, что действительно пытался вычистить мел на плаще, Ц но это ему не удалось. <...> Однако Асеев заявил, что испачкал плащ мелом у себя в коридоре, когда пьяным возвращался домой.

Здесь же, при Асееве, было принято решение о неза­медлительном изъятии соскобов мела в коридоре и в ком- К нате его квартиры.

На вопрос Асеева, зачем это делается, ему объяснили, что соскобы мела с забора у места убийства Багмы уже взяты, а в его квартире образцы мела не отобраны, и разъяснили возможности судебно-химической экспертизы, которая сможет определить, откуда происходит мел на его плаще — из его квартиры или с места происшествия.

Затем лист растения из кармана его плаща сопоставили с образцами листьев акации с того же места убийства. Асеев спросил: «Для чего это?». Ему объяснили возмож­ности ботанической экспертизы.

Далее мы предъявили Асееву окурки папирос с места убийства Долмановой, обратив внимание на то, что и он курит папиросы «Волна», а затем начали сопоставлять изломы мундштука на этих окурках и тех, которые были найдены у него дома. Асеев объяснил, что заламывать мундштук таким образом мог не только он, но и любой другой курящий. Не возражая против этого, ему объяс­нили, что судебно-медицинская (биологическая) экспертиза по остаткам слюны на окурках определит ее группу, и I: здесь же отобрали образцы слюны у Асеева. Затем мы сообщили допрашиваемому, что обнаружили у него дома; спички с красной воспламеняющейся массой и такую же I спичку нашли на трупе Долмановой, и сообщили о возможностях судебно-химической экспертизы в этом плане» ²³.

Таким образом, тактические приемы убеждения группы «демонстрации возможностей» научных средств и методов расследования могут быть связаны: а) с осмотром вещественных доказательств с участием допрашиваемого; б) с разъ­яснением ему возможностей назначенной или предполагае­мой к назначению экспертизы; в) с изъятием образцов у допрашиваемого или с его участием в определенных местах (н_а месте происшествия, по месту жительства допрашиваемого и т. п.) с разъяснением ему целей и возможностей их экспертного исследования.

В отдельных случаях «демонстрация возможностей» мо­жет быть основана на предполагаемом (а иногда и заведомо известном) получении негативного результата от проведения определенного следственного действия с участием конфлик­тующего со следователем лица. Как показывает практика, такую «демонстрацию возможностей» целесообразно прово­дить при проверке показаний допрашиваемого о месте сокры­тия трупа, орудий преступления и иных вещественных дока­зательств.

Тактические приемы «демонстрации возможностей» це­лесообразно использовать также при установлении на момент допроса способа совершения или сокрытия длящихся или пов­торных преступлений.

При расследовании дела о получении взяток за неза­конную прописку работником паспортного отделения К. следователь на момент допроса подозреваемого располагал сведениями о фактах получения им взяток от Э. и Ш. Изъ­яв документы о прописке названных лиц, осмотрев их и допросив ряд свидетелей, следователь установил способ сокрытия К- фактов незаконной прописки: в формах № 15 на прописку Э. и Ш. он учинил подложные подписи о согласии на их прописку от имени совершеннолетних жиль­цов квартир, в которых имелись излишки жилплощади. При допросе подозреваемого следователь ознакомил его с добытыми доказательствами по этим двум фактам и разъяснил, что он намерен изъять все документы о пропис­ке граждан в квартирах, в которых имелись излишки жил­площади и где разрешение на прописку давалось им К. допросить квартиросъемщиков о том, давали ли они согла­сие на прописку указанных в документах лиц, знают ли они граждан, прописанных на их жилплощади. «Продемон­стрировав» такие возможности, следователь выразил свое убеждение, что этим путем он сможет установить и другие факты получения К. взяток. Использование этого приема убеждения дало положительные результаты: К. не только полностью признал получение взяток от Э. и Ш. (что составляло основную тактическую задачу следователя на данном этапе расследования), но и назвал еще ряд граждан, незаконную прописку которых за взятки он скрыл тем же способом.

Возможны и другие самые разнообразные ситуации, в которых целесообразно использовать тактические приемы демонстрации возможностей расследования» как средства убеждения допрашиваемого. Основной же принцип их приме­нения, на наш взгляд, заключается в том, что и положитель­ный результат воздействия не исключает необходимости про­изводства следственных действий, возможности которых «де­монстрировались» допрашиваемому (за исключением, может быть, проведения в дальнейшем очных ставок) для объек­тивного установления тех или иных фактов.

Применение описанных приемов убеждения, как прави­ло, не только позволяет побудить конфликтующего со следо­вателем допрашиваемого изменить линию своего поведения в желательном для следователя направлении, но и облегча­ет дальнейший психологический контакт с ним, даже если непосредственная цель применения этих приемов не была достигнута (иными словами, если допрашиваемый не счел «демонстрацию возможностей» убедительной для себя и не дал правдивых показаний). Допрашиваемый убеждается, что следователь ведет расследование «с открытым забралом», твердо убежден в правильности своих логических рассужде­ний, в возможности установить искомые обстоятельства не­зависимо от его показаний.

Другим распространенным приемом убеждения допра­шиваемого с целью изменения его поведения в конфликтной ситуации, но уже рассчитанным больше на эмоциональную сферу психики, является обращение к положительным лич­ным качествам допрашиваемого. Примеры использования та­кого вида убеждения в разнообразных его формах много­численны и широко известны. Это позволяет в рамках нас­тоящей работы ограничиться лишь общей рекомендацией о Целесообразности и эффективности их использования следо­вателем для предупреждения и разрешения конфликтных си­туаций при допросе, и не только как средства получения правдивых показаний, но и как первой «ступени» к перевос­питанию правонарушителя. Действительно, изменение право- Нарушителем своего поведения на допросе под влиянием об­ращения к его положительным качествам и свойствам убедительно, на наш взгляд, свидетельствует о том, что имен­но они преобладают в его эмоциональной сфере.

Существует, однако, проблема возможности применения тактических приемов разрешения конфликтных ситуаций до­проса, основанных на использовании так называемых слабых мест в психике допрашиваемого: повышенной вспыльчивос­ти, тщеславия, жадности, беспринципности, чувства мести, ревности и подобных нежелательных в психологической струк­туре личности состояний.

Рассмотрим этот вопрос более подробно на примере так­тического приема, именуемого в криминалистической литера­туре «разжиганием конфликта», допустимость которого вы­зывает наиболее резкие возражения у многих специалистов в области судебной этики. Сущность этого приема заключа­ется в том, что допрашиваемого убеждают дать правдивые показания, разъясняя ему содержание показаний, например, его соучастников, возлагающих на него основную ответствен­ность за преступление, отводящих ему, возможно, и несоот­ветствующую истине руководящую роль в преступлении, и рассказывая о другом подобном поведении соучастников, не соответствующем его ожиданиям (например, о несправедли­вом дележе похищенного). Этот прием может быть реализо­ван также путем сообщения допрашиваемому мнения о нем и его поведении близких ему лиц или, напротив, мнений о близких ему лицах и их поведении, не соответствующих быв­шим у него до того представлениям об этом. Поясним ска­занное примером из следственной практики.

Мещерякова, как предполагалось следствием, пыта­лась скрыть руководящую и организаторскую роль своего мужа в преступлениях, в совершении которых они оба об­винялись (кражи, поджоги). У Мещерякова было изъято письмо, написанное им в следственном изоляторе своей лю­бовнице: «Я выберусь скоро, Людку посадят надолго. Ду­маю, нам с тобой до старости хватит блаженствовать — пить чай и смотреть телевизор, пока она дождется амнистии. Обработал я ее крепко. Она мне, как кошка, предана» Это письмо следователь предъявил Мещеряковой Дальнейшее он описывает следующим образом: «Мещерякова несколько раз прочитала письмо мужа, адресованное Маше — товароведу, потом пристально посмотрела в гла­за следователя и, ни слова не говоря, взяла со стола авторучку, несколько листов бумаги и стала неторопливо писать — дала полные, объективные, изобличающие действительную роль мужа показания» ²⁴.

Допустимо ли применение указанного и аналогичных ему „приемов «разжигания конфликта» при допросе в конф­ликтной ситуации с позиций приведенных выше критериев допустимости тактических средств? Цель их применения ясна и нравственна —получение от допрашиваемого правдивых,,соответствующих истине показаний. Имеет ли допрашиваемый в создаваемой в результате действий следователя ситуа­ции свободу выбора линии своего поведения (что, как извест­но, принципиально важно при оценке допустимости любого тактического приема)? Безусловно имеет: он может под воз­действием этого приема свободно и осознанно не изменить своего отношения к предмету допроса или также свободно и осознанно его изменить в желательном для следователя на­правлении. Далее. Содержит ли этот прием элементы обма­на, насилия и других однозначно запрещенных законом и эти­кой методов воздействия? Нет, если сообщаемая следовате­лем допрашиваемому информация — и это непременное ус­ловие допустимости всех тактических приемов — основана на имеющихся в распоряжении следователя данных (показа­ниях, фотоснимках, письмах, как в приведенном примере, и т. п.) и может быть «предъявлена» допрашиваемому.

С этих позиций допустимость рассматриваемых средств убеждения при допросе сомнений не вызывает. Но есть еще один и, на наш взгляд, главный вопрос, обоснованный ответ на который всецело обусловливает решение проблемы допустимости использования «слабых мест» в психике. Может ли применение подобных приемов привести к самооговору до­прашиваемого или оговору им невиновных лиц? Будем реалис­тами — может. Самооговор может стать следствием отча я­ ния в связи со ставшим допрашиваемому известным нежела­тельным и, как правило, неожиданным для него как личностимнением о нем других лиц или таким же поведением близ­кого ему человека. Оговор невиновных лиц возможен, на­пример, из-за желания отомстить за ставшее допрашиваемо­му известным неожиданное и нежелательное поведение тех или иных лиц, как в приведенном примере, или из-за жела­ния «разделить» с кем-либо причиненный преступлением ма­териальный ущерб, если используется присущее данному до­прашиваемому свойство жадности, и т. п. Иными словами, тактические приемы, основанные на использовании «слабых Мест» в психике допрашиваемого, не обладают свойством избирательности воздействия, а потому, на наш взгляд, не мо­гут быть рекомендованы для применения в следственной прак­тике (хотя в литературе более распространено противополож­ное мнение: А. П. Дербенев, Ф. В. Глазырин, В. М. Быков ДР-).

Близкой по механизму воздействия к описанным выше, но несколько иной по своей психологической структуре явля­ется большая часть так называемых следственных хитростей (именуемых также «психологическими ловушками» или «так­тическими комбинациями»). Сущность этих приемов сводит­ся к воздействию на допрашиваемого путем маневрирования следователем имеющейся в его распоряжении информацией с целью свободного и осознанного изменения допрашиваемым своего отношения к предмету следственной ситуации и само­го своего поведения в ней. Именно такая их направленность на свободное и осознанное изменение допрашиваемым моти­вации своего поведения в конфликте и, как следствие этого, переход от сокрытия или умышленного искажения искомой информации к объективной передаче ее следователю позво­ляет считать, что «следственные хитрости» в большинстве своем являются не чем иным, как средствами, приемами убеждения, сочетаемыми в отдельных случаях с элементами принуждения (когда информация допрашиваемым передает­ся без осознания ее значимости в собственных интересах)

Однако в связи с тем, что допустимость применения «следственных хитростей» при допросе имеет ряд принципи­альных противников (М. С. Строгович, И. Ф. Пантелеев, А. М. Ларин — в работах последних лет, и др.), до рассмот­рения конкретных вариантов их практического применения выскажем свое мнение о допустимости таких приемов, исхо­дя из механизма их формирования и воздействия и опреде­ленных выше основных критериев допустимости тактических приемов допроса в целом.

Очевидно, что «следственные хитрости» предпринимаются к лицам, в отношении которых с большой или доста­точно высокой степенью вероятности можно предположить умышленное сокрытие или искажение имеющейся у них ис­комой информации. Допрашиваемый — субъект воздействий следователя в такой конфликтной ситуации, как уже отмеча­лось, может находиться в одном из следующих информацион­ных состояний: он обладает искомой информацией, но жела­ет ее скрыть или исказить; он не обладает искомой информа­цией; он воспринял или воспроизводит ее с непреднамеренми искажениями (для удобства изложения далее будем Обозначать указанные состояния соответственно 1, 2, 3-е). Теоретически вероятность нахождения допрашиваемого в любом из данных состояний, пока не доказано обратное, равнозначна, хотя, естественно, на практике у следователя обыч­но имеются некоторые данные, увеличивающие или уменьша­ющие вероятность нахождения конкретного лица в определен- |ном информационном состоянии.

«Следственные хитрости» как раз и являются приемами, с помощью которых следователь предпринимает попытки | выяснить действительное информационное состояние допра­шиваемого и в случае установления нахождения его в 1-м из. указанных состояний перевести допрашиваемого в состоя­ние выдачи искомой объективной информации или готовности к этому.

Чтобы осознать такую роль «следственных хитростей», следует, видимо, хотя бы вкратце, напомнить как формируется, на чем основывается установка допрашиваемого на да­чу либо правдивых, либо заведомо ложных показаний. В первую очередь, это, естественно, обусловливается интереса­ми допрашиваемого, его отношением к расследуемому делу и к факту совершения преступления. В соответствии с этим) лицо в принципе решает для себя либо объективно передать следователю имеющуюся у него информацию о предмете до­проса, либо скрыть или исказить ее. На окончательное же определение линии поведения допрашиваемого, безусловно оказывает существенное влияние следующий фактор: допра­шиваемый, исходя из своих интересов в судопроизводстве, вынужден учитывать действительное или возможное знание Следователя об этом же объекте (фактах и обстоятельствах, «составляющих предмет допроса) и об источниках информации следователя о нем. Тем самым допрашиваемый в подобных ситуациях активно прибегает к рефлексии, «думает за следователя», строит мысленную модель знания следовате­ля об объекте. В свою очередь, следователь полагает, что | Допрашиваемый находится в одном из указанных, но, как правило, достоверно следователю неизвестном информационном состоянии. Желая перевести допрашиваемого в состоя ­ ние выдачи или готовности к выдаче информации об объек­те(если, разумеется, он ею обладает) и решив с этой целью прибегнуть к «хитрости», следователь исходит из цепи пред ­ ложений, носящих в целом также рефлексивный характер. Отправным их пунктом является предположение о том, что линия поведения допрашиваемого будет обусловливаться рас­смотренными выше взаимосвязанными факторами: психоло­гической установкой личности на дачу правдивых или лож­ных показаний и моделью допрашиваемого о знаниях следо­вателя по существу предмета допроса (знает ли следователь истину по обстоятельствам, составляющим предмет допроса, есть ли у него доказательства, опровергающие избранную допрашиваемым линию поведения и изобличающие его во лжи, и т. д.).

Таким образом, перевод допрашиваемого в желательное для следователя информационное состояние возможен, на наш взгляд, лишь при изменении как минимум одного из наз­ванных факторов. Ни в какой степени не преуменьшая значе­ния учета и использования в ходе допроса предполагаемой Сугубо субъективной установки личности допрашиваемого с целью ее изменения в желаемом направлении, все же счита­ем, что «следственные хитрости» являются средством попыт­ки изменения второго фактора — предполагаемого допраши­ваемым знания следователя о предмете допроса. Это связа­но с тем, что данный фактор в значительно большей степени, чем первый, формируется на объективных (а также вероятностных, принятых в ходе рефлексивных рассуждений) логических посылках, как правило, несложно поддающихся выявлению следователем в ходе его собственных рефлексивных рассуждений, а потому и моделированию. Основанные на этих рассуждениях «следственные хитрости» как раз и служат способом возможной трансформации модели допрашиваемого о знании (или незнании) следователя по существу пред мета допроса в желательном для следователя направлении.

В основе их воздействия лежит такая закономерность психической деятельности человека, выявленная и изученная психологией: процесс мышления человека, формирование его знания и линия его поведения во многом зависят от воздействия на лицо различных внешних сигналов, имеющих информаци­онную природу (зрительных, слуховых и т. п.). Такие сиг­налы выступают в качестве импульса-раздражителя нервной системы человека. На основе анализа протекания событий в прошлом и получаемых при этом импульсов-раздражителей человек предвосхищает будущие значения афферентных (нервных) импульсов. И это в основном является регулято­ром его поведения. В момент изменения импульса-раздражи­теля афферентные импульсы перестают соответствовать экст­раполируемым (предполагаемым) значениям сигналов; в результате возникают импульсы рассогласования и появляется ориентировочная реакция. Модель знания субъекта в нашем случае допрашиваемого о знаниях, которыми на его взгляд обладает следователь) нарушается и ее влияние на условно-рефлекторный механизм торможения и установку на определенное поведение (в нашем случае, на сокрытие или искажения допрашиваемым имеющейся у него информации) ослабевает ²⁵.

По сути дела, «следственная хитрость» и выступает в ка­честве искусственного информационного импульса рассогла­сования, вносимого следователем в модель допрашиваемого о его (следователя) знании об объекте, обусловившую опре­деленное поведение лица на допросе. Однако при этом не­обходимо учитывать, что следователь, прибегая к «хитрости», вынужден исходить, как правило, из минимальной или недос­таточной информации об объекте (предмете допроса), «до­мысленной» им в процессе рефлексивных рассуждений за допрашиваемого, а потому информация, «заложенная» в прие­ме, может быть как достаточно убедительной и адекватной ситуации допроса, так и ошибочной полностью или в сущест­венных своих частях.

Рассмотрим возникающие в этом случае варианты, ибо от того, как будет «работать» «следственная хитрость», если информация, в ней заложенная, ошибочная, и зависит, на наш взгляд, решение вопроса о допустимости «следственных хит­ростей». Теоретические рассуждения будем пояснять на ставшем уже хрестоматийным примере из следственной прак­тики, приводимом в работах Л. М. Карнеевой, А. Б. Соловье­ва и других авторов.

Ошенкова, похитившая с предприятия золотой песок, - показала, что продала его Васирову, который хранил золото в баночке из-под валидола. Последний приобретение золота у Ошенковой отрицал.

Таким образом, на данном этапе расследования следова­тель располагал показаниями Ошенковой о продаже ею зо­лотого песка Васирову (условно обозначим этот как факт 1) и ее же показаниями о хранении Васировым золота в баноч­ке из-под валидола (факт 2). Отметим, что вероятность ис­тинности или ложности сообщенных Ошенковой сведений рав ^на: оба факта могут быть правдивыми и оба они могут быть Ложными. В то же время первый факт может быть правдивым, а второй — ложным. Но в тактическом отношении вто ­ рой факт, безусловно, более ценен и его можно использовать для формирования «следственной хитрости», чему долж­ны предшествовать примерно такие рефлексивные рассуж­дения следователя: Васиров допрошен и отрицает скупку зо­лота, значит он либо золота не скупал, либо уверен в невоз­можности для следователя доказать приобретение им золота у Ошенковой, на чем в последнем случае и основана линия его поведения — установка к даче ложных показаний и от­рицанию этого факта. Но Васиров не имеет сведений, что следователю известно о хранении им золотого песка в баноч­ке из-под валидола. Поэтому, рассуждает следователь, при определении линии своего поведения Васиров скорее всего не принимает возможные знания следователя об этом факте в расчет.

Вызвав Васирова, следователь открыл сейф и достал из него баночку из-под валидола. Заметив, что этот пред­мет привлек внимание Васирова, следователь сказал: «Нет. Это не валидол...»

Баночка из-под валидола и приведенные слова следова­теля и явились импульсом-раздражителем рассогласования модели Васирова о знании следователя. Рассмотрим воз­можные воздействия этог