Глава пятая. Встретившиеся в одном углу.

Наверное, наплевать на всё и просто плыть по течению, уступая естественному ходу времени, – не самая плохая тактика. В голове Чондэ вполне себе разумные мысли вроде этой соседствуют с весёло-бредовыми, потому что периодически проявляющаяся весёлая бредовость Бэкхёна – это заразно. Например, Чондэ представляет себя в образе очкастого учёного-исследователя, а Бэкхёна – особо интересным, но, помимо того, сложным для изучения инопланетным испытуемым. Учитывая, что по инициативе этого самого «испытуемого» они уже третьи выходные смотрят Оригинальный сериал Стар Трека, подобные фантазии легко объяснимы, даже закономерны. Чондэ, если честно, слабо понимает, как можно фанючить на нечто настолько древнее, однако Бэкхёну о своих сомнениях предпочитает не говорить – загрызёт же. Впрочем, к четвёртым выходным Дэ немного проникается романтикой космических путешествий. Стар Трек, по словам Бэка, «сеет разумное, доброе, вечное», и смотреть на это становится как-то приятнее, чем на разрушения и бесконечные мордобои. Немного расслабляет. Чондэ даже примиряется со своей ролью «всего-лишь-друга» Бэкхёна, хотя иногда что-то ощутимо давит на сердце, которое тут же гулко стукается о рёбра, напоминая о подавляемых мыслях. Но и это незаметно отходит на второй план; он больше не хочет быть похожим на Бэкхёна – наоборот, страстно желает, чтобы тот сам стал походить на нормального человека, не пугающего отблеском зеркал чистого льда в порой теряющих эмоциональность глазах. В Бэкхёне каким-то чудом уживаются две ипостаси; в одну Чондэ, кажется, немного влюблён, в то время как другая вызывает у него небезосновательное беспокойство. Всё это, по его мнению, далеко от нормальности. Благодаря Бэкхёну он больше не чувствует себя несчастным или беспомощным, но теперь просто-напросто одержим ответной услугой, выраженной стремлением помочь оттаять. И неважно, что сам Бэкхён об этом даже не подозревает. Бэкхён продолжает паясничать, с шутовской неуклюжестью прохаживаясь по тонкой грани, с которой легко можно слететь, пусть он и говорит, что боится высоты. Когда Чондэ видит его за углом университета, разговаривающим с одним из тех старшекурсников, что задирали их в курилке, предчувствие неприятностей оседает в горле сдержанным в неволе раздражённо-обречённым стоном. К счастью, Бэкхён вскоре разворачивается и идёт в его сторону; правда, замечает только тогда, когда едва не врезается. - Пардон, задумался. У Бэкхёна рассеянный вид; что-то среднее между двумя его ипостасями. Холодок ещё не ушёл из глаз, но и привычная беспечность выглядит заторможено-наигранной. - О чём вы говорили? - Тебя это не касается. Твёрдый и незамедлительный ответ. Бэкхён выпрямляется, демонстрируя свою знаменитую независимую и горделивую осанку, в то время как радужка глаз покрывается изморозью. Он словно нарочно отталкивает, показывает ледяные иголки, но Чондэ не думает обижаться, уяснил уже, что это ничего не даст, только породит между ними трещину. - Не моё так не моё, я не настаиваю на отчёте. Бэкхён веселеет в долю секунды; улыбка, коснувшаяся его губ, выглядит искренней: он окончательно переходит из одного режима в другой. - В таком случае, предлагаю сгонять до одного кафе. В последнее время там стали подавать очешуенные пирожки с вишней. Бэкхён легкомысленно треплется о пирожках да молочных коктейлях, а Чондэ тщетно пытается спрятать улыбку, потому что странно видеть такой энтузиазм от человека, который любым другим напиткам обычно предпочитает алкоголь. А тут – коктейль и пирожки. Ещё один штрих в беспрестанно создаваемый сознанием Чондэ многоплановый образ Бэкхёна? Пирожки и правда оказываются очень вкусными; ещё горячая хрустящая корочка скрывает под собой расплавленную вишню, и Чондэ, слишком поторопившись, открывает рот, потому что обжигает. Бэкхён самодовольно ухмыляется, мол, я же говорил, и с важным видом потягивает коктейль, щурясь, будто кот. Всё это, конечно, хорошо, даже замечательно, но Чондэ не может до конца отпустить беспокоящие его мысли. Но если у Бэкхёна действительно проблемы, он всё равно ничего ему не скажет. Не в его это привычках... *** С Бэкхёном легко и сложно одновременно, но Чондэ нравится, просто надо привыкнуть и не слишком тормозить, когда друг в очередной раз выдаёт что-то, звучащее сущей нелепицей. - Мне улыбнулось солнце. - Прости, что? – спрашивает Чондэ и только потом замечает на одном из стоящих через дорогу от университета фургонов нарисованный подсолнух-солнце с широкой улыбкой. - Благодать, говорю, на меня снизошла, - закатывает глаза Бэкхён, будто ему приходится объяснять очевиднейшую вещь. На самом деле, Бэкхён прав: солнце ему и правда когда-то улыбнулось, иначе почему он сам, когда расслаблен и спокоен, похож на светило в миниатюре? Немного обманчиво, но всё же. Это даже раздражает иногда, но трепыхаться поздно, потому что увяз по самую макушку, безнадёжно. А сам Бэкхён, кажется, ничего не замечает, ему просто интересно жить и не париться. Если подумать, происходящее с ними до глупого смешно, ну или до смешного глупо, как оно чаще всего и бывает в жизни. Чондэ хочет Бэкхёна, а Бэкхён хочет на концерт Placebo, футболку с Дартом Вейдером и коллекционку «Holy Bible» мэников. И у других – точно так же. Тао хочет Сехуна, а Сехун, в порыве внезапного неконтролируемого и затянувшегося на вторую неделю инфантилизма, хочет ещё немного побыть ребёнком. Лухан хочет парня, а объект его влечения хочет девушку. Крис хочет Чунмёна, а Чунмён... Неизвестно, чего хочет этот странный парень, но его желания явно огорчают того, кто в него, вроде бы, по-настоящему и впервые в жизни влюблён. Хоть у кого-то здесь совпадают желания? Чондэ приходит к неутешительному выводу: нет, у тех, кого он знает, они ни черта не совпадают, и это, выражаясь словами Бэкхёна, «пиздец как грустно». И не думать об этом не получается; Чондэ кажется, что легче выбить себе мозги. Одно дело, когда подобное происходит с кем-то другим, в кино, книге или рассказах друзей, но совсем другое – в твоём грёбаном университете, на твоей паршивой улице, в твоей проклятой голове. Не убежать и не закрыть глаза; оно всё равно никуда не исчезнет, пока ты это как сумеешь, не переживёшь. Поэтому он и не бежит, даже не пытается, а встречает очередные выходные в той же самой комнате, к которой уже привык, бесстрастно наблюдая за тем, как кое-кто не знает меры. Они давно уже не ходят по клубам, но это неважно, ведь стратегических алкозапасов Бэкхёна хватит для того, чтобы оказаться не в ладах с собственным сознанием. Фильм давно стоит на паузе, Чондэ трезво стоит на полу, а Бэкхён, опасно балансируя, стоит на его натянутых нервах. - Это обязательно? Бэкхён понимает, что имеется в виду и пожимает плечами. - Считай меня весёлым пьяным семпаем. Такой персонаж обязательно должен быть в каждой истории. Только непонятно, чья же история пишется прямо здесь и сейчас: Бэкхёна, Чондэ... или обоих? И непонятно, каким у неё будет завершение. Чондэ не любит плохие концы, а в хорошие не верит. Остаётся надеяться на некую золотую середину, молиться о том, чтобы маятник не завис на стороне со знаком минус. Но сам Чондэ зависает в ступоре, когда Бэкхён в поцелуе обжигает его вкусом неразбавленного виски. Он не успевает ничего понять, но инстинктивно приоткрывает рот, тем самым предоставляя другу большую свободу действий, чем тот незамедлительно пользуется, настойчиво проводя языком по упруго поддающимся обманчиво мягкому напору губам. И приходит в себя только после того, как голова соприкасается с подушкой, а Бэкхён нависает сверху, сверкая шальными глазами. - Бэк, стой. Что это, очередная твоя проверка? Чондэ думает, что сейчас Бэкхён согласно кивнёт и всё вернётся на круги своя – вернее, хочет думать, потому что в противном случае дальнейшее представляется довольно смутным и пугающим. - О чём ты, какая проверка? – Бэкхён лукаво изгибает бровь. – Почему я не могу делать то, чего хочу? И, смею утверждать, хочешь ты. По-хорошему, оттолкнуть бы, а то и вмазать кулаком по лицу, потому что действия Бэкхёна – нарушение им же воздвигнутых границ, что охраняют дружбу без намёка на нечто большее. Нарушение, обусловленное подстрекательски взыгравшим в крови алкоголем, отцом ошибок. Сомнения душат, но ещё сильнее душит второй поцелуй, от которого внутри всё немилосердно дерёт шипами. И пока разум Чондэ всё ещё пытается протестовать, тело слабовольно отдаётся на откуп осторожных прикосновений, потому что ему давно уже хочется узнать: как это, чувствовать Бэкхёна ближе, чем когда бы то ни было? Ближе, чем можно было бы представить. Чондэ догадывается, что будет об этом жалеть, но сейчас ему кажется, что гораздо страшнее упустить свой, быть может, единственный шанс; страшнее так никогда и не узнать. Бэкхён ни о чём не тревожится, упрямо добиваясь робкого отклика от покрасневших из-за долгого поцелуя губ, и Чондэ сдаётся почти без борьбы, следуя его примеру. Всё происходит неловко и спутано, будто у него первый раз. Как обухом по голове долбит мысль: а ведь так оно и правда впервые... Осторожно и неторопливо, сглажено и плавно, нереально красиво и чуть ли не нежно. Без набившей оскомину брутальной пошлости, без нагнетающего желания завершить всё побыстрее, ради одного только момента оргазма, чтобы благополучно забыть до следующего раза. Здесь и сейчас – со стыдливой откровенностью, затапливающей взор ярко-красным, потому что чужие губы играют на теле, будто на диковинном музыкальном инструменте: они умело ласкают ключицы, приводя в действие тщательно скрываемые до сей поры механизмы, отвечающие за едва слышимые стоны. Моментом – больно и напряжённо, но тихий шёпот успокаивает, а оглаживающие бока и бёдра ладони продолжают настраивать тело для дальнейшей игры, что порождает чудесную мелодию воедино сплетаемых голосов. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Невнятные звуки глушатся поцелуем, в то время как тела двигаются в единодушно выбранном темпе; желание обоюдоострое, нестерпимое, лихорадочно ищущее выход. И когда происходящее становится совсем невмоготу, оборачивается разливающимся по телу сладострастным жаром, Чондэ не слышит ни себя, ни Бэкхёна, только глухой и яростный стук в грудной клетке. Он чувствует, как Бэкхён отстраняется, забирая с собой половину тепла, но ничего не говорит, только закрывает глаза и тяжело дышит. Главное, что Бэкхён всё ещё тут, рядом. Эйфория сходит с тела и, что гораздо более фатально, с разума, уступая место страху. Чондэ не знает, сколько времени они безмолвно лежат: может быть, час, может быть, меньше. Ему даже кажется, что утомлённый Бэкхён уснул, но это не так: он шевелится, переползая поближе к подушке, переворачивается на живот и с угадывающейся обречённой интонацией выдыхает одно лишь слово, которое вновь открывает в спальне врата для холода. - Зря...