Археологические концепции и школы конца XIX—XX В.

Археологические раскопки и исследования во второй половине XIX и в начале XX в. в больших и малых масштабах проводились во всех странах земного шара, увлекая людей всех возрастов и всех спе­циальностей — от маститого ученого-археолога до гимназиста. Огром­ное количество археологического материала хранилось в многочислен­ных музеях и частных коллекциях. Были написаны сотни томов ученых трудов по археологии. На основе археологического материала пи­сались романы, повести, рассказы, поэмы и даже оперы. Исполнялась мечта А. С. Уварова — археология выходила на широкую дорогу.

Археологи разрабатывали классификации, хронологические и пе­риодические системы, методы раскопок и исследований, создавали шко­лы и концепции, собирались на археологические съезды и конгрессы, на которых или договаривались об общих принципах и вырабатывали общую точку зрения или вступали в непримиримые противоречия.

Из общей массы археологов, профессионалов и любителей, выде­лялись талантливые исследователи, которые обобщали весь опыт и весь накопленный материал, ставили и разрешали общие проблемы археологической науки как методические, так и методологические.

Крупнейший французский археолог Жозеф Дешелет (1862— 1914), начавший свою научную деятельность с изучения галло-римокой рельефной краснолаковой керамики, быстро вышел из рамок своей узкой темы и, обобщив огромный археологический материал, разработал классификацию и хро­нологию всех археологических па­мятников Западной Европы. Результаты своих исследований и выводов он изложил в четырех­томном труде «Руководство по ар­хеологии первобытной, кельтской и гальштаттской» (1908—1914). К несчастью для науки, преждевре­менная смерть прекратила плодо­творную деятельность Дешелета. Он пал в бою во время первой ми­ровой войны, сражаясь за Фран­цию.

В области методики археологи­ческих раскопок и исследований иного сделал добросовестный и та­лантливый английский археолог Лэн-Фокс, или Питт Риверс (1827—1900). Кадровый офицер,

полковник (впоследствии генерал) Лэн-Фокс принял имя Питт Риверса после получения богатого наследства от баронета Риверса. Будучи страстным коллекционером, Питт Риверс начал свою деятельность в области археологии с собирания оружия. По мере увеличения кол­лекции и расширения кругозора Питт Риверс пришел к идее просле­дить постепенное усовершенствование техники, особенно военной и судоходной. Механически применяя учение Дарвина, он считал, что вещи развиваются тем же эволюционным путем, что и животные виды. Он предложил свою систему классификации, до него никем не применявшуюся. Свои коллекции Питт Риверс размещал не по странам и не по эпохам, а по рядам отдельных вещей, прослеживая путь раз­вития каждой вещи. Например, в одном ряду были представлены топоры, начиная с самого примитивного и кончая самым совершенным, причем мустьерский топор, сделанный 100 тысяч лет назад, мог на­ходиться рядом с тасманийским топором, сделанным в XVIII в. В другом ряду в таком же порядке располагались копья, в третьем

кинжалы и т. д. Питт Риверса иногда обвиняют в том, что его система есть отход от ис­торизма, но это несправедли­во—Питт Риверс никогда не уклонялся от историзма и не отвергал его. Он только пред­ложил новый аспект изуче­ния вещей. Эволюционист­ская точка зрения Питт Ри­верса никакого значения в данном случае не имеет. От­рицать с этих позиций систе­му Питт Риверса так же нелепо, как например, нелепо отрицать исторические свиде­тельства Библии только пото­му, что Библия религиозная книга. Система Питт Риверса наглядно продемонстрирова­ла значение сравнительно-эт­нографического метода в ар­хеологии, помогла объяснить назначение древних вещей и приблизиться к социалисти­ческому объяснению орудий как древних, так и современных. Коллек­цию Питт Риверса широко использовал в своих трудах Эдуард Тей­лор, равно как и многие другие историки и археологи, изучающие первобытное общество.

Всю свою коллекцию Питт Риверс пожертвовал в основанный им в 1880 г. Оксфордский этнографический музей, первым хранителем которого был назначен Эдуард Тейлор.

Питт Риверс был не только коллекционером и систематизатором, создавшим сравнительно-типологический метод, он был также и поле­вым исследователем, производившим археологические раскопки. Если вообще можно говорить о чьем-либо приоритете в науке, то приоритеть создания стратиграфического метода в археологии принадлежит имен­но Питт Риверсу. Питт Риверс произвел многочисленные раскопки в Англии и в Уэльсе, особенно за двадцатилетие с 1880 по 1900 г. В выборе объектов для раскопок Питт Риверс был так же оригина­лен, как и в системе коллекционирования. Недаром современники считали его чудаком. До Питт Риверса археологи раскапывали глав­ным образом древние погребения, как это делал, например, Ворсо. Питт Риверс раскапывал главным образом древние поселения, как это стали делать по его примеру многие археологи.

Погребение — мертвый, искусственно созданный и в силу этого ог­раниченный образ древней жизни, поселение—сама жизнь. Это преимущество и использовал Питт Риверс. Раскопки поселения — работа более сложная и более трудоемкая, чем раскопки могильника.Они требуют кропотливого изучения каждого сантиметра земли и вглубь, и вширь. Только исследование всех остатков в каждом напластовании, при сопоставлении положения всех вещей относительно друг друга, относительно глубины их залегания и окружающей их среды и беско­нечного количества подобных деталей, дает возможность восстановить картину жизни древнего поселения. Отсюда и необходимость страти­графического метода.

Питт Риверс подчеркивал значение простых вещей, а не только ху­дожественных и других исключительных изделий. Свои выводы и обобщения он строил на основе массового материала и детального ана­лиза вещей. Он производил тотальные (сплошные) раскопки и пуб­ликовал подробнейшие отчеты. Четыре тома его «Раскопок в Крэнборн Чейзе»—образец археологических публикаций. Раскопанный памят­ник мог исчезнуть с лица земли, но по отчетам Питт Риверса любой археолог может изучать его, как будто копал сам.

Над созданием типологического метода, несколько в ином плане, чем Питт Риверс, именно как метода хронологизации памятников бронзового века, много потрудился шведский археолог Оскар Монтелиус (1843—1921), профессор Стокгольмского университета. На осно­вании изучения древностей эпохи бронзы Скандинавии, Италии, Гре­ции, Египта, Ассирии и Вавилонии он распределил все древние вещи по типам. Тип — это группа вещей одного и того же назначения, одно­родных по виду, но отличающихся друг от друга в деталях. Так, брон­зовые топоры, имеющие для руко­ятки не сквозное отверстие, а втул­ку с торцовой части обуха и назы­ваемые кельтами, составляют один тип. Проушные топоры, т. е. имею­щие сквозное отверстие сбоку обу­ха,—другой тип. Обоюдоострые. мечи составляют третий тип, одно­лезвийные—четвертый и т. д. Внутри каждого типа вещи, в зави­симости от различных их форм в деталях, располагаются в типоло­гические эволюционные ряды в по­рядке их последовательного изме­нения от простого к более сложно­му или, наоборот, от более сложно­го к простому. Эволюционные ря­ды разных типов связаны между собой хронологически, т. е. ранние топоры стоят в одном ряду с ран­ними мечами, поздние топоры с

поздними мечами и т. д. Правильность построения рядов Монтелиус проверял по совместным находкам в погребениях. Как и некоторые другие археологи-эволюционисты, Монтелиус полагал, что вещи раз­виваются по тем же законам, что и животные организмы. В этом ошибка Монтелиуса: вещи развиваются и изменяются не в силу како­го-то внутреннего закона изменения форм, а в силу изменения условий жизни человеческого общества. Видя ошибки Монтелиуса, некоторые археологи отрицали и всю его систему, сами впадая в ошибку. Не сле­дует смешивать точку зрения Монтелиуса на причины развития вещей с самим развитием, как не следует смешивать диалектику Гегеля с ге­гелевским идеализмом. Типологическая система Монтелиуса позво­лила установить множество хронологических дат, и ее до сих пор принимают археологи, независимо от того, какую философскую систе­му они исповедуют. Свои взгляды Монтелиус изложил в опублико­ванной в 1903 г. книге «Древние культурные периоды на Востоке и в Европе».

Типологические и хронологические системы, созданные археолога­ми в XIX в., значительно продвинули вперед науку, но почти до са­мого конца XIX в. еще не было синтеза археологии и истории. Важ­нейшие работы по ранней истории общества, появившиеся в конце XIX в., были основаны на этнографических данных, на изучении со­временных примитивных обществ и почти не учитывали археологиче­ский материал. Тем не менее эти работы оказали большое влияние на дальнейшее развитие археологии как исторической науки. Прежде все­го следует назвать одного из крупнейших представителей эволюциони­стской школы в этнографии Эдуарда Тейлора, издавшего в 1881 г. свою «Антропологию, введение в изучение человека и цивилизации». То, что значительно раньше было представлено в трудах Нильсона — создание культурно-исторической схемы развития человечества и пе­ренесение этнографических данных в область древнейшей истории,— теперь было основано на широких характеристиках человеческой куль­туры и ее элементов. Эволюционистская школа акцентировала вни­мание на явлениях, общих для всех народов. Пользуясь методом срав­нения явлений культуры разных народов, ей удалось показать куль­турное единство человечества и близко подойти к пониманию законов развития общества. Вместе с тем эволюционисты, придерживаясь идеи непрерывного прогресса в развитии культуры, рассматривали посте­пенное развитие элементов культуры как естественный рост, без вза­имной связи и обусловленности явлений. Еще ближе, чем Тейлор, к материалистическому пониманию истории человеческого общества по­дошел Л. Морган, книга которого «Древнее общество» (изданная в Нью-Йорке в 1877 г.) привлекла внимание К. Маркса и Ф. Энгельса.

Всю историю человеческого общества Морган делит на семь периодов, представляющих последовательные ступени человеческой культурной эволюции. Каждая из этих стадий выделена в соответствии с успеха­ми в производстве средств существования. Система Моргана получила поддержку и развитие в работе Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884). В создании основных положений материалистического взгляда на историю (исторического материализма) эта книга сыграна огромную роль. На историческом и этнографическом материале Ф. Энгельс доказывает закономерность развития человеческой культуры.

Археологический материал еще не фигурировал в построении Моргана, обращение его системы в прошлое — это только гипотеза. Но археологи XX в., и прежде всего советские археологи, нашли мно­гие подтверждения эволюционистской схемы в конкретном археологи­ческом материале. Конечно, взгляды археологов-марксистов значитель­но шире взглядов эволюционистской школы, но идея прогрессивного развития человеческой культуры оказалась весьма плодотворной. Как и этнографы, археологи XIX в. полагали, что в силу единства физиче­ского строения человека и единства действий его разума результаты производственной деятельности человека на одной и той же стадии развития были одинаковы. Этим объяснялись, в первую очередь, так называемые «параллелизмы» в развитии культуры, т. е. одинаковые явления в культуре разных обществ.

По мере накопления материала и территориального расширения археологических исследований устаревали периодические системы, созданные в XIX в. Создатели этих систем, механически перенося положения эволюционной теории на развитие общечеловеческой культуры, полагали, что человеческая культура развивается в раз­личных условиях, а следовательно, и в разных местах земного шара параллельно и одинаково. Они полагали, что все человечество прошло одни и те же стадии развития, что, например, гальштаттский период раннего железного века одинаков у всех локальных общест­венных групп и что он повсеместно сменяется латенским. Но, во-пер­вых, это положение не объясняло, почему некоторые обществен­ные группы отставали в своем развитии, во-вторых, стало очевидно, что даже у стоящих на равном уровне развития локальных групп формы культуры различны, и они тем более различны, чем выше культура.

На самой низкой ступени развития, в периоды шелля, ашеля, мустье, человек занимался охотой и собирательством, орудия его крайне примитивны. Первобытные каменные топоры были универ­сальным орудием, служившим для различных целей, в частности и для того, чтобы убивать крупных животных и дробить их кости, до­бывая мозг. Убить арктического медведя и тропического тигра можно с равным успехом одним и тем же топором. Поэтому первые камен­ные орудия единообразны для различных точек земного шара. Но по мере развития производительных сил в формах культуры намечаются уже кое-какие локальные особенности, хотя общий уровень культуры локальных общественных групп и одинаков. Особенности эти, едва различимые в эпоху верхнего палеолита (ориньяк, солютре, мадлен), совершенно очевидны в эпоху мезолита. В мезолитическую эпоху в Передней Азии наблюдаются зачатки земледелия. В Палестине у людей так называемой натуфийской культуры, появляются при­митивные земледельческие орудия: мотыжки, серпы, ступки для рас­тирания злаков. В то же время в Дании у людей культуры маглемозе развиваются и совершенствуются рыболовство и охота на водопла­вающую птицу; в связи с этим появляются челн и весло. Нельзя сказать, что эти две локальные общественные группы стояли на раз­ных ступенях развития, т. е. на низшей и высшей, и что натуфийцы прошли стадию маглемозе, или маглемозийцы прошли натуфийскую стадию. Это были просто две локалвные культуры. Так же нельзя сказать, что все локальные общественные группы мезолитической эпохи прошли азильскую и тарденуазокую стадии развития. Деление мезолита на периоды азиль и тарденуаз годилось для Западной Евро­пы, но не годилось для Восточной. Тем более не укладывалось много­образие культур неолитической эпохи в рамки периодов кампиньи и робенгаузена. Так в начале XX в., на основании анализа массового материала широкого круга земель, выяснилась невозможность вывести одну эпоху из другой. Эпохи археологов XIX в. оказались не эпо­хами, а локальными вариантами развития человеческой культуры. Термины азиль, тардеяуаз, кампиньи, робенгаузен, гальштатт, латен и другие стали обозначать уже не эпохи, а культуры.

Археологическая культура—это группа памятников, объединен­ных одним временем, общей территорией и общими характерными чертами. Деление первобытной истории на шесть эпох — палеолит, мезолит, неолит, энеолит, бронзовый век и ранний железный век— сохранилось. Сохранилось также деление палеолита на периоды:

шелль, ашель, мустье, ориньяк, солютре, мадлен. Эта периодизация с некоторыми оговорками признается большинством археологов и поныне. Оговорки же не имеют особенно принципиального значения. Так, например, говорят: палеолитическая культура мадленского облика, желая подчеркнуть, что данная локальная палеолитическая культура чем-то отличается от собственно мадлена, который свойст­вен только Франции. Начиная с эпохи мезолита, различают уже обособленные археологические культуры, каждая из которых делится на свои последовательные стадии, ступени, периоды или эпохи, обо­значаемые обычно или буквами латинского и греческого алфавита, или римскими цифрами, или абсолютньми датами.

Возникновению современного понятия археологической культуры способствовало распространение в началеXX в. картографического метода в археологии.

При изучении древних вещей бросается в глаза значительная раз­ница их форм даже в тех случаях, когда эти вещи служили для одной и той же цели и, следовательно, можно было бы предположить, что при одинаковом использовании у них будет одинаковый внешний облик. Эта разница в форме может объясняться различной древ­ностью вещей, на чем и основана датировка с помощью типологии. Но такую разницу в формах археологи наблюдают и в вещах одина­кового назначения, относящихся к одной и той же эпохе. Картогра­фирование, как правило, показывает, что распространение различных форм вещей одного и того же типа концентрируется в определенных районах. При этом одинаковые типы вещей встречаются в постоян­ных сочетаниях с другими вещами, а также с определенной формой поселения, жилища, обряда погребения и т. п. Таким образом вы­является, что, несмотря на единство общих законов развития чело­веческого общества, его конкретные формы очень различны. Оказы­вается, что отдельные вещи, украшения, обычаи и т. п. могут быть свойственны только данной человеческой группе и никакой другой.

Археологу предстоит еще выяснить, что является причиной такого единства,— одинаковые географические условия, или исторически сложившиеся хозяйственные и культурные достижения, или единство происхождения.

Одно из решений вопроса заключается в том, что за археологиче­скими культурами скрываются древние племена и народы. С самого начала, когда археологи стали разделять древности не только по вре­мени, но и по территории находок, были указаны районы происхож­дения и распространения тех или иных типов — так называемые «культурные провинции». Так, Г.Гильдебранд в 1873 г., изучив фибулы (застежки для одежды) в европейских музеях, писал о север­ных, венгерских, итальянских и других их формах. С самого же нача­ла явилась и идея идентификации «культурных провинций» с опре­деленными историческими народами. Например, И. Аспелин в 1875 г. приписал евразийские древности бронзового века позднейшим финно-уграм и искал, пользуясь данными языкознания, их прародину на Алтае. Но окончательно сформулировал идею идентификации архео­логических культур с этносом — народом или племенем — немецкий ученый Г. Коссина, назвавший свой метод «Siedlungsarchaologie». Крайний националист, предтеча фашистской германской археологии, Г. Коссина (1858—1931) все свои исследования подчинил одной цели — поискам прародины индо-германцев на севере Европы и по­пыткам доказать, что культурное развитие Европы целиком за­висело от воинственных германцев, распространивших культуру путем завоеваний. Но если отбросить все эти измышления и гово­рить лишь об использовании исторических и лингвистических данных для объяснения археологических культур, то несомненно, что работы Коссины имели принципиальное значение для развития археологии. Они были еще одной ступенью в превращении археологии в истори­ческую науку. Ведь дело было не только в сопоставлении археологи­ческой культуры с исторически известными народами, но и в наблю­дениях за самой культурой: в течение ряда последовательных исто­рических эпох границы культур то расширяются, то сжимаются, сами культуры растут, расцветают и приходят в упадок, одна культура может занять территорию другой и т. д. Это наблюдаемое движение культур само по себе источник для исторических выводов. Архео­логическая культура не живой организм, а продукт человеческих групп, которые существуют как общественные организмы. Изучая археологические культуры, мы по существу исследуем древние сооб­щества. Коссина ни в одном труде четко не сформулировал своей теории, но разбросанные в разных местах замечания послужили основой для развития германской археологической школы. Кроме крайнего национализма и расизма, работы Коссины отличаются еще нечеткостью формулировок и попросту ошибочными методическими положениями. Так, например, он утверждал, что культуры могут иметь точно очерченные границы. Но в первобытном обществе ни­каких точных границ не могло быть, политических границ в нынешнем смысле слова не существовало, а на стыках разных культур они сме­шивались, и были переходные районы, где встречались элементы разных культур. Также ошибочно Коссина, пользуясь данными античных источников о германцах, переносил эти данные в глубь веков и говорил о германцах бронзового века и мезолитических праиндогерманцах.

Некоторое влияние на европейскую археологию оказала также так называемая «венская культурно-историческая школа», видней­шими представителями которой были Ф. Гребнер, Б. Анкерман, В. Шмидт и В. Копперс. В их работах, основанных преимущественно на этнографических данных, главное внимание обращается на про­странственное распространение культурных явлений, которые меха­нически объединяются в «культурные круги». Сходные явления в культурах разных народов объяснялисьих происхождением из од­ного центра, так как якобы они могли возникнуть лишь однажды и в дальнейшем лишь перемещались. Возникновение новых культур— результат механического смешения мигрирующих культурных явле­ний. Вся история человеческой культуры сводилась к перемещению и переслаиванию нескольких культурных комплексов («кругов»), распространяющихся чаще всего вместе с народом—«носителем» данной культуры. Перенесение идей культурно-исторической школы в археологию, при всех очевидных недостатках ее метода в целом, имело то положительное значение, что вместо прямолинейной эво­люции стали в большей мере учитывать при изучении археологических культур возможности миграций людей, вещей и идей, заимствования, аккультурацию, диффузию. Идея диффузионизма в археологии ши­роко распространилась, но сама по себе идея «культурных кругов» умерла очень скоро. Под влиянием культурно-исторической школы австрийский археолог О. Менгин написал свою монументальную «Всемирную историю каменного века». Но он не имел последователей, и эта его книга подверглась резкой критике европейских ученых. Созданные путем абстракции «культурные круги» ничего общего неимели с конкретной историей отдельных народов, что, однако, не мешало реакционным ученым объяснять особенности каждого куль­турного круга расово-биологическими особенностями народа — носи­теля данной культуры. Более того, они утверждали, что одни наро­ды — носители высших достижений культуры, они их распространяют в мире; другие способны лишь пассивно воспринимать.

Националистические и расистские выводы Коссины и культурно-исторической школы ничего общего с настоящей наукой не имели. Но стремление к изучению культурных комплексов и отдельных археологических культур сыграло большую роль в развитии европей­ской археологии в период между двумя мировыми войнами. Архео­логи стали прослеживать распределение элементов культуры—вре­менное и территориальное — и выяснять факторы, руководящие этим распределением.

Одной из первых работ, в которой были широко освещены куль­туры Европы эпохи неолита и раннего бронзового века, была книга выдающегося английского археолога Г. Чайлда (1892—1957) «Заря европейской цивилизации», изданная в 1925 г.. Это была попытка не только обрисовать культуры, но и выяснить их генезис и историю. В этой книге, как и в последующих работах, Чайлд выступает как сторонник идей диффузионизма. Эти идеи зародились в среде архео­логов в конце XIX — начале XX в. В какой-то мере диффузионистом был и Монтелиус, но в наибольшей мере проявил себя сторонником этой идеи крупнейший датский археолог Софус Мюллер (1846—1934), объяснявший все без исключения культурные явления в Европе заимствованиями с юга.

Диффузионисты исходят из того, что великие откры­тия в области культуры были сделаны лишь однажды на протяжении истории и даль­ше путем заимствований, миг­раций народовили просто распространением (диффу­зией) передались другим на­родам. Таким образом, воз­можность эволюционного раз­вития отдельных обществ, самостоятельно достигающих того или иного уровня куль­туры, отрицается, самобыт­ность развития культуры каждого народа преумень­шается, а роль заимствований и миграций в человеческой истории непомерно преувели­чивается. В частности, Чайлд

огромное значение придавал влиянию на развитие Европыкультур Ближнего Востока. В названной книге древнейшая история Европы представлена не столько в виде ступеней культуры эволюции, сколько в виде областей диффузии и влияний

Важным элементом в истолковании археологических данных яв­ляется признание их обусловленности географическими факторами. Географическая среда не может определять особенностей развития общества и не может направлять его развитие. Но свойства геогра­фической среды могут замедлять или ускорять развитие общества, и это необходимо постоянно учитывать. Сложность заключается в том, что географическая среда воздействует на развитие и состояние общества не непосредственно, а на основе и через систему обществен­ного производства.

В определении значения географических данных для изучения истории давно уже наметились две крайние тенденции. Одна из них заключается в преувеличении роли географического фактора и даже в придании ему решающего значения в истории (географический детерминизм). Другая прямо противоположна первой и состоит в том, что некоторые ученые не придают значения влиянию на общество географической среды.

Так, например, школа Г. Коссины не придавала большого значе­ния географическим факторам. Составленные ее представителями карты схематичны и учитывают лишь часть элементов физической географии. Рассматривая племена и народы прежде всего как биоло­гические, а не социальные общности, Коссина и его ученики пред­полагали, что биологические свойства народа при любой обстановке, в любом географическом окружении будут проявляться в одинаковых внешних формах.

Но еще в 80-х годах XIX в. появились работы, авторы которых предлагали изучать древности и древние события на основе «доисто­рического ландшафта». В XX в. в этом отношении большие заслуги имеют английские археологи. В 1921 г. О. Кроуфорд суммировал воз­можности и технику географического подхода к первобытной и древ­ней истории в книге «Человек и его прошлое».

К. Фоке в ряде работ показал, что сопоставление археологических карт с картами реконструированного древнего ландшафта представ­ляет собой не только метод фактической иллюстрации, но и орудие научного исследования. Важнейшей работой Фокса была впервые изданная в 1932 г. и с тех пор неоднократно переиздававшаяся «The Personality of Britain». Хотя в книге Фокса господствует концепция географического детерминизма с его фатализмом — предопределен­ностью общественной жизни географическими условиями, все же нельзя не признать большого значения этого исследования а распространении географического метода в археологии. Археологи XX в. понимают, что создаваемые ими типологические и хронологические схемы только тогда становятся историческими реальностями, когда их можно спроецировать на природное окружение, из которого они произошли.

Среди общих археологических концепций XIX—XX вв. особое место должно быть отведено концепциям американских археологов, так как их взгляды на науку и ее цели во многом отличаются от взглядов европейских ученых. Американская археология начала са­мостоятельно развиваться с 1839 г., когда Д. Стефенсом была от­крыта культура майя. С тех пор сделано множество открытий, хорошо изучена археология и история древних индейских племен, населявших Америку, открыты памятники эпохи неолита и даже палеолита. По­скольку археологи-американисты имеют дело в большинстве случаев с культурами, следы которых сохранились у многих индейских племен, американская археология связана наиболее прочными узами с этно­графией или с так называемой «культурной антропологией». Уделяя много внимания изучению явлений культуры и общему определению понятий культуры и ее динамики в формальных и функциональных проявлениях, археологи-американисты в то же время отказываются от решения вопросов о генезисе культурных институтов, считая един­ственной задачей классификацию явлений и путей их распростране­ния. Но история культуры не только процесс распространения, но и процесс творчества и процесс закономерного развития. Археологи-американисты создали свои классификационные системы (в которые включаются и данные материальной культуры, и различные культур­ные явления) и сравнивают распределенные по категориям явления с другими находками и культурами по их внешним связям. Но внут­реннее развитие остается неизученным. Возможности археологии используются не полностью.

Конечно, классификация — первый метод, который должен быть применен в истории каждой науки. Классификация, однако, является не только системой приведения множественности фактов к простоте и порядку, но и «простейшим методом открытия порядка в мире» Поэтому ученые не могут ограничиваться только созданием класси­фикационных систем и на их основе конкретных классификаций, как бы ценны и удачны они сами по себе ни были. Задача в том, чтобы искать законы происхождения явлений, их причины и изучать их в развитии.

Американские археологи—не историки в нашем понятии, это в лучшем случае историки культуры. Поэтому их так занимает опре­деление понятия «культура» и установление «типов культуры» или «культурных моделей». В. Тейлор, подвергший резкой критике археологов-американистов за то, что они превращают классификации в са­моцель и тем самым ограничивают возможности науки, в то же время сам предложил такое понятие «культуры», которое еще больше ослаб­ляет возможности археологии. Он утверждает, что культура — «ду­ховное явление, состоящее из содержания умов, а не из материальных предметов или наблюдаемого поведения». Понятие «материальной культуры» ложно, культура не может быть наблюдаема, она немате­риальна. Может наблюдаться только овеществление элементов куль­туры. Поэтому в классификационных системах нужно рассматривать культурные идеи, а не материальные предметы. В термин «идея» включаются такие категории, как «ощущения», «чувства», «духовные ценности», «устремления», «цели», «знания», «верования» и т. п. В конечном итоге концепция Тейлора ведет к крайнему субъективиз­му в науке, уводит в сторону от конкретного изучения истории куль­туры и уже во всяком случае не содействует использованию археоло­гических данных для изучения истории.

Важнейшим явлением в археологии XX в. следует признать стрем­ление к прямым историческим реконструкциям по археологическим данным, в частности реконструкции социальной жизни и экономики древних обществ. Несмотря на то, что в этой области появился ряд интересных исследований зарубежных ученых (Чайлда,Кларка и др.), по вопросу о возможности таких реконструкций проходит одна из важ­нейших линий разделения взглядов советских и зарубежных ученых-марксистов и их противников. Марксисты утверждают, что общество развивается по определенным законам, существуют определенные закономерности развития производительных сил и производствен­ных отношений. Между материальной культурой и социально-эконо­мической жизнью общества на любой ступени его развития существу­ет определенная закономерная связь. Отсюда вытекают возможности исторических реконструкций по археологическим данным. Многие ученые в зарубежных странах отрицают возможность таких рекон­струкций, так как исторический процесс якобы лишен общих законо­мерностей, история человечества — это собрание отдельных, случайных и неповторимых фактов. Советские ученые вовсе не хотят социо­логической схемой подменить изучение конкретной истории отдельных племен и народов, но они признают, что за конкретными фактами. стоят общие законы развития. Система научных понятий, отражаю­щих эти общие законы развития общества, составляет содержание науки исторического материализма.

Советские ученые получили обширное научное наследство, ноих задачей было не только разумно распорядиться этим наследством, но и расширить масштаб работ и по-новому переосмыслить имею­щиеся данные.

АРХЕОЛОГИЯ В СССР

Русская дореволюционная археология оставила значительное научное наследство. Русские археологи накопили большой опыт, со­брали обширные коллекции древностей, выработали свои методы исследования, поставили и частично разрешили некоторые важные проблемы, но они были крайне ограничены в своих возможностях. Правительство отпускало ничтожные средства, и раскопки велись главным образом за счет частных пожертвований или на личные средства самих исследователей. Ограничен был и круг земель, на которых отыскивали следы исчезнувших цивилизаций. Средняя Азия и Сибирь оставались не только не изученными, но почти не трону­тыми археологами.

В советское время археология в СССР вышла из этого ограничен­ного круга. На огромных пространствах Советского Союза — от бере­гов Черного моря до северных полярных районов, от западных гра­ниц страны до Камчатки и Владивостока—ежегодно работают десятки археологических экспедиций, рассылаемых различными научными учреждениями. Они изучают уже известные и открывают новые древ­ние поселения, дворцы и крепости, могильники, мастерские и т. п. На территории СССР можно найти древности почти всех времен и множества народов — от примитивных орудий каменного века до со­вершенных художественных изделий античности, от скромных земля­нок первобытного человека до роскошных дворцов правителей древних царств. Крупные культурные центры древнего человечества находи­лись на территории, ныне занимаемой Советским Союзом. И их исто­рия и история многих народов, вклад которых в развитие мировой культуры не был отражен письменными источниками, восстанавли­вается по археологическим данным. Из неисчерпаемого исторического архива земли советские ученые непрерывно добывают и исследуют все новые материалы о прошлом человечества.

Государство предоставляет большие средства на археологические изыскания, и впервые в истории они начали включаться в государ­ственные планы наряду с-важнейшими народнохозяйственными меро­приятиями. Большие археологические исследования стали проводиться на новостройках. Созданы научно-исследовательские институты, рас­ширена сеть краеведческих музеев, в университетах введено препода­вание археологии.

Обнаружены и изучены десятки тысяч новых археологических памятников, определены и исследованы десятки древних культур, о существовании которых ранее и не подозревали. За 40 лет открыто несколько сот палеолитических местонахождений. На некоторых из них обнаружены следы шелльской эпохи. Большой интерес представ­ляют открытые и исследованные советскими археологами палеолити­ческие землянки. Это открытие в корне меняет господствовавшее ранее представление о палеолитическом человеке как об обитателе пещер или бродячем охотнике, не знавшем оседлости.

Одним из новейших открытий палеолитических жилищ в СССР являются сооружения, найденные в результате раскопок 1946—1947гг. археологом и антропологом М. М. Герасимовым на сибирской стоянке Мальта (в 80 км от Иркутска). В 1956 г. была исследована слегка углубленная в землю прямоугольная постройка размером 14 х 5 м, относящаяся к ориньякской эпохе палеолита, которая, по приблизи­тельным расчетам, начинается за 40 тысячелетий до наших дней. Для сооружения стен жилища были использованы поставленные на ребро тонкие каменные плиты и кости мамонта, сторона, обращенная к реке, была открыта, крышей служили шкуры мамонта. В жилище найдены остатки трех постоянно горевших костров. Среди массы найден­ных здесь кремневых орудий у двух сохранились деревянные руко­ятки Судя по форме каменных орудий ориньякской эпохи, ученые утверждали, что многие из них имели деревянные рукоятки, но дере­во обычно в палеолитических слоях не сохраняется. Это редкий слу­чай находки деревянных изделий такой глубокой древности. Много найдено костяных изделий: украшения, браслеты, пряжки. Особенно интересны изображения летящих птичек и женские статуэтки.

Другие жилища были округлыми. Из множества открытий совет­ских археологов, относящихся к эпохе палеолита, мы выбрали для рас­сказа читателям последние раскопки в Мальте потому, что о них пока широкие круги читателей почти не знают.

Советскими археологами на основе широко