Глава третья. Замёрзшие в мае.

Сехун, мягко говоря, не одобряет зародившееся и прогрессирующее общение Чена с Бэкхёном, но держит своё недовольство в узде, потому что предчувствует – серьёзный разговор обязательно приведёт к не менее серьёзной ссоре. Чен не вполне понимает, почему младший воспринимает Бэка в штыки, а объяснять тот отказывается наотрез, только морщится и поворачивается спиной, будто обиженный ребёнок. - Он волнуется о тебе, это нормально. Трезвый Бэкхён всегда сохраняет арктическое спокойствие, которое невозможно потревожить; озорные искры в глазах потухают, как только алкоголь перестаёт действовать, и им на смену приходит что-то, что Чен идентифицирует как тщательно скрываемую усталость. Хотя, конечно, он вполне может ошибаться, ведь это же Бён Бэкхён, поди пойми, что творится в его ветреной голове. - Он мог бы просто внятно объяснить, что конкретно ему не нравится. - Можно подумать, ты сам всегда всё объясняешь, - пожимает плечами Бэк. – Говорить прямо всегда сложно, особенно если тебя не готовы слушать. Ну, или если тебе есть чего стыдиться. Чен подозревает, что уж Бэкхён то в курсе, почему Сехун каждый раз при встрече с ним делает вид, будто смотрит сквозь него; в курсе, но ничего не скажет, потому что, вроде как, это не его, Чена, дело. Чен слишком много не понимает; например, его приводит в недоумение тот факт, что Бэкхён ухитрился уговорить его под самый вечер забраться на крышу проклятого торгового центра, причём сделал это с таким видом, будто позвал прогуляться по парку и покормить хлебом уток в тамошнем пруду. Бэкхён подходит к бордюру крыши и с опаской смотрит вниз, после чего с некоторой поспешностью отступает и с усмешкой смотрит на озадаченного спутника. - Ты же не думал, что я буду рисоваться перед тобой и, как в кино, балансировать, прохаживаясь по краю? Если я вздумаю повыделываться, то, скорее всего, пизданусь вниз, прямиком в те мусорные баки – и даже если выживу, то страшно покалечусь. И, вообще-то, я жутко боюсь высоты. Неожиданное откровение – идеальный Бён Бэкхён чего-то боится. Чен подходит ближе, глядя на забитые доверху мусорные баки. Лететь недалеко. - Зачем мы вообще сюда пришли? - Интересно, о чём они думали, когда прыгали? Нечестно отвечать вопросом на вопрос, но Бэкхёну этого не запретишь. Чен снова смотрит вниз, на грязный и мокрый после дождя асфальт, на котором воображение подсказывает искать полустёртые меловые линии. Ему не слишком хочется размышлять над вопросом; он не желает знать, о чём думают самоубийцы, решаясь сделать шаг с твёрдой поверхности прямиком в воздух. - Ты осуждаешь их? - Что? – Бэкхён удивлённо моргает, будто не сразу понимает, почему вообще должен кого-то осуждать. – Нет, конечно же нет. Если я начну осуждать, то чем буду лучше тех уродов, что открывают охоту на ведьм и поджидают возле клубов с битами наперевес? Каждый волен выбирать сам. Просто, на мой взгляд, это слишком радикальное решение проблем. - Наверное, они чувствовали себя очень несчастными. - Знаешь, я однажды прочитал в одной книжке по психологии замечательные слова. Каждый несчастен ровно настолько, насколько считает себя таковым. Вот ты, Чондэ. – От взгляда Бэкхёна, пристального, прожигающего кожу насквозь, становится неуютно. – Ты страдаешь, потому что тебе нравится страдать. Ты загоняешься, потому что тебе нравится загоняться. Вот в чём твоя проблема. Каждый здесь так или иначе несчастен. Лухан влюблён в натурала, Крис в шлюху, Сехуну не хватает тепла, а Тао душит его, стремясь привязать к себе как можно крепче. Представь, как круто будет собраться здесь всем вместе, взяться за руки и прыгнуть. И больше никаких проблем. Массовое самоубийство «голубых», СМИ долго будут перетирать это дело. - Ты утрируешь. - Возможно. Чен уже почти привык, что рядом с Бэкхёном невозможно не теряться; он то излишне весёлый, беспрестанно зубоскалящий, беспечно сплетничающий, а то неожиданно серьёзный, прямо как сейчас. Но Чену это нравится; Бэкхён настоящий, не особо заботящийся о том, что о нём думают другие, предельно честный и, нельзя не признать, обладающий аурой обаятельного засранца, который может говорить всё, что взбредёт в голову. - А ты? Ты сам счастлив? Чен не ожидает быстрого ответа, а Бэкхён как-то странно улыбается, пряча озябшие пальцы в карманах толстовки и глядя на то, как закатное солнце окрашивает горизонт алой краской. - Да. У меня есть голова, руки и ноги, я не инвалид, неплохо учусь и не завишу от родителей. У меня есть знакомые, с которыми можно поболтать и повеселиться, и есть те, с кем можно при желании потрахаться. С чего бы мне чувствовать себя несчастным? Тон Бэкхёна уверенный, но Чена не отпускает подозрение, что тот немного лукавит. - А кто для тебя я? - Новый человек, с которым мне интересно не только говорить, но и молчать. – Бэкхён медлит, но всё же продолжает: - С новыми людьми хорошо, пока они не начинают от тебя что-то требовать. - Почему ты такой... разочарованный? - Я не разочарованный. Я, надеюсь, здравомыслящий. И счастливый я ещё и потому, что не позволяю себе привязываться к людям. Советую тебе попробовать, Чондэ. «Наверное, ты очень одинокий» - вот что хочет сказать Чен, но молчит. Ему кажется, что это прозвучит осуждающе. - Пойдём отсюда, а? – Бэкхён весь будто сжимается. – Этот май на удивление холодный. - И куда же мы пойдём? Бэкхён смотрит на Чена так, будто тот сморозил несусветную глупость. - Ко мне, конечно же. Я давно хотел пересмотреть все Звёздные войны, но нужна была компания. Ненавижу пересматривать что-либо в одиночку. Чен кивает, ибо почему бы и нет. Он рад, что они покидают продуваемую всеми ветрами крышу; ему тягостно здесь. А этот май и правда слишком холодный... *** - Почему ты тогда ударил Криса? Ни за что не поверю, что дело в моей поруганной чести или в пьяном желании нарваться на драку. Чен задаёт этот вопрос, пользуясь небольшим перерывом между вторым и третьим эпизодами Звёздных войн; они с Бэкхёном валяются на диване, а на полу лежат пустые бутылки из-под пива, ибо «насухую» смотреть кино Бён отказывался наотрез. Бэкхён безвольной тушкой сползает вниз и как-то грустно тренькает одной бутылкой о другую. - Я ненавижу, когда люди врут, а Крис на девяносто процентов состоит из вранья. - Но тебя это никоим образом не каса... - Крис был моим первым парнем. Два года назад. Спустя минуту гробовой тишины Чен напоминает себе о том, что неплохо было бы подобрать свою челюсть с пола. - Он и тогда если не врал, то предпочитал ничего не рассказывать. Я не люблю, когда мной пытаются пользоваться. И меня тошнит от того, что Крис проделывает нечто подобное почти с каждым. Честно говоря, мне давно хотелось ему вмазать, а в тот вечер благоприятно звёзды встали. Чен слезает с дивана, усаживаясь рядом с Бэкхёном. Как всё, оказывается, запутанно. - А с чего ты взял, что Крис влюблён? Ты сказал, там на крыше, что он влюблён. Бён улыбается. У него сотня улыбок на все случаи жизни; эта – кривая и невесёлая, с оттенком жалости. - Я знаю его, как облупленного, поверь. И ещё знаю, что Чунмёну по фиг, с кем спать. А Крис хочет его и не любит делиться – потому и бесится, когда Мён ведёт себя с ним, как с пустым местом, а потом отчаливает к своему очередному дружку. Чен невольно фыркает; ему сложно представить, что кто-то может вести себя с Крисом, будто с пустым местом. Наверное, этот Чунмён и правда особенный. По-своему. - Мы не сможем посмотреть третий эпизод, - трагично заявляет Бэкхён, щёлкая пультом и забираясь обратно на диван, - я хочу спать. Ты хочешь спать? Когда Бэкхён театрально надувает губы и изображает влажный взгляд, с ним лучше не спорить, это Чен уже уяснил. - Пожалуй, хочу. - Тогда бери одеяло, лезь сюда и грей меня. Долбанный холодный май... Чен слушается, потому что и его немного ведёт от выпитого; соприкосновение головы с подушкой вызывает облегчённый вздох, и он неосознанно обнимает Бэкхёна одной рукой, упираясь лбом ему между лопаток. Тот молчит, будто так оно и надо, и Чен уже почти успевает заснуть, когда Бён в очередной раз за вечер умудряется ошеломить его. - А знаешь, почему Сехун вечно такой недовольный, когда видит меня? С ним я тоже спал. Удар ниже пояса; Чен захлёбывается вздохом, а жар от его вспыхнувшего лица кажется способным воспламенить чужую футболку. Бэкхён кряхтит, потому что тело не желает слушаться, и поворачивается к нему лицом. - У нас ничего, разумеется, не вышло, и он немного на меня обижен. Он славный, а я для него слишком холодный. - Понятно. Чен правда не знает, что ещё может тут сказать; слишком много информации за один вечер. Лицо Бэкхёна совсем близко, и от глубины его почти чёрных глаз пьяная голова вновь начинает опасно кружиться. - Спи давай, - бормочет Бэк, - завтра понедельник, и если ты не встанешь по первому зову будильника, я сброшу тебя с дивана, имей в виду. Чен закрывает глаза, чувствуя, как Бён продолжает ворочаться. У него холодные ступни; такое ощущение, будто лежишь на диване с ледышкой. Чен думает, что в таком положении думать особо не о чем: притягивает парня ближе и плотнее кутает их обоих в одеяло. Этот май слишком холодный, а сейчас им совершенно точно нужно хотя бы небольшое количество тепла. Обо всём остальном он подумает позже.