Танец. Вынос постели. Подушки.

 7 сцена входит Елена

Серебряков – кто здесь? Соня, ты?

Елена – это я

Серебряков – а, ты Леночка? Невыносимая боль.

Елена – я Александр затворю окно

Серебряков – нет, нет. Мне душно. Душно. Я сейчас задремал, и мне снилось будто у меня левая нога чужая. Проснулся от мучительной боли. Нет, это не подагра, это ревматизм. Который теперь час?

Елена -  20 минут первого

Серебряков – утром поищи в библиотеке Батюшкова, кажется он есть у нас.

Елена – что?

Серебряков – Батюшкова поищи, помнится, он же был у нас. Ну, вот отчего, отчего мне так тяжело дышать?

Елена – ты устал, вторую ночь не спишь

Серебряков – вот, говорят у Тургенева, от подагры сделалась грудная жаба. Вот и я боюсь, как бы у меня не было. Вот проклятая, вот проклятая… я сам себе противен. И вам всем должно быть противно на меня смотреть.

18

Елена – ты говоришь о своих болячках таким тоном, как будто мы все виноваты, в них.

Серебряков – да тебе же первой я противен. Конечно, я не дурак, я понимаю, ты молода, здорова, красива, жить хочешь, а я почти труп. Конечно, глупо, что я до сих пор жив. Но ничего, скоро я освобожу вас всех. Недолго мне осталось

Елена – я изнемогаю, бога ради, молчи…

Серебряков – вот, выходит так, что благодаря мне все изнемогли,  один я наслаждаюсь жизнью и доволен. Конечно…

Елена – замолчи, ты меня замучил

Серебряков –  я всех замучил.

Елена – ты не выносим. Скажи, что ты хочешь от меня?

Серебряков – ничего

Елена – ну так замолчи, я прошу

Серебряков – вот странное дело, странное, заговорит Иван Петрович, - и ничего, все слушают. Но скажи я хоть одно слово, как все тут же начинают чувствовать себя несчастными. Даже голос мой противен. Ну допустим, я противен, я эгоист, я деспот, но неужели даже больной я не имею некоторого права на эгоизм? Неужели я не заслужил к себе внимания людей и покой?

Елена – никто, никто не оспаривает у тебя твоих прав, Александр

Серебряков – всю жизнь работать для науки, привыкнуть к своему кабинету, к почтенным товарищам, - и вдруг ни с того ни с чего очутиться здесь, в этом склепе, каждый день видеть глупых людей, слышать ничтожные разговоры. Я не могу. Я хочу жить, я люблю

19

шум, известность, успех… а тут, как в ссылке… не могу… нет сил… и они ещё не хотят простить мне мою же болезнь.

Елена – о боже.

Входит Соня

Соня – папа, ты сам приказал послать за доктором. А когда он приехал, отказываешься принять его, это неделикатно. Только зря побеспокоили человека.

Серебряков – на что мне твой Астров? Он же столько понимает в медицине, как я в астрономии.

Соня – не выписывать же сюда ради твоей подагры целый медицинский факультет.

Серебряков – да с этим юродивым я и разговаривать не стану

Соня – да это как угодно, мне всё равно

Серебряков – господи, который теперь час?

Елена – первый

Серебряков – как душно. Как душно, Соня подай пожалуйста капли со стола. (пьет) не эти! Ну, ни о чём нельзя попросить.

Соня – ну, пожалуйста, не капризничай. Может это некоторым и нравится, но меня избавь. Я этого не люблю и мне некогда. Мне завтра рано вставать. У меня сенокос.

Серебряков – да что ты – сенокос, сенокос… Леночка

Входит Войницкий

СЦЕНА

20

Войницкий – на дворе гроза собирается. Элен, Соня, идите спать. Я пришёл вас сменить.

Серебряков – нет, нет. Не оставляйте меня с ним. Он меня заговорит.

Войницкий – ну надо же дать им покой. Они уже вторую ночь не спят.

Серебряков -   пусть идут, и ты уходи. Прошу тебя, не протестуй. Во имя прежней нашей дружбы. После, после поговорим.

Войницкий – прежней нашей дружбы? Прежней?

Соня – замолчи. Дядя Вань

Серебряков – Леночка, только не оставляй меня с ним. Он меня заговорит

Войницкий -  это становится даже смешно

Входят все

Серебряков – все не спят. Все изнемогают. Один я блаженствую.

Марина – ну что, батюшка, плохо тебе? Ничего, сейчас, полегчает. Эта болезнь у вас давняя, ещё Вера Петровна, покойница, всё маялась. Бывало, все ночи напролёт плакала. А как она вас любила…ух! Как любила! Ничего, батюшка, терпи, у меня у самой ноги гудят. Каждый, - хочет чтоб пожалели. А больных никому не жалко. Вижу, вижу, батюшка, что полегчало. А теперь в постель.

Серебряков -  пойдём, Марина! (увозят, уходят жена, Соня и мать)

Сергей Павлович – господа, я что подумал, вот Голландия или Бельгия, - страны маленькие, люди живут рядом, оттого и философские мысли распространяются быстрее. От одного к

21

другому (2 раза) а у нас? Осенью и весной до Клинцевки не доехать. А ведь есть ещё и Камчатка, а взять Сибирь? А? смех

Петрин – О господи, неужели через десятки лет мы будем в состоянии хохотать над этими днями, а потом провалимся сквозь землю, и имена наши покроются густым туманом.

Щербук– а из тумана вышел я. (пугает)

Телегин – как Ричард Львиное сердце.

Щербук – ну это вы слишком.С ним в благородстве не сравнится никто. Смел, великодушен. А как он это преумножил? Женился, допустим на принцессе. Тоже великодушной и благородной. И передал все свои извилины и мозговые шишки своим детям. А у нас что? Как заведутся в роду кухаркины дети, тут конец всему благородству.

Софья Егоровна – господа, а я вот что решила. Завтра рано утром, пойду в деревню, и тех детей, чьи матери на покосе, буду сама кормить из соски своими руками. Лизочка и Верочка тоже пойдут. Анна Петровна, может и вы пойдёте с нами? Елена Андреевна?

Войницкий – когда вы встанете, покос уже кончится

Сергей Павлович – нет Иван Петрович, ты не прав. Господа, прошу внимания. Софья, моя жена. Пойдёт завтра в деревню помогать крестьянским матерям. Это начало, господа. Мы. мужчины тоже должны. Я решил, отдать крестьянам косцам все свои старые костюмы. До единого, и обувь.

Войницкий – я представил себе, хороши они будут на покосе во фраках. Смех

22

Сергей Павлович – а я действительно, как-то не подумал. А ведь действительно смешно.

Уходят Соня и мать и Трилецкие

Петрин – парадокс – а ведь в эту самую минуту, в какой-нибудь южной стране, сидит человек и думает. Вот сейчас сяду в пирогу и поеду за бананами. Хорошо! Спокойной ночи  уходит

СЦЕНА

Войницкий – профессор спит?

Елена – (УХОДЯ) нет,я замучалась с ним.

Войницкий – вы с ним, а я с самим собою.

Елена – неблагополучно в этом доме. Ваша мать не замечает ничего, кроме брошюр, профессор раздражён, мне не верит, а вы ненавидите мужа и открыто презираете свою мать. Иван Петрович,  вы, кажется должны бы понимать, что мир погибает не от разбойников, ни от пожаров, а от вражды, и всех этих мелких дрязг. Ваше бы дело не ворчать, а мирить всех.

Войницкий – сначала померите меня с самим собою. Сейчас пройдёт дождь, всё освежится и всё вздохнёт. Только меня не освежит гроза. Днём и ночью душит меня мысль, что прошлое глупо израсходовано на пустяки, а настоящее ужасно по своей нелепости. И что мне с этим делать?

Елена – Иван Петрович, когда вы так говорите, я не знаю что вам сказать. Простите, спокойной ночи.

Войницкий – Ну, Элен подождите.

23

Елена -  Иван Петрович, вы устали, не спали, и я не спала. Я  слышала, что приехал доктор? Да?

Войницкий – может быть, всё может быть

Елена – где он?

Войницкий –  он там у меня ночует.. Элен, выслушайте меня

Елена -  Иван Петрович, миленький. Раньше вы  никогда так много не  говорили. Идите спать. (ушла)

Войницкий – ушла… ушла. А 6 лет тому назад я встречал её у своей покойной сестры.  Почему я тогда не влюбился в неё? Не сделал ей предложения? Ведь это было так возможно. Была б она теперь моей женой. Теперь бы мы оба проснулись от грозы, она испугалась бы грома, а я держал бы её в своих объятиях и шептал: «Не бойся я здесь».